Seesaw

— «Пантерам» заняться больше нечем? — не скрывая своего презрения, насмешливо спрашивает Чонсон. Лицо У Хёна не выдаёт ничего нового. Всё тот же мерзкий оскал и выражение собственного превосходства над людьми. Джей даже назвал бы его психопатом, ведь кажется, что этот мерзавец не испытывал ни капли эмпатии, когда топтал в грязь попавшего под горячую руку участника своего же клуба. Закрепив свой шлем на сиденье мотоцикла, Чонсон, делая глубокий вдох, проходится взглядом по лицам гонщиков, но что-то мешается, что-то в этом неоновом свете вывески Макдональдса выглядит совсем неестественно. Пак разглядывает силуэт Шим Джеюна, что стоит позади всех остальных членов байкерского клуба. Попытка встретиться с ним взглядом не венчается успехом, парень лишь голову ниже опускает, стараясь уловить значение каждой фразы, вылетающих из уст с разных сторон. Несмотря на то, что Джейк давно перешёл в клуб соперников, именно сейчас, так и не встретившись с ним взглядами, Чонсон почувствовал себя преданным. Команда из четверых парней для Джея была не просто увлечением или способом деления прибыли, для него когда-то они все были семьёй. Может поэтому медленным ядом обиды жжение распространяется от кончиков его пальцев до глубины сердца, поглощая в себя все хорошие воспоминания их прошлого. Если это всего лишь проделки его исключительной памяти, то Джей хотел бы вынуть свой мозг и промыть его, пока яд не заразил всю его кровь и тело. — Ха–ха, если бы… Просто интересно, зачем ты продолжаешь копать под нас… — У Хён хмыкает, словно довольствуясь чем то, что точно не уходит из виду бдительного Чонсона. — Это был вопрос или утверждение? Не говори загадками, словно пубертатный школьник, который пытается пригласить подружку на свидание. Тебе не идёт и у меня хвостиков нет. — дыхание снова учащается, будто бы крича Паку о надвигающейся проблеме, которую он упрямо не замечает. — Как всегда… люблю твою напористость. — глава «Пантер» поднимает руку и делает щелчок пальцами. Для Чонсона в замедленной съёмке разговор завершается резкой болью в затылочной области; расплывающиеся силуэты чёрных мотоциклов и неподдельно обеспокоенное лицо Шим Джеюна сменяются тёмным фоном. — Упс, кажется всё пошло по плану «Б». — смотря на обездвиженное тело у своих ног, У Хён лишь даёт своим приспешникам еще один знак. Те реагируют моментально. Поднимая Джея за конечности, они начинают двигаться к багажнику серого автомобиля. — Ты сказал, что лишь поговоришь с ним! — перегораживая путь байкерам, Джейк становится помехой в этой складной цепи преступления. — Эта машина здесь с самого начала, ты уже знал, что так будет… — Да… да… Ну и что? Собираешься смотреть на меня осуждающим взглядом? Думаешь, это что-то решит? — в своей насмешливой манере отнекивается парень. — Лучше не стой у меня на пути, если не решил поиграть в двойного агента, ладно? — Это переходит все границы, ты понимаешь? Мы команда гонщиков, а не бандитов! — Эй, Шим Джеюн, разве не ты горел местью всё это время? Ты уже предал их, сделать это снова – не такая уж большая проблема… — отвечая на свой же вопрос, глава Пантер будто провоцирует Джейка на пущую ярость. Слова У Хёна задевают парня. Ведь в них нет ни насмешки, ни лжи: Джейк предал своих друзей ещё два года назад, когда перешёл в другой клуб. Был ли Сонхун действительно причиной или Джейк просто хотел сбежать? Сбежать от самого себя в первую очередь, ведь легче после его ухода не стало никому. Он обвинял всех подряд, желая заглушить крики своей беспомощности внутри сознания. И теперь, словно полностью погрязший в этой тьме злобы и агрессии, парень снова стоит с опущенной головой. «Пантеры», в руках которых всё еще покоилось обездвиженное тело Чонсона, обходят Джейка, не забывая задеть последнего плечом. Серый джип, окна которого были все в пыли из-за долгого простоя без дела, трогается с места, за ним следует караван черных, как смоль, мотоциклов. Воздух на парковке около ресторана какое-то время ещё оставался напряженным, словно его молекулы сохраняли в себе всю ту горечь осознания, что в момент окатили Шим Джеюна холодной водой.

