Собрать по осколкам

      Такой несвоевременной, неуместной представлялась эта поездка, когда Сириус заговорил об идее короткого летнего отпуска. Но, шагая теперь по горячему песку, Гермиона ощущала позабытый восторг, шум моря — шепот прошлого, того яркого и неомраченного прошлого, в котором она не осознавала свое счастье. Ступни проседали глубже, согреваясь, волны оставались в нескольких сантиметрах, накатывали без цели задеть, но так приятно думать, что играли с ней.       Платье из ситца, соломенная шляпа, кожа медленно впитывала в себя солнце. Гермиона вспоминала уже давний разговор с Сириусом, одно из зимних свиданий в Хогвартсе. Когда они стояли посреди сугробов и смотрели на звездное небо, мечтали о том, что их ждет после, рисовали мирную, отшельническую жизнь на берегу моря. И, поймав взгляд Сириуса, шедшего чуть впереди, она поняла, что он думал о том же. О соли на загорелой коже. О теплой, как парное молоко, воде. О вечном лете.       Дом Стоунов оказался милейшим коттеджем с открытой верандой, просторными, полными света комнатами, обставленный неброско, но со вкусом. Им досталась отдельная комната с большой кроватью, зеркалом в пол, вместительным шкафом, мягким ковром, везде — светлое дерево. Окна выходили на берег. Гермиона отодвинула легкий тюль, и ее прошило насквозь дежавю. Рон, превратившийся в незнакомого мужчину, Гарри, обернувшийся к ней, прежде чем исчез под мантией-невидимкой, исчез из ее жизни навсегда.       Она зажмурилась до фиолетовых пятен, плясавших под веками, потом открыла глаза и позволила себе рассмеяться шутке Сириуса, позволила утянуть себя в объятья на мягкой кровати, в перине которой хотелось утопнуть, задохнувшись от ощущения безопасности в кольце его рук. В открытое окно тянуло запахом моря, и, пока остальные ругались из-за спальных мест, они выскользнули на пляж и оставили коттедж в сотне метров за спиной.       Не хотелось нарушать молчание, мир вокруг говорил за них, им оставалось слушать. Переплетя пальцы, они шагали вдоль берега, смотрели вдаль, за горизонт, где море сливалось с небом в светлый оттенок сизой голубизны. Гермиона наклонилась, подобрав с песка закрученную ракушку, приложила ее к уху Сириуса, качнула головой, улыбаясь. И потом, опустив ее, приблизилась и тихо сказала, пустив по его телу мурашки: «Слышишь шепот моря?»       Через полчаса они уже возвращались к дому. Издалека было слышно, как визжит и смеется Лили, когда Джеймс, проплывая у дна, хватает ее за ноги. Алиса и Фрэнк отплыли далеко, оставшись размытыми точками посреди волн. Марлин и Нейтан уже выбрались на берег и строили замки. Кэсси закапывала Ремуса по шею и весело хохотала. Гермиона взглянула на Сириуса, и он крепче перехватил ее руку.       Ей казалось, что Сириус приукрашивал реальность, когда говорил, что их отношение к ней не изменилось, что все осталось по-прежнему. Она не чувствовала себя в безопасности, со всех сторон была готова поймать настороженный, недоверчивый, презрительный взгляд. Она — чужая. Как бы сильно ей ни пытались доказать обратное. Джеймс, заметив их, закричал и замахал руками.       — Не хочешь искупаться? — спросил Сириус, глаза горели азартом.       — Иди, я посижу на берегу.       Он внимательно взглянул на нее, Гермиона улыбнулась. Блэк быстро стянул майку и шорты, Грейнджер набросила одежду на руку, наблюдая, как он забегает и падает в воду, как только она оказалась выше колена. Джеймс набросился на него сверху, притопив. Лили легла на песок под набегающие волны. Гермиона огляделась: все были заняты какой-то веселой игрой, села, подтянув к себе ноги и уперев в колено подбородок. Рядом легли шляпа и аккуратно сложенные вещи Сириуса.       — Не помешаю? — Марлин в верхе от купальника и коротких шортах загородила солнце, отбросив короткую тень.       — Нет.       Она опустилась рядом, встряхнув мокрыми волосами, откинулась на руки и вздохнула.       — Хорошо здесь. Нам всем полезно отдохнуть: последние недели выдались непростыми. Что он там нашел? — выпрямилась она с улыбкой.       Нейтан бежал, и песок выскальзывал из-под ног, улыбался, удерживая что-то в сложенных чашей ладонях.       — Если обольет, ему конец.       Но в набранной воде, почти просочившейся через пальцы, плавала крохотная прозрачная медуза.       — Она же может ужалить, Нейт, — с сомнением заметила Марлин, разглядывая находку.       — Не эта, — откликнулась Гермиона.       — Хотите? — спросил Нейтан и осторожно перелил воду в ладони Гермионы, а сам присел на корточки рядом.       — Красавица, еще совсем маленькая, — улыбнулась она. — Надо отпустить, а то высохнет.       — Я мигом! — сказал Нейт и побежал обратно к морю, спасая медузу, пятки сверкали, облепленные золотистым песком.       — У тебя замечательный брат.       — Да. Так и есть, — с любовью ответила Марлин, с трудом оторвав от него взгляд и повернувшись к Гермионе. — Наконец-то смеется и улыбается, как в прежние времена. Не захотел использовать солнцезащитный крем, поспорили, что он сгорит так, что завтра не сможет вздохнуть. А ты почему не идешь в воду? Этих балбесов, мне кажется, можно даже не пытаться вытащить, — кивнула она в сторону Сириуса и Джеймса.       — Не хочется.       Не хватит сил, чтобы удержать маскирующие чары на всем теле. Руки и шея были спрятаны заклинанием, но купальник откроет шрамы, покрывшие ноги, спину, грудь. Даже перед Сириусом она порой чувствовала себя неполноценной без покрова маскировки. Ошметок израненной плоти. Он, целуя, шептал, что она красивая. А она не могла понять, где он разглядел красоту посреди минного поля ее кожи, посреди рытвин и окопов. Она свои шрамы ненавидела все до единого, и эпицентром ненависти становилась левая рука. Сейчас предплечье было чистым.       — Вечером собираемся отмечать наш совместный отпуск. Не вздумай найти отговорки, чтобы не прийти, — строго сказала Марлин. — Никто тебя не винит, никто не презирает, просто все сбиты столку, но уже почти забыли. Фальсификация документов, ненастоящая фамилия… Мне плевать, Гермиона. Ты сделала, что было нужно. Должна ли я перестать доверять тебе? Должна ли я чувствовать обиду за то, что ты умалчиваешь о своем прошлом? Нет и нет. Не должна и не буду.       — Спасибо, — опустив взгляд, ответила Грейнджер, набирая полную горсть песка и пропуская его сквозь сжатый кулак.       Вечером, когда горящий шар жидкого огня готовился утопиться в морской воде, расцвечивая небо розовым, нежным оранжевым, фиолетовым, глубоким синим, они вынесли на веранду большой стол. Играла местная радиоволна с хитами прошлых лет. Нарезали фрукты, в духовке румянилась пицца, тревожа голодный желудок дразнящим ароматом. В корзине со льдом стояли бутылки шампанского, Джеймс уже полчаса не выпускал из рук штопор, дожидаясь отмашки. Марлин мыла абрикосы и персики, Гермиона обтирала полотенцем и складывала в глубокую тарелку.       Понемногу приготовления заканчивались, и все занимали места за столом, усаживаясь в плетеные кресла. Хлопнула бутылка, белая пена полилась через край, наполняя стеклянные фужеры. Ладонь Марлин легла на бокал Нейтана под его разочарованный вздох, ему достался апельсиновый сок. Солнце наполовину утонуло в волнах, оставляя над горизонтом далекое марево.       — За самый лучший уикенд в кругу друзей! Ура! — коротко сказал Джеймс, и все громко чокнулись.       Гермиона не участвовала в шумном разговоре, тогда как остальные болтали взахлеб, но она с удовольствием слушала, улыбка держалась на губах сама собой, ладонь лежала в ладони Сириуса, а пальцы другой руки нежно гладили ее, рисовали узоры. Она ловила его взгляды заговорщика, и в груди, и в животе становилось горячо, как будто ей достался в наследство кусочек полуденного жара. В какой-то момент из приемника полились вступительные ноты песни Синатры.       — Рем, сделай погромче, — попросил Сириус и встал на ноги, поднимая за собой Гермиону. — Наша песня.       Она никогда не думала, что она у них есть. Но так ярко вспомнилось Рождество, их первый танец посреди звеневшего в воздухе напряжения, их очевидные, но еще такие хрупкие чувства. Трепет был прежним. Гермиона прижалась щекой к его груди, положив руки на плечи, его были на талии. Музыка разливалась по теплому воздуху, пропитанному морем. Почти не двигались, плавно покачиваясь. Сириус закрыл глаза и чувствовал, как счастье разрастается в нем с каждой секундой, прорываясь через оболочку тела.       Бодро заговорил диктор, и они слегка разочарованно отстранились друг от друга, возвращаясь на место под громкие аплодисменты друзей. Гермиона, позабыв, что вокруг были люди, спрятала смущение, прижавшись румяной щекой к его плечу. Просидели почти до утра, звезды уже начинали гаснуть на посветлевшем небе, зевая, заносили пустые тарелки в дом, составили открытые бутылки в рядок у стены.       