Как говорит Нико.

Николетта Гольдштейн большая девочка. Она делает крутые штуки, курит, как паровоз, может перепить взрослого мужчину и никогда не признается, что хочет отпраздновать Рождество. Когда к середине декабря выяснилось, что у всех какие-то свои грандиозные и не очень планы на сочельник, Нико скуксилась, но смолчала. Конечно, работа не будет ждать, пока кончатся праздники, у демонов вообще нет ничего святого, да и вообще они уже не дети, чтобы наряжать елку и украшать дом. А подарки, в конце концов, можно отдать в руки. Нет, конечно, когда Нико провела год в доме Неро и Кирие, у неё было почти настоящее рождество. Почти – потому что пришлось быть в роли «взрослой» и организовывать праздник для сирот. Помогать Кирие на кухне, бегать по магазинам и заворачивать подарки. Наряжать елку было полно желающих и без её участия. Утро двадцать четвертого декабря встретило Нико тишиной и снегопадом, остывшими блинчиками и запиской на холодильнике, которая просила не скучать и заканчивалась умильной мордашкой. Перед мордашкой сразу стало стыдно, ибо не скучать не получалась вообще никак. Не спасало ни какао с зефирками, ни маленькая ёлочка в мастерской, ни телевизор с рождественскими фильмами. Последний, если честно, делал еще хуже. Работа не работалась, снеговики во дворе конторы не лепились, настроение упрямо не желало подниматься выше отметки «дно» и Гольдштейн с чистой совестью страдала пол дня на диване в холле. Она успела и подремать на нём и посидеть и полежать во всех возможных позах, а в итоге просто стекла на пол, оставив на диване только ноги и размышляя о бренности бытия. Именно поэтому было сложно сказать, кто был удивлен больше – ребята, обнаружившие Нико в такой позе «умирающего лебедя» или сама Нико, во все свои большие, удивленные и явно радостные глаза смотрящая на огромную елку, что тащил на себе Данте, в нелепой шубе Санты , на Неро с оленьими рожками и подозрительно звякающим ящиком в руках, на Сумирэ с красивой ледяной тиарой и пакетами с чем-то вкусненьким и на Луиса, обмотанного явно не одной гирляндой, словно новогодняя ёлка сегодня именно он. - Отставить умирать, мелкая. – Данте с грохотом поставил ёлку в центр комнаты и контора мгновенно наполнилась настоящим запахом рождества. – Команды умирать – не было. Команда «наряжать елку» - охотник забрал у Неро коробку и уже гораздо осторожнее поставил её на пол рядом с зеленой красавицей – есть. Давай отскребай себя от пола и принимайся. Кроме тебя – больше некому. Данте улыбался своей фирменной улыбкой и был больше похож на плохого Санту с недельной щетиной и легким флёром виски, но это совсем не помешало Нико со счастливыми визгами повиснуть у него на шее, зацеловать колючие щеки и тут же сунуть свой любопытный нос в коробку с игрушками. А дальше была гирлянда, что никак не хотела сниматься с Луиса и которой было обмотано всё – начиная от ёлки и заканчивая стеной с трофеями. Была самая красивая ёлка с самой большой звездой которую тоже вешала Нико – пока девушка прикидывала как туда влезть, Неро просто поднял подругу фантомными руками, конечно же без предупреждения, за что и получил поначалу испуганный, но после довольный визг. Был стол, заваленный всякими вкусностями, что готовили Сумирэ и Неро, ворча на всех остальных, что пытались влезть в процесс и утащить кусочек. Была выпивка и даже что-то из шкафчика «не трогать ни при каких условиях», ключ от которого был только у Данте. Была музыка, танцы, шутки, детские и не очень игры, родные люди рядом и полностью заваленное подарками место под ёлкой с утра. Рождественская ночь в этом году получилась самой весёлой рождественской ночью из всех, что были у Николетты Гольдштейн. И что-то подсказывало, что она была далеко не последней.