Фарамир, сын Гондора

Из дальних пределов, с бескрайних равнин, с бездонных слепых болот Приносится Западный Ветер, кружа, и в древние стены бьет, О ветер бродячий! Какая весть летит на твоих крылах? Где странствует ныне герой Боромир? в каких безвестных краях? — Я видел: скакал он чрез семь стремнин бурлящей седой воды Я видел: в сыпучих песках пустынь остались его следы. Он скрылся на север, и с этих пор я видеть его не мог. ~Плач по Боромиру~ Минас-Тирит, 14 июля 3018       Он ждал его в тени арки городских ворот. У него был вид человека, проведшего долгое время в терпеливом ожидании: он стоял, легко прислонившись к прохладному камню и перекинув уздечку через руку, а его статный серый конь ждал, уткнувшись носом ему в плечо. Лучи рассветного солнца, согревающие белые каменные стены Города, не окрашивали их своим красным цветом, и увиденное напомнило ему выцветший гобелен, что он видел когда-то в чертогах Короля Теодена в Эдорасе: воин с охотничьим рогом и боевым копьем и его конь.       Когда он приблизился, Стражи в черном обмундировании приветствовали его, человек же поднял взгляд, и он увидел легкую улыбку на его губах:       — Приветствую тебя, брат. Ты выглядишь подобно королю, озаренному солнцем. Будь здесь сейчас твои люди, они сказали бы, будто сам Элендиль Великий вновь среди нас.       И внезапно тяжелый груз упал с его плеч. Он ощутил облегчение и радость, какие испытывают, обретая вновь вещь, что казалась навсегда утерянной. Со смехом, Боромир ответил:       — Боюсь, это лишь мимолетное сходство. — Внезапно его смех угас. — Я боялся, что ты не придешь.       — Как мог я не прийти? — Он взобрался на коня. — Я поеду с тобой до Гланхира.       И только теперь он заметил дорожное снаряжение на спине коня, старый дорожный плащ на плечах брата и длинный меч у него на поясе.       — Но это же два дня пути! Отец знает? И что думает Целитель?       — Это имеет значение? — Спросил Фарамир.       У него был странный взгляд, и внезапно лицо его вспыхнуло.        — Нет, подожди, Боромир, не отсылай меня назад. Я возвращаюсь в Итилиен. — Краска сошла с его лица и появилась улыбка, не нашедшая отражения в его глазах. — Я готов вернуться к войне — что для меня простая двухдневная поездка?       — Правда?       — Я когда-то давал тебе повод усомниться в моем слове?       Долгая пауза. Только сейчас он заметил, как похудел его брат за время болезни, и теперь до боли ясно видел он обострившиеся черты его лица и глубокие тени, залегшие у него под глазами. И все же огонь горел в его глазах, он не угас.       Мягко опустив руку на плечо брата, Боромир тихо ответил:       — Нет, никогда. Идем же. Как давно мы не отправлялись в путь вместе!       Тяжелые ворота открылись, и они выехали из города. Рассветный ветер трепал их волосы и гривы их коней, и перед ними простирались зеленеющие Пеленнорские поля. Ворота с грохотом закрылись позади них, и Боромир, обернувшись в седле, увидел развевающиеся знамена Дома его отцов, мерцающие золотом на фоне голубого неба, и Белый Город, и Миндоллуин, возвышающийся над ним, сверкающий в лучах утреннего солнца. Затем, глубоко вздохнув, он устремил взгляд вперед и пришпорил коня.       Несколько лиг они проехали в молчании в тени высоких гор, и бескрайние равнины простирались перед ними на Север и Запад, ведя в земли, некогда звавшиеся Келенардон; Кирион даровал их некогда Эорлу Юному — когда-то давным-давно. Его брат, ехавший со свойственной ему легкой грацией, выглядел почти счастливым: его волосы золотило солнце, и лоб его разгладился от глубоких линий, наложенных бременем забот. Когда в последний раз он видел своего брата в мире с собой? Он уже и не помнил, но сейчас это не имело значения: иногда лучше было не вспоминать некоторые вещи.       — Почему ты так смотришь на меня?       — Просто так, — улыбнулся Боромир. — Я вспомнил о нашем пари в Осгилиате.       — Что ж, — ответил Фарамир со смехом, — ты должен мне новый плащ, брат.       — Разве? Тогда докажи это!       Без предупреждения, Боромир повел коня влево, скачущие лошади столкнулись боками, но его мощные руки, нацеленные на горло брата, сомкнулись в пустом воздухе, а тонкие пальцы, ловкие и такие же сильные, как и его, крепко обхватили его запястья. Вскрикнув, одним быстрым движением Боромир вывернулся и сделал новый выпад. Они снова столкнулись плечом к плечу в борьбе, но Фарамир, схватив его за руку, наполовину стащил его с седла и на несколько мгновений он повис неудобно низко над землей, и трава била его по лицу, и в ушах его гремел стук копыт.       — Сдаешься? — Раздался голос над ним, и, глядя в смеющиеся глаза Фарамира, он выкрикнул:       — Нет!       И, ухватив Фарамира за руку, он выпрямился в седле. На этот раз он не уступил. Они боролись плечом к плечу, но ни один из них не сдавался, и наконец Боромир оттолкнул брата со смехом:       — Ты и правда цепкий, младший брат! Значит, ничья!       И они остановились, тяжело дыша и смеясь, подобно безумцам.       — Ничья? — Произнес Фарамир наконец, когда смог перевести дух. — Ну уж нет, Боромир. Я получу обещанный плащ, ты не увильнешь так просто.       Сложив руки в поддельном отчаянии, Боромир склонился в седле.       — Что же тогда?       — Еще одно испытание.       — И что же это будет?       — Кто первым доберется до того тисового дерева.       Следуя за взглядом брата, он увидел на расстоянии примерно десяти полетов стрелы высокий тис на холме, раскинувший свои зеленые ветви навстречу лучам летнего солнца. Длинная низкая ветвь, напоминавшая протянутую руку, подрагивала на теплом ветру.       — Кто первым коснется той ветви, побеждает.       — Тогда по моему сигналу. Вперед!       Как один, они рванулись с места. Казалось, целую вечность мчались они плечом к плечу: земля комьями вздымалась позади них, а высокая трава расступалась перед ними, подобно воде, рассекаемой носом корабля. Скоро гнедая Боромира с более широким шагом вырвалась вперед.       — Давай, отважное сердце! Давай же! — Воскликнул он.       Его лошадь вырвалась на половину корпуса вперед, ее длинная грива развевалась на ветру, и он забыл обо всем на свете, наслаждаясь свободой пущенной стрелы — волнующей свободой, которую дарили прохладный свистящий ветер и стук копыт.       На полпути к цели он оглянулся: его брат низко присел в седле, подгоняя своего серого коня голосом и коленом. И постепенно он начал нагонять его.       — Давай же, красавица, вперед! — Подгонял Боромир.       Это было волевая лошадь, и она понеслась быстрее, чем когда-либо; и уже совсем недалеко Боромир видел огромный тис, раскинувшийся под сияющим небом.       Но внезапно его настигла серая тень, и он увидел своего брата, с искрящимися глазами, заливающегося смехом, подобно ребенку. Он уже позабыл, каким искусным наездником был Фарамир. Они были уже так близко к цели — так близко, что Боромир, казалось, мог разглядеть каждый лист, дрожащий на ветру на низкой ветви; они неслись теперь плечом к плечу, пригнув головы к развевающимся гривам своих лошадей. Затем серый конь вырвался вперед, и он увидел Фарамира, изящно приподнявшегося на стременах, протягивающего руку к зеленой ветви.       И так все было кончено. На мгновение его захлестнуло разочарование и нечто, похожее на обиду; но увидев взгляд своего младшего брата, он улыбнулся, поняв, что с радостью проиграл бы еще тысячу таких поединков ради этого блеска в его глазах. Серый конь остановился рядом, и Фарамир, спешившись и глядя на брата снизу вверх все еще смеющимися глазами, принял поводья его лошади. Он спрыгнул с седла.       — Ну что?       — Вряд ли это было справедливо, младший брат. У тебя полые кости, как у птицы, и я вдвое тяжелее тебя. Я требую еще одного испытания.       — Тогда говори, какое!        Во взгляде Фарамира было веселье, лицо залил румянец, и на мгновение Боромир вновь увидел перед собой не прошедшего множество битв воина, а пылкого юношу.       — Я выбираю меч.       — Так тому и быть!