Собраться до рассвета

Мерлина не оказывается в столовой, зато люди оттуда говорят Артуру, что доктора Хоука недавно видели в одном из соседних домов, где заболел ребенок. Доктор Хоук. Услышав это имя, Артур не может сдержать улыбки — в повадках Мерлина и правда всегда было что-то птичье*. В доме с больным мальчиком Мерлина тоже нет, но семья говорит им, что вечером доктор собирался зайти еще к паре пациентов по соседству. Артур с Халидом переглядываются, и Артур покрепче затягивает шнурки на своих походных ботинках. Следуя указаниям местных жителей, они находят следующий дом только через час; кажется, что здесь все друг друга знают и с готовностью показывают им дорогу, но все равно Артуру начинает казаться, что люди вокруг специально хотят его запутать. В третьем по счету доме им говорят, что «доктор Хоук» оставался на ужин и только что ушел. На улице быстро темнеет, и в небе над горами поднимается луна. — Вы знаете, куда он пошел? — спрашивает Артур, и Халид переводит. Артур вряд ли понял бы эту беззубую старуху, даже если бы она говорила на английском, а не на арабском. — Она говорит, что не знает, где ночует доктор Хоук, — говорит Халид, — но я сам знаю пару мест, где он может остановиться на ночь, если своего дома у него нет. — А почему у него может не быть дома? — спрашивает Артур. Он думал найти адрес Мерлина по его новому имени — если во всем городе найдется хоть один телефонный справочник, конечно. — Он перебирается с места на место, если верить людям, — говорит Халид, — и не остается нигде подолгу. Наверное, и ночует он в местах, к которым не будет привязываться. Которые можно легко оставить позади, когда придет время двигаться дальше. Артур кивает. Логично, что если Мерлин путешествующий врач, он вряд ли каждый раз покупает или арендует жилье на новом месте; скорее, останавливается в гостиницах и хостелах. Вот только это значит, что если Мерлин решит покинуть сегодня город, то Артур никогда его уже не найдет. — Ладно, — вздыхает он, — поехали в ближайшее место, какое вы знаете. Халид кивает, но на этот раз, садясь в джип, Артур не упускает из виду внимательный взгляд старика. — Что вы сделаете, если найдете его? — спрашивает он, и что-то в его тоне заставляет Артура задуматься. — Приглашу его обратно в свою жизнь, — говорит он через несколько секунд. — Когда мы знали друг друга, он был самым близким моим другом. Я доверял ему больше, чем кому-либо еще... — он смеется, когда на ум вдруг приходят моменты из той жизни. — А когда я его не слушал, то всегда оказывался неправ. Я очень по нему скучаю. Я... — он качает головой, не в силах выразить в словах все, что чувствует. — И вы не ищете его, потому что он может быть вам полезен? — спрашивает Халид. — Нет. Что это вообще за вопрос такой? Халид не отвечает, только серьезно смотрит на него в тусклом свете салона джипа. Наконец он отворачивается и заводит мотор. — Халид? Халид по-прежнему ничего не говорит, только резко выжимает педаль газа. Артуру приходится ухватиться за ручку дверцы, чтобы его не откинуло назад. — Халид! — Простите, сэр. Мы приедем через пару минут. Под сиденьем есть бутылка с водой, возьмите, если нужно. Они в Марокко, в джипе, на пороге сумерек, и Артур думает, что хотел бы иметь сейчас при себе меч. У Халида что-то на уме, и Артур понятия не имеет, что; если бы они были сейчас в Камелоте, Артур подумал бы, что он что-то знает и не говорит. Хотя нет, здесь и сейчас, в двадцать первом веке, он все равно уверен, что Халид что-то знает и не говорит. Если окажется, что Халид все это время знал, где искать Мерлина... Артур не уверен, что тогда сделает.

