И ничего не надо, кроме моря

♬ Tri Yann — Dans la lune au fond de l'eau ♬ Roc'hann – Dans la lune au fond de l'eau

1585

Марсель не умер в первые пять минут боя, чему был несказанно рад. Простое человеческое желание покапризничать ещё никогда не заводило его так далеко… Вынужден признать, лезть на абордаж было плохой идеей. Лезть прямо за Алвой — ещё хуже. С другой стороны, когда англичане смекнули, что их посетил демон во плоти, они проявили благоразумие и держались от дона капитана подальше, хотя это мало помогало. Забавно то, что прыгать на чужое судно, орать и грабить собирались ребята с «Короля Артура», а вышло строго наоборот! Вокруг свистело, кричало, звенело и падало. Валме старался соответствовать обстановке, ну разве что без последнего — нападался он в своё время достаточно, причём сразу в море, минуя все палубы. Поэтому он занял выгодную позицию где-то на носу английского судна и отгонял особенно смелых от трапа, который они перекинули на «Сан-Октавию». Свои быстро убедились, что упрямый виконт стоит скалой, и перестали прикрывать ему спину. Это обстоятельство сначала польстило, а потом напугало, ну и чёрт с ним, умирать — так в бою. Всяко более лестная смерть, если сравнивать с бесславным утоплением! А уж под чьим флагом… Припомнив слова Алвы, Марсель обернулся на «Сан-Октавию», поднял глаза и увидел чёрное полотнище, на котором виднелось что-то вроде крыла. Английских пиратов было немного жаль. Видимо, это не самая сильная команда, которую просто послали чуточку пограбить, и ребята нарвались на настоящих морских чудовищ. Их явно не предупредили, что испанской короне поднадоело терпеть извечные грабежи на морских маршрутах, так что неожиданность вышла двойная. Неожиданность ли? Рокэ намекал на обратное, похоже, это англичан ничему жизнь не учит! Размышления о взаимоотношениях чужих держав не мешали виконту пырять ножом и неудобной шпагой всех, кто лез на корабль или, что хуже, на него. Удачненько он занял не самую горячую точку… — Как страшно враз отринуть всё былое, — забормотал Марсель, отбиваясь от очередного наглого бородача. Тот удивился и, кажется, хотел дослушать. Виконт не стал лишать парня удовольствия и вежливо продолжил: — И оказаться неизвестно где. Нескладно. Зато честно… И почему это вдохновение всегда не вовремя? Хватит с тебя, красавец! Дуй-ка обратно в свою Англию. Или сразу на небеса. Потому что нечего морским грабежом промышлять, лучше бы ты пошёл торговать какими-нибудь сырами… Марсель поймал себя на том, что восхищается, как ловко они это провернули: формально «Сан-Октавия» всего лишь защищается, и никому в голову не придёт, что это они поджидали и тем более атаковали оконфузившихся корсаров. Бедняга сэр Фрэнсис Дрейк — самомнение грозы морей определённо пострадает, когда он узнает о таком провале. А испанцы всё впечатляли, хотя казалось бы — куда дальше. С Валме хватило эпизода, когда Хуан стремительно зарезал нервного аборигена, оказывается, так умели все. На борту испанского галеона не было ни одного лишнего человека: сражались переодетые матросы, таскали оружие повара, капитан и старпом находились в гуще драки, подавая не команду, но пример. Марселя разобрало на смех с неозвученной шутки, чем он только удивил перед кончиной очередного англичанина. Зачем отказываться от брадобреев на войне? Вот уж кто умеет обращаться… со всякого рода лезвиями! Обороняя себя и краешек «Сан-Октавии», Марсель старался не отвлекаться на других, но не выходило. В голову лезли уроки фехтования и вдолбленные в голову национальные особенности оного. Сегодня он увидел своими глазами, что испанцы действительно дерутся как демоны — оружия столько, что его держат в зубах не для красоты, а для удобства, отбили одну шпагу — держите вторую, шпаги нет — бери кинжал, благо их достаточно в карманах и