История о благородном Призраке

* * *       Поскольку дело касалось нескольких состоятельных семей, то с заседанием тянуть не стали, назначив его на тот же вечер. Прокурор надеялся, что судья ограничится небольшим штрафом, дабы не сильно раздражить родителей попавшей в неожиданный переплет молодежи и при этом прослыть принципиальным, честным служителем закона, вершащим дела, не взирая ни на какие чины и состояния.       В ходе предварительного разбирательства выяснилось, что арест был спровоцирован скандалом, случившимся в соседнем городе из-за безжалостных вандалов. Схватить их так и не удалось, и стражи порядка во всем районе получили строжайший наказ: усиленно следить за музеями, парками и выставками. Шумная компания, сначала веселившаяся на улице, а потом атаковавшая музей, не могла не привлечь внимания ретивого, но недалекого сержанта.       Как вскоре оказалось, предъявить им было нечего, кроме чрезмерного шума и веселья, которые компания не прекращала даже на скамье подсудимых. Молодежь удалось угомонить, лишь пригрозив штрафом за недостойное поведение. Но окончательно они замолкли, когда слово для защиты взял их негласный предводитель – тот самый синеглазый парень.       Смотрительница Фелипа Монтром также была в зале. Она сменила музейное серое платье на не менее строгий костюм чайного цвета и сидела сейчас в первом ряду среди трех-четырех других свидетелей – утренних прохожих с площади. Когда защитник вышел из-за барьера для подсудимых, то оказался совсем близко к зрителям – и к Фелипе. Теперь она могла рассмотреть его получше, чем и занималась без ложного смущения на протяжения всей его зажигательной речи.       Он одаривал зал и судью обворожительными улыбками и сияющим взглядом кристально честных глаз. Ерошил темные волнистые волосы, артистично взмахивал руками, скромно склонял голову перед судьей и вскоре всем в зале стало окончательно ясно, что все дело – совершеннейшая ошибка, и ни в чем не повинных молодых людей надо немедленно отпустить по домам, в горячие объятия любящих родных и близких       Поддавшаяся, как и многие в зале, его обаянию, но не ослепленная этим артистичным фейерверком, Фелипа со все возрастающим интересом следила за юношей и внезапно поняла, что он не так уж и юн, хотя и молод. Пожалуй, он был лет на пять, а то и семь старше своих приятелей, самому взрослому из которых едва исполнилось двадцать. Открытый взгляд темно-голубых глаз, гладко выбритое лицо, бьющая через край жизнерадостность делали его моложе. Но было что-то в его уверенной горделивой осанке, в глубине вроде бы ясных, но с лукавинкой глаз, что выдавало за его плечами некоторый, совсем не юношеский жизненный опыт.       Выслушав защитника, прокурор смахнул с лица морок его очарования и предложил вызвать свидетелей возмутительного поведения подсудимых.       – Фелипа Монтром! – объявил секретарь суда.       Девушка спокойно подошла к креслу рядом со столом судьи, секретарь приготовил Библию. * * *       Внезапно двери суда распахнулись, и в зале произошла сцена, удивительно напомнившая утреннюю. Отряд солдат во главе теперь уже с капитаном быстро прошел через зал и окружил загородку подсудимых, направив на них ружья.       Молодая компания снова зашумела, поддержанная зрительным залом. Синеглазый парень, казалось, совсем успокоившийся после утреннего ареста, насторожился, но сохранял обманчиво расслабленный вид. Капитан подошел к судье и, подозвав прокурора, начал им горячо что-то объяснять. Фелипа, о которой все забыли, сидела рядом и, делая вид, что ее все это не касается, внимательно прислушивалась.       Капитан заявил, что среди задержанных молодых людей, виновных разве что в мелком хулиганстве, да и то вряд ли, есть один чрезвычайно опасный преступник, список мест преступлений которого охватывает минимум половину страны. До этого момента он был совершенно неуловим, но наконец случай и вовремя полученные точные сведения позволили его обнаружить.       Прокурор задумался и понял, что молодежь лучше отпустить от греха без всяких штрафов. Связывать знатные фамилии города с государственным преступником – это может стоить ему не только карьеры, но и головы. Закончив совещание, капитан и прокурор отступили в центр зала. Судья сверился с бумагами.       – Сеньор Дениз Руис, – объявил он, – встаньте.       Синеглазый парень с готовностью вскочил. Дула ружей переместились на него.       – Выйдите вперед, сеньор.       Дениз подчинился, легко перепрыгнув низкую ограду.       – Удовлетворяя прошение, поданное сеньором прокурором и вызванное новыми открывшимися чрезвычайными обстоятельствами, постановляю…       В зале воцарилась тишина.       – …дело в отношении (последовал длинный список имен) прекратить…       Молодежь радостно загалдела, судья сердито застучал молотком, снова стало тихо.       – А дело сеньора Руиса отправить на дополнительное расследование, передав подозреваемого в серьезных преступлениях под охрану и ответственность капитана Монсеррата.       Дениз Руис вскинул голову, скрестил на груди руки и хмуро улыбнулся. Молодежь в загородке вскочила, но замерла, одернутая повелительным жестом и командным окриком капитана:       – Ни с места! Или я не посмотрю на ваших богатеньких папочек и арестую всех как пособников опасного преступника!       Это дело сулило такие сияющие перспективы, что сейчас ему сам черт был не брат. Приятели Руиса возмущенно шумели, но выйти из-за перегородки никто не решился. Капитан отодвинул солдата из оцепления и подошел ближе к пленнику.       – Ну, здравствуйте, сеньор Гаст*, – со злорадной усмешкой произнес он, разглядывая Дениза. – Признайтесь, вы никак не ожидали такого поворота?       – Вы ошибаетесь, капитан, – Дениз согнал с лица даже намек на тревогу и обворожительно улыбнулся. – Меня зовут Дениз Руис. Никакого Гаста я в глаза не видел и в его преступлениях, конечно, не замешан.       Капитан звучно рассмеялся.       – Я и не ждал, сеньор Гаст, что вы так сразу признаетесь. В цепи его! Тюремная карета готова?       – Так точно, сеньор капитан!       – Глаз с него не спускать ни на минуту! От меня даже призрак не ускользнет.       Через мгновение Руис был скован по руками и ногам и под дулами ружей выведен из зала. В тот момент, когда его уводили, он, словно о чем-то вспомнив, бросил быстрый взгляд на застывшую в свидетельском кресле смотрительницу и наткнулся на все тот же прямой, изучающий, доброжелательный, но и немного встревоженный взгляд.