Из СССР с любовью

Михайлович зашел на борт крейсера Хакета, сжимая в руках газету. СССР, несмотря на стремление постоянно развиваться и совершенствоваться, от старых привычек отходил очень тяжело. Вот и с печатными изданиями не смог распрощаться, как более гибкий в этом отношении Альянс, который все новостные сводки перенес в экстранет. Советский адмирал пялиться в экраны не любил жутко, поэтому заставлял кого-то из экипажа читать ему последние известия. Но газетами с удовольствием шуршал сам и даже журналы выписывал, хотя редко читал их от корки до корки. Последняя доставленная газета целый день не давала ему покоя. Поплакаться было решительно некому, а таскать в себе недовольство Михайлович не имел привычки. - Я уже встречаю тебя не у лифта, а прямо здесь, - улыбнулся Хакет. – За экипаж переживаю. - Что с ним сделается, с твоим экипажем, - отмахнулся Михайлович. – Видел это? – адмирал ткнул пальцем в изображение Колесникова в газете. - Да, уже ознакомился, - кивнул Хакет. – Странно, что СССР решил вынести это в массы, учитывая вашу историческую таинственность. - А как не выносить? Это же не какой-нибудь балерон, пританцовывая, подался к Призраку, а целый посол. Начнут спрашивать: «Куда дели?» и что говорить? Брехать? Так не заслужил он того, чтобы ради него людей в заблуждение вводить. - А с чего бы вдруг? Каковы предпосылки? – полюбопытствовал Хакет. - Да не знаю, - Михайлович прижался спиной к стене. – Но у него там сладкоголосый друг Призраку постель стелет – вполне мог переманить. Хотя… Не знаю. Никак не могу смириться с мыслью, понимаешь? Я ведь все для него делал. Всегда подбадривал, веселил, успокаивал. Я был нежен. Ну, сам знаешь, я умею, а теперь вот это, - он вновь кивнул на газету. – Меня бесит мысль, что он не просто предал нас, но и сделал это прямо перед войной. Вот не сука, а? Хакет молчал. - Правильно, что не отвечаешь, - слабо улыбнулся Михайлович. – Я бы тебе пощечину дал, если бы ты кивнул хотя бы. А потом заорал на весь крейсер, что ты ко мне приставал. - Ты шутишь, значит не так все плохо, - прищурился Хакет. – И что делать будем? Учения закончились, и мне приказано отвести флот к «Арктуру». - Отводи, раз приказывают, - отозвался Михайлович. – А мне на Землю надо попасть. Разъяснить кое-что в Совете Обороны. Да и еще кое-куда наведаться. «Кое-куда» - это на Лубянку, в известное здание, в котором он бывал всего несколько раз. Хотя, это все же превышает количество посещений среднестатистического советского гражданина. Большинство сограждан безопасников не любили, и Михайлович к меньшинству себя не относил. Последнее посещение было не так давно, и он все еще помнил постные лица пробегающих рядом адских КГБшников. Сейчас же повестки ему не пришло, а в приемной можно просидеть до конца жизни. Михайлович уже решил, что если его не примут в день обращения, то он не поленится и нарисует лампасы прямо на плаще памятника Дзержинскому. Плевать, что высоко, он что-нибудь придумает. Со стремянкой придет и заодно повеселит публику, которой, наверняка, понравится увиденная картина. Ну и за хулиганство его прямо там отправят во внутреннюю тюрьму Лубянки. То, что просидит он там недолго, адмирал знал наверняка. Пользоваться служебным положением не принято, и он сам это ненавидел, но иногда ситуация требовала. Вот как сейчас. Ведь если договариваться через Совет Обороны, то ему назначат встречу через неделю минимум и подготовятся. А ведь иногда важно побыть неожиданным. - Как считаешь, мы справимся? – неожиданно тихо полюбопытствовал Хакет. – Несколько лет подготовки, а у меня настолько скверные предчувствия, что хоть плачь. - Не плачь, Стивен, - подмигнул альянсовскому адмиралу Михайлович. – Мы справимся. Или не справимся. - Последнее мог бы не