Гермиона поднялась в комнату чуть раньше и снимала через низ сарафан, когда тихо вошел Сириус. Щелкнул замок. Заколотые волосы рассыпались по обнаженной спине. Он подошел к ней, замершей, как морская нимфа, как неземное творение, видение в предрассветный час, когда ночь уже отступала, а день еще не желал завладеть миром. Вот, сейчас он закроет глаза, а когда откроет, она исчезнет, развеется прохладным ветром, всколыхнувшим занавески. Он поцеловал открытое плечо, отодвинув кудрявые пряди. Она коротко вздрогнула, покрывшись мурашками.       Повернула голову, склонив ее к плечу, и поймала поцелуй в уголок губ. Ей было мало. Гермиона развернулась, поцеловала сама, прижавшись грудью, цепляясь за мелкие пуговицы рубашки, желая соприкоснуться кожей к коже. Сириус справился быстрее, сбросив ее на пол, провел руками по дрожащему телу. Гермиона схватилась за плечи, за шею, чтобы удержаться на ногах. Оба пахли солью, жаром солнца, осевшими на коже.       Утро пробудило ее рано, несмотря на пару часов сна, томящая расслабленность растекалась по телу, в голове было тихо и свежо. Гермиона лежала, глядя на то, как ветер волновал невесомый тюль, маня запахами, солнце скользило лучами по полу, ложилось на белые простыни. Сириус безмятежно спал рядом, закинув руку за голову, а она боялась нарушить мирную картину спокойного утра.       Гермиона тихо спустилась с кровати, ушла в душ и ощутила себя окончательно обновленной. В шкафу уже висели приготовленные юбка и белая рубашка из хлопка, надев которую на чистую кожу, она прикрыла глаза от удовольствия. С мокрых волос капало, и она наскоро высушила их полотенцем, чтобы спуститься на кухню и заварить кофе. Но уже на лестнице его аромат долетел как завершающий элемент идеального утра.       — Доброе утро, — улыбнулся Ремус, стоявший у плиты и следивший за туркой.       — Не думали, что в доме еще есть ранние пташки, — сказал Фрэнк.       Он сидел за столом и расслабленным жестом пригласил сесть. Гермиона познакомилась с ним на выпускном вечере, но едва ли обмолвилась парой слов, помимо традиционных приветствий. Он был высоким шатеном с приятной внешностью, всем своим обликом и взглядом спокойных карих глаз подсознательно пробуждал доверие и благосклонное отношение к себе. Ему было девятнадцать, он год отработал мракоборцем, но выглядел старше своих лет. Невилл становился похожим на отца с возрастом. Но его загубили так же, как и родителей.       — Кофе, Гермиона? — спросил Ремус.       — Да, было бы чудесно.       — Так почему же не спится в семь утра? Матрасы недостаточно мягкие? — беззлобно усмехнулся он без причины задеть.       — Сила привычки, — ответила Гермиона, вдыхая пар от поставленной перед ней чашки.       — Да, привычка — страшная вещь, — кивнул он, размешивая сахар. — Меня раньше было не поднять до девяти, а по долгу службы приходится спать, сколько позволят, вставать в шесть на тренировку, чтобы держать себя в форме, потом в Министерство. Так что, даже если очень захочется выспаться, теперь не смогу, подрываюсь без будильника. А ты как, Ремус? Лучше?       Люпин смутился и кивнул.       — В последнее время нездоровится, плохо сплю, — объяснил он обеспокоенной Гермионе.       Но она и сама прошедшей ночью видела полнеющую луну, заразившую Ремуса бледностью, он прятал слабость и боль в костях и мышцах, предчувствующих метаморфозы, белки глаз покраснели.       — Слышал, ты решила не оставаться в школе? — беззаботно спросил Фрэнк, и она была благодарна его чувству такта.       В сложившейся ситуации сложно было не ощущать себя уязвленной, но игнорирование скандала стало неким знаком дружеского расположения.       — Да, чернила напрочь въелись в кожу, а на ученические пергаменты появилась аллергия, — отшутилась она.       — Мне говорили, что ты человек многих талантов, не пропадешь, работа найдется, — улыбнулся он и отпил кофе. — А как у тебя успехи с трудоустройством?       — Неважно, — невесело улыбнулся Ремус. — Есть обстоятельства, которые закрывают пути почти везде.       — В Аврорат не хочешь? Что за обстоятельства такие? Я могу поговорить с руководством, оценки у тебя хорошие, если сражаешься толково, значит, никаких препятствий не должно быть.       — Пытался. Спасибо, не стоит. — Что-то умоляющее послышалось в его голосе.       Ремусу отчаянно не хотелось портить день этими разговорами, но Фрэнк, сам того не понимая, попадал в больное место.       — А как вообще сейчас в Аврорате? — перевела разговор Гермиона, желая спасти от неприятных вопросов.       — Работы непочатый край, людей не хватает, финансирования тоже. Грюм борется за расширение полномочий.       — Например?       — Он настаивает на включение в перечень разрешенных заклинаний, так скажем, более травмоопасных. Трудно отбиваться обычным Экспеллиармусом, когда против тебя стоит Пожиратель, не стесняющийся применять темную магию. Но вышестоящее руководство выступает против, хотя обычные мракоборцы все поголовно поддерживают Грюма. Процент пострадавших после вылазок стабильно высокий, а за нарушение полномочий и применение жестких проклятий, — иронически усмехнулся он, — человек карается отстранением и задержанием.       — Может, стоит поменять статус Пожирателей? Сейчас все говорят о них, как об обычных преступниках, но они не просто общественно опасны, они развязывают войну, — сказала Гермиона.       — Верная мысль. Да вот только министру совсем невыгодно говорить о вещах так, как есть. В прессе и половина происходящего не освещается, хотя еще не упал занавес абсолютной цензуры. Если будет объявлено военное положение, то идиллическую картину мира придется перечеркнуть и признать, что в стране бушует гражданская война, а это требует от правительства совсем других усилий, более радикальных действий. Наш драгоценный господин министр прячет голову в песок и не хочет брать на себя ответственность. Все дела давно уже решает Крауч, он офисная крыса, несговорчивая, но принципиальная, может, с ним, в конце концов, и получится наладить контакт. Есть ещё, конечно, Этвуд, заместитель министра, но он тёмная лошадка.       Гермиона только собиралась задать новый вопрос.       — Ну, хватит о делах, — улыбнулся он. — Будь здесь моя мать, она непременно сказала бы, что разговоры о политике на голодный желудок — главная причина несварения. Давайте-ка я лучше что-нибудь приготовлю, — сказал он, бодро поднявшись на ноги, и подхватил с крючка фартуки. — Поможете? Там в ящике овощи, яйца, ветчина.       — Есть еще джем, — потряс Ремус банкой, найденной на полке.       — Пойдет на тосты, — с энтузиазмом ответил Фрэнк, вращая сковородку с разливающимся на ней маслом.       — Гермиона, делала когда-нибудь тесто для панкейков? — Она уверенно кивнула. — Славно, мука и сахар по правую руку, я уже вчера присмотрел, — сказал он и весело подмигнул.              Через час все стали стекаться на кухню по следам разнесшихся ароматов. Сначала пришел Нейтан, сонно потирающий глаза, и ему вперед очереди достались панкейки, щедро политые медом. Спустилась Лили и помогла помыть скопившуюся посуду, параллельно попивая зеленый чай. Марлин уже полчаса занимала ванную и наводила марафет. Сириус был отправлен накрывать стол на веранде и раскладывать приборы. Алиса тайком села готовиться к вступительному экзамену по колдомедицине. Кэсси, трогательно заспанная, пришла в разгар шумного завтрака.       Когда все наконец были сыты, солнце уже было высоко над горизонтом и гнало к воде. Гермиона, не желавшая залезать в море осталась прибраться, остальные кричащей толпой кинулись в волны, она наблюдала и смеялась, относя тарелки на кухню. Прихватив шляпку и книгу, она тоже выбралась на пляж, приятно поеживаясь в разлившейся по коже теплоте. Хотелось закопаться в горячий песок и остаться в нем навсегда.       Лили сидела на расстеленном пледе с блокнотом и карандашом в пальцах, приветливо улыбнулась, приглашая к ней присоединиться. Под ее рукой из штрихов и полос появлялась живо схваченная взглядом художника сцена. Сириус на плечах Джеймса в разгар их противостояния с Ремусом и Фрэнком. Джеймс выглядел забавно серьезным, Сириус держал у груди руки, готовясь атаковать, мокрые прядки были зачесаны назад, вокруг от расходящейся кругами воды летели брызги. Лили взглянула на Гермиону, демонстрируя результат.       — А есть еще? — почти с жадностью спросила Грейнджер и приняла блокнот.       Листать начала в обратном порядке. Вот брезгливо сморщившаяся Марлин, которая только что сняла с себя прилипшие водоросли. Портрет Алисы в маске для плавания, на котором ярко выделялись ее глаза за стеклом, окропленном каплями, и широкая улыбка, обнажившая ряд белых ровных зубов.       Пошли рисунки со вчерашнего дня. Кэсси целует в щеку Ремуса, от которого над поверхностью песка осталась одна голова. Нейтан оттолкнулся от чьих-то ладоней, крепко сложенных вместе, и летит над водой, поджимая ноги и зажимая нос рукой. Гермиона, поглаживая бумажные углы и тепло улыбаясь, перевернула страницу и замерла в удивлении. На новом наброске была она.       Она сидела на песке, притянув к себе колени, волосы, отдувало налетевшим бризом, но особо тщательно было прорисовано лицо, хоть и на расстоянии. В чуть прикрытых глазах и почти невидимом изгибе губ угадывался покой и то тихо расцветавшее счастье, которое она ощущала, находясь здесь. Лили взволнованно встретилась с Гермионой взглядами.       — Очень красиво, — сказала она. — Они все словно дышат.       — Это, потому что я люблю тех, кого рисую, — светло ответила девушка. — Видела бы ты сколько страниц в моем старом альбоме посвящено Джеймсу, — добавила смущенно, невольно посмотрев на тонкое колечко на пальце.       — Когда планируете свадьбу?       — Джеймс хочет организовать все, как можно скорее. Вечно торопится, — усмехнулась она. — Я всегда хотела сыграть свадьбу зимой. К тому же, со дня на день Алиса с Фрэнком объявят о дате своего праздника, а они помолвлены с зимних каникул.       Вскоре парни решили перенести игры на песок, начав с подобия пляжного волейбола, хотя мяч был неподходящим, а вымышленная сетка по ходу игры мигрировала на десятки сантиметров вверх-вниз и вызывала споры. Гермиона читала, иногда отвлекаясь на игру, пока к ней не прибежал Нейтан и, немного смущаясь, не заманил идеей выкопать самую глубокую яму. Они принялись за дело с энтузиазмом, рыли руками, потом нашли хорошие ракушки и стали использовать их заместо лопаток.       За этим делом Гермиона легко разговорилась с Нейтом и проникалась к нему все большей симпатией. Зная о его непростой судьбе, она удивлялась стойкости его духа, лучистому характеру, он был любознательным и увлеченным мальчиком. Она не могла знать наверняка, сколько боли он держит внутри, изменилось ли его отношение к магии, которой он был лишен и, как назло, окружен большую часть жизни.       Но, кажется, еще до этого он видел, сколь необъятен маггловский мир, как много он может подарить, как много знаний хранит и манит возможностью удивительных и приятных потрясений, самостоятельных открытий. Теперь же с головой погружался в его изучение. Гермиона была уверена, что, если ничто не погасит этот запал, то он добьется неординарных успехов. Эта жадность знать и копать до сути вещей позволит ему реализоваться в любой сфере.       — Сейчас заверещит, — усмехнулся Нейт, смотревший на сестру в воде.       Гермиона тоже обратила взгляд в нужную сторону.       — Смотри, Марлин, какая хорошенькая! — сказала Алиса, держа на ладони выловленную морскую звезду.       Маккиннон наклонилась, чтобы рассмотреть поближе, и тогда Алиса вытянула руку, до этого спрятанную за спиной. У самого лица Марлин оказался морской огурец, в немного сжавшейся ладони, плеснувший струей морской воды. На секунду повисло молчание, а потом послышался истошный крик и невнятные звуки отвращения. Алиса, хохоча, уже скрывалась с места преступления.       Кэсси, стоявшая рядом, тоже не могла удержаться от смеха, глядя на то, как Марлин причитала, притрагиваясь к лицу. Утешить ее смог только надувной матрас, который принес Ремус. Кэсси забралась на него сама и помогла подняться Марлин. Так они расслаблялись, загорая под уже полуденным солнцем, а Ремус следил, чтобы их не отнесло далеко от берега. Марлин обнимала горячую Кэсси, закинувшую на нее ногу. И у обеих были блаженно заговорщические лица.       — Чувствую себя лишним, — усмехнулся Ремус.       — Да, Люпин, я ее теперь не отпущу, — сказала довольная Марлин. — Где это видано, что я последний раз подругу обнимала на выпускном?       — А что было сегодня ночью, когда вы решили погорланить песни?       