Поменяться местами

      У Сулеймана на душе ещё никогда не бушевало столько противоречивых чувств: это и глубокое огорчение, и искренняя радость. Ведь ещё несколько дней назад он был уверен, что больше никогда не увидит лица Хюррем, не услышит её чудного голоса. Он помнил, как хоронил её, как бросал сырую землю в её могилу, как плакал над этой землёй. Но случилось чудо: время отмоталось назад и вернуло его рыжеволосую султаншу к жизни. Однако расплата за это чудо была велика — Сулейману пришлось потерять власть над огромной империей, подчиниться своему рабу.       Ещё сегодня днём он мог вернуть всё обратно: мог поддаться сладким уговорам Шейты эфенди и снова стать султаном, и больше не унижаться ни перед кем, склоняя свою благословенную голову. Но в той великолепной жизни он потерял Хюррем, а в этой — вновь обрёл её и больше не собирался отпускать. Её жизнь для него теперь превыше всего… Даже власти. Даже гордости.       Было до боли невыносимо, что любовь Сулеймана к его хасеки стала запретной. Теперь любимая принадлежала не ему… Бывшему падишаху оставалось лишь бороться, и провести в борьбе секунды, минуты, часы, дни, года или даже всю жизнь. Но Сулейман был готов к этой войне. В нём проснулось столько жизненной силы, что уже ничто не могло его сломить.       Хранитель покоев лежал на кровати и всё разглядывал прозрачный тюбик со снотворным.       «Это совсем безобидно… — думал он про себя, — Усыпить — не убить и даже не покалечить».       Бывший падишах протянул руку и положил склянку в ящик комода, который стоял возле его кровати.       — Ибрагим… Ты и прикоснуться к ней не посмеешь, — уже вслух сказал он и задул последнюю свечу в своих покоях.

***

      Наступило утро. Хюррем проснулась одной из первых, заправила кровать и даже успела переодеться к тому моменту, когда Нигяр калфа пришла всех будить. Бывшая султанша сидела на своей постели и сжимала в руке красивый атласный платочек, подаренный ей падишахом. К ней подсела ещё сонная Гюльнихаль.       — Скажи, а тебя не пугают слова хранителя покоев о том, что все султанши несчастны? — тихо спросила девушка.       — А что понимает этот хранитель покоев? — огрызнулась Хюррем.       Она резко встала и встряхнула головой.       — Ну подумай сама, — настаивала Мария, — Вчера тебя ударила Махидевран султан. От хорошей ли жизни она пошла на такой поступок? Вероятно, ей безумно обидно, что повелитель изменяет ей с другими женщинами.       Хюррем вновь присела на кровать и посмотрела на подругу грозным взглядом.        — Я никогда не буду такой, как эта Махидевран. Если влюблю в себя султана, то уже ни за что и никогда он не захочет быть с другими наложницами! — Хюррем произнесла эти слова громко, уверенно, смотря на Гюльнихаль, как дикий зверь на свою добычу. Но в тот же миг рыжеволосая опомнилась:       — Прости, возможно, я сказала тебе слишком грубо, — уже спокойно проговорила она, — Просто не хочу, чтобы ты равняла меня с другими…       Мария положила руку на плечо подруги.       — Это ты меня прости, — вздыхая, произнесла она, — Я не должна была пугать тебя перед хальветом… Да и к тому же этой встрече с султаном невозможно помешать: даже если бы ты не хотела, тебе всё равно пришлось бы выполнять волю великого падишаха. Хозяин здесь он, а мы — его рабы.       Хюррем нахмурила брови.       — А я обещаю, что смогу изменить это, Гюльнихаль. У меня появится золото, власть, и мы не будем больше, как все остальные рабыни. Клянусь.