рукавах. Кончились клинки — добирай зубами. Тут и там блестели на солнышке лезвия эспад и абордажных шпаг с простыми, но внушительными рукоятями. Кажется, у Рокэ на эфесе был какой-то узор, но ему положено. Надо при случае рассмотреть… если все доживут… Мимо промчался кто-то белобрысый, кивнул, Марсель не узнал его. Странно, почему: здесь что ни макушка, то тёмная… Про победы испанской пехоты слышал весь мир, а кто не слышал — тот уже лежал в могиле. От условно торгового корабля, на котором даже цирюльников нету, Валме такого не ожидал. Сочинять и драться одновременно было весело, но тут на Марселя свалились аж трое. Возмутившись такой наглости, виконт издал что-то воинственное и метнулся в сторону; его хватило лишь на то, чтобы отпихнуть одного и надрезать второго, а третий воспользовался случаем, скотина эдакая, и попал. Левое плечо обожгло холодной сталью, и если б не удивление, Валме бы, наверное, испугался или разозлился. Было неожиданно, поэтому он слегка замедлился, чувствуя, что боль несколько сковывает движения, а потом всё-таки доиграл партию до конца — не зря он тут канат у борта бросил! Враг был вежливо пропущен на «Сан-Октавию», и прямо там он споткнулся. Пока вставал, подоспел Пако, а остальные уже куда-то… смылись… — Что вы здесь делаете? — из немного померкшего водоворота бликов и движений показалось лицо, в алых и чёрных разводах, но всё равно знакомое. Хуан! Почему старпом не с капитаном? Марсель молча кивнул на уложенные штабелями английские трупы и понял, что улыбается во весь рот. Нет, он точно сошёл с ума, зато… зато Рокэ был прав, бальные танцы с придворными зубочистками никогда не сравнятся… с этим! — Возвращайтесь на борт, месье виконт. Мы закончили… А крови что-то много, это не смешно… Мы закончили, а боль только начинается. Вот теперь стало страшно: одно дело — бравировать в трюме и писать стихи про героическую смерть, попивая вино с видом на королевский сад, и совсем другое — нарваться самому. Прежде ему доводилось получать несерьёзные раны, а может, и серьёзные, но под рукой всегда были лучшие королевские лекари. Пришлось отложить неуместные воспоминания на потом — старпом Суавес без лишних комментариев подхватил его под другую руку и помог перебраться на родную палубу; скорей перетащил, но это всё равно было любезно с его стороны. Вот почему крови лучше не течь! Палубу-то потом кто оттирать будет? Явно не Фрэнсис Дрейк. — Как-то быстро, — поделился наблюдением Валме. Показалось со страху, что он опять обращается к мачте, но мачта обернулась и ответила: — А чего тянуть? Вообще их так мало было, дон капитан один бы всех раскидал, ну мы уж так, ради приличия… — Драконовцы обленились, — поддакнула другая мачта. — Это разве грабёж… — И не говори! Они даже не пытались. — Кто так грабит, кто-о так грабит, — двоилось в ушах. — А всё почему? Нельзя недооценивать врага! Это его быстро накрыло, уже мачты разговаривают. Кто-то смеялся, кто-то плакал, кто-то молился вслух. Кого-то отпевали, похоже, ему примерещился и священник. Немного посидев на украденном сундуке и оттерев кровь с кинжала, Марсель убедился, что перестал путать мачты с людьми, и недовольно посмотрел на свою руку. Левая, отвалится — не страшно, хотя лучше бы кровь остановить. Вокруг переговаривались: — Там кто-нибудь в живых остался? — А то ж, пассажиров чего резать? Правда, старпома не тронули, сдался он… Дон капитан велел грести домой и докладывать, что они тут видели… — Пусть запоминает получше, чтобы в следующий раз таких удивлённых рож не корчили! — Далеко не угребёт, — заржали прямо над ухом. Кто-то задел плечо, весьма неудачно. — На паре этих… Да без припасов… — Когда сжигаем «Короля»? — Как прикажут, так и поджигаем… Мы всё оттуда вынесли, что могли, и знаешь — большая часть подписана нашими… ну, с «Санта-Марии», которые