« …- Не объясните, как это попало в мой кабинет? - Я положил. - Думаю, охране будет интересно узнать, что вы покидали палату. - Если бы ты хотела рассказать, ты бы уже это сделала. Знаешь, золотце, мне нравится то, что я о тебе слышал. Особенно твоё имя – Харлин Квинзель. Чуть-чуть изменить, и получится Харли Квинн! - Похоже на комический персонаж Арлекин. Да, знаю. Мне уже говорили…»
Из легенд Готема.
Мне всё же интересно, как история моего романа с Джокером приобрела такой примитивный характер. И для начала: никто и никогда не соотносил моё имя с персонажем итальянской комедии! А я сама тем более никогда над этим не задумывалась, хотя бы потому, что меня всегда интересовали совсем другие вещи! Например, образование, спорт и выживание рядом с моими так называемыми родителями. Момент нашего с ним знакомства кем только ни обсуждался и ни пересказывался. У меня сложилось впечатление, что все при этом присутствовали и специально задокументировали для истории. И теперь не существовало никакой другой версии, кроме этой, и она признана официальной. На деле же было совсем иначе. И правдой из множества пересказов был только цветок, который он оставил на столе… Прошло два месяца после начала моей работы в Аркхеме и, соответственно, столько же длилось лечение Темпла Фьюгейта, которое стало не только моим первым делом, но и моим успехом. Философские трактаты, как я и рассчитывала, принесли пользу, и Король Часов стал постепенно привыкать к тому, что не всё в этом мире можно спланировать. Прибывший после доклада Элис Синнер комиссар полиции опросил его и велел в течение месяца созвать консилиум психиатров, чтобы решить, стоило ли разрешить конкретному пациенту послабление режима. Послабление заключалось лишь в том, что Темпл Фьюгейт мог переселиться в Готем, найти себе постоянную работу, но жить в доме, который находился под отчётом полиции, и за которым присматривал полицейский инспектор. Если в течение года он будет проявлять какие-либо признаки душевного нездоровья – вернётся обратно в Аркхем. Если же нет, то через год он будет свободен и даже сможет покинуть Готем, если появится такое желание. Но пока консилиуму врачей только предстояло вынести это решение, а меня уже поздравляли в нашей клинике. Два месяца – это настоящий прорыв! А когда узнавали про то, что я выбрала не медицинский способ, а философский, вопросам не было конца. В кабинете пришлось закрываться, чтобы коллеги прекратили меня доставать, а в столовую я вообще не заходила, потому что спокойно поесть мне, естественно, не давали. Общение я поддерживала с одной только Джоан, потому что она мой руководитель, а с некоторых пор стала считать меня и своей подругой. Я не спешила возражать, понимая, что в качестве подруги она мне гораздо полезнее, чем в качестве врага. Да и не волновал Джоан мой неожиданный успех, она перенесла своё параноидальное беспокойство по поводу должности заместителя главврача на других коллег, которые и не думали скрывать своих карьерных намерений. Джоан могла говорить со мной либо о Брюсе Уэйне, либо жаловаться на коллег и их недобросовестное стремление к незаслуженным почестям. Я выслушивала её спокойно, мне ведь это почти ничего не стоило. К тому же говорила она всегда об одном и том же, так какой смысл был перебивать её? А ещё она никогда не отказывалась сходить в столовую и принести что-то для меня, дабы я там не появлялась. Так что налицо взаимовыгодное сотрудничество. Когда явился этот чёртов консилиум, день мой вообще нельзя было назвать простым. Я присутствовала при всех процедурах моего пациента, отвечала на миллион вопросов, следила за тем, как Темпл Фьюгейт выступал перед комиссией… И моё рабочее время завершилось только в девять вечера, а не в половине пятого, как обычно. Когда я уходила, врачи не пришли к единому мнению, так что обещали вынести решение несколько позже. От них мне тоже перепало, потому что кое-кому из приглашённых не понравился способ, который я выбрала. И они снисходительно попытались объяснить девочке-интерну, как именно нужно лечить подобных пациентов. Но тут у девочки-интерна лопнуло терпение, и перепало уже врачам из комиссии. Я твёрдо отстаивала свою позицию, жёстко попросила не вмешиваться, а ещё сказала, что они