История о благородном Призраке

* * *       Конвой из мадридского военного комиссариата имел широкие полномочия – от ареста тех, кто ему препятствовал, до уничтожения на месте. Командовал им неразговорчивый хмурый лейтенант, уже не первый год сопровождавший заключенных самых разных рангов, титулов и степени важности. Выслушав объяснения капитана Монсеррата по поводу преступника Гаста и его исчезновения, лейтенант решил, что ситуация требует особого расследования, и поставил капитана перед выбором: следовать с конвоем в столицу добровольно или под арестом. Капитан выбрал первое. Отправил в город депешу с приказом о своем заместителе и отбыл в конвойной карете – под охраной, разоруженный, но не связанный и с достаточно вежливым обращением. Впрочем, молчаливый лейтенант за исключением нескольких служебных фраз не проронил за всю дорогу ни слова.       В комиссариате Монсеррата заперли в одной из комнат для важных свидетелей, где он провел в одиночестве больше суток. Он бы решил, что о нем попросту забыли, если бы дважды охрана не приносила еду из ближайшей посады. Свободные руки и забота о его пропитании частично умеряли тревогу за свою судьбу, неуклонно растущую с каждым часом, проведенным взаперти, без допросов.       Наконец за ним явился бессловесный и чопорный альферес* и сопроводил его в кабинет в другом крыле здания. ----- * альферес – (исп.) младший офицерский чин, сравнимый с прапорщиком или младшим лейтенантом. -----       Пройдя через внутренний двор, почти по-летнему яркий, они поднялись по старинной винтовой лестнице и оказались в коротком сумрачном коридоре с дубовыми панелями и тяжелой резной дверью в конце. Альферес отворил ее перед капитаном, дождался, пока он войдет, и закрыл, оставшись в коридоре.       – Капитан Монсеррат? – тихий, чеканный голос полуспрашивал, полуутверждал.       – Так точно, сеньор майор, – отдал честь Монсеррат высокому, смуглому, очень худому человеку с длинными бакенбардами, выпуклым лбом и цепкими глазами, стоявшему, заложив руки за спину, у едва тлевшего камина.       Минуту хозяин кабинета изучал бесстрастно вытянувшегося капитана и, наконец, кивнул ему на одинокий стул у массивного стола, отражающего темным зеркалом поверхности широкий солнечный луч, допущенный в кабинет через наполовину отдернутую портьеру. Усаживаясь на жесткий стул, Монсеррат получил, наконец, возможность оторваться от лица майора и огляделся. Кабинет не был особенно велик, но в нем умещался и письменный стол с высоким кожаным креслом, и камин у левой стены, и несколько этажерок и шкафов, уставленных до упора книгами, папками, ящиками и даже одним ларцом, и пюпитр для секретаря. Из украшений он заметил только королевский портрет над камином, пару канделябров с оплывшими свечами и резную раму еще одной двери, в правом углу, у окна.       Через мгновение из-за этой двери по звонку майора появился секретарь и, положив на пюпитр пачку бумаги и чернила, приготовился писать. Допрос начался.       Майор забрасывал капитана стремительными, краткими вопросами. Поначалу простыми и ясными – данные о себе, службе, обстановке в Сан-Гуахире. Капитан отвечал мгновенно, четко и лаконично. Когда дело дошло до Гаста и его побега, выдержать столь же краткую и достойную манеру стало невозможно. Монсеррат начал запинаться и медлить, пытаясь объяснить, как заключенный оказался в Торре Крузадо и как он оттуда исчез. Майор был терпелив, но неумолим и через пару часов полностью уяснил себе картину происшедшего и честолюбивые мотивы капитана.       – Достаточно, – объявил он секретарю и отослал его расшифровывать стенограмму.       Капитан почувствовал, как по спине скатываются струйки пота несмотря на прохладу в кабинете, но боялся пошевелиться, ожидая, пока майор в раздумьях расхаживал позади своего стола ровным, упругим шагом.       – Это был первый случай, когда нам удалось уцепиться за что-то стоящее, - печально проговорил майор, упав в кресло. – Не просто узнать, а вытащить их на свет.       – Их? – осмелился переспросить Монсеррат, почувствовав, как у него засосало под ложечкой.       – Своим непрошеным энтузиазмом вы сорвали самую великолепную операцию за последний год, – словно не слыша, продолжил майор. – Теперь они точно оборвут все связи. И Гаста уничтожат сами.       