Собрать по осколкам

      Как и к любому скандалу, вскоре к истории Гермионы издатели потеряли интерес. Высасывать подробности было неоткуда, и в газетах все утихло. Другое дело, что в министерство пришлось наведаться не единожды, запутанно отвечать на допросах и только с помощью Дамблдора получить возможность пребывать в стране на законных основаниях. Он же помог и с работой. Выбора у Гермионы не было никакого, поэтому она с благодарностью устроилась в аптекарскую лавку.       Мистер Мелпеппер, кажется, был не в восторге, что ее ему навязали, но перед Дамблдором у него был какой-то должок, поэтому он последовал его рекомендации. Гермионе было все равно, что о ней думают, она собиралась качественно выполнять свою работу и этим заслужить уважение. Она стала штатным зельеваром, но сложные рецепты ей не доверяли. Она варила бодроперцовое зелье, успокоительные настойки, зелье для улучшения пищеварения, простейшее болеутоляющее.       Быстро жизнь вошла в колею рутины. В шесть они с Сириусом просыпались, завтрак был на нем, поэтому она успевала принять душ и выйти к утреннему кофе. В семь Гермиона провожала его на стажировку (туда же успешно прошли Джеймс, Кэсси и Марлин). К девяти она проходила через служебный вход аптеки, здоровалась с начальником и закрывалась в крохотной лаборатории.       Окон в ней не было, как и вытяжного шкафа. Поэтому до обеда она задыхалась в духоте испарений. Когда свежие зелья были разлиты по баночкам, она вырезала и подписывала этикетки, наклеивала их на стеклянные бока, составляла склянки в ящики, кое-что — на витрину. Во второй половине дня она выполняла индивидуальные заказы, прибирала лабораторию, помогала с учетом проданного, после закрытия мыла полы и стекла. Когда она выходила на вечерний воздух, Сириус уже ждал ее.       В зависимости от степени усталости они либо сразу отправлялись домой, либо гуляли до темноты. На полутемной кухне готовили ужин. И это время суток было любимым для Гермионы. В окно бил желтый свет фонарей, они, дурачась, экспериментировали с блюдами, а потом за стареньким столом здесь же съедали их. В этом было так много теплоты и уюта, что Гермиона чувствовала себя дома, частью их маленькой семьи.       Даже за недолгие две недели она влилась в ритм новой жизни и старалась напитаться силами от обыденности и одинаковости каждого дня, ей так долго не хватало нормальности в самом классическом ее понимании, что пока она не позволяла себе жаловаться на скуку. Но неожиданное разнообразие в распорядке все же не могло не порадовать. Кто не любит приятных сюрпризов?       Регулус открыл дверь и пропустил на улицу пожилую даму, даже толком не взглянув на нее, решительно зашел внутрь аптеки. Колокольчик замолк, и он оказался у окошка, через которое учтиво улыбался хозяин лавки. Регулус на автомате поприветствовал, но пропустил мимо ушей традиционные вопросы к покупателю.       — Мне нужна мисс Дрейер, — грубовато ответил он.       Дежурная улыбка тут же отказалась держаться на лице мистера Мелпеппера. Он недовольно пожевал нижнюю губу и крикнул, слегка подавшись назад.       — Грейнджер!       Регулуса не слишком волновала совершенная ошибка. Он слишком привык к существованию профессора Дрейер в своей жизни, а Грейнджер представлялась ему кем-то совсем другим, незнакомым. Она вышла из темноты, вытирая испарину со лба, поправила пучок на голове и встала на место отступившего начальника, недовольно взирающего на происходящее. На ней был фартук, на животе несколько желтых пятнышек от сока ингредиентов.       И вправду могло показаться, что перед Регулусом совсем другой человек. Она была хамелеоном, маскирующимся под окружающую обстановку, идеально вписывалась в любой антураж. Стало даже интересно. Что, если поместить ее в комнату с белыми стенами, полом и потолком? Кем она тогда станет? Что выберет, если не придется поддаваться обстоятельствам?       — Нужно поговорить, — еще не до конца справившись с раздражением, твердо сказал он.       — Обеденный перерыв через сорок минут. Я выйду прогуляться, и, если хочешь, составь мне компанию, — сдержанно ответила Гермиона, развернулась и отправилась обратно в лабораторию.       