так и не вернулись. — Слыхал? Фернандо погиб. — Да упокоит Господь его душу… Погиб не только Фернандо, но ещё около десяти человек. Так мало в сравнении с англичанами, так много, когда всех знаешь! Что ж, заслужили северяне, нечего на чужие сокровища рот разевать… Свои земли открывайте… Подивившись собственной кровожадности, Марсель занялся жгутом, пытаясь состряпать его из пояса. Одной рукой выходило не очень, особенно с попутными размышлениями о географии и пляшущими перед глазами пятнами. — Потери? — Пока шестеро, троих ищем. Возможно, утонули. — Раненые? — Две дюжины, двое тяжёлых. Лаконичный диалог в лучших традициях Рокэ и Хуана, собственно, это были как раз они. Чтобы не выслушивать укоры опытных абордажников, Марсель перешёл в нападение первым и сообщил, не преуменьшая своего восторга: — А мне понравилось! В следующий раз в трюм не полезу, так и знайте. Несколько осложняло беседу то, что он плохо видел собеседников, но, кажется, говорил громко. Во всяком случае, размытые фигуры обернулись лицевой частью. — О да, вы недвусмысленно дали это понять, — заверил его дон капитан, присаживаясь рядом на бочку и отбирая недоделанный жгут. Было бы глупо спрашивать, чья кровь на Алве, определённо английская. И теперь немного французской. — Вы представляете, — заговорил виконт, обращаясь к багровому пятну на капитанской рубашке. Туда смотреть было всяко приятней, чем на собственное мясо. — Они как попрут втроём, да на одного… А я их не пустил. Правда, потом немножечко пустил, но недалеко… потом Бласко… — Рад за вас, хотя вынужден сообщить, что рана скверная. На ногах удержитесь? — Конечно, — сказал Марсель. — Носилки у вас паршивые… я знаю, я их делал. На ногах долго не простоял, но это было неважно — мир вокруг стремительно погружался в черноту. Последнее, что он запомнил — треск огня, запах дыма, проникающую в душу синеву, мокрую от крови рубаху и чей-то смех.

***

Какой странный бальный зал: под ногами привычно скользит, музыка и кружащиеся в смехе и танце парочки не в новинку, но кто отделал стены голубым камнем? Незнакомый вид, зато красивый. Он тоже танцевал — сначала с меднокожей прелестницей, затем с Генрихом, потом короля сменил Рокэ, и прекрасный кипарисовый клавесин, привезённый из Венеции, куда-то пропал. Танцы кончились, резкая музыка стала громче; у танцующих появились огромные кривые клинки, пол под ногами провалился и выкинул бредящего виконта обратно в мир живых. Ощущения, признаться, не из приятных. В последний раз он бредил в юношестве, когда самым глупым образом простудился под дождём и схлопотал сильный жар. Сейчас было немного веселее, потому что насыщенное новыми впечатлениями сознание окончательно покинуло странный бал и принялось порождать картинки куда более абсурдные. Марселю очень хотелось досмотреть невнятный полусон, в котором он снова прихватил капитанскую шляпу, та в качестве наказания превратилась в медузу, он бросил медузу в сундук, а в сундуке оказался папенька. Он грозил пальцем и говорил в основном о том, что он же говорил… — …всегда ваш, любящий сын Марсель, — услышал он свой голос и проснулся окончательно. Во рту пересохло, но переживать сей ужас в тишине не представлялось возможным. — Господи, ну и привидится. Я что, умер? — Вашему отцу можно только позавидовать. Любящий сын Марсель пишет письма с того света, — повернув тяжёлую, но уже ясную голову набок, Валме разглядел дона капитана за письменным столом. Кажется, виконт опять оказался в капитанской каюте, если это, конечно, не чистилище, куда попадают с испанского галеона. — Очнулись? — Вполне… Скажите сразу, половину руки оттяпали или всю? — Не буду скромничать, если бы вы потеряли хоть палец, я бы зарёкся лечить людей, — туманно отозвался Рокэ. — Всё на месте, можете убедиться. Марсель не без опаски перевёл