***

Думала ли я когда нибудь, что проснусь в объятиях сонного Хисына, который, утыкаясь в моё плечо, будет бормотать мне пожелания доброго утра? Моё утро действительно выдалось хорошим и совсем необычным. Проболтав всю ночь с Хисыном, остававшимся на протяжении двух лет для меня загадкой, оказалось, что только наши пятницы сохранили в нём его настоящую личность. В потоке проходящих бесследно дней, где просто навсего отсутствует связь с реальностью, четыре стены моей небольшой квартирки стали для него убежищем; прочной нитью, которая держала его всё это время. Настоящий Хисын робкий, слегка заносчивый и ребячливый, в нём до сих пор искрит жизнь, разгораясь с новой силой каждый раз, когда тот получает вызов. У Хисына есть старший брат, и потому он привык вести себя как макнэ, вечно подшучивая и дразня меня. Но также, Ли полон решимости и ответственности, особенно это проявлялось во взаимоотношениях с его командой, где он был самым старшим. Как и ожидалось, глаза Хисына опухшие после вчерашнего плача. Он еле может разомкнуть свои веки, от чего выглядит небрежно мило, словно проснувшийся от дождя лесной зайчонок. Его разлохмаченные волосы торчат со всех сторон, щекоча мою шею. Комната наполнилась утренним светом: солнечные лучи проникают в комнату сквозь прозрачные шторы, играя с мелкими частицами в воздухе и подбрасывая их в хаотичном порядке. Не уверена, готов ли был мой матрас к Хисыну, тяжесть тела которого заметно глубже придавливала мягкую поверхность к пружинам внутри конструкции, но точно знаю, что мятую простынь застилать будет сам парень. — Доброе утро. — уже более внятно произносит Хисын. — Доброе… ты голоден? — поворачиваясь к нему полностью лицом, складываю руки у своей головы и улыбаюсь, на что моментально получаю от него нежный поцелуй в лоб. Не ожидая такой реакции от него, не могу сдержать улыбки и, утыкаясь в глубь мягкой подушки, натягиваю одеяло по самую макушку. Почему-то смотреть на Хисына сейчас очень неловко, особенно, чувствуя то, как сильно горят от смущения мои щёки. — Кажется, я первый раз вижу, как ты смущаешься передо мной… Хотя нет, тогда в баре, когда я встретил тебя впервые, твои глаза были раскрыты так же широко, как сейчас. Ты была похожа на домашнюю кошку, что выпала с окна и забралась в испуге на дерево. — слегка усмехаясь своим воспоминаниям, парень аккуратно убирает плотную ткань одеяла, за которой я пыталась скрыть румянец на лице. — Только не ври, что помнишь нашу первую встречу настолько хорошо… — скептически предполагаю. — Я честно не помню, как выглядели те ребята, которые пытались нас поймать, кроме долговязого У Хёна, но все эмоции, что отражались на твоём лице было трудно забыть. — Пойдём готовить завтрак! — смущение от таких слов Хисына доросло до того уровня, что я второпях покидаю тёплые оковы кровати, сбегая прямо к холодному покрытию пола на кухне. — Ты и правда смущаешься меня сейчас?! — сзади слышится вопрос парня, а затем его громкий, но приятный ушам смех. — Я хочу приготовить омлет! Это утро действительно было исключительным. Я так привыкла просыпаться одна, готовить завтрак и в спешке мчаться на учебу, не замечая, как красочно на небосвод восходит солнце, как громко чирикают птицы за окном и то, насколько приятным может быть растворимый кофе, когда ты пьёшь его рядом с любимым человеком. Готовить простой омлет и нарезать салат с Хисыном весело. Как оказалось, кроме этого парень просто навсего ничего не умеет готовить. Его любимый сухой завтрак — кукурузные хлопья в сахарном сиропе и корице, он умудряется всё это поливать миндальным молоком. Всё же в еде он разборчив, потому предпочитает брать еду на вынос из ресторана, ужиная перед телевизором у себя в квартире, чем готовить что-то самому. Смех Хисына пробуждает внутри меня странное чувство спокойствия, когда он рядом улыбка не спадает с моего лица, и мне страшно, что сейчас я проснусь, а подушка сбоку снова окажется холодной. — Ты пережаришь его, давай сюда. — перехватывая лопатку из моих рук, Хисын принимается выкладывать наш завтрак на тарелки. — Не думай слишком много сейчас, я сделаю всё правильно в этот раз. — словно читая мои мысли, произносит парень. В голове мелькает мысль, и я спешу исполнить прихоть моих чувств: подходя к Хисыну со спины, обхватываю его талию и прижимаюсь, как можно ближе, щекой к нему. Сердце пропускает удар, и наверняка от Ли не ускользает этот стремительный момент, ведь далее мне слышится его смешок. Скорее всего, он будет подшучивать над моей неловкостью в будущем, но сейчас сдержать биение своего сердца я не могу. Зато теперь я точно знаю, что это не сон, ведь только Ли Хисын может быть таким неоднозначным, говоря подобные романтичные фразы, в то же время портя милые моменты как этот.

