Буря в пустыне

Есть отрицание, неверие, гнев, страх. Они не говорят ни слова после его заявления, но это всё там, в Силе, оно кричит между ними. — Невозможно, — скрипит мастер Ранцисис, — Ситхи были уничтожены тысячелетия назад. — Приход их мы бы почувствовали, — заявляет Йода, поднимая коготь и подавляя тяжёлый дух беспокойства в Силе. Бен старается держать себя в руках. Он так хорошо справлялся с этим во время войны и во время обучения Энакина Скайуокера, он научился контролировать своё дыхание, контролировать свои уставшие мышцы, свои эмоции, — не сдерживать их внутри, просто… успокаивать. Он старается быть таким же невозмутимым как водная гладь. — Потому что джедаи всемогущи, вездесущи и всезнающи, — говорит Бен невыразительно. — Потому что свет силён и никогда не подведёт. Он не знает, что, кроме боли в сердце, привело его сюда. Они не слушали его в первый раз, даже когда война стояла на пороге, так почему он решил, что они станут слушать сейчас? В тот раз у него по крайней мере были доказательства, по крайней мере смерть Мола, смерть Квай-Гона, и всё же за десятилетия до конца они оказались неспособны подняться и противостоять угрозе, в итоге их сокрушившей. По привычке он вернулся к тем, кому всегда доверял, надеясь, что будет спасён их мудростью, их действиями, и он забыл, как часто они просто не слышали того, что он говорил в те годы. Как многого они не увидели, даже когда им показали. Он убедил себя, что, возможно, это было из-за войны, потому что они устали и ослабли, но… Отчаяние слишком знакомо, чтобы сломить его, и он укутывается им как потёртым плащом. Бен поворачивается и направляется прочь, признавая, как глуп он был, приходя к ним без доказательств. — Что ты видел? — спрашивает Сайфо-Диас, прежде чем он добирается до двери. — Ничего, — отвечает Бен. — Никто из нас ничего не видел, пока не стало слишком поздно. — Уходить ты не должен! — зовёт Йода после напряжённой паузы. — Тревожно появление ваше. Прогонять тебя мы не хотели. — Но вы мне не верите, мастера, — Бен возвращается в комнату, потому что он не собирается стоять и разговаривать с дверью. — Не мог бы ты?.. — искренне интересуется Винду. Бен задаётся вопросом, что сделал бы, если… Петро Кац, этот нахальный посвящённый, изо всех сил пытавшийся думать о других в первую очередь, предстал перед ним уставшим и сломленным и сказал, что Герой без Страха пал и расправился с каждым джедаем в Храме, от самого старого до последнего беспомощного ребёнка? Нет. Бен бы не поверил; не смог бы даже представить, что его падаван будет способен на такую жестокость… но он не смог бы проигнорировать. Семена сомнений были бы посеяны, и предупреждение звучало бы каждый раз, когда Энакин терял самообладание в битве, каждый раз, когда он неистовствовал в Совете, так лично и яростно, каждый раз, когда он насмехался над упоминанием Кодекса, который поклялся соблюдать, а Бен игнорировал его провал в этом в угоду тому, что Энакин делал правильные вещи, что он всё ещё был… Энакином Скайуокером. Его падаваном. Его братом. Человеком, которого он любил с такой силой, в которой бы никогда не признался. — Я бы не хотел, — признаётся Бен. — Расскажите нам больше, — просит мастер Ню, жестом прося его вернуться в центр зала на то место, где стояли все посетители Совета. — Я мог бы рассказать вам всё, что помню с момента отправки меня в Бандомир до моего появления здесь, мастер Ню, и всё равно вас не спасти. Я мог бы сделать гораздо хуже, рассказав всё, чем просто вас не спасти, — говорит Бен. — Будущее всегда в движении, даже моё, даже сейчас. — Но как мы можем убедиться в правдивости ваших заявлений без каких-либо сведений? — раздражённо вопрошает архивариус. Несмотря на всё то, что Бен уважал в Джокасте Ню, у него так и не вышло завоевать её расположение. — Их личности