говорить, - Хакет подошел к иллюминатору. – Вот появятся они сейчас, вот сию секунду, и как быть? - Учитывая, что рядом я, у тебя будет возможность несколько минут попаниковать и побегать по кругу. Я в это время тут покомандую. Но ты такие настроения от себя гони. Не хватало еще тебя откачивать вместо того, чтобы этих сволочей сничтожать. - Не угодно чаю, товарищ адмирал? – повернулся к нему Хакет. – Ну, пока есть возможность. - Правильно. Чай попить надо обязательно. А то прилетят Жнецы, а нам ссаться нечем. Только к тебе в каюту я не пойду. Ты там расчувствуешься, бросишься мне на шею и разрыдаешься. А как мне тебя успокаивать? Только пощечинами. А мне лениво силы тратить. Давай в кают-компании посидим, по-простому. Ты уже, поди, отвык от общения с офицерьем. Так, покрикиваешь на них да портянки свои стирать заставляешь. А общаться надо. - Не учи жизни. Я тебя постарше буду. И, в отличие от тебя, у меня не одна битва за плечами, - нахмурился Хакет. - Вот Жнецам это и расскажи. Давай, ты будешь их разговорами отвлекать, а я Флотом командовать и им по спинкам стрелять. Замечательно получится. Без лишних потерь. - Чай принеси, - обратился Хакет к подскочившему дежурившему солдату. - Пепельницы где? – замотал головой Михайлович. – Вот все у тебя не для людей. Вот как советскому адмиралу здесь покурить? Или на кораблях Альянса пепел принято глотать вместе с бычком? - Принесите ему посуду какую-нибудь, - обратился Хакет к тому же солдатику. – Можно я посмотрю газету? - Она на русском. Ты что, язык вечного врага выучил? Похвально и приятно, - Михайлович протянул газету и откинулся на спинку стула. Хакет погрузился чтение или же умело делал вид, что понимает то, что написано. Михайлович же заострил внимание на двух женщинах, беседующих за соседним столом. Обсуждали они что-то настолько увлеченно, что адмиралу моментально захотелось подслушать. Да и мысли о Колесникове прогнать из головы. Вот о чем могут судачить бабы? Да ни о чем, чтобы касалось службы. Наверняка обсуждают мужскую часть офицерского состава. Но все равно было любопытно. Скользнув взглядом по выпавшему из реальности Хакету, Михайлович подкурил и весь обратился в слух. - Жизнь в колониях не такая уж легкая, - сказала одна из женщин. – Вот взять Мари. Променяла службу на флоте на должность охранника. А результат сама знаешь. Еще легко отделалась. - Да уж. Хорошо, что с ней это сделал один идиот. А если бы их много было? Как бы она это пережила? – подхватила другая. – Хорошо, что этого урода быстро поймали. Да и старший у них - отличный офицер. Бережет теперь ее. Боится, что она уйдет со службы. Черт, маньяков нужно кастрировать. Это ж надо такое с девушкой сотворить? - Ее старший не отличный офицер, а полный идиот, - не смог не вмешаться Михайлович, моментально закипев. Девицы оторвались друг от друга и посмотрели в его сторону. Поднявшись, обе козырнули и молча вылупились на адмирала. - Ну что смотрите? Офицер этот, вами нахваливаемый, дерьмо, - вновь заговорил Михайлович. - Вы его не знаете, но смеете делать такие резкие выводы? И это - советский адмирал? – заговорила самая смелая. – Влез в разговор и оскорбил незнакомого офицера. Хакет оторвался от газеты и тоже уставился на Михайловича. - А мне не надо его узнавать, чтобы сделать очевидные выводы, - проглотил очевидную грубость адмирал. – Вместо того, чтобы в довесок цинично оттрахать мозг этой дуре, он еще бережет ее, хотя обязан гнать в шею. - Послушай, Борис, там случай очень неприятный в колонии, - почти шепотом заговорил Хакет. – Но твое-то какое дело. Или советские адмиралы действительно во все свой нос суют? Над девчонкой надругались, а ты превращаешь это событие в балаган, как принято. Какие тут могут быть выводы? О чем ты? Михайлович