могут идти со своими рекомендациями и разрешением на послабление режима в очень далёкий пеший тур, потому что я, может, и интерн, да только пока ни у кого не получалось вылечить хоть одного пациента Аркхема. Высказавшись, я гордо удалилась в свой кабинет, чтобы наконец собраться и уехать домой. На моё счастье завтра суббота, а дежурить по выходным интернов в Аркхеме не ставили. И мне предстоял полноценный уик-энд, которому я радовалась как никогда. Общение с идиотами за один день превысило мою месячную норму, так что я собралась отдыхать именно от людей. Размышляя об этом, я не сразу обратила внимание на розу на моём рабочем столе. Она была нежно-розового цвета, отчего я сразу же скривилась, подумав, что это кто-то из коллег. Ещё мелькнула мысль о надзирателе, Аароне Кэше. Он по-прежнему внимателен ко мне, но не настойчив, общаясь со мной подчёркнуто на «вы». Но все сомнения улетучились, стоило мне только увидеть записку, написанную от руки:Приходи как-нибудь навестить меня. J
Я бы грохнулась прямо там же, где и стояла. Удержало отсутствие стула под задом. И инстинкт самосохранения. Он же меня уговорил не лететь прямо сейчас на четвёртый этаж с разборками, а спокойно вернуться домой, принять ванну, выпить стакан бренди с любимым шоколадом... Последнюю комбинацию я употребляла только при сильном стрессе, крепкий алкоголь меня вообще не прельщал. Но сегодня миновать эту стадию успокоения было невозможно. Потом оставалось ещё лечь спать, а уже утром обдумать эту ситуацию. Я прислушалась к своему инстинкту и вызвала такси. У меня был очень трудный день, так что я не могла показаться перед главным психопатом Готема в обессиленном состоянии. В противном случае он меня просто добьёт: защитный слой сегодня был изрядно растрачен. А Джокер из того типа людей, которым ничего не стоило преодолеть даже очень мощную границу человеческого здравомыслия и попасть во внутренний мир. А он достаточно хрупок, и именно там, немного понажимав на определённые точки, легко можно самого стойкого человека с твёрдыми моральными принципами превратить в такого же психопата, каким был сам Джокер. Не то, чтобы я боялась этого в отношении себя. Но я точно знала, что он будет на меня воздействовать. И даже не потому, что я чем-то его зацепила, а потому, что он так устроен. Именно поэтому мне нужно было прийти в себя, перечитать матчасть по нему и решить вопрос с линией поведения. То, что он ждёт меня с вопросом по поводу розы и записки, очевидно. Он точно знает, что я приду. Интерес всегда предполагал обоюдность. И я пока ничем не дала ему понять, что хотела бы узнать его ближе; а о том, что он мне нужен в качестве моего пациента для изучения тяжёлых случаев психопатии, вообще никто не знал. Более того, я не намеревалась просить об этом одолжении своё руководство. С первого уровня сложности мне предстояло подняться на второй, и только потом – на третий. Торопить события нельзя ни в коем случае, и времени у меня имелось в достатке. С учётом той стычки, которая произошла у меня с комиссией, я отчётливо понимала, что они теперь из принципа могут не подписать смягчение по режиму для моего пациента. Поэтому в понедельник утром я в первую очередь отправилась к нему в камеру, чтобы извиниться и объяснить ситуацию. К моему изумлению, Тэмпл Фьюгейт не выказал ни малейшего огорчения. - Доктор Квинзель, - он снял свой котелок и чуть поклонился в знак признательности, - поверьте, меня мало беспокоило решение этих ретроградов. К слову, я не особенно стремлюсь возвращаться обратно в Готем. Конечно, мне бы хотелось пройтись по его улицам, сходить в кино, съесть гамбургер и выпить колы с картофелем фри… Такие желания присутствуют, не спорю. Но вряд ли там я смогу найти подходящих мне собеседников. А если и смогу, то очень нескоро. Здесь же у меня есть целых полтора часа каждый будний день, чтобы говорить с вами. - Знаете, мистер Фьюгейт, я на досуге размышляла, чем бы вы могли заняться, когда покинете Аркхем, - мы снова разместились в его неудобных креслах, - и за время изучения вашей прошлой жизни, ваших устремлений и способностей, я хотела бы посоветовать вам, если вы не возражаете, стать часовым мастером. Бывший Король Часов удивлённо посмотрел на меня. А затем его лицо