***

«Пара минут» превращается в двадцать, причем едут они на другой конец города и куда-то в сельскую местность, взбираясь на гору на пониженной передаче. Дорога идет вверх достаточно круто, и Артур ловит себя на том, что наклоняется вперед, как если бы ехал на лошади. Артур прислушивается к шуму мотора и всматривается в темноту за окнами машины; огней вокруг мало, в основном в окошках редких маленьких домиков, мимо которых они проезжают. Звезды здесь кажутся очень близкими. Наконец Халид останавливает джип перед оштукатуренным зданием высотой в два или три этажа; его бледно-желтые стены и голубая отделка мелькает в свете фар лишь на секунду, прежде чем Халид заглушает двигатель. Внезапная тишина вокруг них, кажется, заполняет собой все вокруг. — Пойдемте со мной, — говорит Халид. И куда делись все эти истории про бесконечных родственников, думает Артур. На секунду он задумывается, существуют ли они вообще. Они заходят в выложенный плиткой двор, освещенный тут и там свечными фонарями и окруженный молодыми пальмами, которые еле достают макушками до первого этажа; в центре двора весело плещет фонтан. С маленьких кованых балконов здания свисают корзины с цветами. Их аромат, сладкий и пьянящий, наполняет воздух, а свежесть от фонтана кажется блаженством после пыли нижнего города. Сверчки громко стрекочут, нарушая тишину вечера. — Здесь красиво, — говорит Артур. Место и в самом деле очаровывает. — Ему здесь нравится, — говорит Халид, и подозрения Артура подтверждаются. — Так вы все это время знали, кого я ищу. Халид долго молчит, и когда Артуру уже кажется, что ответа он не дождется, мужчина говорит: — Сначала нет, я не был уверен, пока не услышал его имя. Я его защищаю. Или, наверное, можно сказать, что мы защищаем друг друга, — и Артур чувствует прилив ревности, который он быстро подавляет. — Он заслуживает, чтобы его защищали. Он спас мне жизнь однажды... Очень давно. Мерлин не может быть старше Артура. Если только... нет. Нет, пожалуйста, только не Мерлин. В груди Артура поднимается ярость, и он спрашивает сквозь сжатые зубы: — Как давно? Халид криво улыбается, и его зубы сверкают на секунду в свете свечей. — Лет триста назад. Лицо Артура вытягивается, и ему кажется, что он чувствует, как отливает от лица кровь. — Он был жив все это время? Ладно, что Халид гораздо старше, чем кажется, но представить, что Мерлин может быть бессмертен так же, как и Леон, ужасно. — Пусть он сам расскажет. Ждите здесь, — говорит Халид. — Хотите кофе? И Артур очень хочет сказать нет, хочет потребовать, чтобы этот двуличный старик отвел его к его другу, но к этому моменту он уже узнал кое-что о марокканской культуре и гостеприимстве, поэтому он просто вздыхает и ищет, куда можно сесть. По дворику расставлены крошечные столики и кованые стулья, и он выбирает столик под одним из свечных фонарей, откуда видно оба выхода. Немного заслоняет обзор пальма, но это лучшее место, откуда он сможет сразу увидеть Мерлина. — Вы уверены, что он спустится? — не удерживается от вопроса Артур. — Нет, — отвечает Халид. — Но я постараюсь его убедить, ради вас. И он заходит внутрь, разливая во двор уютный золотистый свет помещения, прежде чем бледно-голубая дверь захлопывается за ним. Мгновение спустя она снова открывается, и появляется пожилая женщина с кофейным сервизом на подносе; она не улыбается, но, заметив Артура, шаркает по направлению к нему. Медный кувшин поблескивает в свете свечей, а чашки кажутся слишком уж хрупкими, чтобы из них пить. Набор завершают сахарница с медной ложкой и крошечный кувшинчик сливок. Запах просто божественный, и Артур вдруг вспоминает, что ничего не ел с самого обеда. — Спасибо, — говорит он, пока она наливает кофе ему в чашку. — Эм, shukraan. Она скороговоркой отвечает ему на арабском и быстро возвращается в дом; поднос остается на столике перед ним. Кофе действительно превосходный, и Артур позволяет насыщенному вкусу и запаху немного успокоить его нервы, пока сам он ждет. Что Халид говорит сейчас Мерлину? Захочет ли Мерлин вообще его видеть? Леон намекнул, что, может, и не захочет. Неужели Артур проделал весь этот путь зря? Он вздыхает и втягивает аромат кофе, прежде чем сделать еще один глоток. Воздух вокруг наполнен