***

Хисына встречает затхлая атмосфера разгромленной стройки жилого комплекса, который когда-то должен был стать домом для тысячи людей. А сейчас место стало пристанищем лишь для молодёжи, что пропускает свою юность в пьянках и наркотиках. Зажженные в бочках огни говорят о том, что он приехал к нужному адресу, среди десяток заброшенных построек в не самом благополучном районе Сеула, именно эта слыла притоном «Пантер». Даже воздух здесь кажется пропитан юношеским максимализмом и запахом алкоголя в смеси с энергетиками. Кое-где на фасаде здания даже виднеется облупившаяся краска, которая в течение долгого времени потеряла былую яркость. Экран смартфона загорается из-за нового уведомления от Чонсона: 19.45: «Хён, ты пришёл?» Не отвечая, Хисын долго разглядывает каждое слово в сообщении, всё кажется ему подозрительным. — Отвечать не будешь? — голос У Хёна эхом отдаётся в пустующем помещении. — Я знал…хах… Ты не заметил, что от Джея ни одного сообщения за всё время? Он всегда предпочитает звонить, говорит: «Так более эффективно, хён!» — изображая голос своего друга, Хисын поворачивается в сторону, бьющего по ушам, неприятного звучания. — Ах, он так не хотел тебя подставлять… До последнего держался за свой телефон. — притворно жалостливо произносит парень. — Ну ты сам можешь посмотреть. — разводя руку в сторону, У Хён указывает в глубь неосвещенного помещения, куда приводят сначала Чонсона, покрытого ссадинами и кровавыми подтёками, а затем Джеюна, с трудом стоящего на ногах. Смотря на своих друзей в таком состоянии, внутри Хисына ломается вся его воля и сдержанность. Ещё немного и он вновь превратится в безжалостную машину, которая только и знает, как причинять людям боль. Как выжить в этом жестоком мире без жестокости? Хисын искренне пытается найти ответ в глубине своего сердца, но всё что представляется в его голове — это Т/И, которая смущается обнимать его крепко и мило раздражается из-за его шуток. Да, Хисын никогда не станет прежним, но больше никто не пострадает от осколков его прошлого. Хисын делает глубокий вдох, и, собирая ускользающее от него хладнокровие, заявляет: — Ты ведь поплатишься за всё, что сделал и пытался сделать…