взгляд на левую руку. Целая. Повязка чуть намокла от крови, но по сравнению с тем, что он запомнил, это действительно было «чуть». — Теперь можно? — внутрь проскользнул Луиджи, кажется, он раненым не был. Конечно, парень же торчал в трюме, как забыть… — Марсель, живой? — Живее всех живых, — убедительно сказал Марсель и неубедительно пошевелился. — Ладно, не настолько, но… — Тогда могу поздравить с боевым крещением. Антонио рассказал, как ты их всех… — Антонио — лапушка, хотя я бы тоже послушал. После некоторых кошмаров и не такое забудешь! — При первой же возможности нужно будет записать. Вторая половина сна для высшего общества не годилась, но бальный зал в образе палубы боевого корабля запал Марселю в душу, как и любопытный набор партнёров. — Всего-то полтора дня валялся, — укорил Джильди, — а уже все подвиги из головы вылетели? Если боцману и было завидно, то совсем чуть-чуть. Но полтора дня! Когда-то это казалось вечностью. — Можете за это выпить, господа… — Рокэ зевнул и потянулся, чудом не содрав настенную карту. — Бутылки где-то в шкафу. — А все вместе? — Луиджи поразительный, вроде оберегает святость капитанского приказа, а когда надо — и перебить, и настоять готов. — Мы же отбили целый чёртов корабль. Вы, то есть… — Мы. Можно и вместе, но не раньше завтрашнего вечера, — обозначил дон капитан и вышел, оставив их греметь бутылками в собственной каюте. Марсель не был уверен, чего жаждет больше — выпить, позавтракать или расписать в огромном письме на родину свои подвиги. Интересно, какой последует ответ. — Может, правда подождём до вечера? — Ни за что. Боевое же крещение, — упрямо повторил Луиджи и протянул ему чарку. Что ж, военных традиций не избежать, мы и не будем. — Держи, заодно полегчает… Это надо обмыть, между нами говоря, ты впечатлил даже Хуана. — Что-что?! — если бы Марсель мог подорваться и сесть, именно это он бы сейчас сделал. — Прости, конечно, но как ты это определил? — Ну… Когда он докладывал про раненых, первым назвал тебя, — припоминал Джильди, поигрывая пробкой, — и посмотрел. То есть, дольше, чем обычно… — Тут он непроизвольно изобразил взгляд старпома, и получилось настолько убедительно, что Марсель прыснул со смеху. С учётом ранения это была плохая идея, но вскоре они хохотали в два горла — при всём уважении к Хуану и его талантам. — Ну что ж, жизнь прожита не зря… К слову о том, как я её не потерял — что за традиция такая, отлёживаться в капитанской каюте? — Традиция, — передразнил Луиджи с плохо скрываемым возмущением. — Поблагодари своё высокое происхождение… Вначале ты валялся в лазарете вместе со всеми, но поскольку все уже знают, что ты за шишка, парни настояли на лучших условиях… Меня не спрашивай, у этих испанцев к породистым соотечественникам своего рода пиетет. Дворянин — значит, дворянин. На это оставалось только пожать плечами. Марсель как-то не придал значения тому, что на обратном пути в Испанию для него освободили крохотную одиночную каютку на корме, по старой привычке приняв это как должное, но с лазаретом даже как-то неловко. Прежде его такие мысли не посещали, прежде он и не дрался в разномастной толпе, ощущая себя с нею единым целым. Одно утешает, Алва ночами либо что-то писал, либо уходил на палубу. — Кровь кровью, — какая ирония, — а так всё встало на свои места. Хуан был мной так недоволен, потому что я был бесполезным расшитым золотом мешочком? На лице Луиджи отразилось всё, что он промолчал — бесполезным, непонятным, чужим, излишне громким, чересчур смешливым, щеголеватым, жеманным, и ещё позиций десять, с которыми Марсель расставаться пока не собирался. Друг из боцмана был лучше, чем актёр, поэтому он только пожал плечами. — Как сказать… Я здесь не так давно, чтобы всё про всех знать, но он вообще-то серьёзный парень, — повторил очевидное Луиджи. — Мы всей