раскрыть не могли бы вы? — спрашивает Яддль, и её зелёный взгляд горит гораздо ярче, чем у Йоды. — Как вы собираетесь с ними бороться? — доносится голос мастера Куна, и Бен поворачивается, отвечая именно ему и с большой уверенностью. — Яростно и с предубеждением, — говорит он холодно. — Ты не звучишь как джедай, — хмыкает мастер Пуф. — А вы не знаете, сколько смертей я видел, — возражает Бен, понимая, что это смятение не только его, что вся комната кипит от противоречивых эмоций, не выпущенных в Силу. Он заставляет себя дышать глубоко и притягивает свет-мир-покой, которые наполняют Храм, чтобы они смыли беспорядочную энергию из комнаты. — За это благодарю, — кивает Яддль с уважением. — Хорошая работа это. Мастерам нужно мгновение, чтобы примириться с собой, погрузиться в потоки очищающей энергии, которые он притянул в комнату, и очистить свои мысли. — Тяжёлое бремя на вас возложили, хм? — тянет Йода. Его уши стоят торчком, но глаза затуманены, сосредоточенные не на здесь и сейчас, пока он ищет ответы в Силе. — Действовать с осторожностью мы должны. Решения есть, которые приняты должны быть. Приняты сегодня они не будут. Долгий путь проделали вы, отдыхать вы должны. Добро пожаловать в Храм, мастер Наасаде. Ваш дом это, им и останется. Поселиться должны вы, а Совету этому более простые решения принять предстоит. — Благодарю, великий магистр, — Бен вздыхает, кланяясь. Уши Йоды дёргаются, и он кивает. — Я отправлю своего падавана помогать вам, — Винду оглядывается на Йоду, и тот соглашается. Бен кивает в знак благодарности, и Совет не слишком-то скрывается, провожая его взглядами, когда он уходит. *** Падаван Депа Биллаба совсем не похожа на женщину, которую Бен помнит. Отчасти это из-за того, что она до сих пор носит падаванскую косичку, отчасти потому, что она ещё не переняла суровую манеру своего учителя и не видела ужасов войны. Её лицо всё ещё мягкое, и любопытство ярко проявляется в Силе, когда она помогает ему с храмовой бухгалтерией. — Так, у меня есть большая часть информации от моего учителя, но мне все ещё нужны детали для личного пропуска, — объясняет она, печатая на административном терминале с пугающей для человека скоростью, — Родная планета, мастер Наасаде? Бен дёргает пальцами, задумавшись на мгновение. Родной планетой Оби-Вана Кеноби была Стьюджон, но и это не совсем так. Стьюджон — просто заменитель, точка соединения для довольно замкнутых людей, живших вблизи от малоизученной туманности. Однажды он побывал там — не в самой туманности, потому что это был верный способ сделать так, чтобы вас больше никогда не увидели, а в Стьюджоне. Это был маленький мир, на орбите белого солнца. Он нашел там поля пёстрой серой травы, изрезанные железно-красными скальными образованиями и странными кустарниками с бледно-жёлтыми колокольчиками и молочно-голубыми ягодами. Люди оттуда были хранителями туманности, и, поскольку он не говорил на их молчаливом языке, они не приняли его, хотя он разделял удивительное сходство с ними. Это был удивительно одинокий опыт. — Конкорд Рассвет*, — говорит Бен, чувствуя, как губы растягиваются в улыбке. Рако Хардин родился в мандалорском мире Конкорд Рассвет. Как и Джанго Фетт. — Дата рождения? Это требует некоторых подсчётов, и Депа индифферентно приподнимает бровь, когда он медлит с ответом. Бен пожимает плечами, но ей, будучи падаваном члена Совета, не привыкать к странным просьбам этого Совета. — Родной язык? — Мандо’а, — отвечает Бен, потому что, если бы он родился на Конкорд Рассвет, это было бы правдой. Кроме того, этот язык был языком его сердца, который доверили ему его люди, уча его в передышках между битвами и долгими ночами, читая литании над ранеными. На нём шептала Сатин в тот долгий год в бегах, и он понял этот шёпот только спустя полжизни. — Отлично, — кивает Депа, её