***

      Настал полдень. Матракчи, одетый в свой самый лучший наряд, уже расхаживал около главных ворот дворца Топкапы. Стражники поглядывали на него косым взглядом, насмехаясь над странным поведением этого человека.       — Эй, эфенди! — крикнул один из охранников, — Что ты здесь бродишь туда-обратно?       — Бей, сам хранитель покоев меня позвал! Он должен познакомить меня с повелителем, — с гордостью ответил Матракчи.       Стражники громко расхохотались. Слова Насуха эфенди показались им безумными и смешными. И каково было удивление охранников, когда вдалеке показался Сулейман, направлявшийся прямиком к главным воротам.       — Матракчи! — радостно воскликнул он, — Рад тебе. Повелитель уже ожидает.       Довольный Насух эфенди подмигнул поражённым стражниками и удалился вместе с бывшим падишахом.       Через несколько минут они уже стояли перед шатром Ибрагима в саду дворца. При виде султана Матракачи склонился, а Паргалы жестом руки приказал ему поднять голову.       — Сулейман сказал, что ты весьма талантливый человек, и что ты можешь быть полезным для нас. Прав ли мой друг?       Матракчи засмущался.       — Мой повелитель, как известно, человек не может здраво оценивать сам себя… Однако я могу сказать точно, что ради нашего государства и вас я, не задумываясь, готов отдать свою жизнь. Я готов все свои знания и умения применить во благо Османской империи.       Ибрагим демонстративно развёл руками.       — Достойный ответ, — воодушевлённо произнёс он.       — И человек достойный! — не удержался от реплики Сулейман, — Хотелось бы мне проверить его умение играть на матраках… Я дал поручение принести нужный для игры инвентарь. С вашего позволения, повелитель, я сражусь с Насухом эфенди.       Но Паргалы отрицательно покачал головой.       — Нет, Сулейман, сначала ты сразишься со мной, ибо прежде чем сыграть с Матракчи, ты должен одолеть меня.       — Государь, почему же так? — поинтересовался Сулейман, потому как слова Паргалы показались ему весьма странными.       Ибрагим надменно ухмыльнулся.       — Хочу, чтобы ты знал, мой дорогой друг: в первую очередь ты должен был пожелать того, чтобы с нашем новым знакомым сразился я, а не ты. Потому что сначала ты должен заботиться о моих интересах, а лишь потом — о своих.       Сулейман молча склонил голову и также молча начал экипироваться. Но сердце его наполнилось гневом, оно бешено заколотилось, глаза его налились кровью.       «Посмотрим, как ты запоёшь, Паргалы, когда позорно проиграешь мне — своему никчёмному рабу», — подумал про себя бывший падишах.       Наконец, к бою всё было готово. Соперники встали друг напротив друга и поклонились. Насух эфенди прокричал: «Матраки, к бою!» И после этих слов Сулейман с выпученными от злости глазами побежал на Ибрагима. Тот был не готов к такой неимоверной скорости соперника и увернуться успел буквально в последнее мгновение. И когда Паргалы оказался позади Сулеймана, то орудием снизу-вверх больно провёл по его спине.       «Один!» — крикнул Насух эфенди, но в тут же Сулейман с разворота выбил из руки Ибрагима его матрак, который улетел далеко и упал у ровно остриженных кустов дворцового сада. Матракчи подобрал утерянное оружие и кинул его Паргалы, тот поймал и после короткой передышки полетел на Сулеймана. Бывший падишах ловко смог увернуться от удара, а затем отбежал в другую сторону. Ибрагим снова потянулся к своему сопернику, со всей силы замахнулся, но удар его был блокирован щитом Сулеймана. Бывший падишах, не теряя драгоценных секунд, ударил соперника в живот.       «Два!» — продолжал озвучивать счёт Матракчи, но уже более тихо — всё-таки игра шла не в пользу повелителя…       Только Ибрагим сделал шаг назад, чтобы хотя бы немного собраться с мыслями после удара, как вновь Сулейман начал наступать. Хранитель покоев наносил удары один за другим, а Паргалы искусно успевал их блокировать, как вдруг и он наконец решил атаковать. Оружия противников встретились, и началось сложное противостояние. Сулейманом руководила ярость, он сильно нажимал на рукоятку своего матрака, чтобы вновь обезоружить Ибрагима, а тот изо всех сил сопротивлялся, да так, что лоб его покрылся испаринами. И вот бывший падишах приложил всю свою силу, выбил матрак из руки противника, тем самым оставив Паргалы без оружия. Затем ударил того по плечу и повалил на землю с диким рёвом.       «Это тебе за самолюбие, Ибрагим», — подумал про себя Сулейман. А затем встал и замахнулся. Взгляд его, полный жестокости и ненависти, до полусмерти напугал Паргалы, тот замер в ожидании того, что же будет дальше. И вот: финальный удар. Ибрагим повержен.       «А это за то, что никак не можешь отстать от Хюррем!» — вновь прокрутил Сулейман у себя в голове.       Но тут же он опомнился. Он протянул Паргалы руку и сделал обеспокоенное выражение лица:       — Повелитель, как вы? Прошу прощения, я не хотел навредить вам… — с наигранным сожалением произнёс он. Сулейман был удовлетворён своей победой, он с трудом сдерживал себя от надменной улыбки, которая могла разозлить нового султана.       Ибрагим взялся за руку хранителя покоев и поднялся на ноги. Отряхнулся, а затем резким движением снял с себя шлем и бросил его на землю.       — Видимо, ты, действительно, очень хочешь сразиться с Насухом эфенди… — озадаченно произнёс Паргалы, глядя на Сулеймана, — Что ж… Деритесь. А у меня ещё много дел.       Лицо Ибрагима исказилось, на нём читалось изумление, обида и неудовлетворённость собой. Он нахмурил брови, резким шагом сошёл с лужайки и направился в сторону дворца. Его охрана последовала за ним.       Матракчи украдкой подошёл к Сулейману, недвижимо глядящему в след падишаху.       — Хранитель покоев, это было блестяще! — с восхищением произнёс Насух, — Но не накажут ли тебя за это?       — Нет, — бывший султан помотал головой, — Это была честная и справедливая победа. За такое не наказывают. Да и сам Ибрагим паш… падишах любит справедливость, хоть и ненавидит проигрывать, — Сулейман выпучил глаза от того, что чуть не проговорился.       Насух эфенди понимающе кивнул.       — Так что ж, хранитель покоев, пора и нам с вами сразиться? — улыбчиво произнёс он.       Бывший султан поднял с земли свой щит и с азартом воскликнул:       — Пора, Матракчи, пора! Я и тебя одолею!