Он повернулся и в упор, с прищуром, точно на диковинное животное, посмотрел на капитана.       – За такие фокусы вас не то, что расстрелять, вас удавить мало будет.       Монсеррат побледнел, не решаясь вымолвить слово.       – Но… – майор внезапно усмехнулся. – Я дам вам шанс исправить вашу… оплошность. Мозги у вас, кажется, есть. Если вы употребите их правильно, то, por qué no*, вас даже не разжалуют. ----- * por qué no – (исп.) почему бы нет. ----- * * *       Ночь бесшумной змеей вползла в переулки, затворила ставни и двери, добралась до площади и, обогнув ее слабые, трепещущие огни, взобралась на башню с часами, отсчитывая минуты нового дня, когда дверь таверны распахнулась и на ее порог вывалились последние посетители. Шатаясь и бурно жестикулируя, распрощались они друг с другом братскими объятиями и хлопками по спине и разошлись по разным темным закоулкам и дворам.       Один из них пересек площадь по диагонали, путаясь в дрожащих ногах и с трудом удерживая голову вертикально. Но едва беспросветный переулок укрыл его ночным покрывалом, шаг его выровнялся и спина окрепла. Впрочем, он все равно не торопился, погруженный в привычные раздумья. Если бы чьи-то глаза могли видеть во тьме, точно при свете дня, то они заметили бы, что человек этот был невысок, плотного телосложения, в городской одежде – длинных панталонах и темном сюртуке.       Пройдя мимо нескольких боковых переулков, у одного из поворотов он остановился. Пошарил по карманам и извлек портсигар. Спичка осветила на мгновение его приятное, но не примечательное лицо с тонкими усами. И дрогнула в руке, когда он обнаружил, что не одинок на улице.       Какой-то человек стоял от него в двух шагах, облокотившись на дерево и опустив голову. Был он в коротких штанах и альпаргатах, рубаха белела в растворе темной куртки на груди. Платок и небольшая коническая шапочка завершали наряд. От краткой вспышки пламени он не пошевелился, словно спал по-лошадиному, стоя.       Человек в сюртуке мгновенно насторожился, бросив спичку, но все же решил продолжить свой путь. Сделал шаг…       – Ола, Алехо! – услышал он знакомый ироничный голос, который и не чаял уже услышать никогда. – Ты меня заждался?       – Гаст, – скорее, выдохнул, чем произнес Алехо. – Черт тебя возьми, как ты это вытворяешь? Мне сказали, что в этот раз тебя-таки схватили и заперли всерьез.       Из темноты послышался легкий вздох:       – Так и было.       – Так ты… – снова насторожился человек в сюртуке.       – Бежал. Да, Алехо. На этот раз я был не так уж ловок. Почти неделю гостевал. Мне дали лучший номер в Торре Крузадо. Слышал о таком отеле?       В немногих скупых, но точных словах передал Дениз о днях, проведенных в темнице и о своем спасении, лишь умолчав об имени того, кто его спас.       – Проклятье, – тихо простонал Алехо. Помолчав, он с горечью произнес: – Ты знаешь правила, Гаст. Я не должен ни встречаться, ни говорить с тобой. Если только ты не решишь предстать перед «Квартетом», чтобы оправдаться. Но шансы…       На плечо Алехо легла невидимая рука.       – Я помню все.       – Что ты будешь делать? Сможешь ли ты скрыться – и от «Квартета», и от альгвасилов?       – Я пойду с тобой к «Квартету», – спокойно ответил Гаст. – Бежать – признать себя виновным. Я не предатель.       Рука упала с плеча Алехо, но он успел подхватить ее, пожав и удержав в ладони, точно боялся, что она исчезнет.       – Но сначала, – голос в темноте повеселел. – Мы закончим дело. Ведь я добыл подвеску. Пришлось, правда, спрятать ее, когда меня схватили. Вот заберу ее, отдам тебе и тогда... пойдем к «Квартету».       Алехо одобрительно и сочувственно пожал плечо Дениза.       – Я могу тебе помочь?       – Как всегда, дорогой энласе, как всегда, – услышал он добродушный смешок. – Поделись одежонкой. Мой нынешний наряд не очень подходит для того места, где меня дожидается подвеска.       От неожиданности Алехо крякнул, но спорить не стал, быстро скидывая сюртук, шляпу, штаны и щеголеватые ботинки. Когда они оба переоделись и готовы были разойтись, Алехо, не удержался и обнял Гаста.       – Я тебе верю, амиго. Я тебя знаю. Плохо, что теперь и альгвасилы знают тебя в лицо. Ты страшно рискуешь.       – А когда было иначе? – со смехом ответил Гаст. – Но им это не поможет. Больше они меня не поймают!       И крепко обняв Алехо, Дениз растворился в ночи.