Регулус не успел придумать ответ, чтобы убедить ее в сиюжеминутности его просьбы. На его растерянный и сердитый взгляд мистер Мелпеппер ответил усмешкой.       — Что-то еще, сэр?       — Больше ничего.       И осталось только выйти на улицу, хлопнув дверью, зашедшейся в припадке долгим звоном. Он слонялся по улице туда-сюда, и сорок минут казались нескончаемыми. Но в конце концов, не прошло и пятнадцати, как волнение утихло. Регулус сам уставал от вспыльчивости и раздражительности, которые появились в его характере в последнее время. А сколько уже длится это последнее время, вопрос был сложный.       Ему не хватало былой сдержанности, холодности и расчета, он слишком часто поддавался эмоциям, и оттого был нервный. Так он сам себя выдаст, прежде чем это сделает кто-то другой. К тому же, слишком небезопасно было заявляться на порог аптекарской, демонстрировать их связь. Регулус накинул капюшон мантии и вернулся к крыльцу заведения как раз тогда, когда оттуда вышла уже прибранная и опрятная Гермиона. Волосы были распущены, белая блузка безупречно чистая. Она без колебаний взялась за протянутую ладонь.       Переместились они почти на окраину Лондона, там были частные дома, похожие один на другой, и издалека выглядели совсем игрушечными. С автомобильной трассы свернули на проселочную дорогу и оказались посреди поля. Это место пришло в голову Регулуса спонтанно, с ним не было связано особых воспоминаний, и, наверное, оно было не самым подходящим для конфиденциальных бесед. Но долго выбирать не приходилось.       — Я хочу, чтобы вы поговорили с ним, — остановившись, наконец сказал Регулус, набрав в грудь побольше воздуха. — Пусть успокоится. Я не собираюсь уезжать, и мое решение не изменится от того, сколько раз он достанет меня одним и тем же разговором. Его назойливость уже перешла всякие границы. Он решил добиваться своего через мать, и мне приходится задействовать все разумные доводы и уговоры, чтобы убедить ее в том, что все под контролем. Если она решит, что это не так, то она станет совершенно непредсказуема.       Закончив с отповедью, он перевел дыхание и вызывающе посмотрел на Гермиону. Она улыбалась, как будто едва сдерживалась от смеха, и глядела в ответ со снисходительностью, которая сумела сбить его с толку.       — Правильно ли я тебя поняла Регулус? — сказала она с той же улыбкой и в голосе. — Ты пришел ко мне посреди рабочего дня, чтобы, — тут появилась пауза, — пожаловаться на то, что твой брат и твоя мать заботятся о тебе?       Он нахмурился, сжал челюсти, на щеках выступил едва заметный румянец.       — Это забота добавляет мне проблем, которых и так немало. Вы ведь должны быть заинтересованы в том, чтобы я продолжал выполнять свою работу, — едко сказал он, сложив на груди руки.       — Я заинтересована в том, чтобы работать с надежным человеком, которому можно поручить рискованное задание и быть уверенным, что в решающий момент он не поведет себя легкомысленно.       Теперь Гермиона говорила без добродушия, со всей серьезностью, как взрослый, глубоко утомленный выходками ребенка и разочарованный почти до полного безразличия.       — Изначально работа со мной была ультимативна, я не оставила тебе выбора и вынудила тебя сотрудничать. Тебе пришлось непросто, я это знаю, но просить прощения не стану, так было нужно. Но сейчас все изменилось. Ты и сам понимаешь, что положение твое шатко, ты в немилости, а твоя жизнь в руках одного человека, мотивы которого мне до конца неизвестны. Самым простым было бы избавиться от нее, но сейчас к ней не подобраться. Поэтому работа превратилась в игру со смертью. А в ней нужна твердость характера и решений. Я должна быть уверена, что ты не потеряешь самообладания в сложной ситуации, что ты ясно видишь все риски и идешь на них осознанно. Поэтому я задам тебе вопрос, и если ответ мне не понравится, то я так же настою на твоем отъезде. Если же он меня устроит, то я смогу убедить Сириуса оставить тебя. Так что сегодня у тебя есть выбор, скудный, но все же.       — Что за вопрос? — тихо сказал Регулус, прожигая ее взглядом.       — Почему теперь, когда у тебя есть возможность оставить все и начать новую жизнь, ты так отчаянно желаешь остаться?       