разозлился. - А выводы самые простые. Ах бедная девочка, ах, злой дядька - трахнул ее без разрешения. Смею напомнить, что девица – офицер. Хотя, какой она, к черту, офицер? В ее обязанности, как я понял, входит охрана колонии, а она сама себя охранить не смогла. Это нормально? От одного мужика не смогла отбиться, а в бою их меньше было бы? А попади она в плен после боя? Да ее бы отсношали все, кому не лень. А она бы еще дико возненавидела всех кругом, забывая о том, что во всем виновата сама. И на хрена идти на службу, если ты не можешь сопротивление одному выродку оказать? Понабрали восторженных идиоток и сидите-радуетесь. Мол, какой Альянс умный: додумался женщин на службу принимать, не то, что совки проклятые. Ну вот приняли. Справилась со своими обязанностями? Нет. Смогла бы вовремя подать сигнал тревоги? Нет. Смогла бы помочь колонии, ввязавшись в бой? Тоже нет. А раз стала подстилкой для маньяка, который, стоит отметить, прекрасно чувствует готовых к спариванию самок, значит хотела этого всеми силами. И получила, что хотела. И что у нас в итоге? Пока она предавалась любовным утехам, в колонии бесчинствовали бы враги, если бы это случилось во время нападения. Я обязан жалеть ее после этого? Да я бы трибуналу ее отдал, не задумываясь. И тех, кто ее обучал и допустил к службе заодно, дабы такие кадры в течение военной жизни не пускали. Ну и неплохо было бы понасиловать заодно, чтобы лучше прочувствовали свою некомпетентность. Михайлович выдохнул и закурил еще одну сигарету. Девицы переглядывались, Хакет не моргая, сверлил его взглядом. - Ты что смотришь на меня? Я что-то не так сказал? Или кого обидел незаслуженно? Девчонку жалко – нельзя так с женщинами. А вот офицера, коим она являлась, ничуть. Война что ли уже началась, и все бабы на фронт бегут? Не признаю я ваших реалий. Вот сколько не вникал в них, все равно они выше моего понимания. - Пойдем ко мне в каюту. Хватит народ нервировать, - поднявшись, произнес Хакет. - Я же сказал, что не пойду в твою каюту. А сейчас мне вообще здесь интересней, - Михайлович перевел взгляд на девиц. – Ну, а вы, барышни? Кто из вас способен оказать сопротивление старому адмиралу, который хочет комиссарского… Тьфу ты! Офицерского тела военнослужащей Альянса? - Михайлович, прекрати. Это переходит все границы. Ты же адмирал, в конце концов, - попытался угомонить товарища Хакет. - Между прочим, исход этой ситуации будет ответом на твой вопрос о том: победим мы или проиграем к херам. Уж разреши потягаться силой с одной из своих красавиц. Вы не против, дорогие? – обратился он к женщинам. Те молчали. - Я против. Слушай, я понимаю, что ты из-за друга весь извелся, но не надо на моих людей свой негатив сливать, иначе я вынужден буду попросить тебя покинуть корабль, - пригрозил Хакет. - Да считай, что уже попросил, - Михайлович поднялся и пошел к лифту. – Может, проводите, господин адмирал? А то я опять что-нибудь не то скажу по дороге, и вынужден буду оплачивать твоим офицерам психолога. Хакет подошел к советскому адмиралу, перетаптывающемуся около лифта. Невозмутимый вид, словно он не гадости говорил, а дифирамбы пел – раздражал. А больше всего бесило Хакета, что внутренне он был полностью с ним согласен. Михайлович, не стесняющийся в выражениях и не подбирающий более мягкие слова, был чертовски прав. Но не скажешь же ему об этом, дабы он не возгордился и общение строил только на высмеивание военной доктрины Альянса. - Ну что, прощай, товарищ. Держи свою газету. Надеюсь, увидимся еще в дружественной обстановке, а не в космических баталиях вынуждены будем связь поддерживать, - сказал он Михайловичу. - Давай, господин адмирал. Не сильно-то балуй тут своих офицеров, - Михайлович пожал протянутую руку и покинул крейсер Альянса.