посветлело. - Вы считаете, что я могу справиться с таким ремеслом? - Уверена. Я знаю, что вы хорошо разбираетесь в часовых механизмах, достаточно вспомнить о вашей встрече с Бэтменом в городской башне с часами. Эта информация есть в личном деле, и я знаю, что после вас её пришлось восстанавливать. Не говоря уже о том, что вам удалось выжить. А ещё в деле говорится, что, пока вас преследовал Бэтмен, вы отлично ориентировались в том гигантском устройстве часов. - Ну… мне просто это близко и понятно, - впервые за время нашей беседы Тэмпл Фьюгейт покраснел, как будто бы услышал от меня самый лестный комплимент из всех имеющихся. Я мысленно себе поаплодировала, а потом вернулась к своему предложению: - Давайте поступим следующим образом. Пока наш консилиум психиатров, созванный со всего Нью-Джерси, будет решать, как с вами поступить, я найду вам соответствующую литературу. Вы изучите предмет своего интереса, решите, подходит ли вам это, а потом мы вместе подумаем, как быть. Решение консилиума было озвучено тем же утром. Недовольные моим непрошибаемым характером врачи не захотели принять положительное решение в отношении Короля Часов. И в то же время они дураками не были и отчётливо понимали, что жёсткий отрицательный ответ может вызвать волну резонанса со стороны мирового сообщества, занимающегося проблемами с душевным здоровьем. Поэтому им ничего не оставалось, как прийти к консенсусу. А именно: Темпл Фьюгейт обязан провести в Аркхеме ещё три месяца. После чего один представительный доктор, который возглавлял данную комиссию, взял на себя обязательство приехать из Трентона и лично удостовериться в том, что у пациента за прошедшее время не случилось ухудшений и его выздоровление не было кратковременным. Меня это вполне устроило, так что повторно ругаться с представителями комиссии я не стала. К тому же за выходные я морально восстановилась и выплеснула негатив в физической нагрузке – основательно вспоминала программу, которая была у меня на занятиях спортивной гимнастикой. К своему полному удовлетворению обнаружила, что форму я не растеряла, и мои ежедневные утренние и вечерние упражнения не прошли даром. А ближе к вечеру, когда я начала подумывать о том, что мне стоило навестить моего таинственного отправителя цветка с запиской, ко мне в кабинет постучалась и вошла Джоан. Лицо её имело такое выражение, какое бывало, когда у коллеги резко падал интеллект. А падал он у неё в одном-единственном случае – когда она видела Брюса Уэйна. - Что, наш меценат опять неожиданно почтил клинику своим визитом? – уточнила я. Но Джоан не успела ничего ответить. Вежливо отодвинув её в сторону, в кабинет вошли сам Брюс Уэйн и Харви Дент. - Добрый вечер, доктор Квинзель, - любезно поприветствовал меня глава «Уэйн-Энтерпрайзес». – Мы знаем, что у вас сегодня был тяжёлый день и вы наверняка мечтаете поскорее отправиться домой, но я и господин окружной прокурор хотели бы попросить вас составить нам компанию за ужином. - Прошу прощения, вы приглашаете меня на ужин? – переспросила я, решив, что мне послышалось. - Да, мисс Харлин, - вступил в беседу, как всегда, сияющий улыбкой мулат. По каким-то своим причинам он предпочитал обращаться ко мне по имени. – В городе открылся новый ресторан индийской кухни. Брюс уверяет, что там очень недурно готовят. - Я никогда не пробовала индийскую кухню, - предупредила я, - и не хотела бы. Меня не прельщает экзотика. Я предпочитаю барбекю-бары. Несмотря на то, что в «Айсберге» у Пингвина мне понравилась своеобразная смесь еврейских и французских блюд, я предпочитала всё же что-то более традиционное. Квинс никогда не баловал меня изысками, а в студенчестве большинство средств из стипендии уходили на новые книги. Поэтому для меня хороший кусок свиных рёбрышек или сосисок-гриль куда аппетитнее любой высокой кухни. Хорошее воспитание не позволило ни меценату, ни прокурору выразить удивление моим выбором, а первый даже уточнил: - А что вы предпочитаете при этом пить? - Светлое нефильтрованное, - не задумываясь, ответила я. Тот пожал плечами и сказал: - Тогда, доктор Квинзель, я знаю место, которое вам точно понравится. А поскольку ваш рабочий день ещё не закончен, то позвольте ненадолго откланяться. Мы с Харви навестим вашу начальницу, и затем зайдём за вами снова, - он повернулся к не подававшей признаков жизни Джоан, уставившейся на него во все глаза, и попросил, словно не замечая её придурковатого вида: - Доктор Лиланд, проводите нас к доктору Синнер.***
