Артур знает о магии Мерлина

— Гаюс тебе рассказал. Это не вопрос. Ему и не нужно спрашивать. Мерлин знает. Даже если Гаюс ничего ему не сказал, даже если Гаюс не намекнул ни словом. Мерлин всегда просто знает, и Артур знает, что Мерлин знает, он видит это по его лицу, по его глазам — и, Господи, ужасно так думать, но… Но он, наверное, чувствует облегчение — нет, никаких наверное, это облегчение, самое настоящее. Вот она — голая и некрасивая правда. Это облегчение, в тысяче смыслов сразу — ему легче, что Мерлин знает, что ему не придется произносить это вслух, по крайней мере не сейчас, что ему не придется проталкивать слова через сжавшееся горло и слышать их из собственных уст — Гвиневра не может — или я не могу — я не знаю, Гаюс не может сказать точно, но Гвиневра — или я, мы не можем — Мы не — У нас не может быть — Нет, Артуру не нужно произносить это вслух. Потому что Мерлин, он знает, как и всегда. — Мне так жаль, — говорит Мерлин, и вся эта жалость, что поднимается в его глазах, вот-вот выплеснется и потечет слезами по щекам. — Я… Я… Мне так жаль. — Я просто… Я думал… — Артур сильно прикусывает нижнюю губу, прежде чем слова вырвутся на свободу и он скажет я просто думал, что мы недостаточно сильно стараемся, я просто думал, что у нас получится, если мы только захотим сильнее, а я хотел, Боже, Мерлин, клянусь, я так сильно этого хотел, больше, чем чего-либо в целом свете, но я не могу, или Гвиневра не может, и у нас никогда не будет — и неважно, как сильно я этого хочу... — Я думал, — мягко говорит он вместо этого, — что у нас все еще была надежда. — Мне жаль, — повторяет Мерлин, но на этот раз его голос граничит с шепотом, — я хотел бы… Если бы я только мог чем-нибудь помочь… Артур качает головой. Он хочет сказать не будь идиотом, вот только ком в горле мешает говорить, и даже дышать удается с трудом. Не будь идиотом, Мерлин, не пытайся это исправить, ты не можешь и ты это знаешь, ты не можешь ничего изменить, даже со всей своей магией, ты не мог бы это исправить даже со всей магией в мире, ты не можешь — вот только, погодите, это же — это же неправда. Это неправда, потому что Мерлин на самом деле может помочь, и может быть — может быть — — Мерлин, — говорит Артур, и во рту у него пересыхает, а в животе что-то скручивается и переворачивается, снова и снова, потому что он знает, что это темный путь, плохой, неправильный путь, что это может уничтожить его, прямо как его отца, что это может превратить его в его отца, и вся старая история повторится, но черт с ним, он — он должен попытаться. — Ты бы подарил мне наследника? — он ни на секунду не отрывает взгляд от лица Мерлина, не позволяет себе отвести взгляд, потому что если он это сделает, то его решимость надломится и он упустит этот шанс, — если бы я попросил? Мерлин очень долго смотрит на него в ответ, в полной тишине. За стенами Артур слышит приглушенные разговоры слуг и лязг доспехов, шелест шелковых платьев и чей-то смех, но он не собирается нарушать тишину первым — нет, он ждет ответа Мерлина, хотя сейчас ему и кажется, что Мерлин не собирается отвечать и больше никогда не произнесет не слова, но — — Я сделаю для тебя что угодно, сир. Ты же это знаешь. В животе у Артура екает, и страх прошибает его, как удар молнии, как разряд грома, и на какое-то мгновение он думает, вот оно, я сделаю это, я попрошу у него это сделать, прямо сейчас, здесь и сейчас, он сказал, что сделает что угодно, надо только попросить, я должен только взять и попросить, но он — он не может. Он хочет этого — Боже, как же сильно он хочет этого, и сделать это было бы так просто, даже не нужно ничего говорить вслух, потому что Мерлин поймет, потому что Мерлин всегда просто знает такие вещи, но — Вот так мой отец потерял мою мать. Что, если все повторится, что, если все закончится точно так же, даже если я отдам за это свою жизнь, что, если этого будет недостаточно, что, если так я потеряю Гвиневру? Артур сглатывает. — Нет, — наконец говорит он, и Боже, еще ни одно слово в жизни не давалось ему так тяжело, но так будет правильно, и он это знает, знает, и поэтому позволяет себе почувствовать, как ноет сердце — один последний раз, за малыша, которого они никогда не смогут подержать на руках. — Нет, Мерлин, — говорит он, — не надо.