***

Колесников отбросил планшет и постарался успокоиться. Это часть замысла и не более того. Он выполнит поставленную задачу и вернется героем. Но это когда будет, а новостная сводка – вот она, перед глазами. Разведчик легко себе представил, как Михайлович, прочтя это, наверняка, в газете, прижег его тамошнему изображению глаза, а сам экземпляр потом долго топтал. Вот и все логично сделано. Даже Петровский с его проницательностью подвоха не увидел, а на душе погано. А еще испортил настроение несговорчивый клон Шепарда, который в отличие от прототипа, был редким ублюдком. Полчаса общения – и Колесников сам захотел в лаборатории. Причем, вместе с гадким клоном в качестве объекта для исследования. Петровский любезно дал немного времени, чтобы обжиться, приведя его в отведенный кабинет. И что он тут должен делать, в этом кабинете? Книг по воспитанию клонов не нашлось, разрешение на убийство распоясавшейся копии тоже на столе не имелось. Оставалось только читать новости, вгонять себя в еще более глубокую депрессию. Но нужно было думать, как взаимодействовать со связными. Сообщения со станции не пошлешь: то, что его проверяют и все его выходы на связь будут прослушивать и отслеживать - понятно даже идиоту. Остается действовать по старинке – путем подсовывания инструкций и данных под коревый пенек, коих здесь нет. Ну и бумагой разживиться, коей ему не предоставили. Можно рвать книги, подчеркивать необходимые слова и искать там нужные предложения, составляя отчеты. Но если в кабинете камера, то смотреться он будет весьма подозрительно, хотя и смешно. - Олег, - вызвал Колесников товарища. – А можно где-нибудь бумагу достать? - А зачем? – полюбопытствовал друг. – Современные планшеты глаза не портят. - Оно так. Да странно я буду смотреться, когда при общении со своим новым другом, то и дело буду пытаться занести умные мысли в планшет. С блокнотиком, конечно, тоже выйдет комично, но, надеюсь, его так раздражать не будет. А если придерется, скажу, что хочу научить его писать, ибо он наверняка не умеет этого. Или вы научили? - Нет, навыкам письма его не учили. Буквы набирать, конечно, он может, но на бумажном носителе… Да только совки ими и пользуются, поэтому не стали его совсем делать всесторонним. А вот ты, будучи его воспитателем, можешь делать все, что сочтешь нужным. Только не рассказывай ему, где нужно взрывчатку закладывать, чтобы от станции ничего не осталось. - Да я и сам этого не знаю. План станции ты же мне не дал, - отозвался Колесников. - И не дам пока. Прости. И по станции будешь передвигаться в сопровождении какое-то время. Меры безопасности такие, сам понимаешь. Призрак велел глаз с тебя не спускать, и я это одобряю. - Боитесь предательства? Так вы к себе позвали врага народа, так что будьте готовы к тому, что я буду дико саботировать местную кухню и не смывать за собой, - постарался улыбнуться Колесников. – Можно я снова отправлюсь к клону, а то я зачахну от тоски? - Конечно. Только щиты не забудь активировать на случай бешенства оного, - посоветовал Петровский. – Может даже, они тебя спасут. - Вот спасибо. А я-то живу надеждой, что они мне не понадобятся, а должен молиться, чтобы спасли, - Колесников подошел к двери. – В принципе, если вы с клоном общаетесь и между делом называете его «бешеным», то его озлобленность понятна. Как его хоть называть? Клоном? Или Шепардом? - Мы задавали этот вопрос ему. Имя он не выбрал. Подскажи ему, если сумеешь, - сказал Петровский. – Дверь открыта. Можешь идти.