Гермиона напряглась, готовая уловить каждую его эмоцию, движение, слово. От его ответа сейчас действительно зависело все. Она была готова рискнуть и потерять шпиона, чтобы только вытащить на свет правду, заставить его говорить, верить в нее и подпитываться, становясь сильнее.       — Я часто думал о том, что все вокруг виноваты в том положении, в котором я оказался. Мать, которая настаивала на присоединении к Пожирателям, мое окружение, которое все поголовно восхищалось Темным Лордом и не оставляло шанса остаться равнодушным, Сириуса, которому было плевать тогда, отца, который не был достаточно тверд в своих предостережениях и даже в этот раз не сумевший пойти против матери. Я злился и винил их.       Он отвернулся на пару секунду, налетевший ветер взъерошил волосы.       — Но правда в том, что я сам встал на колени и протянул руку. И ответственность за это решение только на мне. Это мой выбор и мне предстоит разбираться с его последствиями. Я не стану убегать. От этого не убежишь, — коснулся он пальцем виска. — Я хочу завершить эту историю. Я пошел за Темным Лордом не только из-за идеалов, точнее, практически не из-за них. Я хотел доказать, что смогу чего-то достигнуть, — усмехнулся он, — что я знаю, что такое правильный выбор, и сделаю его. Может быть, дело лишь в том, что я не люблю признавать ошибки, но я все еще уверен, что я — тот, кто я есть, и метка на моей руке — не ужасная оплошность.       Гермиона задумалась, глядя уже мимо него. Регулус рассматривал колышущиеся колосья и ничего не ждал. Он сказал то, о чем думал последние дни, он верил в каждое слово. А поверит ли она и сочтет ли это весомым аргументом, уже от него не зависело.       — Почему ты не назначил встречу с помощью монеты? — вдруг спросила она.       — Это слишком компрометирующе. Носить повсюду одну монету, держать ее близко к телу, она нагревается, хотя надпись и видна только хозяину, это тоже может вызвать вопросы. Я думал об этом, и у меня есть кое-какие идеи о совершенствовании связи, — осторожно ответил Регулус, всматриваясь в нее и пытаясь угадать направление ее мыслей.       — Хорошо, — только и кивнула она, — отправь мне свои предложения.       — Это значит вы за то, чтобы я остался? — в замешательстве спросил он.       Гермиона невесело усмехнулась.       — Да, это так.       — Я хочу еще кое-что сказать.       Она, приподняв брови, поощрительно кивнула.       — Я работаю с вами, как я уже говорил, дело в не в идеалах, мне все равно, за что воюет Орден, я не буду его частью, я не работаю на Дамблдора, Аврорат или министра. Я буду подчиняться вашим приказам, результаты моей работы буду в ваших руках, дальше вы решаете сами.       Гермиона была удивлена и с трудом это скрывала, услышанное прокручивалось в голове снова и снова, будто кто-то ставил на повтор.       — Меня это устроит.       — Вы поговорите с Сириусом? — уточнил Регулус.       — Да, но с матерью тебе предстоит разобраться самостоятельно.       Они сухо попрощались, Гермиона вернулась на работу, а мыслями все еще была посреди просторного поля и тишины, нарушаемой их голосами. Она привыкла выполнять все со здравой долей автоматизма, ее нынешние обязанности не требовали излишней интеллектуальной вовлеченности, поэтому она думала о делах.       Они занимали почти все ее время. Она строила планы на месте руин и больше не чувствовала прежней безысходности. Она знала, что разговор с Сириусом обернется ссорой. Так и случилось. И хотя Гермиона была готова к его реакции, и почти дословно предугадала его аргументы в споре, от этого легче не стало.       — Ему шестнадцать! Он не понимает, на что идет.       Сириус заходил в кухню, потом возвращался в коридор, мерил его шагами и с вновь созревшим возражением приходил к Гермионе, спокойно сидевшей за столом.       — Он не ребенок. Ты и сам видишь, он не поддается уговорам.       — Потому что упрямый, как осел, — стукнул он со злости стену сжатым кулаком.       — Ты ему не уступаешь, — хмыкнула Гермиона. — Не всегда люди поступают так, как нам хочется, Сириус.       — Я знаю, что тебе это на руку, — мрачно заметил он и снова скрылся в темноте коридора.       — Таково его желание, ты должен его уважать, — безэмоционально продолжала она.       — К черту его желания! — прозвучало у спальни, потом быстрые шаги, Блэк опять замер в проходе.       — Ты беспокоишься о нем, потому что ты его старший брат. Но, если ты не захочешь услышать его, то он отвернется от тебя навсегда. Ты можешь быть рядом и поддерживать его, показать, что ты тот, кому он может довериться.       Гермиона встала и подошла к нему, положила ладонь на грудь, на быстро бьющееся сердце.       — Пора остановиться. Пора оставить его в покое.       Сириус напрягся, а потом выдохнул и вместе с тем сник, как будто разом растерял все силы, подпитывавшие его.       — Надо пройтись, — глухо сказал он, схватил куртку с крючка и вышел из квартиры.       На улице было уже свежо. Сириус, оказавшись на воздухе, перевел дыхание и медленно двинулся по району. Город еще не утонул в ночи, Блэк не был с ним наедине, но почти не замечал проходивших мимо людей. Думать совсем не хотелось, потому что мысли перебивали одна другую, превращая мозги в кашу. Сириус не знал, как лучше поступить.       Как можно найти правильное решение посреди неправильного мира, в котором творятся неправильные вещи? Любой выбор так или иначе обернется негативными последствиями. И еще его не покидало ощущение, что все уже предопределено, выбор сделан за него, а ему лишь предоставляется возможность драматично пометаться в сомнениях и согласиться на предлагаемый исход.       И только сейчас он в полной мере осознал, как отстает от Гермионы. Она всегда была впереди, но все еще продолжала его перегонять. Она уже видела войну, она уже теряла близких, это изменило ее навсегда, въелось в душу. А Сириус представлял войну лишь по новостям в газетах, ее рассказам и клочкам информации в министерстве. Он был школьником, только перешагнувшим за грань в реальный мир, который еще не обнажил свои потаенные стороны.       Сириус был принципиальным идеалистом, и война казалась ему шахматным полем с черно-белыми фигурами. Но ясных правил не существовало, вот его родной брат, он на другой стороне, он шпион. Благополучие одного человека может быть пожертвовано ради преимущества в войне. Как и жизнь. Пора привыкать. Пора видеть мир таким, какой он есть. Даже Регулус казался старше него. Гермиона утомлялась объяснять ему простые истины и боялась ранить.       Он вернулся поздно вечером, она еще не спала, все еще сидела на кухне, сосредоточенно писала.       — Чайник только что вскипел, — сказала Грейнджер, подняв на него голову и вернувшись к письму.       Сириус налил две чашки и сел напротив.       — От Алисы и Фрэнка пришло приглашение на свадьбу седьмого августа, Дамблдор пишет, что встреча с Орденом будет, скорее всего, на следующей неделе. Лили предлагает встретиться всем в «Трех метлах» в субботу.       — Хорошие новости, — тихо заметил Сириус.       — Так и есть, — улыбнувшись, кивнула она и убрала законченный пергамент в конверт.       Встретив его взгляд, Гермиона положила руку на его, лежащую на столе, крепко обхватила.       — Мне жаль, — прошептала она.       Сириус вымученно натянул улыбку, положил вторую руку сверху и ответил кивком.

***

      Небольшой коттедж находился на окраине маггловского поселка, состоявшего из двадцати домов. Все знали друг друга, и соседи уже давно не удивлялись причудам хозяйки дома на отшибе. Считалось, что она связана с искусством и, как любая творческая личность, ведет беспечную, непонятную остальным жизнь, наполненную странностями. Поэтому необычные гости, стекавшиеся в ее дом, вызывали лишь ленивый интерес.       Сириус и Гермиона прибыли за полчаса до назначенного времени, но, судя по шуму разговора внутри, не первые. Блэк открыл калитку и пропустил Гермиону вперед, когда-то ровная тропинка к дому теперь постепенно сдавалась под натиском разросшихся сорных трав. Образцовой лужайки здесь не было, и это еще сильнее выделяло Гестию Джонс среди соседей. Когда они подошли к крыльцу, дверь резко открылась, в проеме замер улыбающийся блондин.       — Здорово, Сириус, — посмеиваясь, пожал он ему руку.       — Привет, Бенджи. Это Гермиона, — положил он ладонь на поясницу.       — Бенджи Фенвик, — с меньшим энтузиазмом взялся он за ее пальцы, наскоро окидывая любопытным и растерянным взглядом.       — Ну, нечего топтаться на пороге, заходите.       Он отошел, пропуская их внутрь и тут же скрылся, нырнув в какую-то комнату. Звуки же доносились из гостиной.       — Он закончил школу три года назад, был вратарем у Когтеврана, — шепнул Сириус, притормозив.       Гостиная оказалась просторной, без магии явно не обошлось. В глубине у стены стоял длинный стол. Маленький, как будто придверный, ковер выглядел забавно среди комнаты. Хотя она и была увеличена, чтобы вместить всех и не ютиться в тесноте, предметы в ней остались прежнего размера. Шкаф с стеклянными дверцами и выставленной за ними сервизами и фарфоровыми куклами был сдвинут в угол.       Камин был похож на случайную пробоину в стене, у него вразнобой стояли кресло, пуф, стулья, табуретки, где уже сидели Ремус, Кэсси, Марлин и близко придвинувший свою кособокую табуретку рыжий мужчина. Гермиона повела рукой, желая ухватиться за что-то, комната сдвинулась на десяток градусов, но, когда веснушчатое улыбающееся лицо повернулось к вошедшим, вернулась в изначальное состояние.       — Новоприбывшие! — с энтузиазмом хлопнув себя по ногам, он поднялся и прошел им навстречу.       За ним послышались приветствия, Гермиона не ответила.       — Как жизнь, Блэк? — добродушно спросил молодой мужчина. — Ты, должно быть, Гермиона?       Теплая ладонь крепко обхватила ее и внушительно потрясла.       — Фабиан Пруэтт, присматриваю за твоим стажером, поддерживаю боевой настрой, дую на ранки. В общем, в моих руках не пропадет.       — Рада слышать, — улыбнулась она, сходство с Фредом постепенно рассеивалось, ступор прошел.       Из кухни послышался грохот посуды и пораженное «ах», после которого обычно следует короткое затишье и следом ругань. Но вместо этого в тишине из-за двери вышел другой смущенный Пруэтт с тарелкой печенья в руках.       — Мой брат, Гидеон, — представил Фабиан, закинув ему на плечи руку.       Вблизи они выглядели совсем по-разному, одинаковые черты лица исказились временем по-своему, можно было найти десяток отличий за десять секунд, но, когда оба улыбнулись, то они вдруг стерлись, просветлевшие лица — точные копии.       — Я уронил противень с выпечкой, Гестия выгнала, — объяснил Гидеон.       — Главное, что не с пустыми руками, — хохотнул Фабиан, взяв с тарелки еще горячее печенье. — Вы тоже берите, а то она, как заботливая мать, насядет и не отпустит.       — Ты уже рассказал? — загадочно спросил Гидеон, отдавая брату тарелку и убирая руки в карманы.       — Что рассказал? — спросил неожиданно подошедший из-за спины Бенджи.       — Она же со мной до конца вечера не заговорит, — приглушенно сказал Фабиан.       — Она и так с тобой не особо разговорчива, — усмехнулся Гидеон.       — Ладно, — разочарованно протянул он. — Минуточку внимания!       Все затихли и повернулись к Пруэтту.       — Радостные новости о долгожданных изменениях, господа мракоборцы. По распоряжению начальства новобранцы распределяются по парам и к каждой прикрепляется наставник. Пары такие: Поттер-Медоуз, Кэсси, передай Джеймсу, Блэк-Маккиннон.       — Пощади, Фабиан, — простонал Сириус.       — Эй, я тоже не в восторге, — откликнулась Марлин, сложив на груди руки.       — Решение Грюма, а оно, как известно, не оспаривается, — улыбаясь, объяснил Гидеон.       — А кто наставники? — спросила Кэсси.       — А вот это правильный вопрос, Медоуз! У вас Гидеон, — хлопнул он брата по спине, — а Маккиннон и Блэка отдали мне.       Марлин сначала резко побледнела, изменившись в лице, а потом вспыхнули пунцовые щеки. Редко когда она выдавала такую яркую неконтролируемую эмоциональную реакцию.       — Опять шуточки? — глухо спросила она.       — Где уж там, — усмехнулся Гидеон.       — Лицо попроще, Маккиннон, Фабиан — профи, — сказал Сириус, подбодрив немного сникшего Пруэтта. — Съешь печеньку, если жизнь не сахар.       Марлин хмыкнула и отвернулась, возвращаясь к прерванному разговору.       — Надо было позже, — посетовал Фабиан, оставив тарелку на каминной полке и вернувшись к стоявшей компании.       — Реакция бы не изменилась, братишка, — с грустной улыбкой ответил он. — Ничего, свыкнется, куда денется. Пойдемте за стол, что ли.       — Гермиона, кажется, тебе стоит сказать спасибо за боевую подготовку кадров? — доброжелательно спросил Фабиан, севший напротив, слева от Гермионы был Сириус, а справа место занял Бенджи, искоса глядевший на нее.       — Значит, они хорошо справляются? — смущенно спросила она.       — Лучше, чем я в свое время, — сказал Фрэнк, отодвинул стул для Алисы, а сам обошел стол, раздавая рукопожатия, и сел напротив.       — Где Джеймс и будущая миссис Поттер? — спросил Сириус.       — У них сегодня обед с семьей Лили, наверное, задерживаются, — ответила Стоун, посмотрев на часы на запястье.       — Бенджи, а чем ты занимаешься? — заговорила Гермиона, развернувшись к когтевранцу, устав от повышенного внимания к своей персоне с его стороны.       — Я работаю в отделе контроля магических популяций, — немного сбитый с толку, ответил он.       — Когда-то я мечтала построить там карьеру, хотела заниматься правами домовых эльфов.       — Права у эльфов? — хохотнул он. — Зачем? Они живут посчастливее нас, почитают за честь работу и боятся свободы во всех ее проявлениях.       — Потому что не знают, что это, — возразила Гермиона. — Условия труда в некоторых чистокровных семьях ужасающие, нет никаких законов, защищающих жизнь и здоровье домовиков.       — Они же считаются собственностью, — пожал Фенвик плечами.       — Да, все равно что пуфик для ног, делай, что хочешь. Тогда как на самом деле это разумные живые существа.       — Разумные, — прыснул он. — Скажешь тоже!       Гермиона раздраженно перевела дух, улыбнулась Ремусу, севшему неподалеку. Марлин проигнорировала свободное место рядом с Фабианом и прошла на другой конец стола.       — А какая у тебя область интересов? — желая разрядить обстановку, спросил Сириус.       — Оборотни.       Гермиона почувствовала, как взгляд и внимание Ремуса притянулись магнитом к ним.       — Значит, их права ты отстаиваешь? — уточнил Фрэнк.       — Слежу за тем, чтобы они не докучали нормальным людям, не представляли для них опасность.       Лонгботтом слегка нахмурился и откинулся на спинку стула. Гермиона развернулась к столу, обменялась быстрым и красноречивым взглядом с Сириусом. В сторону Ремуса оба не смотрели, словно боясь его этим выдать. Но неприязнь по отношению к сидевшему поблизости человеку оставляла осадок и отравляла атмосферу в комнате.       — Что это вы притихли? — смятенно спросила женщина, вышедшая из кухни с подносом.       Смуглое лицо Гестии Джонс не было эталонно красивым, но вместе с тем создавало очень приятное впечатление. На нее хотелось смотреть. Ей было немного за тридцать, тот возраст, когда женщина знает себе цену и живет так, как хочет, не желая гнаться за навязанными идеалами. Она нравилась мужчинам, многие были ее хорошими друзьями, за что коллеги в отделе транспорта обвиняли ее в чрезмерном кокетстве.       — Успела испечь новые кексы, — с озорством взглянула она на опустившего взгляд Гидеона. — Но их попробуем после. После, я сказала, — пригрозила она пальцем потянувшемуся к угощению Фабиану.       Вдруг что-то загрохотало, зашумело, словно в каминную трубу стали засыпать железные гвозди, камин чихнул пеплом, задрожал, тарелка с печеньем съехала с полки и вдребезги разбилась. Гестия кинулась туда с палочкой, стукнула по кладке, произнеся заклинание, и все успокоилось и затихло. С еще одним облаком пороха в комнату вышел мужчина в испачканном сажей дорогом костюме и раздавил рассыпавшееся по полу печенье       — Я же написала всем, что закрою камин, — принялась Гестия отряхивать гостя, в котором Гермиона теперь признала Кингсли.       Каждый раз при столкновении с человеком, копию которого она когда-то знала, ей становилось не по себе. Большую часть времени она свыкалась с той реальностью, в которой находилась, но именно в эти моменты вспоминала, кто она и откуда, и ее как будто бы вырывало из сетки этого мира, делая пассивным наблюдателем, а не участником событий.       