***

      Валиде восседала на роскошном длинном диване в своих просторных покоях. Рядом с ней сидела Хатидже — её дочь, а сбоку на подушке — Гюльфем хатун, которая некогда была фавориткой султана. Женщины разговаривали о чём-то, как вдруг мать падишаха обратилась к Дайе, тихо стоявшей у дверей.       — Мне бы хотелось позвать к себе на ужин моего льва Ибрагима, — начала Валиде, обращаясь к казначею гарема, — Передай ему мою просьбу.       Дайе подошла ближе к своей госпоже.       — Сегодня вечером повелитель позвал наложницу, — тихо пролепетала она.       — Что ж, раз позвал, — Валиде тяжело вздохнула, — То проведём совместный ужин завтра…       Известие о том, что Паргалы пригласил к себе на хальвет очередную девушку, заставило Хафсу султан вспомнить о невестке.       — А как Махидевран поживает, не знаешь? — спросила Валиде, взглянув на Дайе хатун, — Вот уже второй день она ко мне не заходит.       Сначала казначей лишь пожала плечами, но затем всё же решила высказать своё мнение:       — Мне кажется, — неуверенно начала женщина, — Госпожа очень переживает из-за того, что повелитель отдалился от неё.       От услышанного выражение лица матери султана стало каким-то грустным. Она сморщилась и в задумчивости направила свой взгляд в пол. Несколько секунд она молчала, вместе с ней молчали и все остальные. Но вот Валиде подняла голову и вновь продолжила:       — Вечером мы все вместе навестим её и переговорим с ней по этому поводу. Пусть не горюет, — спокойным голосом произнесла Хафса.       Хатидже и Гюльфем одновременно кивнули в знак согласия, Дайе же откланялась и отправилась по своим делам.

***

      Сюмбюль ага всё наматывал круги около Хюррем.       — Сейчас ты пойдёшь в хамам. Затем наденешь платье, которое мы для тебя подготовили. Мы сделаем тебе причёску, подберём украшения. А ты, главное, не забывай правила этикета, которым я тебя учил.       У Хюррем уже начинала болеть голова от того, что Сюмбюль который раз говорил ей одно и то же. А она всё кивала да поддакивала ему, хотя старалась не слушать его уже надоевшие советы и наставления. Гораздо больше её беспокоили слова Сулеймана о том, что все султанши несчастны…       «И что с того? — всё успокаивала она себя, — Зато они богаты и обладают властью. Мне будет и этого достаточно для счастья. А в любовь я не верю: сказки всё это…»       — Ну всё, вроде бы, ничего не упустил, — всё продолжал говорить евнух, — А теперь можешь идти в хамам, там всё готово. И мойся поскорее, а то вечер уже близится.       На это Хюррем вновь ответила кивком. Она взяла полотенце с постели и отправилась в уже растопленную баню.