***

Покинув кабинет, Колесников тут же столкнулся с двумя оперативниками. Судя по лицам, которые молитвенно выпрашивали кирпича, пытаться общаться с дуболомами – бессмысленно. А значит, знакомиться тоже не нужно. Хорошо еще, что его не под руки повели, а один зашагал впереди, а второй – любовался на задницу разведчика. И глаза ему не закрыли, посему можно хотя бы попытаться запомнить окружающие его станционные джунгли. Хотя, размер этой станции лишал возможности все обойти и запомнить, на что и положился Призрак, отказавшись фанатично выкалывать глаза Колесникову каждый раз, когда он надумает покинуть кабинет. Десятиминутная ходьба была полезна только для организма. Ничего запомнить или найти что-то важное не удавалось. Коридор самый обычный, терминалы попадались редко, да и пользоваться ими ему не дали бы, отсеки, время от времени попадающиеся на пути, поименованы не были. Хотя, Колесников и не надеялся, что в первый же день узнает нечто такое, что можно было бы смело возвращаться в Москву и делать себе лавровый венец. Перед нужной дверью снова начались махинации. Вот и вторая причина, почему клона бесят все: закрыли его, как животное, и еще требуют, чтобы он начинал соответствовать ожиданиям и отрабатывать вложенные в него средства. Ну, если Призраку можно простить этот цинизм, так как именно его средствами клон создан, то Петровского понять трудно. Он же получил воспитание и образование в стране, где детство считается не только прекрасной порой, но и тем промежутком, когда в особь нужно как можно больше закладывать, отправляя на всевозможные кружки. А ведь клон-то ребенок, дитё. И какие у него первые воспоминания? Детский сад, игрушки, карусели и пломбир? Нет, увы. Зайдя в отсек, Колесников поискал взглядом клона. Кивнув оперативникам, он сделал несколько шагов в сторону светящегося экрана, на котором застыло изображение Шепарда. Настоящего. Съемка эта относилась к тому времени, когда капитан еще не побывал в восстановительном центре «Цербера», который не только вернул его к жизни, но и убрал уродливый шрам, ранее рассекающий бровь. Видимо, между вшиваниями имплантов не поскупились и на косметическую хирургию. Правда, он не обратил на это внимания, когда общался, ибо сам факт обнаружения перед глазами человека, коего ты давно мысленно похоронил, делает невнимательным к мелочам. Клон сидел на диване и вслушивался в мягкий, но уверенный голос своего клеточного родителя. Колесников молча наблюдал за реакцией мужчины. - Ненавижу, - гневно прошипел клон, запуская в монитор остатками какой-то еды. Неудивительная реакция. Может, она была бы другой, если бы клон пообщался с прототипом или не знал бы о нем вообще. Вот ведь странные ученые здесь трудятся: наука на первом месте, а дабы объект приспособился - навыков не привили. Неужели неинтересно было? Или лень? Или не сочли сие имеющим смысл действом? А где же желание исследовать до конца? Где любопытство, коим ученые должны жить? Колесников не понимал ситуации в этом отношении к клону. - Снова вы? Соскучились? Или решили подзаработать, работая нянькой? – повернул голову клон. - Вы против? – поинтересовался Колесников. - Мне плевать. Только не ждите, что я буду развлекать вас разговорами и рассказами из своей биографии. Ваша меня тоже особо не интересует, должен сказать, обгоняя ваши попытки удариться в воспоминания, - скривился клон. – А раз разговор у нас с вами не клеится, учитывая отсутствие общих тем, то я вас не задерживаю. Дверь – вон там, - кивнул он в сторону выхода. Колесников не ответил. Пытаться заболтать смысла нет, так как темы для разговора пока отсутствуют. Нужно оглядеться и понять, чем этот человек живет, а потом уже пытаться до него достучаться. Хотя, неизвестно какие цели преследует Призрак, пытаясь выдрессировать паренька. И вряд ли цели благородны. - И все же можно я останусь? Я, знаете ли, в этом конкретном мире тоже новенький, и мне также многое непонятно. Кого я обманываю? Мне ни хрена не понятно, где я оказался и для чего это так нужно. Во взгляде клона скользнуло любопытство. - Что, пытаетесь общие точки найти? У нас их с вами нет. Даже если в этой тюрьме вы еще не разобрались, то у вас будет эта возможность. Так что не равняйте нас друг с другом. - Не собирался. Остаться-то мне можно или я вас раздражаю? – Колесников прошагал к шкафу с книгами, который все-таки додумались поставить клону, дабы он не помер от тоски. Хотя, может он и не читал ничего? Клон молчал, наблюдая за Колесниковым, который проводил пальцами по корешкам книг. Остановившись, он извлек томик. - «Прощай, оружие!». Никогда не любил эту книгу. Может, если перечитаю пойму великий