Как говорит Нико.

Николетта Гольдштейн и спокойствие в одном предложении встречались крайне редко. Обычно это происходило в потрепанном школьном дневнике и где-то там же мелькали словечки "злостный" и "нарушитель". Непоседливая с детства, девушка вообще довольно часто удостаивалась характеристики "заноза в заднице", а такое определение, сами знаете, от спокойствия далековато. Нико шумная, беспокойная, живая, словно кто-то постоянно чиркает кресалом по кремню и искры разлетаются в разные стороны, оседают на самой девушке веснушками и родинками и остаются в памяти людей громким смехом. Нико радуется громко, злится громко, спорит, творит, подкалывает Неро, восхищается Данте - абсолютно всё делает громко. Даже плачет Нико навзрыд, правда, когда никто не видит. Нико не понимает слова спокойствие для неё оно где-то рядом с тишиной, одиночеством, больничной палатой и вечно спящей от бессилия матерью. Молчаливым Роком и старой фотокарточкой бабули, да проливным дождем за окном, что запирает в доме и не дает убежать. Нико не хочет спокойствия, Нико хочет жить, загребает двумя руками всё, что может получить от жизни - и хорошее и плохое, ввязывается в приключения и в самый последний момент вытаскивает из них свою, а порой и не только, задницу, хохоча и больше переживая о последней сигарете в пачке. Нико абсолютно не желает успокаиваться, когда проходит две недели полного молчания и неведения. Никакие доводы не работают: да, она знает, что Данте большой мальчик, а Неро и Луис мальчики поменьше, но тоже ничего, да, она в курсе, что проблемы на заданиях случаются, а две недели это вообще не срок, да, ничего с ними конечно же не случилось, но Сумирэ буквально силой удерживает её дома и грозиться вморозить в пол, если Гольдштейн не перестанет пытаться сбежать на поиски пропажи. Нико пыхтит, наматывает круги по конторе и от спокойствия находится так далеко, как монахиня от портовой шлюхи. Когда спустя несколько часов эта троица сидит на диване в конторе, отмытая, отчищенная, покрытая на эмоциях такими словами, что немного стыдно даже самой Гольдштейн, пьет пиво, ест домашнюю пиццу Сумирэ и медленно регенерирует - Николетта впервые ощущает спокойствие.