стрекотанием сверчков и плеском фонтана. В мягком свете свечей трудно не расслабиться; Артур не замечает, как открывается все та же бледно-голубая дверь, но несколько минут спустя кто-то совсем рядом с ним произносит: — Это правда ты. Ты правда приехал. И Артур никогда раньше не слышал этого голоса — не в этой жизни, — но он знает его так же хорошо, как и свой собственный. Он поднимается. Кованые ножки железного стула царапают кафель. — Мерлин. — Я уже давно не ношу это имя, — отвечает мужчина рядом с ним. Высокий, худощавый, с темными волосами и бледной кожей, которая, кажется, сияет в свете свечей. На его лице — небольшая щетина, которую Артур не помнит из снов о первой жизни. — Люди теперь зовут меня доктор Эмброуз Хоук. — Эмброуз... Это от «Амброзиуса»? Конечно, он понимает отсылку. Да и как иначе? Он еще со школы читал об Артуриане все, что мог найти. В некоторых легендах колдуна и советника короля Артура зовут Мирддин Амброзиус; это имя означает «бессмертный», и Артур думает, что это еще одна подсказка. — Ну да, — говорит Мерлин. Он наклоняет голову, и в темноте невозможно сказать наверняка — но Артуру кажется, что он краснеет. А может, и нет, кто знает. — Умно, — говорит Артур. — Эм... Кофе? Мерлин качает головой, но хотя бы пододвигает себе второй стул и садится за крошечный столик. Артур делает то же самое. — Зачем ты здесь, Артур? Его голос звучит спокойно и ровно; хотел бы Артур чувствовать себя хоть в половину таким же безмятежным. — Я приехал за тобой, — начинает он, но Мерлин — Эмброуз — поднимает руку. — Я имею в виду, почему ты вернулся? Я так долго тебя ждал, а теперь ты здесь... — он замолкает и сжимает переносицу, и Артур замечает, что его длинные пальцы слегка дрожат. Он делает глубокий вдох и резко выдыхает. — Почему ты вернулся из мертвых? — Я не знаю, — признается Артур. — Все, что я знаю — это мои сны, которые я видел с самого детства. Почти с самого рождения, наверное. — С рождения? — Эмброуз подается вперед на стуле. — Ты родился? — Ну, да. Как и остальные. Пока я не встретил Леона, то думал, что нам всем просто ужасно повезло реинкарнироваться в одно и то же время, — он вздыхает и вертит крохотную чашку кофе в руках. — Я понятия не имел, что возможно было прожить все это время, от Камелота до современности. — О, еще как возможно, — говорит Эмброуз. Он звучит так, так горько, и Артур не может его в этом винить. Но затем он с любопытством наклоняет голову — жест, который Артур не раз видел в своих снах. — Ты сказал «остальные»? — Мои ближайшие рыцари, — говорит Артур. — Гвейн, Персиваль. Ланселот. Элиан. Гвен. — Он делает паузу. — Моргана... Правда, она не хочет во все это ввязываться. — Во что? Артур вздыхает. — Реинкарнация — по крайней мере, согласно нью-эйджу** — значит возможность начать все сначала, с чистого листа. Усвоить уроки и исправить ошибки. Моргана помнит, кем она была и кем стала, и не хочет иметь с той жизнью ничего общего; ей не нравится, что мы иногда собираемся вместе и вспоминаем. Но оно и понятно, если учесть, как несладко ей пришлось тогда. — Понятно. Эмброуз замолкает; Артур ждет, что он заговорит снова, но тот, кажется, не собирается делиться своими мыслями. — Нам тебя не хватает, Мерлин... Эмброуз, — поправляет он себя. — Мы все помним тебя своим другом, и все хотели тебя найти — с тех самых пор, как первый раз встретились. Гвейн подобрался к тебе ближе всех, через друидов — но все, чего мы от них добились, это что «твое время еще не пришло». А потом мы наткнулись на Леона — ну, буквально, он просто забрел в ювелирный, где работает Аллен... Элиан. Он сказал, что поговорит с тобой. Правда, еще Леон сказал, что лучше бы им с Мерлином так часто не связываться, но Артур решает оставить это при себе. — Так значит... Он все-таки с тобой поговорил? — Да... Я не был уверен, что хочу с тобой видеться. Сначала. Но в конце концов он уговорил меня хотя бы дать свой адрес. — Эмброуз протягивает руку и проводит кончиком пальца по каемке кофейной чашки. — Я не думал, что ты правда до сюда доберешься. — У меня такое чувство... что ты этого и не хотел. Что, может, ты все-таки не хочешь меня видеть. — Не в этом дело, — говорит Эмброуз, — я... — Он замолкает и снова вздыхает. — Я