Так странно было сравнивать этих молодых людей с теми, кто был частью ее жизни прежде, где они были уже бесконечно утомленными долгой войной и бесконечными несчастьями, ответственностью, гнущей спины. Это был Кингсли Бруствер, с которым она познакомилась в пятнадцать, но в то же время совсем чужой человек, кто-то другой. Гермиона рассеянно посмотрела на Ремуса, задержала взгляд на Сириусе.       Можно было сойти с ума. Сириус Блэк — тот, кого она любила, вчерашний школьник, стажер-мракоборец. Сириус Блэк — крестный ее друга, случайный преступник, истративший двенадцать лет в стенах Азкабана. Все это один человек. Но тот Сириус, который сидит сейчас рядом, никогда не станет тем, кого она знала в прошлом. Избитый жизнью и запертый в ненавистном доме. Он остался в другом мире, его больше нет.       — Прости, дорогая.       Происходящее вокруг снова сделало ее своей частью. Кингсли быстро устранил созданный беспорядок, ухитрился поцеловать Гестию в щеку, за что получил легкий удар полотенцем, и, здороваясь со всеми, прошел за стол.       — Как с тобой можно общаться, если ты не читаешь писем? — продолжала Джонс. — Последний анализ на уровень токсических веществ в каминной линии превысил норму. Я, как добропорядочный сотрудник, возвестила об этом своих гостей, чтобы никто не надышался некачественный порохом, а ты все равно умудрился.       — Да ладно тебе, Гестия, — улыбнулся Кингсли. — Я очень ценю твою заботу. Но что будет от одного раза?       — Надеюсь, остальные не столь заняты, чтобы прочитать короткую записку, — хмыкнув, сказала она, отлеветировала из шкафа беленький сервиз.       Изящные чашки опустились на блюдца у каждого места за столом. Гестия разговорилась с Алисой об опасных примесях в летучем порохе и последствиях для здоровья. Алиса очень заинтересовалась темой и даже задумалась над тем, чтобы заняться этим вопросом плотнее и, может, даже написать работу. В гостиную в это время вошли двое, тоже в строгих костюмах, как и Кингсли, пришли прямо из министерства.       Все были представлены друг другу. Эммелина Вэнс, стянувшая волосы в строгий пучок на затылке, с профессиональной строгостью оглядывала собравшихся со своего места. Она была экспертом в юриспруденции, была задействована в государственном аппарате разработки законов и самым молодым членом Визенгамота. Гермиона прониклась искренним интересом к этой девушке.       Эдгар Боунс был на седьмом курсе, когда мародеры поступили в Хогвартс, был тем самым старшекурсником, на которого они равнялись и заглядывались. Он тоже работал в отделе магического правопорядка, такой головокружительной карьеры, как Эммелина не сделал, но имел славу сильного правозащитника, многие обращались к нему, чтобы он выступал в качестве адвоката на суде.       Было любопытно, как именно все эти люди собрались здесь, какова их мотивация стать частью группы, не поддерживаемой правительством и выступающей своим фронтом против Волан-де-Морта. Когда-нибудь любопытство будет утолено. Но пока Гермиона довольствовалась пониманием, как ценен каждый член нового Ордена. Здесь были мракоборцы, целители, работники ведущих отделов британского Министерства Магии. Везде свои люди.       Разговор так и не сумел разгореться с должной силой, все только отпили полчашки чая и, не сговариваясь, поднялись, когда в коридоре послышались тяжелые шаги и шелест длинного подола мантии.       — Добрый вечер, друзья, — радушно улыбнулся Дамблдор, держа руки за спиной.       — Да уж, добрее некуда, — пробурчал Грюм и грузно подошел к краю стола, заняв оставшееся место, остальные тоже опустились на стулья в тишине.       Дамблдор не торопясь проследовал за ним и встал во главе стола, окидывая присутствующих взглядом. Два стула пустовало.       — И где они? — недовольно спросил Грюм.       — Минуту, Аластор, — спокойно ответил директор.       И через пару секунд после его слов стукнула входная дверь и в комнату торопливо вбежали Лили и Джеймс. Лицо у Эванс была красным и наспех вытертым от слез.       — Простите, сэр, непредвиденные обстоятельства, — хмуро извинился Поттер и провел невесту к свободным местам.       — Угоститесь пирожным, мисс Эванс, мисс Джонс замечательно печет, — сочувствующе сказал Дамблдор.       Но Лили лишь кивнула, уставившись на сцепленные на коленях ладони, и тихо шмыгнула носом.       — Детский сад, — прошептал Эдгар Боунс, но услышали, конечно же, все.       Дамблдор скользнул по нему взглядом, дождался, когда внимание будет сосредоточено на нем и заговорил.       — Я рад, что мы все здесь сегодня собрались. У каждого есть свои причины, которые привели его в эту комнату. У каждого свое прошлое, но настоящее у нас одно, и собрались мы здесь потому, что нас волнует наше будущее. Сейчас в магической Британии нет человека, который бы не слышал имя Волан-де Морта, а ведь он только начал действовать и заявлять о себе. И все же многие не видят в нем настоящей угрозы, не воспринимают его всерьез. Он не просто консерватор, использующий радикальные методы, не выскочка, собравший вокруг себя преступников. Он талантливый волшебник, амбиции которого целиком порывают этот мир, ради достижения своих целей он пойдет на все, не скупясь на самые жестокие методы. А Пожиратели Смерти — это большой социальный пласт чистокровных волшебников, выступающих за идею. Это не слабые вандалы, которых так любят рисовать в газетных статьях.       В сжатой ладони оказался последний выпуск Пророка.       — Хотя им подобное заблуждение, безусловно, на руку. Чем менее серьезно их воспринимают, тем более неожиданными и сокрушительными будут их удары. Наша задача выступить против Волан-де-Морта сегодня, чтобы не позволить ему стать неконтролируемой стихией. Сдержать его, пока министерство и официальная власть не выступят с нами единым фронтом. Наша организация в настоящее время не поддерживается ими, все в пределах строгой секретности, вам это известно. Нет нужды тратить часы, чтобы всколыхнуть в вас желание сражаться. Во время затишья легко забыться, но враг о себе напомнит, и тогда вы вспомните, ради чего надо бороться.       Дамблдор опять окинул долгим взглядом каждого, чуть дольше остановился на Гермионе. Она была спокойна, но руки холодели, и она сжимала их в кулаки.       — Тогда, если никто не передумал, предоставлю слово Аластору, — он поднял руку в его сторону и уступил место, отойдя вбок.       — Здесь вам не школьный кружок, — прогремел Грюм, уперев ладони в стол. — Все попали сюда не за красивые глазки, каждый полезен для достижения поставленных целей. И, хотя не все вызывают мое полное доверие и одобрение, — косо, прищурившись, взглянул он на Грейнджер, — надеюсь, они не станут просиживать штаны, а послужат делу, забыв про сопливые драмы, — посмотрел в сторону Лили, — усталость, боль и другие оправдания слабости.       Из внутреннего кармана он достал пергамент и черное перо с зеленоватым отливом.       — Мой девиз — постоянная бдительность. И поэтому на простое доверие я ссылаться не стану, все будет закреплено магическим контрактом. Подписывая эту бумагу, вы обязуетесь хранить в тайне конфиденциальную информацию, обсуждаемую на собраниях, все данные будут под графой «засекречено», раскрыть их кому-либо за пределами этой комнаты вы не можете. Нет, вы, конечно, попробуйте, — недобро усмехнулся он, приведя в движение шрам на щеке. — Но побочный эффект вам не понравится.       Лист отправился по столу. В тишине был слышен только скрип пера и шорох передаваемой дальше бумаги. Гермиона придвинула к себе исписанный условиями соглашения пергамент, вывела внизу полное имя, которое через мгновение, как острие пера оторвалось от стола, надпись исчезла, словно чернила впитались. Все это с ней уже было. История повторялась.       — Чернила зачарованы, поэтому даже если этот магический контракт будет обнаружен, то имена членов организации не будут раскрыты.       Наконец свои имена написали и Грюм с Дамблдором. Лица у всех были какие-то поэтически воодушевленные. Ничто так не вдохновляет, как участие в тайном заговоре. Альбус улыбнулся в бороду.       — Остались ли у кого-то вопросы, прежде чем мы приступим к сладостям, которые наготовила Гестия? — спросил он.       — Есть один, профессор, — откликнулся Фабиан. — Как будем называться?       Дамблдор коротко взглянул на Гермиону и ответил.       — Орден Феникса.