***

      Сулейман суетливо расхаживал по коридору около входа в султанские покои. Он знал, что с минуты на минуту Ибрагиму должны принести поднос с сытным ужином. Задача бывшего падишаха была такова: самому перехватить этот поднос и незаметно подлить в напиток снотворное. Если Паргалы заснёт, то не сможет провести ночь с Хюррем. Конечно, Сулейман понимал: этот план рискованный, но в его деле не могло обойтись без риска.       Вдруг из-за поворота показались две девушки с большим подносом в руках. Они подошли ближе и развернулись к дубовым дверям, ведущим в комнату падишаха. Только стражники потянулись к заветному подносу, как Сулейман сделал резкий шаг вбок, оттеснив своим телом руки охранников от султанских кушаний.       — Повелитель сейчас на террасе, и он попросил меня, чтобы я отнёс ему еду. Государь не желает ни с кем видеться, так как хочет как следует расслабиться перед хальветом.       Служанки склонили головы перед хранителем покоев и протянули ему поднос, а стражники с удивлением переглянулись между собой. Сулейман с довольным лицом развернулся и зашёл в свою бывшую комнату, ныне принадлежащую Ибрагиму. Дождавшись, когда охранники закроют двери, он поставил поднос на пол и из рукава вынул маленький пузырёк. Большим пальцем правой руки Сулейман откупорил маленькую пробочку, и всё содержимое сосуда вылил Паргалы в щербет. Бывший падишах осознавал: времени у него осталось совсем немного, ведь сразу после ужина, а то и во время него к султану должны были прислать Хюррем.       Опустошённый сосуд хранитель покоев вновь убрал в рукав, ловко поднял поднос с пола и двинулся на террасу. Там его уже ожидал Ибрагим.       — Сулейман, почему так долго? — удивлённо спросил он, — Или ты хочешь, чтобы твой повелитель умер от голода?       Друзья засмеялись. И хотя Сулейману было совсем не до смеха, он старался делать вид расслабленного и довольного жизнью человека. Он поставил поднос на маленький столик возле дивана, на котором сидел Ибрагим.       — Друг, присаживайся и угощайся, — великодушно предложил султан.       Хранитель покоев улыбнулся и сел на большую подушку возле столика.       — Благодарю, повелитель, — спокойным голосом произнёс он, хотя чувствовал, как сердце его начало бешено колотиться от волнения.       Первые несколько минут друзья ужинали молча, как вдруг Ибрагим, дожевав очередную сладость, начал разговор:       — Знаешь ли, — задумчиво проговорил он, — Я очень рад, что ты искренен со мной и иногда вовсе меня не боишься.       Сулейман с подозрением взглянул на падишаха, а тот, понимая недоумение друга, продолжил:       — Сегодня ты одолел меня в игре на матраках. Не побоялся продемонстрировать мне всю свою силу, не побоялся моего гнева. Это я называю искренностью. Любой другой, несомненно, поддался бы, лишь бы угодить своему повелителю. А ты не такой: ты относишься ко мне не только как к султану, но и как к другу. Да, проигрывать обидно, но отнюдь не обидно отдавать победу достойному человеку.       Сулейман замер от удивления: он явно не ожидал услышать подобных слов от Ибрагима.       — Государь, я польщён... — негромко ответил он.       Ибрагим похлопал хранителя покоев по плечу и продолжил есть, прислушиваясь к звукам, исходящим из коридора: не пришла ли его наложница?       А Сулейман всё разглядывал нетронутый стакан с щербетом. К сожалению, плана «Б» на случай, если Ибрагим не выпьет напиток, у него не было.       «Как же быть? — всё крутилось у Сулеймана в голове, — если Паргалы не станет пить снотворное, то тогда напиток придётся выпить мне. И я, уснув на ходу, упаду прямо к ногам Ибрагима. Возможно, после такого у него отпадёт всякое желание проводить хальвет с Хюррем».       Конечно, это была отчаянная мера. Сулейман не хотел усыплять себя, ведь тогда он больше не сможет контролировать ситуацию. А пускать всё на самотёк было категорически нельзя…       Но вот из коридора послышался неподражаемый голос Сюмбюля аги. Жестом Ибрагим приказал Сулейману посмотреть, что происходит. Подойдя к выходу с террасы, из которого открывался вид на коридор, бывший падишах впал в ужас. Он увидел свою рыжеволосую госпожу, облачённую в роскошный наряд и с удовлетворённым лицом ожидающую заветного хальвета.       «Только не это…» — подумалось Сулейману.       Выпученными глазами он смотрел на свою Хюррем словно оцепеневший, не знающий, как же быть дальше.       Издалека послышался голос Ибрагима:       — Сюмбюль привёл наложницу? — поинтересовался он.       Не отрывая взгляда от своей султанши, Сулейман кивнул.       — Да, государь...       — Ну тогда, хранитель покоев, наш ужин окончен. Ты можешь идти, — на лице Паргалы засияла улыбка. Он встал с дивана и поправил слегка помявшийся халат.       Бывший падишах и ответить не успел, как остался один на балконе. Ибрагим уже был в покоях, а Сюмбюль ага зашёл к нему доложить о Хюррем.       «Неужели это конец?!» — спросил себя Сулейман, как в тот же миг опомнился и рванул к стакану с шербетом, чтобы выпить его и тем самым осуществить свой спонтанно придуманный запасной план.