После того, как весь персонал Аркхема увидел меня в сопровождении готемского миллиардера и окружного прокурора, я попыталась представить, какие разговоры начнутся с завтрашнего дня на работе. А потом под устремлённые на нас взгляды моих многочисленных коллег и охранников мы загрузились в блестящий чёрный лимузин, и полагаю, это был контрольный. Я не стала особо переживать по этому поводу: в конце концов, они все были в курсе моего недоразумения с некоторыми членами комиссии. Так что поводом пригласить меня на ужин могло стать именно оно. И я была уверена, что других причин для приглашения у представителей высшего сословия нет и быть не могло. Поэтому после того, как мы сделали заказ в отличном барбекю-баре, я выжидательно уставилась на обоих своих спутников. Они не отреагировали, и мне ничего не оставалось, как спросить вслух: - Мистер Уэйн, мистер Дент, я вам благодарна за приглашение и, в частности, за то, что вы учли мой плебейский вкус при выборе места для ужина. Но вы вполне можете объяснить причину своего приглашения. Уже можно, я не уйду, - подбодрила я обоих. Мужчины переглянулись, и первым заговорил прокурор: - У меня есть к вам просьба. Личного характера. Мы с Брюсом наблюдали за вашей работой с Королём Часов и, честно говоря, восхищены результатом вашего труда. - Пока рано говорить о результатах, - воспользовавшись паузой, вставила я. - Нам так не кажется, - возразил Уэйн, - даже если комиссия и решила не торопиться давать мистеру Фьюгейту разрешение на проживание в Готеме, то предварительные выводы уже сделаны. И нас они вполне устраивают. - Мы знаем, что вы нашли ему занятие, и с сегодняшнего дня вам разрешено официально взять на себя ещё одного пациента, - добавил мулат, а его улыбка сменилась очевидным волнением. - Но мне об этом ничего неизвестно, - я с удивлением смотрела на обоих собеседников. Готемский меценат неловко прокашлялся, укоризненно глядя на своего друга. Тот, видимо, рановато сообщил мне про второго пациента. Затем Уэйн сказал: - Да. Доктор Квинзель, мы поговорили с вашим руководством, и доктор Синнер заверила нас в том, что теперь они хотят дать вам пациента второй категории. Они пока не решили, кого именно, но мы взяли на себя смелость предложить кандидатуру… Пока паузы не стали действовать мне на нервы, я решила помочь им обоим. И, глядя на то, с каким трудом Харви Дент стремится не показать обуревавшие его чувства, я спокойно предположила: - Вы хотите, чтобы моим вторым пациентом стала доктор Памела Айсли? Надо было видеть, как поменялось лицо окружного прокурора! Я еле сдержалась, чтобы не засмеяться. Ради этого стоило принимать приглашение на ужин, и даже индийская кухня, имей она место быть, уже не казалась бы мне неприемлемым атрибутом к веселью! Разумеется, мне же не полагалось знать о неудачном романе Дента с Ядовитым Плющом. А вот Брюс Уэйн как-то уж слишком внимательно стал приглядываться ко мне. Придя в себя, прокурор открыл рот: - Откуда вы?.. - Это неважно, Харви, - перебил друга меценат, - я уверен в порядочности доктора Квинзель, а также в том, что больше никто в Аркхеме не знает о деталях той истории. - Разумеется, не знает, - я прохладно кивнула и поспешно отпила из бокала пива, чтобы не сказать чего лишнего. - Так вот, доктор Квинзель, дело в том, что теперь Памела Айсли будет вашим основным пациентом, а Темпл Фьюгейт – дополнительным. Вы проделали огромную работу над его сознанием, и теперь он нуждается в вас только как в собеседнике. - Я решу вопрос с его социализацией, но позднее, - заверила я Уэйна. - Так вы согласны заняться Памелой? – не удержался от вопроса Дент. Я в упор взглянула на него. На ком он там собрался жениться? Счастлив, говорите? Ну-ну… Его друг при этом вопросе тоже счастливым не выглядел. Он явно не мог одобрить сильнейшее влечение, которое испытывал окружной прокурор к своей отравительнице. И я вполне могла его понять: как рассказал Пингвин, Харви выжил только лишь чудом, его организм почти перестал сопротивляться