Она знала, что должна быть сильной, чтобы попытаться все исправить, собрать новый мир из осколков старой жизни. Она должна что-то предпринять, чтобы искупить вину перед всеми, кто по ее глупости лишился и еще лишится жизни. И она сделает все, чтобы простить себя за то, что она совершила, за то, что своими руками задушила ростки надежды, которые сейчас хотела взрастить снова.

В ее затухающем взгляде он был фейерверком или самим солнцем. Разбрызгивался светом, как будто богач раскидывал монеты нищим, а Гермиона моляще тянула к нему ладони. Он согревал взглядом, остроумной шуткой. Порой бил словами на поражение, выстреливал справедливыми упреками, как будто ударял ладонью по озерной глади, разгоняя круги и заставляя заново посмотреть на свое отражение в воде. И, кажется, первый на ее памяти сказал: "Ты не обязана всегда быть сильной".

Чувство зарождалось постепенно. Веткой омелы, спускающейся по стене коридора, яркой улыбкой, адресованной ему, обличительным взглядом карих глаз. Дни превращались в бесчисленное множество воспоминаний, сожалений, упущенных возможностей, которых с каждым годом становилось все больше.

Когда кажется, что мир уходит у тебя из-под ног, когда задыхаешься от отчаяния и захлебываешься собственным бессилием, чье-то простое присутствие может стать спасительным.