Лискино детство

Глава 4. Похождение на Иртыш. Глава V. Фестиваль. Друзья сидели на опушке и спорили, что делать дальше. Лиска, обмозговав все варианты, предложила спрыгнуть с избы и добраться до Иртыша на своих лапах. Вдруг избушка неожиданно подпрыгнула сильнее, чем обычно, и звери сами вылетели из крыши вперед. Избушка перепрыгнула через них и попрыгала в Кабак — Кабачок на свидание с Кощеем Бессмертным. Потирая ушибленные места, Лиска, Белый Барашек и Парахрюк попытались сориентироваться на местности. Лиска вспомнила, что когда они были на Белянке, солнце стояло в зените, но до того, как их кто — то обкорнал, они шли, и солнце было справа. Значит, сейчас нужно двигаться на север. По мху определить сторону севера не удалось, поскольку он рос везде одинаково, так как солнце освещало его только в зените, а с других сторон ветки деревьев его плотно закрывали. Но когда Лиска увидела муравейник, она сразу определила, в какой стороне север, в какой юг. Ведь всем известно, что с северной стороны бок у муравейника более крутой, чем с южной. Найдя худо — бедную тропинку и стараясь не сбиться с направления, они пошли по ней вперед. Вечерело. Совы по одной начинали вылетать на ночную охоту. Вдруг над ними промелькнула летучая мышь. — Ой, как страшно, и есть хочется, — проговорил Белый Барашек. — Ничего, крепись дружище! — подбадривал его Парахрюк, — если бы ты знал, как мне спать хочется!  — А если бы вы знали, как мне искупаться хочется, смыть такой стресс от пережитого! — воскликнула Лиска. — Да уж! Мне тоже хочется заесть такой стресс, — сказал Белый Барашек. — А мне его заспать! Сон все лечит, а у меня сегодня столько переживаний, — вздохнул Парахрюк, — всю дорогу меня хочет кто — то съесть, начиная с твоего папочки. Даже не верится, что столько всего произошло за один день. Одна только тетушка Зимулана Сигизмундовна не покушалась на меня!  — Зато она, кажется, покушалась на нас, — заметила Лиска, — иначе кому бы еще взбрело в голову нас так похабно остричь? Вот увидите, на обратном пути мы застанем ее с рыжими и белыми меховыми платочками. Я бы не решился обвинять Зимулану Сигизмундовну раньше времени, она ведь зашила нам одеяло, — сказал Белый Барашек. — Так она его сама и порвала! — воскликнул Парахрюк. — Да, но ты тоже принимал в этом участие, — сказала Лиска. Вдруг впереди что — то мелькнуло, запрыгало, показалась белая панамка. Почему — то мокрая. А вместе с ней Зимулана Сигизмундовна с толстым биноклем на шее: — Ой, ребята, как хорошо, что я вас встретила, а не подскажете как дойти до Белянки? Я немного заплутала, все разыскивала Лисицу — рецидивистку.  — Ну, как есть успехи? — поинтересовался Парахрюк. — Нет, хотя мы уже сообщили в Жандармию, что она вас обстригла. Теперь плата за ее голову будет 13 рублей, а если еще набедакурит, то, видимо, когда ее поймают, дадут 15 рубликов, а то и 20. Так вы не подскажите, как дойти до Белянки?  — Да, мы сами заплутали, тетушка, — сказал Белый Барашек. — Давайте держаться вместе, — предложила Зимулана Сигизмундовна. — Хорошо» — ответила Лиска, — будем идти в этом направлении, — и она махнула вперед. — Так я оттуда и иду, — сказала Зимулана Сигизмундовна. — Там развилка, я выбрала эту дорогу и набрела на вас.  — Понятно! Значит, вероятно, пойдем по другой, Надеюсь к Иртышу мы дойдем. — Да мне не надо к Иртышу! — возмутилась Зимулана Сигизмундовна, — мне нужно к Белянке!  — Значит, выйдем к Белянке! — сказал Парахрюк.  — Или не выйдем никуда, — пессимистически выдал Белый Барашек.  — Не скисай, как тесто, дорогой Белый Барашек, выход будет найден! — сказала Лиска. И они зашагали быстро и уверено. На лес опускалась ночь, совы летали уже быстрее, высматривая себе добычу. Летучие мыши ухали вместо сов. Даже автору Тихону стало от этой воображаемой картины немного не по себе, не то, что нашим друзьям. Им приходилось постоянно пригибаться к земле, чтобы рыскающие совы не заметили их. Вместе с ночью на лес опускался и холод. Парахрюку хотелось наконец — то завернуться в Барашковое теплое одеяло, и спать, спать, спать. Жаль, что нёс теперь его не он. От беспокойных налетов сов Белый барашек дрожал мелкой дрожью. Лиске уже тоже не хотелось купаться, и она немного сникла от безысходности. Только Зимулана Сигизмундовна еще храбрилась, хотя и ей было жутко, но она подбадривала остальных: — Ничего, ничего, скоро найдем пристанище, — приговаривала она. И она оказалась права. Вскоре вдалеке послышалась музыка, что — то стало светиться и взрываться. — Ого! Кажется, там праздник! — воскликнули звери хором. — Подождите, подождите!» — воскликнула Зимулана Сигизмундовна, — уж не 24 сегодня августа 2017 года? Я, кажется, начинаю вспоминать. Месяц назад мне приходила открытка от моей сестры, она приглашала меня на фестиваль к Кощею. Сегодня же четверг?  — Да, вроде был четверг. — сказала Лиска, — хотя после Василисы Тереньтевны я ни в чем не уверена. А еще кто — то таинственным образом обстриг мне хвост. При этих словах Зимулана Сигизмундовна пристально всматривалась в блестящие вдалеке огни.  — Возможно, скоро будет уже пятница, скоро полночь, — продолжила Лиска.  — Нам придется идти туда, — сказал Парахрюк, — другого варианта у нас нет. Зимулана Сигизмундовна обрадовалась, что скоро проведает своих сестер Задалану Сигизмундовну и Зибрулану Сигизмундовну: — Пойдемте, пойдемте! Там фестиваль! Он каждый год там проходит.  — Где там? — напряглись звери. — Ну, в Кабаке — Кабачке у Кощея Миргородовича.  — Что? — у Лиски вытянулась морда, — вы приглашаете нас в этот вертеп к Кощею? К настоящему реальному Кощею? — Таких товарищей я еще живьем не видел, — охнул Парахрюк, — я бы не хотел с ними повстречаться. -И я, — заблеял Белый Барашек.  — А уж Василисы Терентьевны там не будет случаем? — вопросила Лиска. — Как же не будет? Она там ярая завсегдатайка. Правда, последние лет 20 что — то она не заявлялась. Ну, она всегда так, сначала ходит, все чин чином, а потом в ней ярая прогульщица просыпается. Ну, обычно больше 20 лет она не прогуливает, это ее жизненный принцип. Так что, видать, сегодня должна быть.  — Ох, не желательна была бы нам сегодня с ней встреча», — напряглась Лиска.  — А откуда вы про нее узнали? — поинтересовалась Зимулана Сигизмундовна.  — Ох, лучше вам этого не знать, — выпалил Парахрюк, — это очень нервная история. За разговором они подошли к Кабаку — Кабачку. Это было небольшое деревянное строение, построенное в форме классического деревенского кабачка, но не понятно какого, то ли с грядки, то ли с трактирного заведения. Оттуда слышалась музыка. Около Кабака — Кабачка стояла уже знакомая друзьям избушка, переминаясь с ноги на ногу. Первой Лискиной мыслью было угнать избушку, задав ей курс на Иртыш, но любопытство взяло вверх, и зверята решила сначала заглянуть в окошко заведения. Зимулана Сигизмундовна уже давно покинула их и стремительно поскакала к входу. За окном творилось ни весть что. Василиса Терентьевна угощала Кощея Миргородовича своими безумными пирогами с жестяными банками с тушенкой. Они скрипели на его зубах, и зубы по очереди ломались и выпадали. На сцене были видны две огромные лягушки. Одна в желтой, а другая в красной панамках, почему — то мокрых. Они квакали свои безумные песни и пускались периодически в пляс. За одним из столов сидел жирный Хорек, весь в золотых цепях и с золотыми зубами. На голове его была корона, надпись на которой «Кощей Миргородович» была