яду коварной розы, когда в больнице появился Бэтмен с антидотом. Антидот он забрал из лаборатории Ядовитого Плюща, но её саму в тот момент упустил, потому что выбор у него был небольшой – хватать преступницу или спасать прокурора, чья жизнь отмеряла уже минуты. А Брюс в это время не отходил от палаты своего друга, забыв о сне и отдыхе. Я не представляла, что он пережил в тот момент, потому что судьба не пыталась отобрать людей, которые были бы мне дороги. Да и людей таких, по большому счёту, очень мало. Я ни к кому не привязывалась настолько сильно, чтобы назвать этого человека близким. А вот Харви Дент, Брюс Уэйн и Вероника Вриланд, дружившие с самого детства, очень дорожили друг другом, к их компании имела опосредованное отношение и нынешняя невеста мулата, Грейс. Именно Брюс и решил свести её и окружного прокурора, надеясь, что они поладят. Поладить-то они поладили, только получается, Освальд Кобблпот был прав, и Харви не забыл Памелу. Понятное дело, что миллиардеру не нравился такой исход. Наверное, он долго не хотел выполнять просьбу своего друга на предмет уговорить меня лечить Ядовитого Плюща, а также направить мысли главврача Аркхема в нужном направлении. Но в итоге согласился. Полагаю, в данный момент он мысленно чертыхался. Но я могла понять и мотивы мулата. Он собирался жениться, потому что так нужно. Потому что его невеста подходила ему и была одобрена его окружением. Он относился к ней с симпатией и, может, по-своему даже любил. Только забыть о той женщине, что впервые вскружила ему голову, так и не смог. Дело было не в феромонах Плюща. Он действительно не разлюбил её. Скорее всего, он даже специально выяснил, почему она такой стала… И даже отлично зная, что она не испытывала к нему ничего, кроме отвращения, которое вызывали у неё все люди без исключения, он всё равно хотел ей помочь. Хоть что-то сделать для своей несбывшейся мечты. Помочь ей если не выздороветь до конца, то просто облегчить её существование рядом с человекообразными… На тот момент я не понимала всей силы чувств, которые горели синим пламенем в душе Харви Дента. Но я очень сочувствовала ему. И поэтому ответила на его вопрос следующим образом: - Я соглашусь лечить доктора Памелу Айсли только если она сама не будет против. Вы прекрасно знаете, как она относится к людям, и врач не должен вызывать у неё желания немедленно выбросить его в окно. - Насколько я понимаю, - и Уэйн неожиданно усмехнулся, - вы пока единственный врач в Аркхеме, который вызывает у неё хоть какое-то подобие симпатии. Доктор Лиланд присутствовала при нашем разговоре с доктором Синнер, и пока мы ждали вас, поведала нам о том, как благодаря вашему участию Памелу поместили в VIP-кабинет главы лечебницы. Так что я фактически уверен в том, что именно вы станете тем доктором, которому она будет рада. Или, во всяком случае, близка к этому чувству.***
Я не особенно радовалась столь бесцеремонному вмешательству в мою карьеру, но и не особенно возражала. В конце концов, у моего руководства имелись все причины, чтобы позволить мне заниматься более сложной работой. Так что на следующий день меня официально вызвали в кабинет главврача прямо с утра, где объявили, что Тэмпл Фьюгейт по-прежнему остаётся моим пациентом, но основная работа должна быть не с ним, а с доктором Памелой Айсли. Как выяснилось, они обрадовались предложению мистера Уэйна и мистера Дента. Потому что, хоть Ядовитый Плющ без растений и своей лаборатории и не опасна, но нагнетает обстановку своим молчанием и нежеланием контактировать с доктором Маккормаком. К тому же этот идиот решил бороться с её гаптофобией радикальным способом и при последнем сеансе просто обнял её за плечи, надеясь вызвать какой-нибудь отклик… Тоже мне врач-психиатр, с отличием закончивший медколледж! Отклик был феерическим. Айви, впав в бешенство, скинула его в свой бассейн, который успешно начиняла добавками для растений. Они ей помогали, и теперь она приходила в себя гораздо быстрее, чем до этого. А вот доктору Маккормаку такие добавки по нраву не пришлись – запах у них весьма и весьма специфический. В общем, пока он спускался с четвёртого этажа, его вид заценили не только работники, но и пациенты. Наверное, у наших больных давно не было такого