Артур знает о магии Мерлина

— До сих пор не могу поверить, что ты забыл, — говорит Артур, отцепляя от штанины Мерлина очередную пиявку. Правда, непонятно, куда теперь девать эти три дюйма склизкой и извивающейся гадости — он не хочет, чтобы это касалось даже пола его комнаты, да и вообще было в его комнате — да что там пиявка, он не хочет, чтобы сам Мерлин был сейчас в его комнате, в таком-то состоянии... Но уже как-то поздно жаловаться, да? Мерлин густо краснеет. — Ну, — с негодованием выпаливает он, — если бы ты не был таким болваном... — Нет, это если бы ты не был таким идиотом, — перебивает его Артур, и нет, он не ведет себя по-детски, он вообще король и может говорить, что захочет, и он плюхает мокрую пиявку Мерлину в руку. Мерлин переводит горящий взгляд с Артура на пиявку и обратно на Артура. — Нет, это... — Мерлин силится подобрать слова, — это если бы ты не был таким… — Хватит! Гвиневра — маленькая женщина, но если она хочет, чтобы ее услышали — она делает так, чтобы ее услышали. Она появляется между мужчинами, сопровождаемая шелестом платья, и поднимает руку. — Хорошо. Хватит. Артур, Мерлин забыл, это могло случиться с кем угодно. Мерлин, — добавляет она, прежде чем ее муж успевает открыть рот, чтобы сказать нет, это не могло случиться с кем угодно, это могло случиться только с Мерлином, потому что он самый безнадежный идиот во всем королевстве, честное слово, ну кто еще мог забыть про день, когда он… ну, как бы… перестает быть преступником по законам королевства, — Мерлин, просто сбегай к себе в комнату и переоденься. Никто не заметит, если ты чуть-чуть опоздаешь. Артур поднимает брови. Вот тут Гвиневра немного перегнула. — Гвиневра, — говорит он, — я собираюсь объявить всему двору, что Мерлин — колдун. Думаю, они заметят, если его там… Королева поджимает губы. — Артур, сейчас правда не время… — Эм, — вставляет Мерлин. — Слушайте, я… Кхм. Боюсь, я… не могу. Это сделать. О. Отлично, просто отлично. Этот идиот вообще знает, что такое «совесть»? — Хватит стесняться, как девчонка, Мерлин, — говорит Артур. — Ты просто будешь там стоять. Это не сложно. Мерлин снова буравит его взглядом. — Я про одежду, — уровень негодования в его голосе поднимается еще на градус выше, — мне больше нечего надеть! Если ты не помнишь, мою вторую тунику разорвало в лоскуты на прошлой неделе, и я не успел ее починить, потому что… потому что я пашу на тебя, как ломовая лошадь! Что-то в его словах кажется неправильным и заставляет Артура нахмуриться, и ему требуется несколько секунд, чтобы понять, что именно. — Мерлин, — говорит он, — ты хочешь сказать, у тебя всего два комплекта одежды? — Две туники, — раздраженно отвечает слуга, — и два платка. Уж извините, сир, что мои шкафы не забиты сотнями рубашек, и брюк, и черт знает чем еще, как у одного моего знакомого болвана, который совсем не ценит своего храброго, трудолюбивого и очень привлекательного слугу… — Боги, заткнись уже, — бормочет Артур, который перестал слушать уже после «трудолюбивого». — И во имя всего святого, завтра просто сходи и купи себе новую одежду, в чем проблема? — А, — поднимает Мерлин брови, — конечно, сир. Конечно, только сейчас достану свой набитый золотом кошелек и пойду скуплю полкоролевства. Отличная идея, милорд. Не знаю, как я сам… Гвиневра снова появляется рядом с ними — а она уходила? Когда она успела? — и на голову Мерлина бесформенной кучей падает ее лиловая мантия. Мерлин обрывается на полуслове и торопливо выпутывается из шелестящей мягкой ткани. — Это… Это еще что? — Надень, — нетерпеливо говорит Гвиневра, — думаю, у Артура в шкафу найдется для тебя пара старых брюк, заправим их тебе в сапоги — и, думаю, сойдет. — Я... — Мерлин беспомощно сжимает мантию в руках, — я не могу это надеть! — Что? — Гвиневра хмурится, глядя на него. — Конечно, можешь, Мерлин, не глупи... — Ты сейчас серьезно пытаешься одеть Мерлина в женскую одежду? — Артур не знает, сколько раз за время этого разговора его мир успел пошатнуться, но вот это — вот это, наконец-то, хотя бы становится забавным. — Цвет ему, конечно, очень идет, но... — Заткнись, Артур, — огрызается Мерлин. — Меня не мантия волнует... Гвиневра поднимает бровь. — Серьезно, Артур? Кажется, ты не очень-то возражал, когда я надевала твои вещи... — Пожалуйста, пожалуйста, не говорите при мне, как вы носите одежду друг друга, — умоляюще говорит Мерлин. — Мерлин, заткнись, — шипит Артур, и яростный жар заливает его лицо. — Гвиневра, это девчачья мантия, это другое... — И вовсе не другое, я не вижу никакой проблемы... — Да не в мантии дело! — наконец