перечеркнута, а написана другая -«Хорек Потапович, недавно обогатившийся». Как видно, это был самый богатый клиент и спонсор мероприятия. Как позже из разговоров услышала Лиска, Кощей недавно разорился, и все его богатство перешло к Хорьку, даже корона, перстни и цепи, которыми Кощей обычно звенел, расхаживая по своему замку. Теперь Кощей Миргородович стал не таким завидным женихом, как раньше, и Василиса Терентьевна потихоньку стала заглядываться на Хорька с золотыми зубами и цепями. За стойкой бармен Горностай разливал публике разные напитки: молочные коктейли, лимонады, недавно завезенную контрабандой пепси-колу. Но почему — то большей популярностью среди этой публики пользовался десятиградусный свекольный квас и высокоградусный кефир, который делали из молока коров, опоенных перед дойкой десятиградусным свекольным квасом. У бара паслись сумасбродые белки и пьяный Заяц, у которого были белые усы, хотя сам он был серый с татуировкой на плече. За отдельным столом сидел огромный Кабан, ковырявший зубочисткой в зубах. Невдалеке от него сидело огромное чудище с кабаньей головой, на кожаной куртке которого было написано: «Свинеед». Легко было догадаться, что его куртка была сделана из свинной кожи. Он давно уже заглядывался на Кабана. Около сцены плясали змеи, и огромный Петух с ярко рыжим гребнем, несколько не смущаясь тем, что за соседнем столом едят куриный шашлык. Видно было, что это матерый блатной петух, и он пользуется авторитетом в таких кругах. Пока звери с удивлением и не без ужаса разглядывали эту картинку за окном, послышался голос Кощея Миргородовича: — Ой, что это ты, Василиса Терентьевна, 20 лет не шла? Помнится, я тебя на свидание приглашал, а ты не шла и не шла, я тебя тут уже 20 лет жду. Все богатство истратил, знаешь какие тут дорогие напитки во время Нового года?! А в одну из ночей мой замок вообще ограбили, а я сижу тут как прикованный. Все тебя жду. У меня есть подозрения, что это Хорек, судя по его короне на голове.  — Даа, да что — то не досуг было, — проговорила Василиса Терентьевна, все дальше и дальше отодвигаясь от Кощея и ближе и ближе придвигаясь к Хорьку. — А знаешь ли ты, с чем пирожки?! — крикнула Кощею Василиса Терентьевна. — Ох, не знаю, но зубы так и трескаются, — сокрушенно молвил Кощей. — У тебя зубы старые, им и положено трескаться, не то что мои, — стал встревать в разговор Хорек в золотых цепях, польщенный вниманием приближающейся Василисы Терентьевны. И он улыбнулся всеми своими золотыми зубами. В это время на сцене появилась третья панамка. Белая. И тоже почему — то мокрая. — О, кажется, это наша Зимулана Сигизмундовна, — ткнул пальцем в окошко Белый Барашек, — выскочила на сцену! Послышались голоса: — Ой, Зимуланушка! Сестренка! Уж никак не думали, что ты почтишь нас своим присутствием.  — Да вот, выбралась, — отозвалась Зимулана Сигизмундовна, — а вы, как я посмотрю, опять без носовых платков?! Вы же знаете, что каждая уважающая себя лед, должна иметь четыре носовых платка.  — Хватит, хватит, мы уже это слышали, заканчивайте разговоры и пойте давайте, — похлопал в ладоши Петух. Но ему не удалось перекричать и перехлопать в ладоши давно не видевшихся и разговорившихся так некстати сестриц. — Для глаз, для носа, для рядом стоящей дамы и для рядом стоящего джентльмена. Вот получите, рядом стоящий джентльмен, — Зимулана Сигизмундовна кинула один носовой платок все больше и больше распылавшемуся Петуху. — А ты, я погляжу, опять явилась без расчески? — напала на Зимулану Сигизмундовну Задалана Сигизмундовна в желтой панамке, — всем известно, что у всякой дамы и у всякого джентльмена должно быть по девять расчесок: для правого виска, для левого виска, для