сдался, Артур. Было пророчество о том, что ты вернешься, когда Альбион будет больше всего нуждаться в тебе. Но потом Камелот пал, Альбион стал Англией, а Англия стала частью большого мира... а ты так и не вернулся. А мне в этих пророчествах было обещано место рядом с тобой, но... но моим проклятием, или... я не знаю, моим... моим наказанием стало то, что ценой за это место рядом с тобой будет вечная жизнь. Что я останусь в живых и буду ждать твоего возвращения. И я ждал века, Артур. Больше тысячи лет. Я счет потерял годам, а ты так и не вернулся. В конце концов я решил, что пророчества лгут. При твоей жизни не было никакого золотого века, который они обещали. Значит, и ты не вернешься. Поэтому я сдался. Эмброуз прикрывает на секунду глаза. — И тут Леон звонит мне ни с того ни с сего, хотя мы договорились связываться только раз в пять лет, и говорит, что нашел тебя. А я оставил тебя в прошлом и стал двигаться дальше, и лет восемьдесят или девяносто прожил своей жизнью... или мне так казалось. И вдруг появляешься ты. Я думал, что наконец закончил оплакивать твою смерть, наконец-то отпустил тебя раз и навсегда... и вот ты здесь. — Дело не в том, что я не хотел тебя видеть, — произносит он тихо. Он никак не может оставить в покое сахарницу, зачерпывая ложечкой немного сахара и высыпая его обратно. — Но мне больно видеть тебя здесь после всех этих лет. Я чувствую, что подвел тебя, — говорит он, но Артур тут же качает головой. — Ты не подвел меня, — говорит он, хотя каждое слово дается ему с трудом. Он пытается представить себе, каково было Мерлину — запертому, как в ловушке, со всем этим временем на руках, которое он не мог даже прожить по-настоящему, и все из-за какого-то ёбаного пророчества, и в его глазах встают слезы. — Господи, Мерлин, конечно, ты меня не подвел. Я и так никогда не заслуживал такой преданности. Твоей... твоей верности — я никогда ее не понимал и никогда не заслуживал. — Заслуживал, — говорит Мерлин. — Ты всегда... — он обрывает себя, — ты ее заслуживал, — повторяет он, так и не сказав то, что хотел. Артуру хочется наклониться и остановить беспокойные руки Мерлина своими руками, но он не уверен, что Мерлин будет сильно рад такому жесту. — Я вырос без тебя в этой жизни, но, может, так нужно было. Как бы мы смогли быть друзьями, если бы мне было восемь, а ты был взрослым? И, может, у меня не было тебя — но зато у меня всегда были мои сны. Воспоминания о тебе и других, но в основном о тебе. И эти воспоминания, Мерлин — прости, Эмброуз — эти воспоминания помогали мне пережить многие тяжелые моменты. Иногда я не знал, что делать, и тогда я думал о тебе и прислушивался к твоим советам — и всегда, всегда находилось воспоминание, в котором ты был мудрым и знал, что нужно делать. Ну или просто безостановочно болтал. Но ты всегда помогал мне, даже если тебя не было со мной физически. Из-под ресниц Мерлина появляется слеза, она прочерчивает дорожку по его щеке и исчезает в бороде. — Мне так жаль, что меня не было рядом. — Не извиняйся, не надо, — говорит Артур. — Я принимал тебя как должное в той жизни. В Камелоте. Я до самого конца не знал и половины того, что ты для меня сделал. Да и до сих пор, наверное, не знаю. Мне не хватало тебя в этой жизни, но, боюсь... Если бы ты был рядом, то, может быть, я не ценил бы тебя так, как должен бы. Мерлин делает глубокий, дрожащий вдох, и больше слез текут по его щекам. — Я боялся, что ты возненавидишь меня, когда узнаешь о магии, — говорит он. — Что ты простил меня только потому, что умирал, и... и тебе не нужно было бы разбираться со всем этим после смерти. — Я не думаю, что вообще способен тебя ненавидеть, — тихо говорит Артур. К черту приличия, думает он и встает. Мерлин непонимающе смотрит на него, но Артур только обходит небольшой столик между ними, кладет руку Мерлину на голову и притягивает его к себе. — Боже, — всхлипывает Мерлин, а потом обхватывает Артура руками и прижимается лицом к его животу. Его плечи сотрясаются от беззвучных рыданий, и Артур чувствует, как по его собственным щекам стекают несколько слез. Он проводит пальцами по темным волосам Мерлина, и тот подается навстречу его прикосновениям, будто наконец-то обретя дом после слишком долгих скитаний.