коса скользит по плечу. — Этого будет достаточно для пропуска после подтверждения гентеста, но вам потребуется полное медицинское обследование, прежде чем мы внесём вас в системы Храма и выдадим коды авторизации. — Ладно, — вздыхает Бен. — Мне всё равно нужно к целителям. — Хорошо, — просто отвечает Депа, молодая и решительная. Бен никогда не был таким решительным в её возрасте. — Я могу отправить запрос квартирмейстеру прямо сейчас, но его не одобрят, пока у нас не будет результатов медицинского обследования. Бен кивает, позволяя ей сделать это, а потом отвести его в Залы Исцеления со всей обстоятельностью и сдержанностью полноценного телохранителя. В её присутствии, в присутствии расслабленного подростка, которого он когда-то знал как мудрого воина, он не просто чувствует себя старым — он понимает, что на самом деле стар, а он даже не среднего возраста. Он чувствует потоки энергии Храма, которые никогда бы не заметил жизнь назад, и они наполнены не только светом и спокойствием, но и гудящим сиянием жизни, прилежанием падаванов, возбуждением посвящённых, счастьем-безопасностью яслей, удовлетворением мастеров, беззрассудством рыцарей, и ему больно, что в своём собственном прошлом он никогда не замечал, как эти вещи сменяются напряжённостью и неуверенностью, решительностью и усталостью, отчаянием и разочарованием в последние месяцы. Даже Залы Исцеления свободны от горя и смирения, которые он помнит, потому что раненые не переставали поступать. Вместо этого Живая Сила объединяет в себе густой гул безопасности-исцеления-покоя и маниакальной энергии самих целителей. Кремово-бело-серая цветовая гамма успокаивающе нейтральна, и джедаи внутри уверенны в том, что делают. Стоит им подойти к главному залу отделения, целитель-зельтронка разворачивается на середине речи протокольного дроида, и Бен вздрагивает, когда она сосредотачивается на нём. У целительницы мягкая красная кожа, чёрно-пурпурные волосы, стянутые в высокий хвост, фиолетовые глаза, и она практически нападает на него и Депу. Бен стягивает щиты плотнее, зная, что это бесполезно. Зельтроны являлись естественными эмпатами, и вся защита в мире не помешала бы ей узнать, как он себя чувствует. — Что с тобой не так? — требует она, останавливаясь и скрещивая руки. Большинство целителей, если носили меч, то обычно в поясном креплении на боку. У этой женщины меч на бедре, что идентифицирует её не как рядового Круга Целителей, а как рыцаря-целитель, подготовленного к боевым действиям. Они были единственными целителями, которых готовил Храм в последние два года войны, но сейчас они всё ещё очень редкими. — Я не ранен, — отнекивается Бен. — Вы чувствуетесь так, будто умираете, — возражает она резко. — Мастер Наасаде здесь для полного медицинского обследования, целитель Ни Хиелла, — сообщает Депа и ловко добавляет: — Но, возможно, вы двое могли бы поговорить более предметно. — Спасибо, падаван Биллаба, — сухо говорит Бен. Депа кивает, явно упуская его иронию. — Я закончу подачу запроса квартирмейстеру, мастер Наасаде, — добавляет она, прежде чем отправиться в ближайший сад для исцеления. Бен бормочет ей вслед и покорно следует за целителем Хиелла в комнату для осмотров. Меддроид на станции оживает при входе, его лампочки медленно загораются. Бен никогда не встречал целителя Хиеллу, насколько он помнит, но он слышал о ней. Она и Мастер Целитель Вокара Че когда-то были коллегами, посвященными и падаванами одного года. У них была параллельная карьера, и когда Главный Целитель Кворуп ушёл в отставку, они обе написали пылкие и возвышенные рекомендательные письма друг для друга в самой пассивно-агрессивной кампании по перекладыванию обязанностей и спасению себя от кошмара администрации. Целитель Че проиграла и приняла должность со смиренной благосклонностью, а целитель Хиелла, как