весёлого дня! Да и персонал похохотал от души. Даже Элис Синнер, пока выговаривала ему за врачебную ошибку, периодически прыскала от смеха: переодеться ему никто не позволил вплоть до окончания выволочки от главврача. В назидание. Всё это произошло в ту пятницу, что я провела с комиссией и Темплом Фьюгейтом. Джоан мне красочно пересказала это лишь в понедельник, а во вторник меня назначили лечащим врачом Памелы Айсли. Как я заметила при посещении третьего этажа, ультрафиолетовые лампы для её палаты уже устанавливали, так что скоро ей предстояло туда вернуться. И я ломала голову, как она отреагирует, когда узнает о том, что ей сменили врача. Во вторник на четвёртый этаж я так и не попала. По идее, кто-то должен был сообщить Айви о том, что с ней теперь будет работать другой доктор, но я отказалась, сославшись на дела, которые предстояло завершить прежде, чем приниматься за нового пациента. Через день её палата будет готова, так что мне не придётся лишний раз бывать на четвёртом этаже. И сомнительная честь сообщить Ядовитому Плющу о новом докторе и возвращении в свою камеру – досталась Аарону Кэшу, который всё равно должен был зайти к ней, дабы освободить от фиксации. Вряд ли она рассчитывала, что её выходка с швырянием в бассейн собственного врача пройдёт гладко и без последствий. Поэтому на несколько дней Айви пришлось примерить смирительный камзол. Судя по её реакции, как мне потом рассказывал надзиратель, она считала, что её попытка защитить личное пространство от вторжения стоила этих дней в зафиксированном состоянии.***
Я пришла к нему рано утром в среду. Он не спал. Впоследствии мне довелось узнать, что он никогда не спит. И что одним из препаратов, которые ему колют, являлся сильнейший транквилизатор. Он позволял отключиться на сутки, но использовать его можно примерно раз в две недели. Обычные лекарственные средства седативного и снотворного действия применять бесполезно – его организм они не брали. Наверное, в этом не было ничего удивительного. Кто смог выжить в кислоте, не может рассматриваться как обычный человек, и иммунитет у него иной. Он смотрел в потолок и протяжно насвистывал, как будто бы не обращая внимания на меня. Я не стала строить из себя деловую женщину и немного подождала. Примерно через пять минут услышала глухой голос: - Ты не спешила. - Вы не указали, когда именно я должна вас навестить, - от его интонации моё тело словно окунули в ледяную воду. Но я придерживалась спокойного тона, хоть меня и потрясывало. Я увидела, как он присел на кровати, изучая меня взглядом. - Харлин Квинзель… - он произнёс моё имя, растягивая гласные, словно проверяя, как оно звучит. – Очень, очень, интересное имя… Правда, немного не в моё вкусе… - Вы хотели мне что-то сказать? Почему не пригласили другого врача? - А ты знакома с понятием комедии дель арте? – он словно меня и не слышал. Я его вопрос тоже предпочла оставить без ответа. Потому что история театра не входила в тот набор дисциплин, что преподавали у меня в университете. А, кроме спортивной гимнастики да периодических попоек с однокурсниками, других увлечений у меня не было. - Проще говоря, с площадным театром масок в Италии, примерно в шестнадцатом веке, - снизошёл до объяснений клоун, - и среди масок, наряду с масками Бригеллы, Панталоне и Доктора, была и самая популярная маска. Маска Арлекина, второго дзанни. – Странно, но слово «маска», столь часто прозвучавшее в очень короткой речи, вовсе не вызвала у меня раздражения. А ещё он очень эффектно выдерживал паузы между предложениями. На минуту у меня возникло предположение, что этот человек когда-то учился театральному искусству, иначе откуда такие познания? - Дзанни – это слуга, - пояснил он, видя, что отвечать, как и спрашивать, я не намерена. – А ты знаешь, почему именно эта маска была самой популярной? Потому что у героя было определённое амплуа. Он умел шутить, хоть и не отличался особым умом; он превосходно умел выкручиваться из ситуаций, потому что обладал находчивостью; и он привлекал женщин… Конечно, за несколько веков образ Арлекина претерпел изменения, и нам остался просто комический персонаж в лоскутном костюме и шапочке с бубенчиками. Но его задача осталась неизменной – веселить почтенную публику! Я