смысл, который, вроде бы в ней заложен? – сам у себя спросил Колесников. - Если поймете, мне растолкуйте, - попросил клон. – Третьего дня дочитал книгу до конца и не был сражен. - Как вы сказали? Третьего дня? От кого вы услышали эту фразу? – удивился Колесников. - Я неправильно сказал? Я имел ввиду, позавчера, - уточнил клон. - Нет, сказали вы правильно. Просто, так уже не говорят давно. А из ваших уст это было… неожиданно, - повернувшись к мужчине, ответил Колесников. - Что значит «из ваших уст»? Вы сочли, что если меня достали из гигантской пробирки несколько месяцев назад, то я должен обладать уровнем мышления именно этого возраста? Меня создали взрослым и научили кое-чему, - нахмурился клон. – Только не объяснили, зачем держат здесь. - Объяснят со временем. А это что? – Колесников оглядел распечатанные статьи. – Вы читаете о клонировании? Зачем? К тому же такие старые материалы. Эти овцы сдохли уж давно. - Мне интересно с чего все начиналось. Каждый исток. Я пытаюсь понять: личность я или подделка оригинала. - А это уж как сами решите. Если будете смотреть каждую сводку с Шепардом и злиться, ничего не делая при этом, то останетесь копией. А вот если захотите переплюнуть оригинал – то остаться лишь клоном у вас не выйдет. Я так думаю. Клон молчал и что-то обдумывал, судя по застывшему взгляду. Колесников не начинал новый этап в разговоре, так как боялся, что клон его снова выгонит. Как несколько часов назад, когда он взбесился и выставил их с Петровским за порог своей обители. Пока же клон вел себя спокойно, даже поражал неожиданными познаниями. Теперь бы сообразить, что бесит паренька и не делать этого. И не говорить то, от чего он начинает раздражаться. - А какая из этих книг вас наиболее впечатлила? – вновь решил побеседовать на отвлеченные темы Колесников. - Никакая, - последовал ответ. – В тех, что я прочел, ответов на мои вопросы нет. - Может, вы их неправильно формулируете? – предположил Колесников. - Что? - Ну, знаете, как говорят? «Хочешь получить умный ответ – задай умный вопрос». А, учитывая, что Петровский снабдил вас исключительно классикой, ответы там могут быть только на извечные вопросы. Бытовые вряд ли найдутся. - Теперь я понял, - улыбнулся клон. – Вы один из душеведов, которых мне уже подсылал Петровский. А начали-то как хорошо. Общие точки, ля-ля-ля. Пошел вон и это наш последний разговор, - клон указал на дверь. - Я думаю… - начал было Колесников. - Подумай за дверью. Я хочу побыть один. Тебя проводить? – от клона начала исходить синяя аура, которую Колесников так не любил. - Хорошо, - спокойно согласился разведчик и прошагал к двери. Очень не хотелось поворачиваться спиной к клону. Настроения у него менялись, как погода осенью. Вслушиваясь в шум открываемой двери, Колесников все же взглянул на паренька. Все так же покрыт этим синим биотическим туманом, а значит, он от чего-то разозлился. От чего – непонятно. За дверью Колесников снова связался с Петровским и, по дороге до кабинета, пересказывал ему короткий разговор с клоном. - Мы велели врачам колоть ему успокоительные препараты, - объяснил Петровский. – Видимо, придется снова группу средств поменять, так как к этим его организм приспособился. Быстрый обмен веществ биотиков и плюс чистая генетика, не загрязненная генами далеких предков, и вот результат. - Может, клон просто холерик. Отходит-то он быстро. Через пару часов после того, как нас с тобой погнал, довольно спокойно разрешил побыть с ним. Может, его бесят ваши уколы. - Препараты подаются через систему вентиляции, - отозвался Петровский. – Он о них не знает. - А можно перед моим посещением и во время не подавать? Просто хочется понять, какой он на самом деле, а не общаться с аморфным телом, которое борется с интоксикацией. - Нет. Это опасно. По крайней мере, наедине мы вас не сможем оставить. Колесников вздохнул. Он даже в своих чувствах к клону не разобрался. Внешний вид очень благотворно действовал на разведчика, неожиданные фразы, стремление к познанию… В Шепарде он этого не замечал. Капитан – отличный и на редкость обаятельный человек, но сказать большего о нем нельзя. Вероятно, они мало общались, но особо значительным Колесников Шепарда не видел. Да и будучи капитаном, он немало полагался на свою команду, а не действовал в одиночку. А клон был один. А окружал его сброд под названием «защитнички людишек». Ну и, как водится, защищали эти защитнички только сами себя. А клона держали взаперти. Хочешь не хочешь – а сочувствовать пареньку начнешь. Решив изучить все, что ему предоставил Петровский по клону, а лишь потом снова бежать к нему на свидание, Колесников обложился планшетами и углубился в чтение.