командой за дона капитана в бурю прыгнем, если он прикажет, но Хуан прыгнул бы первым. Немного метафорично, но ты поймёшь… — Понял, — вежливо ответил сочинявший стихи Марсель. — Я для него недостаточно серьёзный… и чересчур придворный. — Дело не в этом… — Теперь у Луиджи был такой вид, словно он собирается рассказать какую-то страшную тайну, но до конца ещё не решился. — Как ты мог заметить, здесь не очень хорошо относятся к новичкам. — Но ты-то тоже не старожил. — Я моряк и, по сути, нанялся. Хотя меня тоже приняли не сразу, и, поверь мне, Хуан пристально за мной наблюдал… Чем выше должность, тем больше требований. А ты пришёл не по найму, и вообще тебя спасли, — Джильди сделал неудачно таинственную паузу и ещё неудачнее сменил тему: — Должен признать, ты быстро ко всему привыкаешь. Правда, я не ожидал и был предвзят, как все… — В общем, я напоминаю о чём-то плохом и при этом не внушаю доверия, — виконт не поддался на лесть, только вытянуть больше ничего не удалось. — Чудесный образ. А что вы там про вечер говорили? — Да так, невинное моряцкое развлечение. Петь, пить, танцевать, — вкратце обрисовал Луиджи, выглядело замечательно и звучало тоже. — Не сегодня, так завтра. Тебе бы ещё полежать, Бласко тоже пока не порхает… И дон капитан всё-таки иногда спит… — А что, не спал? Отбились же. — За тобой смотрел, например, — усмехнулся Луиджи. — Хочешь — верь, хочешь — нет… И не делай такое лицо — а ты как думал, кто на борту за лекаря?

***

Мягко шуршали волны, ритмично разбиваясь о борт и рассыпаясь в мелкие брызги — в темноте их можно было спутать с упавшими звёздами. На верхней палубе зажгли огонь в лампах, и мачты освещались снизу, их верхушки словно пропадали в небесной мгле. Было прохладно, но Луиджи знал, что это ненадолго: на «Сан-Октавии» победы отмечали с размахом, а о провианте можно не беспокоиться, невинно ограбленный «Король Артур» оставил вдоволь пищи и вина. Занятый разметкой сундуков с провиантом и драгоценностями, он почти не возвращался мыслями ни к родной земле, ни к цветущей, а потом отпустило, словно по щелчку. Так бывало всегда, стоило удалиться от берега и оказаться там, где тебе суждено быть — между небом и океаном, за работой, которой не видно края, как и воде за бортом. Луиджи даже оставил мысль обратиться к капеллану, хотя после боя несколько раз на него натыкался. Почему? Он не чурался церкви и искренне искал утешения, да и богохульные речи капитана не имели цели кого-то переубедить. Разве что сам… Нет, Луиджи не отворачивался от бога, но иногда ждать ответа тяжелее, чем не ждать ничего. Да и что он может получить? Всё хорошее, что когда-либо случалось с ним, давно прошло. Пробравшись через весёлую толпу ставших родными матросов, Джильди плеснул себе вина и ушёл на полупалубу — оттуда было хорошо видно, что происходит, но никто не мог схватить его за руки и утащить в гущу веселья. Лодки перетащили на время пляски, и пьяный весёлый хоровод разошёлся на всю главную палубу. Кто-то поминал покойников, кто-то радовался своему выживанию, кто-то залез на главную мачту и оттуда горланил песни или поносил англичан. Оживший боцман и хотел бы поорать с ними, но в этот раз он даже не участвовал в драке — не заслужил. — Не присоединитесь? — Хуан из капитанской каюты сразу направился сюда, он не мог не обратить внимания на одинокого боцмана. — Может, позже. Кто там терзает несчастный струнный? — Я знаю только, кто этого НЕ делает… — старпом помолчал, вглядываясь сверху вниз в толпу. — Однорукий Хосе. Что ж, это многое объясняет. Луиджи невольно улыбнулся, а потом и рассмеялся. Чувство юмора у Хуана было, что ни говори, но докопаться до него мог не каждый и не сразу. — Напомните, где он руку потерял? — Где-то в Португалии. Тогда Хосе не брали ни на один корабль, но дону капитану он доказал, что