выпаливает Мерлин, потеряв терпение. — Ради бога, она же лиловая! Вы серьезно хотите, чтобы я вышел ко всему двору, одетый в цвета знати?! — А, вот теперь формальности тебя волнуют!.. — Да, Артур, волнуют, потому что через десять минут они все узнают о моей магии и захотят разорвать меня на куски, и... — Все будет в порядке, — мягко говорит Гвиневра, — когда они узнают, что ты сделал для королевства, они тебя примут. Они любят тебя так же, как и мы, вот увидишь. — Погоди, Гвиневра, «любят» — это немного сильно сказано, тебе не кажется?.. — Нет, не кажется, Артур. Я вот очень люблю Мерлина, и я уверена, что и ты разделяешь мои... — Гвен, — прерывает ее Мерлин очень громко, и Артур никогда еще не был так благодарен этому идиоту, как сейчас, — Гвен, я это все очень ценю, но я правда не хочу рисковать. Он протягивает мантию обратно королеве. — Ради всего святого, Мерлин, — рявкает Артур — у них сейчас, вот честно, вообще нет времени на эти перепалки, — если ты так не хочешь это надевать, то, может, просто поменяешь цвет и перестанешь, наконец, вести себя как девчонка? Мерлин вопросительно смотрит на Гвиневру. Она кивает, и Артур закатывает глаза. — Ну так давай тогда! Глаза Мерлина вспыхивают золотом, теперь уже так хорошо им знакомым, и мантия тут же меняет цвет с лилового на насыщенный синий. Мерлин набрасывает ее себе на плечи. — Э-э-э... — неловко протягивает он, и его бледные щеки заливаются румянцем, — она мне маловата, можно я немного?.. — Мерлин, делай с ней все, что нужно, — успокаивает его Гвен. — Да, — говорит Артур, — только поторопись, бога ради. Мерлин умудряется сверлить Артура взглядом, даже пока колдует, и мантия расширяется в плечах и увеличивается в длину дюймов на двенадцать, не меньше. Он стягивает свою куртку, надевает мантию как следует и крутит головой, оглядывая себя со всех сторон. По краю ткани тянется серебряная, чуть поблескивающая тонкая вязь, но Мерлин, кажется, вовсе не возражает против нее. Он слегка встряхивает плечами, расправляя последние складки; мантия оказывается длинновата и немного волочится по каменному полу. — Сделай покороче, — советует Артур, — слишком длинно получилось. — Все нормально, — говорит Мерлин. — Когда мы закончим, я ее выстираю и верну все, как было. Он бормочет себе под нос какую-то тарабарщину, и пара пиявок тут же отлепляется с его штанов и плюхается на пол. Артур морщит нос. — Сам потом будешь это убирать, — говорит он. — И сделай что-нибудь с волосами. У тебя на голове будто целый лес растет. Мерлин закатывает глаза, но все равно запускает руки в волосы — и на пол сыпятся мелкие листочки и веточки; Артур почти ждет, что оттуда выскочит белка или ещё что-то в этом духе. — Ну, готово, — немного кисло сообщает Мерлин, — мы можем идти? — Мерлин, — вздыхает Гвиневра, — пожалуйста, переодень брюки. — И сними платок, — добавляет Артур. Мерлин оскорбленно прижимает руку к платку — ну просто придворная дама, когда кто-то позарился на ее украшения. — Но это от матери! — Ох, ну ничего, платок можно и оставить, — говорит Гвиневра, — он даже не мешает. — Ладно, но пусть хотя бы вытащит из него эти цветы! — Оу, — и Мерлин вдруг выглядит очень расстроенным, — но это цветы от моего культа. Артур медленно поворачивается на каблуках и смотрит на Мерлина. Он что-то не расслышал. — Твоего... культа? Нет. Нет, нет, нет, не может быть. Он точно не расслышал. Мерлин в отчаянии выдергивает из складок красного платка увядшую маргаритку. — Ну культ! — Он взмахивает цветком, — из Темного Леса. И я правда не хотел с ними связываться, но теперь они думают, что я какой-то бог в человечьем обличье, и не оставляют меня в покое. Он тяжко вздыхает и сокрушенно качает головой, словно целые культы, верящие, что ты божество в смертном теле — это обычное явление. Досадное, но обычное. — Мерлин, ты... ты меня извини, — говорит Артур, — но какого черта?! — Нет, ну, все не так плохо, — задумчиво произносит Мерлин, выуживая из платка небольшую пурпурную астру. — Они всегда дарят мне цветы, а в этот раз еще и сплели корону из листьев, и мне даже немного понравилось. Я пытаюсь их убедить, что я просто человек, конечно, но... Пока не выходит. У Артура начинает гудеть голова. — Мерлин, — говорит он, — скажи, что у тебя нет никакого культа. — Есть, — говорит Мерлин, — но очень хороший. Они ничего такого не делают — просто слагают стихи о моем величии и много кормят. Вообще-то, это все очень даже мило... Ты мог бы у них поучиться. — Пожалуйста, просто переодень брюки, — выдавливает Артур и падает, как подкошенный, в ближайшее кресло.