не отпрянула от стекла только потому, что не могла пошевелиться, загипнотизированная его голосом. Как он оказался около него? Ведь только что сидел на кровати! Почему я не заметила, что он приближается ко мне? Его лицо находилось прямо напротив моего, и я не могла не смотреть в его мутно-серые глаза. Подозреваю, что я впервые ощущала адреналиновый подъём. Мне было страшно и в то же время забавно. Мы походили на двух игроков за карточным столом, и ни один из нас не знал, что за карты у другого. - Я не люблю розы такого цвета, - мой голос раздавался откуда-то со стороны. Раз уж мы упорно не слышим друг друга, то почему бы и не продолжить диалог в сюрреалистическом духе? В конце концов, было бы странно пытаться разговаривать с психопатом на языке нормальном. Джокер обнажил зубы в оскале, который, по его представлениям, обозначал улыбку. - Нет, доктор, ты любишь именно такой цвет роз. Тебе просто кажется, что чем меньше у тебя будет девических слабостей, тем скорее тебя начнут принимать всерьёз. Ведь розовые розы – это так в духе пони, радуг и романтических грёз… А ты не хочешь, чтобы тебя считали этаким нежным облачком… Ты даже не позволяешь себе улыбнуться лишний раз, доктор Квинзель… И твой собственный голос раздражает тебя по той же причине: ты считаешь, что он уместен только у маленькой девочки, но никак не у взрослой успешной женщины, какой ты, несомненно, являешься. - При чём тут мой голос? – и как у меня только язык отлип от нёба? - При том, что твоё имя тебе не подходит. - С моим голосом и именем нет никаких проблем, - я смогла говорить ровно, но суть его монолога пока ускользала от меня. Я забылась и пригладила волосы ладонями, а затем по инерции прижала ладони к стеклу, номинально облокачиваясь на него. В ту же секунду Джокер немедленно установил свои руки напротив моих. Когда до меня дошло, я даже убрать их не смогла, словно он держал меня на самом деле, а не просто прикасался к стеклу с другой стороны. Поймав мой взгляд, он полушёпотом произнёс: - Запомни, доктор, одну важную вещь про меня. Я всегда знаю, когда мне врут. Я вижу все слабости людей и их пороки. А ещё у меня нюх на стукачей и самозванцев. И то, что ты ни на минуту не можешь расслабиться в Аркхеме с тех пор, как тут работаешь, – мне тоже известно. Возможно, дома, пока никто не видит, ты чувствуешь себя свободнее. Но не здесь. Ты уверена в том, что твои коллеги – остолопы, которые не в состоянии выполнять свою работу нормально. Твой руководитель – просто надоедливая негритянка, набивающаяся к тебе в задушевные подружки, что тебя, конечно, бесит, но ты терпишь. Начальница Аркхема – старая потаскуха, которая надеется, что никто не узнает, сколько ей на самом деле лет, откуда у неё появляются деньги и что солидную часть этих денег она тратит на то, чтобы заказывать себе мальчиков по вызову. А местная охрана с санитарами – это вообще жалкая кучка отребья, которое просто нигде больше не нужно в таком большом городе, как Готем-сити. - Вы сейчас озвучиваете свои мысли, не мои, - не меняясь в лице, отрезала я. - У-у, доктор, с таким лицом ты можешь смело садиться за карточный стол!.. Научить тебя играть в покер? - Меня не привлекают карты. - А вот сейчас ты сказала правду. Действительно, не привлекают. Но правда и то, что мы, заключённые в этой клинике психопаты и преступники, нравимся тебе гораздо больше, чем те, кто здесь работают. Теперь я даже не сомневаюсь: ты останешься в городе после интернатуры, доктор Квинзель… Готем – твой город. - Скажите, как мне к вам обращаться? Ваше настоящее имя никто не знает, а «Джокер» - звучит слишком панибратски. Вам же известно моё имя, так как мне называть вас? - Ну, ты же прочитала записку. И подпись наверняка помнишь… - Буква «джей»? Помню. - Можешь называть меня мистер Джей, доктор. - Хорошо, если вас устраивает. - Да! А теперь вернёмся к тебе. Твой голос подходит тебе, но не тому имиджу, который ты себе придумала. Подумай об этом. Харлин Квинзель не может иметь такой голос… А вот Харли Квинн – очень даже может… - Харли Квинн? Арлекин…***