умеет справляться одной правой. У Однорукого Хосе отобрали инструмент, кто-то забарабанил кулаками по доскам, выбивая новый ритм. Танцующие перестроились в противоположную сторону и затянули что-то бойкое, пусть и без слов. Лей-ле-лей… Нет, не та. Показался выбравшийся из лазарета Бласко, привалился к каким-то канатам и по мере сил начал подпевать. Луиджи невольно огляделся в поисках светлой макушки капеллана, но на подобные мероприятия монах предпочитал не выходить. Зато другая светлая голова не заставила себя ждать: Марсель не повторил судьбу Хосе, хотя руку нёс на перевязи. Луиджи проследил за недоуменным взглядом виконта и теперь уж совсем развеселился. — Это тебе не бальный зал! — Я вижу, — не стал спорить виконт. — Какая-то странная гальярда, хотя она не лишена очарования. Не слишком ли сатанинская пляска по меркам ваших церковников? — Где же это видано, — вслед за ним поднялся капитан, окинувший танцоров куда более благосклонным взглядом, — чтобы с моего корабля снимали какие-то мерки представители Святого Престола? Луиджи, вы опять? — Я только смотрю, — открестился Джильди. Ещё не хватало при всех объясняться… К счастью, сегодня Рокэ не был нацелен вытаскивать за уши страдающих боцманов: он выспался после единоличного дежурства в лазарете, сменил окровавленную рубашку на новую и, если бы не все прочие детали, отдалённо напоминал маркиза. — Вот именно. Могли бы присоединиться, — Алва оставил им бутылки и гитару, забрал Хуана и исчез. Ненадолго, но теперь в самом деле стоило спуститься. — Удержишь? — Луиджи поделился своими соображениями с Марселем, и они в три руки унесли добро вниз. Укромное местечко возле мачты выглядело многообещающе, не считая того, что рядом уже похрапывал кто-то из своих. — Не бойся, раненых за руки в круг не тащат. Ты как вообще? — Лучше, чем ожидал, — признался Валме и более-менее ловко открыл бутылку. На вид он был бледный и схуднувший, но всё-таки живой: в первый день за него и за Бласко боялись и молились, а потом как-то получилось… Как-то? Если бы капитан не посвящал всё свободное время врачеванию, было бы никак. Чёрт возьми, если б Луиджи дошёл до этого сам и раньше, может быть… Ерунда. С чумой не справляются и лучше целители, куда ему? — Будь другом, объясни мне, что происходит. Это всё немного непривычно… — Ты про войну? Англичане… — Луиджи, я не настолько дурак, — вежливо сказал виконт и кивнул на толпу танцоров, постепенно оттекающую к бортам корабля. — Они куда собрались? Может, нам тоже надо? — Ах, ты об этом… Сейчас увидишь. Капитан и старпом вернулись сразу в освободившийся круг, и оба при оружии. Здесь победу в драке отмечали новой дракой — в знак того, что война не окончена после победы. В первом своём бою с англичанами Луиджи проявил себя хорошо, потому что ему было совсем нечего терять, и в тот же вечер ему выпало сразиться с Алвой. Конечно, эти дуэли были скорее показательными, но в первый раз Джильди об этом не знал. Теперь он наблюдал отражение своего былого недоумения на лице Марселя и не мог удержаться от ухмылки. — Милые у вас тут развлечения. Англичан не хватило, что ли? Сидели бы и пили за столом, поди плохо, — его ворчание было сильно наигранным — выдавал азарт во взгляде. — Как думаешь, кто кого? — Вопросы у тебя… — Пошутил. Но Хуан мне кажется соперником… серьёзным. — Мы с ним на равных, хотя я давно не проверял, — сказал Луиджи. — А сейчас даже гадать нечего: если бы Хуан и мог тягаться с капитаном, он не из тех слуг, которые мечтают убить хозяина. Вот за хозяина — на здоровье… Марсель присвистнул, но переспросить не успел — началось. Пение резко прекратилось, остался только сухой размеренный ритм: кто-то из ребят продолжал отбивать кулаком по доскам. Однажды Луиджи такое уже видел, и всё равно представшее зрелище впечатлило его, как в первый