И, поскольку аргументов не нашлось, Маккиннон просто показала язык и снова повернулась к солнцу, проведя ладонью по влажным волосам тихо хихикавшей Кэсси. Довольно скоро они обсохли окончательно, и снова потянуло в воду, но спокойному спуску помешал Джеймс, незаметно подплывший и перевернувший матрас. Они бухнулись в воду с вскриками. Марлин, отплевываясь, встала на ноги, волосы почти полностью закрывали ее злое лицо.       — У тебя есть десять секунд, Поттер, — гневно заговорила она, — прежде чем я брошусь на тебя и утоплю.       — Лили спасибо не скажет, — отступая к берегу, сказал он.       — Уверена, — двигаясь за ним, — она поймет.       И Марлин легла на спину и активно забила ногами по воде, окатывая не успевшего ускользнуть Джеймса. Это переросло в бессмысленную водную баталию, в которую втянуты были все, находившиеся на расстоянии пяти метров. Во все стороны летели брызги, и оставалось только морщиться, отворачиваться и изо всех сил плескаться самому.       Гермиона лежала на коленях Сириуса, они наблюдали за всем со стороны и радовались, что не оказались втянуты в это мракобесие. Марлин вдруг отделилась от общей группы и начала выходить из воды, перекинув спутанные волосы на спину. Сириус с сомнением смотрел на ее попытки спрятать коварную улыбку.       — Если ты что-то задумала, Маккиннон, то лучше сразу разворачивайся на сто восемьдесят градусов, — сказал Блэк.       — Почему это я сразу что-то задумала? — вздохнула она, сложив на груди руки. — Гермиона, мне нужна твоя помощь. Помнишь, Нейт, вчера медузу показывал? Там еще целая стая каких-то, мне кажется, одна меня ужалила. — На протянутой руке была едва заметная краснота. — Можешь посмотреть? Вдруг это какие-то другие? Теперь страшно в воду заходить.       — Ну и хитрющая у тебя физиономия, Маккиннон, — подозрительно прищурившись, сказал Сириус.       Но Марлин уже поднимала Гермиону на ноги, Блэк встал следом.       — А тебя я не звала, — ткнула она ему острым ногтем в грудь. — Не ты же у нас эксперт по живой природе?       — Да и я не эксперт, — улыбнулась Гермиона, уводимая к воде за руку.       Они зашли по колено, Грейнджер задрала юбку повыше, чтобы не слишком намочить.       — Были где-то здесь, — задумчиво говорила Марлин, всматриваясь в толщу воды. — Надо еще немного пройти.       Они сделали еще несколько шагов. Здесь оказалось по пояс, и юбка безнадежно намокла.       — Вот! — крикнула брюнетка. — Вон там, видишь?       Гермиона наклонилась к воде, вглядываясь в указанное место, и уже подспудно догадывалась, что за этим последует. Чужие руки крепко вцепились в ткань рубашки, ноги потеряли устойчивость, и Грейнджер уронили в воду, а приливная вода окатила ее с головой. Рефлекторно закрывшиеся глаза защипало, она распахнула веки.       Солнечные блики на воде ослепили, блеснул луч, пробежавшийся по ее поверхности. Зрачки расширились, и в них хлынул этот ранящий свет. Вода сомкнулась с плеском над головой. Казалось, что тело ее дематериализовалось, распалось на атомы, растворилось, как в кислоте, разум распался на отдельные фрагменты. Все, что ее составляло, оказалось разрозненным, как обломки здания, на которое прицельно скинули десятки бомб.       В этом мгновение она перестала ощущать, что существовала, что могла мыслить, что эти воспоминания, части ее сознания, как в омуте памяти, расплывались вокруг, относились волнами. Вот она была, а теперь растекалась нефтяной пленкой по водной поверхности в этом океане, как будто он был живым, громадным существом, поглотившим ее, присвоившим себе, столь незначительной она была. Была. Она не помнила, что значит быть.       Гермиона глотала воду вместо воздуха, какой-то силой извне ее дернуло наверх. Вынырнув, она закашлялась, в горле щипало от соли. Марлин крепко держала ее и беспокойно осматривала.       — Ты в порядке? Сильно нахлебалась? — спрашивала она, а Гермиона была не в силах ответить.       Сириус забежал в воду и отодвинул Маккиннон.       — С ума сошла? — спросил он. — Весело, да? Насильно человека в воду затаскивать?       Марлин молчала, чувствуя себя виноватой. Гермиона понемногу собирала себя. Вот голова, две руки и ноги, сердце — бьется, грудь — беспокойно поднимается, легкие — дышат. Осколки мыслей болезненно собирались воедино.       — Все в порядке, — хрипло сказала она. — Просто напугалась.       — Точно? — тихо спросил Сириус, стирая морские капли с ее лица. — Пойдем.       