- Кстати, дорогие подруги, я чуть не забыла сообщить вам одну новость! Наши посиделки со стадии «чай-торт» уже продвинулись в сторону «алкоголь-и-что-найдётся». Среди нас не пила только Айви, всему на свете предпочитая свои травяные чаи. Я по-прежнему была верна пиву, а Селина обожала французский коньяк. Но в этот раз всё было иначе. Дело в том, что тот самый успокаивающий настой, который Пэм творила в своей лаборатории специально для Женщины-кошки, настаивался на спирту и включал в себя множество трав и другой флоры: ревень, мята, можжевельник, анис, гвоздика, корица, кора сандалового дерева, имбирь, шафран… Больше я ничего не запомнила. Зато Селина сразу же оценила заботу подруги, опробовав напиток и одобрив его. Я подлезла с просьбой тоже причаститься. И вскоре мы втроём, включая создательницу настоя, расположились в гостиной на мягком ковре, который Айви вырастила собственноручно. Я даже не стала спрашивать, как же называется то растение, мне было достаточно, что ковёр мягкий, компания хорошая, а напиток совершенно точно соответствовал своему назначению – расслаблял и успокаивал. Постепенно мы всё же переключились с обычной женской болтовни на обсуждение извечных проблем. То есть на мужчин. И Селина уже не стала строить из себя несгибаемую личность, а честно вывалила всё, что скопилось на душе. - …И, главное, он ведь всегда уверял, что не может быть со мной, потому что мы с ним по разные стороны баррикад! Я навсегда останусь воровкой, а он всегда будет борцом с такими, как я. Тёмный Рыцарь, благородный и неприступный. Ага, как же. Но стоило мелькнуть на горизонте дочурке Ра`с аль Гула, как принципы полетели ко всем чертям! То папашу её надо срочно вытаскивать из неприятностей с египетской мумией, то ему же грозила смерть и необходимо немедленно найти яму Лазаря, после которой он может спятить! То этот же самый папаша устраивает Бэтмену квест на выживание, дабы удостовериться, что наш готемский символ правопорядка достоин его драгоценной Талии… И при этом – ни одного плохого слова в адрес Талии! Она, видите ли, другая. «Селина, ты не понимаешь, Талия совсем не похожа на своего отца». Да, дочь главы преступного синдиката «Лига Теней», конечно же, совсем случайно давала своему отцу уйти от правосудия, участвуя во всех его выходках и побегах. - Ну, в Аркхеме он как-то раз всё же сидел, - заметила Айви. Я кивком подтвердила – это было как раз во время прохождения мной интернатуры, а, точнее, в тот день, когда я посетила Аркхем впервые, он тоже оказался там рано утром; именно про него говорила Джоан, когда велела Аарону Кэшу обойти четвёртый этаж, сказав, что пациенты волнуются. И доставил его туда отнюдь не Бэтмен, а Робин и Бэтгёрл. Не знаю уж, как эти детки смогли с ним справиться, но факт оставался фактом: Ра`с аль Гул занял свою камеру на одном этаже с Джокером и почти всё время был зафиксирован. Ему удалось сбежать только через полгода, и помогла ему в этом именно дражайшая дочь. - В общем, больше я даже не буду пытаться измениться, - мрачно подытожила Женщина-кошка, принимая порцию настоя, - и об этом я заявила ему прямо. Просто сказала, что дело вовсе не в противостоянии и не в том, кто на чьей стороне. А в том, что он меня не любит. Это я всегда любила его. - А когда у вас был этот разговор? – вдруг уточнила Айви. - Месяца полтора назад, - ответила Селина. – А что? - А я вот пыталась понять, кто же так осерчал на Бэтмена, что устроил акт вандализма в музее его имени – ну тот, который Гордон и Хилл устанавливали. Харли, ты его не видела, его недавно открыли. То есть уже закрыли. И, главное, ничего не взяли, а только разбили всё да порушили. Женщина-кошка скромно потупилась и сказала: - Надо же мне было хоть на чём-то оторваться. Ничего, он не расстроился. А вот три кражи за этот срок, и при этом он меня не поймал и не смог найти ворованное – тут да, тут он был очень огорчён. Мы похихикали и снова выпили. Тут Селина и выдала: - Кстати, дорогие подруги, я чуть не забыла сообщить вам одну новость! Главным образом она для тебя, Харли. - Меня? – настойка чуть не пошла не в то горло. - Да. Я сегодня заглянула в «Айсберг», и Пингвин просил передать тебе, если вдруг ты в городе. Твой коллега по «Отряду самоубийц» женится. И приглашает тебя на свадьбу. - Это кто из них?! – Я была готова услышать имя Флойда, Диггера, даже нашего полковника Флэга. Но Селина покачала головой и сказала: - Уэйлон Джонс, Крок.