раз: в кругу остались только двое, непобедимый капитан и преданный ему до последнего вздоха старший помощник. Нужно было знать их обоих, чтобы понимать — старпом Суавес сдерживаться не будет. Так и вышло — иначе и быть не могло, если дерёшься против Алвы, в шутку ли, всерьёз ли, будь готов выкладываться на полную. Хуан атаковал первым, но это не выглядело безрассудно. Практически не делая лишних движений, старпом плавно и очень быстро сделал выпад с полушагом вперёд, смешав сразу два обманных манёвра. Рокэ улыбнулся, хотя его это вряд ли сильно впечатлило, и слегка сдвинулся влево, не поднимая оружия. Луиджи помнил, что нужно смотреть в глаза сопернику, если хочешь прочесть его движения. Что ж, им обоим нелегко смотреть в глаза… По личному опыту Луиджи, испанцы фехтовали не так, как нормальные люди, они умудрялись смешивать ледяной расчёт с напористым огнём. Хуан двигался мало, но любой его жест походил на вспышку — старпом выглядел спокойным и сосредоточенным, при этом он был готов сорваться с места и перейти в прямую атаку каждую секунду. Рокэ был не то чтобы в глухой обороне, но прочитать его казалось нереальной задачей. Смотрит в глаза, не куда-то в сторону, а рука держит шпагу настолько ровно, что даже по кончику лезвия не поймёшь, куда будет нанесён удар — лезвие просто не движется. Но огоньки на нём бликуют, и это, несомненно, на руку Алве. Он специально встал недалеко от ламп? Вряд ли, хотя всё может быть… Луиджи подумал, что они затягивают с этой игрой в кошки-мышки, и в ту же секунду воздух над «Сан-Октавией» разорвался оглушительным лязгом стальных клинков. Капитан и старпом как будто перешагнули какую-то черту и одновременно ударились в атаку. Одинаково размашистые движения, одинаковый обман — каждый контролировал себя по максимуму. Что было показательнее, так это их лица — Луиджи раньше не замечал, что такая безумная улыбка бывает не только у Алвы… с кем поведёшься… Они начали драться всерьёз, все вокруг затаили дыхание. Звон клинков, танец двух огней, каждый из которых и жжёт, и обжигается — пламя посреди бескрайней воды… Это он столько выпил или сталь в самом деле заискрила? Оглушительно громкий звон раздался одномоментно с криком толпы — моряки ухнули в унисон. Эспада Рокэ прочертила в воздухе что-то наподобие креста (вот уж точно злая шутка), и клинок Хуана откатился в сторону. — Дьявольщина, — пробормотал Марсель, о котором Луиджи забыл напрочь. — Я моргнул? — Было быстро… Всегда бывает. Довольные друг другом соперники разошлись, чтобы через один круг совместного питья со всеми, кто попадётся под руку, встретиться возле бака. Джильди отсалютовал кружкой, Валме высказался первым: — Красиво, но страшно… Господа, такими темпами вы оставите корабль без командования. — Не оставим, — заверил его Рокэ. Шпагу с фамильным узором на эфесе он уже где-то бросил, как будто это не было семейной реликвией, впрочем, Луиджи тоже доставшихся в наследство вещей не ценил. — Как вам южные варвары? Недостаточно нежно для французского двора? — Все, кого я знаю, упали бы в обморок ещё от размеров вашего клинка, — Марсель дал им отсмеяться и добавил: — Либо я не в себе, либо вы использовали элементы итальянской школы… — Разумеется. Многие из этих людей, виконт, лишены возможности обучаться у мастеров фехтования, поэтому могут подсмотреть что-то у других, — Рокэ, не глядя, указал себе за спину — там, благоговейно держа в руках чужую шпагу, Пепе старался повторить один из увиденных сегодня выпадов. — В этом есть смысл. А у кого учились вы? Впрочем, вряд ли я узнаю фамилию учителя… — Узнаете, хотя называть её нет нужды. В основном я учился у своего брата, — усмехнулся Алва. — Так что если вам в голову закралась мысль, что вы увидели нечто поразительное, забудьте. То, что слышал Луиджи о капитанской семье, с трудом можно