Выйдя на берег, Гермиона ощутила повальную слабость, она едва могла идти, словно гравитация на Земле за это время возросла, и тело стало тяжелым, неподъемным. Но физическая разбитость не равнялась с паникой в голове. Ей казалось, что за пару секунд под водой она пережила что-то пострашнее смерти, и липкий ужас испытанных ощущений не покидал ее, смутно намекая, что это, чем бы оно ни было, случилось с ней не в последний раз.       Вечером они собрались развлечься в городе. До него был час езды на машине, и магглы обычно пользовались этим видом транспорта. Лили боялась, что на обратном пути им придется брать такси, чтобы не повредиться во время трансгрессии. Нейтану в тур по ночным клубам было нельзя, и сокрушенная Марлин планировала остаться с ним, но тот ее отговорил. К тому же Ремусу ближе к ночи становилось совсем плохо, и он отказался ехать, зато долго упрашивал Кэсси отправиться отдыхать вместе со всеми.       Гермиона снова чувствовала себя как обычно и абсолютно убедила Сириуса в том, что ему не о чем беспокоиться. А свои тревоги откладывала до более подходящего момента, сейчас ей очень не хотелось изводить себя страхом из-за иррациональности произошедшего. В конце концов, она нашла логичное объяснение: в какой-то момент просто потеряла сознание, наглоталась воды, и все это вылилось в странного рода галлюцинацию.       Южный город встретил их десятками летних кафе, открытых танцплощадок и пляжных баров. Повсюду бродили такие же полные энергии и буйной молодости люди в яркой открытой одежде, с блестящими от выпитого глазами. Марлин и Кэсси первыми приметили бар на небольшом возвышении, у края отвесной скалы, уходящей к дну. Там уже было немало народу, на стойку выставляли цветные коктейли, а на площадке под громкую музыку зажигательно танцевали.       Они выбрали большой столик, заказали по первой порции напитков и ждали от ночи чего-то нетленного и настоящего. Быстро перешли к шотам, и Марлин с Кэсси уже выбились на центр площадки, раскрепощенно двигаясь под бьющую по ушам музыку. Гермиона медленно цедила мохито через трубочку, Сириус тоже не планировал напиваться, Фрэнк — единственный, кто не пил в принципе. Зато остальные каждый в свое время дошли до желаемого состояния захватывающего голову веселья.       Раскрасневшаяся Лили целовала Джеймса, Фрэнк присматривал за Алисой, ушедшей танцевать вместе с девочками. А Гермиона лежала на плече приобнявшего ее Сириуса и рассеянно наблюдала за происходящим. Они как будто создали вокруг себя крохотный оазис, в который не пробивались шум и сутолока. Но вскоре неотвратимо к столику направилась Марлин, опрокинула в себя еще одну стопку, которая стояла никем не выпитая и забытая.       — Гермиона, пойдем потанцуем! — растягивая гласные, заговорила она.       — Я тебе ее больше не доверю, — сказал Сириус уже в шутку, спустя время ситуация обрисовалась красками комичности.       — А здесь сложно утонуть, — быстро поцеловав в щеку, отшутилась Гермиона и вновь приняла протянутую руку Марлин.       Поднявшись на ноги и оказавшись посреди толпы людей, она ощутила эффект от выпитого и опьянела за какие-то секунды от вспышек света, громкой музыки, ощущающейся вибрацией пола под подошвами туфлей, запахов и непрекращающегося движения вокруг. Она держала Марлин за руки и двигалась в такт музыке, играла латина, и она двигала бедрами. Смеялись от того, как хорошо было на душе.       Марлин закрывала глаза и, поднимая к небу руки, казалась богиней-обольстительницей, привлекала мужские взгляды, но отвергала всякое предложение потанцевать. Пока к ним не подошел красавец-брюнет, его Маккиннон осмотрела особенно внимательно и, в конце концов, вложила свою ладонь в его и подмигнула Гермионе на прощание. А ей преградил путь худощавый парень.       — Потанцуем?       — Простите, мне есть, с кем танцевать, — сказала она и пробралась к барной стойке, где сидели Кэсси, Алиса и Фрэнк.       — А где Марлин? — спросила Доркас, потом, посмотрев Гермионе за спину, удивленно поморгала и присвистнула.       Брюнет во всю исследовал ее фигуру, нагло оглаживая ладонями, а Марлин тесно прижималась к нему и улыбалась, о чем-то говоря. Выглядела она обворожительной и живой.       — Может, еще по одной? — предложила Кэсси. — Я сегодня быстро трезвею.       