челки, для макушки, для затылка, две расчески для рядом стоящего джентльмена и две расчески для дамы. А еще хорошо иметь с собой пару резинок про запас, если кому — то придется заплести косу. Но это уже не обязательно Петух разъярился и, громко прокукарекав, схватился крыльями за ярко рыжий гребень: — Да пойте уже! Или пойдите прочь со сцены! — крикнул петух и стал вскарабкиваться на сцену сам. — Ой, Петух лезет, — удивилась Задалана Сигизмундовна. Видимо, ему не хватило расчесок! Вот получите, рядом стоящий джентльмен! И Задалана лихо метнула в Петуха две расчески. Одна угодила в гребешок, а вторая так лихо кляцкнула по клюву, который петух раззявил, чтобы петь, что тот кубарем слетел с лестницы на пол (Петух, а не клюв, хотя клюв тоже мог кубоарем мог слететь с петуха на пол).  — Я уверена, — встряла в разговор сестрица Зибрулана Сигизмундовна, — что вы обе забыли щипчики для бровей! Ведь всем известно, что у всякой дамы, должно быть тринадцать щипчиков для бровей! И Зибрулана Сигизмундовна уже было начала перечислять, для чего нужны были щипчики, но на сцену вдруг стали надвигаться слева полупьяный заяц с белыми усами, а справа сумасбродные белки, а в авангарде шел разъяренный Свинеед. — Ладно, ладно, — испугалась Зибрулана Сигизмундовна, — сейчас мы отойдем! И она повела сестриц за столик недалеко от окошка, в которое заглядывали наши друзья. Им было о чем поговорить. Наблюдая за этой сценой, Белый Барашек проговорил друзьям:  — Как хорошо, что их заставили замолчать, а то я уж было испугался, что мне придется узнать, зачем каждой достопочтенной леди нужны тринадцать щипчиков для бровей! Оказалось, он рано радовался. Тут, подобно грому возмездия, карающему незнающих протрубил голос Зибруланы: — Тринадцать щипчиков для бровей нужны: для левой ноздри, для правой ноздри, левого глаза, для правого глаза, для правой брови, для левой брови, для головы, для левого уха, для правого уха! -[Уважаемый читатель, дослушайте, пожалуйста, эти речи будут продолжаться не долго. Кажется, автору Тихону пора вызывать неотложку, потому что отложка отложила все свои делая. Чтобы дослушать речи Зибруланы Сигизмундовны о щипчиках для бровей.] (примечание соавтора) — Две для волос, — продолжала вещать Зибрулана, — две для рядом стоящей дамы и две для рядом стоящего джентльмена! Ой, кажется, это ему, — и Зибрулана показала на Петуха, — нужны двое щипчиков для бровей! И, вытащив из красной панамки двое щипчиков, она так ловко метнула их в Петуха, что тот свалился задом в обморок. Лиска за окном сказала друзьям: -Ну и личности же эти Сигизмундовны! Если одну Зимулану Сигизмундовну еще можно как — то сносить, то втроем они просто нестерпимы. Вот я, например, никогда не имела ни расчески, а о щипчиках для бровей вообще услышала в первый раз. И если бы эта не досужая Зимулана Сигизмундовна, то до сих пор бы ходила без платков В это время за столом Зибрулана Сигизмундовна начала спрашивать Зимулану о том, как там поживает ее сыночек, которого она оставила на попечение своей сестры, так как сама работала секретаршей у Кощея, а после его разорения перекачивала к Хорьку и стала работать у него. — Жив — здоров твой сынок пока… Но с его ухватками! Он ведь так и норовит вляпаться в какую — нибудь историю! То завязал дружбу с какими — то подозрительными личностями… Кстати, а где же они?! — озираясь по сторонам спросила Зимулана Сигизмундовна, -ткакая — то мелкая Лисица с ободранным хвостом, драный Барашек и маленький наглый Свин. Но, не заметив их в окне, Сигизмундовна перевела разговор на другую тему: — А, кстати, где твой муженек, дорогая? Папаша этого Вяся?  — Я давно его не видела и предпочитаю не говорить на эту тему, — сказала Зибрулана Сигизмундовна, — но если честно, — она зыркнула по сторонам, и, придвинувшись к сестрам, прошептала так тихо, что наши друзья едва услышали, — если честно, ноги у избы Василисы Терентьевны один в один совпадают с ногами моего муженька. Даже родимая заноза находится на пяточке левой лапы! Сестры охнули! — Да уж, история, — обтерла пот с лица Зимулана Сигизмундовна. Неизвестно чем бы закончился этот разговор, если бы весь Кабак не огласил жуткий вой, который послышался у столика Хорька в цепях. — Аааа! Ааа! — стонал Хорек, — что ты засунула в пироги, негодница?! Мои зубы! Мои золотые зубы! Они все согнулись! И он попытался раззявить рот, из которого торчали в разные стороны гнутые золотые зубы. — Там всего лишь мясная начинка, — пробормотала оправдывающаяся Василиса Терентьевна, — может, просто Вам кость попалась? И тут со сцены раздался призыв о начале благотворительного фестиваля, посвященного разорившемуся Кощею. С кружкой для сбора пожертвований к столикам был отправлен полупьяный Заяц с белыми кефирными усами. Первым столиком, к которому он подошел, оказался столик сестер. Естественно, одна в коробочку для пожертвования положила платок, другая — расческу, а третья — выщипывалку для бровей.  — Благодарю, — произнес заяц и перешел к Кабану. Тот, не долго думая, опустил в коробочку свою зубочистку. Подбежал Петух и сунул в коробочку перо, вырванное из своего переливчатого хвоста. Хорек положил обломок золотого зуба. Это было единственное, что было ценное за весь собранный на фестивале взнос. Белки скинулись по орешку. Свинеед бросил кабаний клык. А Василиса Терентьевна дрожащей рукой отпустила одну копеечку, она сама была не богата. Кощей тоже решил принять участие в сборе средств и бросил в кружечку свои скрошившиеся зубы, которые практически были уже зубным порошком. Сам Заяц капнул капельку кефира со своих усов. А теперь наша концертная программа! — прогремел со сцены голос конферансье Горностая, одетого в белый фрак и черный цилиндр, — начну со своих стихов! Какой хороший наш кабак! Да получишь в нем тумак! Посети наш кабачок, Спрячь бутылку под бочок! Закуски тут очень вкусные, Хотя посетители весьма гнустные. Но посетители бывают вкусные, Закуски из них не гнусные. Разорился у нас Кощей, Когда отведал кислых щей. А наш личный свинеед, В миг съест хрюшку на обед. После таких слов Парахрюк свалился с окна. Белый Барашек и Лиска вытянули его обратно. Стихи продолжались: У нас отличный карнавал, Но на работе у всех аврал! Могли б подальше посидеть, Но на работу всем лететь. И всем на работе храпеть, Дайте напоследок Нам песню спеть1 Горностай раскланялся, и послышались рукоплескания. И на сцену выскочили Сигизмундовны, которые затянули бессмысленную песню: -Зимулана, Зимулана, Одень белую панаму! Задалана, Задалана, Одень желтую панаму! Зибрулана, Зибрулана, Одень красную панаму! И идите в пляс скорей! Зимулана, Зимулана, Вынь ты ножик из кармана! Задалана, Задалана, Возврати мою пижаму! Зибрулана, Зибрулана, Вынь ты зайца из капкана, Но без маленьких детей! Лягушки пустились в пляс, подбегая к столикам и увлекая в пляс всех посетителей. Наши друзья порядком устали. Они слезли с окна, пригнали избушку (в тайну лягушачьих ног они уже были немного посвящены), ловко вспрыгнули в нее и приказали ногам скакать к Иртышу. И через по часа прыжков они были уже у берегов северной реки.  — Избушка назад, к Кабаку-Кабачку, — приказала Лиска, чтобы избушка вернулась на место вовремя и Василиса Терентьевна не взволновалась, не обнаружив ее на месте. Светало. Иртыш был великолепен в своем тумане. Белый Барашек развернул одеяло, и друзья мертвецки упали на него, будто их опоили целым чаном зелья Василисы Терентьевны