было назвать приятной темой для беседы. Валме явно навострил уши, но тут вмешался Хуан: — Это правда: я проиграл, но хотя бы стою на ногах. Господа, в кают-компании уже накрыт стол. — Стол? — недоверчиво переспросил Марсель, и все снова прыснули. — На вашем варварском корабле едят за столом? Ни разу не видел… — После сражения и по праздникам мы собираемся там, — сжалился Луиджи, потому что испанские черти откровенно наслаждались недоумением гостя. Впрочем, нельзя сказать, чтобы гостя это как-то расстраивало. — Я думал, тебе понравится. — Если кто-то голоден, можете идти; прежде скажите, куда вы дели мою гитару. Ну, и кто бы нашёл в себе силы уйти после этих слов капитана?! Хуан быстро разогнал ближайших пьяниц, расчистив место для импровизированной сцены; Антонио притащил свою флейту, которой очень гордился. Луиджи посторонился, слушая вполуха спор Рокэ и Марселя по поводу виуэлы и чувствуя себя полнейшим ослом. Может, останься он бароном на родине, разбирался бы в народных инструментах, а так… Струны — они струны и есть, важнее, кто по ним бьёт. — …само собой, но сегодня будет французская. — Правда? Не вынуждайте меня скучать по дому. Я её знаю? — Вряд ли. Моряцкие легенды, — Рокэ уже наладил инструмент и, как ни в чём не бывало, пристроился на какой-то бочке. Так и не скажешь, что маркиз, и всё-таки Луиджи не мог отделаться от мысли: на корабле Алва больше походил на дворянина, а едва сходил на берег — превращался в пирата, и дело вовсе не в одежде. — Зато здесь её узнают — я как-то переводил, пусть и криво, но смысл сохранить удалось. Всё начинается с глубокой реки, огибающей остров… Луиджи знал его манеру играть, не предупреждая, и с полуслова начинать петь — всё равно вздрогнул, как в первый раз. Песня была незатейливой и простой, но море, луна и музыкант превращали её во что-то неземное. Повторяющиеся куплеты, нанизанные друг на друга, толкали в пляс и заставляли подпевать даже тех, кто слов не знал. Матрос, крути брашпиль! В бочке осталось ещё вино… В бочке осталось ещё вино, поддакивали счастливые пьяные матросы, и Луиджи — вместе с ними. Dans la lune, rouli roulo, Il y a un grand abîme Souquons dur, oh hissez haut, Y a encore du vin dans mon tonneau… В бездне лежит раковина, в раковине стоит корабль, а в бочке осталось ещё вино… Подни-май! Кто-то снова пустился в пляс; мелодия была не медленной и не быстрой, и вскоре к ней приноровился выстукивающий ритм Пако, а вот и Антонио со своей флейтой. Парень одно время был флейтистом в богатом доме, но его выгнали за какую-то провинность… Дело было в портовом городе. Et dans l'église, oh hissez haut, Il y a une jolie fille Dans l'église, oh hissez haut, Au long de l'île, au fond de l'eau… Моряки обняли друг друга за плечи и помчались в круг, задирая ноги и старательно подпевая то на своём, то на чужом языке. В бочке осталось ещё вино, ла-ла-лей! Вот это — хорошая песня, пусть и в ней можно услышать собственную тоску… Что ж, её можно отыскать где угодно, поэтому лучше не искать вовсе. Луиджи прислонился к мачте и залпом допил своё вино. Слева от него кто-то подпевал, и очень хорошо — вот у Марселя точно были дома уроки музыки, и он их не прогуливал. Et dans le cœur au fond de l'eau, Il y a un grand abîme Souquons dur, oh hissez haut, Y a encore du vin dans mon tonneau! — Её можно сыграть в четыре руки, — выпалил Валме, едва эхо струн растворилось в окружающей их ночи. Сказка о подводных городах закончилась. — Тоже с флейтой, но представьте, две гитары и два голоса… — Идея неплохая, но вы кое-чего не учли, — ухмыльнулся капитан, убирая инструмент с колен. — Руки у нас только три… — Это временно, клянусь вам… мачтой, — пообещал Марсель и молитвенно возвёл глаза к уходящим в небо парусам. Рокэ одобрительно рассмеялся и всё-таки предложил им пройти за стол.