***

Генеральный секретарь честно себе признавался, что он далеко не светоч ума. Причем, когда он говорил «далеко», то расстояние имел ввиду не меньше бесконечного. Разглядывая поочередно: то голографическую карту, то старые бумажные проекты, то мониторы с показанными на них хитросплетениями улиц, он терялся в замысловатых линиях предоставленных чертежей. Хорошо, что рядом находились люди, спокойно разъясняющие ему суть вещей. - С флотом гетов у нас как дела обстоят? – спросил генеральный секретарь заскучавшего министра обороны. - Никак. Найти этого Легиона не удалось. Остальные платформы запросы связи игнорируют. Кварианцы, похоже, уже спровоцировали военный конфликт, не дожидаясь решения Союза и Альянса. А раз так, рассчитывать на скорый контакт с одной из этих рас – бессмысленно. - Что, исходя из нынешнего положения, нам советует бывший капитан Шепард? – чуть улыбнулся генсек. – Он же сейчас педагог. А учитель дурному не научит, верно? - Советский учитель, - добавил министр. – А у Шепарда я не учился, поэтому не знаю: посоветует он или нет. Он говорит, что есть возможность помирить обе расы, так как они к этому готовы. Но я считаю… - министр помолчал. – Я считаю, что союз надо заключать с теми, кто победит. Не будем лезть со своей дипломатией в разгар войны, а иначе нас склонят к какой-нибудь стороне. И далеко не факт, что именно эта сторона станет победителем. - Предлагаете ждать и не вмешиваться? – генсек задумчиво осмотрел собравшихся в его кабинете чиновников. - Лучший бой тот, которого не было, - поговоркой ответил министр. - Согласен. Пусть кварианцы возвращают себе планету. Мы их поддержим сразу после того, как последняя гетская платформа перестанет функционировать. Ну, или поддержим гетов, если кварианцы потерпят поражение. Хватит уже лезть во все эти земные и неземные конфликты. Спасибо за это не говорят, а вот виноватыми назначают регулярно. Жаль, что кварианцы не знают китайских поговорок. Может, тогда бы они не неслись в бой. - Один из адмиралов пыталась связаться с Советом Обороны. Она, судя по всему, войну не поддерживает. А еще… Еще она интересовалась Колесниковым. - Наш предатель так запал ей в душу? Не знаю: гордиться или презирать бывшего посла. - В знак уважения можем почистить стенку, к которой его поставим, когда поймаем, - нахмурился министр. Генсек кивнул. Задание Колесникова в протоколах не отражено, дабы не спровоцировать утечку, поэтому отношение к нему вполне естественное сформировалось. Но общественное мнение – вещь нестойкая. Выполнит задание – напишут о нем моментально, где все и всем разъяснят. А пока пусть остается вражеским элементом, вероломно предавшим Родину. - С ним разберемся позже. Стоит отметить, это не такое уж ценное приобретение для Призрака. Кто такой Колесников для непричастных? Посол на Цитадели от СССР. Известная фигура, но не такая значительная, чтобы нам тут рыдать от горя. Пусть забавляется игрой в человеколюбие сколько влезет. Лучше скажите, как проходит эвакуация колоний? - По плану, - ответил министр. – Остаются только рабочие, задействованные в производстве и местные охранные части. Протеанин сказал, что первоочередно удары Жнецов приходятся по столичным планетам. А значит, чем дольше они будут заниматься ими, тем дольше смогут функционировать наши заводы. - Значит, если дать им захватить Землю, то они начнут заниматься привлекшими их внимание колониями. А если они разделятся? Вот, скажем, нападут сначала на турианские и азарийские колонии и столицы, а потом последуют к нам, тоже нападая не строго на Землю, а на все территории людей? Вот сразу? Или их вообще настолько много, что они могут вести военные действия одновременно со всеми расами? - Мы этого не узнаем до начала Жатвы. Мне весточку ни одна из этих тварей не послала. Протеанин наиболее осведомлен не в космических сражениях, а в наземных, так что тут он мало что может рассказать. Да и на момент его рождения, война длилась много лет, соответственно о вторжении он знает только по рассказам и учебникам. Ну или что там у них было вместо учебников… - Товарищ генеральный секретарь, я предлагаю вам покинуть Землю в кратчайшие сроки. Медлить дальше – нельзя. Если верить протеанину, то Жнецы очень любят заявляться в тот момент, когда в галактике происходит конфликт. Им так проще работать, судя по всему. И быстрее. А учитывая то, что военные действия кварианцы начали, оттягивать с вашей эвакуацией – неразумно, - заговорил заместитель министра обороны. - И куда вы меня эвакуируете? – усмехнулся генсек. – На наши спальные станции, которым строго настрого запрещено выходить на связь? Или на «Гельперин», к которому я непременно привлеку внимание постоянными вызовами? Есть еще «Арктур», но там, как вы понимаете, осуществлять руководство, не объясняя причин поступков парламентерам, невозможно. - Отправляйтесь на Цитадель. Ее флот вполне сможет какое-то время сдерживать Жнецов, - предложил министр обороны. - Тоже не годится, - покачал головой генсек. – Я думаю, бункер станет надежным укрытием в случае нужды. Да и руководить с места событий мне будет проще, чем постоянно эвакуироваться. Я остаюсь и точка. К этой теме возвращаться мы не будем. Не зря мои предшественники столько средств направили на постройку бункера и подведение к нему путей бывшего метрополитена. Будет ли это укрытие надежным? – генсек кивнул в сторону проектов. - Начало стройки приходится на период Холодной войны между СССР и тогдашними Штатами. Наши предки понимали, что ждать от американцев чего-то, кроме плохого – бессмысленно и сделали очень надежное и массивное убежище. После закрытия метрополитена некоторые станции не были законсервированы, а линии путей сохранены и регулярно проходят осмотр на пригодность. Разумеется, многие ветки заварены, дабы мы не запутались в своей же паутине в случае атаки. Сам бункер расположен здесь, - на экране, на котором была открыта карта Москвы, загорелся красный огонек. - Парк Культуры. Неужели? – поднял брови генсек. – Никогда бы не подумал. - Проектное название станции - «Крымская». Она-то и является нашим убежищем. К ней подведено четыре линии, связанные между собой, но выводящих в разные части города. Первый вход – станция «Охотнорядская». Она наиболее близко расположена к зданию Кремля. Второй вход – «Бега». Там проложена не самая протяженная линия путей, потому если что – оправдываем проектное название и всеми мчимся именно по этой ветке. - Продолжайте, - улыбнулся генсек, прерывая негромкие смешки собравшихся министров. - Третья линия начинается со станции с проектным названием «Курская», - на голографическом экране мелькнула точка. - И четвертая станция «Анино» - она является самой молодой станцией из всех переделанных под военный объект. Разумеется, железнодорожные пути давно убраны, и другой транспорт может совершенно свободно передвигаться по бывшим настилам метрополитена. - Почему я не знал об этом бункере раньше? Хотя, не отвечайте. Я понимаю. Ну что ж, товарищи, я полагаю, мы не будем дожидаться, пока нас в бункер погонит «прожектор» Жнеца, и начнем обживать сие убежище раньше, чем нас заставят обстоятельства. Уважаемый глава Президиума, будьте любезны сообщить первым секретарям республик об эвакуации. Если, не приведи партия, убежище наше не выдержит ударов Жнецов, то кому-то из них придется принимать на себя бремя руководства. Думаю, если это случится, долгие избрания устраивать не стоит. Пусть жребий кинут, что ли, - генсек поправил очки. – Ну и на связь пусть выходят в день один раз и не чаще. Не хватало нам еще и систему ягов под удар подставить из-за желания привычно отчитываться за каждый шаг и чих. - На тех станциях условия, что в санаториях, - завистливо протянул министр обороны. – Не уверен, что они найдут время для волнения за нас, бедолаг. - Если выживем и войну выиграем, я поставлю вопрос о сборах средств на постройку санатория лично для министра обороны. Будешь у нас в Союзе первым, кто имеет частную собственность, но при этом я буду лично отбирать комсомольские билеты у тех, кто позволит себе назвать тебя капиталистом, - пообещал генсек. Чиновники посмеивались, продолжая рассматривать виртуальную карту столицы.