Гермиона согласилась, решив, что чувствует себя вполне хорошо. А Алиса отказалась, ей стало дурно, и Фрэнк повел ее прогуляться. Они выпили вдвоем какую-то приторную гадость. И Кэсси стала, кажется, только печальнее.       — Я, наверное, вернусь, — почти прокричала она. — Ремусу там плохо, а я веселюсь, мне ужасно стыдно.       — Он хотел, чтобы ты отдохнула, — утешила ее Гермиона.       — Нет, я пойду, развлекись тут за меня, — сказала она, улыбнулась и довольно твердой походкой двинулась к выходу из бара.       Марлин уже вовсю целовалась с новым знакомым. Гермиона достала со дна стакана кусочек лайма и положила на язык.       — Вкусно? — засмеявшись, спросил подошедший Сириус. — Ты как? Порядок?       Грейнджер кивала.       — Джеймс все рвется защитить Лили от неведомых никому опасностей, а сам уже лыка не вяжет. В итоге ей пришлось в срочном порядке трезветь, чтобы успокоить, теперь мирненько храпит у нее на коленях. Ну не балбес ли? На свадьбе ему ни капли нельзя, а то все испортит.       — А ты почему не пьешь? — почти обиженно спросила Гермиона.       — А зачем? Мне и так хорошо. Вот поцелую тебя, и буду на седьмом небе, так что никакой алкоголь не нужен.       И она не промедлила исполнить его намерение сама.       — Мы с тобой не танцевали сегодня, — двинув бровью и закинув ногу на ногу, сказала она.       — Простите, мисс, — приложил он ладонь к груди. — Позволите вас пригласить на танец, чтобы в толкучке отдавить все ноги на квикстепе?       — Позволю!       Они не стали забираться в густоту потных тел, от которых уже разило перегаром разного срока давности. Остались с краю. Сириус крутил Гермиону, выделывал заковыристые па сам и выглядел ужасно органично в танце. Иногда она задавалась вопросом, а что ему вообще не шло. Гермиону посетило чувство какого-то неиспорченного самодовольства. Когда чувствуешь себя полным красоты и притягательности, когда это умножает человек, который в эту секунду считается твоим. Вы оба молоды, хороши собой и питаетесь восхищенными и завистливыми взглядами.       Они сбежали. Сказано будет смело, потому что прежде удостоверились, что все под контролем, и Фрэнк сможет обеспечить доставку друзей на дом. Пошли вдоль берега в сторону коттеджа Стоунов, ночь еще широко раскидывалась над миром, и небо здесь казалось таким огромным и необъятным, что перехватывало дыхание от короткого пьянящего страха: то ли воспаришь и унесешься в неизвестность, то ли тяжелое небо тебя прихлопнет.       — Хочу посмотреть на звезды, — сказала Гермиона и опустилась на прохладный песок.       Они лежали, слушая шепот набегающих волн. А созвездия медленно двигались, смещались гигантские светила, мерцая в темноте на расстояниях миллионов километров. Они существовали за тысячи лет до их рождения, они есть сейчас и будут потом, когда их не станет, когда даже кости станут частью природы вокруг, когда сначала их лица, а потом и имена сотрутся из памяти живущих, когда они превратятся во что-то ужасно далекое, забытое. Даже тогда те же звезды будут над чьими-то головами.       Но они тоже не вечны. Они рождаются, живут отведенный им срок, меняясь, преобразуясь, и умирают, остывая, становясь нейтронными звездами, черными дырами. Такими смехотворными казались попытки людей завладеть бессмертием. Разве это есть вечность? Разве может человек подчинить ее себе? Все во Вселенной когда-то должно умирать, становясь частью чего-то нового. Может, только этим пониманием и можно достичь бесконечности своего существования.       Ты все время являешься частицей чего-то большего, переплавляешься, меняешь обличья, распадаешься и собираешься заново в другой ипостаси. Что-то в тебе было, есть и будет. И сроки не измерить человеческим временем, не придумано таких единиц. Ты проживешь свою крохотную жизнь и опять сольешься с бессознательной вечностью. Воспоминание об ощущении собственного глубокого разрушения, преобразования, поглощения стихией, принявшей в себя то, что осталось, кольнуло сердце, вызвав вдруг не порабощающий ужас, а чистый покой и странное, не испытанное прежде счастье. Счастье от того, каким прекрасным выглядело даруемое освобождение.       Гермиона сама не замечала, как плакала, как слезы непрекращающимся потоком катились по щекам. Она улыбалась. Чувствовала, что все-таки ноги оторвались от земли, и ее уносит туда, к необъятному. И уже не было страшно.