он помнит, получила долгое назначение на Внешнем Кольце, унёсшее её жизнь задолго до Войн клонов. — У вас нет медицинской карты, — Ни Хиелла хмурится, держа в руках планшет. — Отсюда и полное обследование, — отвечает Бен, пока медицинский дроид настаивает на том, чтобы он разделся. — Тем не менее, вы мастер-джедай, — невозмутимо уточняет она, прищуривая фиолетовые глаза. — Достаточно сказать, что я исчез по очень веской причине, — уклончиво отвечает Бен, и дрожит, когда снимает рубашку. К сожалению, он привык к климату Татуина, и прохлада Храма кажется ему слишком холодной. Зельтронка давит шум в горле, но когда Бен поднимает взгляд, она отворачивается от него. Рубцы, — понимает он. У него больше, чем несколько. Больше, чем у большинства опытных рыцарей и мастеров. Часть из них появилась во времена его ученичества, когда благодаря его учителю Бен попадал в самые щекотливые обстоятельства и в самые сложные миссии. Он стал известным рыцарем, а затем мастером только потому, что сначала вынужден был идти нога в ногу с Квай-Гон Джинном, делая за него его работу, а после — подавать пример и поспевать за Избранным. У него остались шрамы от светового меча после его многочисленных встреч с Дуку, Гривусом и Вентресс. Он имел следы кнута из зайгерианского лагеря рабов. Его покрывали отметины от ядовитых клещей, диких зверей и бластерного огня, не говоря уже о напоминаниях о совершенно излишнем количестве перенесённых взрывов и аварийных посадок, и недолеченных боевых ранениях, заживавших в поле вдали от бакты. И все те царапины, которые он приобрёл в качестве ученика. Бен не осознавал, что они стали только хуже из-за того веса, который он, сам того не заметив, потерял. Он не беспокоился о том, насколько видны его рёбра, когда он просто не чувствовал голода. — Подождите, пока вы не увидите мою кровь, — говорит Бен с мрачным весельем. Она возвращается и прищуривается, пока дроид велит ему лечь для более глубокой проверки. Бен ложится на стол и старается не скрипеть зубами, когда сканер глубоких тканей заставляет его кости гудеть. Дроид берет образец крови, и небольшое устройство-шлем ему на голову, исследуя мозговую ткань, нервные пути и их активность. — Я поражена, что ваш организм продолжает функционировать, учитывая, что его целостность кажется критически повреждённой, — насмешливо замечает Ни Хиелла, изучая его генетическую структуру, и Бен смеётся. — Я вообще-то не шучу. — Я в курсе, — Бен улыбается. — Вы также могли бы упомянуть, что являетесь безудержным алкоголиком, — добавляет она. — Ваша бедная печень в ужасном состоянии. — У меня не было ни капли во рту последние дни! — защищается Бен. — И как прошел вывод? — интересуется она с болезненным профессиональным любопытством. — Я намеренно заставил мою систему очищаться в ускоренном темпе, а затем потерял сознание на двадцать часов. Моя спутница была очень расстроена, а похмелье оказалось жёстким. — Это буквально наименее рекомендуемый способ борьбы с зависимостью у чувствительных к Силе, о котором я когда-либо слышала. Вы могли убить себя, о чём, я уверена, вы прекрасно осведомлёны, — говорит она ехидно. — Длительный вывод не был осуществимым вариантом, а постепенный отказ — доступным, — возражает Бен, потому что он не мог предвидеть необходимость запасов алкоголя при отлёте с Татуина. В основном потому, что не хотел просить Шми вернуть кредиты, чтобы их сделать. — Я добавлю соответствующую метку в ваш файл, — бормочет Ни Хиелла, откидывая свой длинный хвост за спину. У неё стройная фигура и узкое лицо, типичные для её вида, но для зельтронки она высока. По крайней мере на полголовы выше Бена. — Какие-либо аллергии, о которых мы должны знать, или мне нужно пройтись по всему списку? — О, их несколько, — угрюмо говорит Бен, — включая различные вакцины. Не сами вакцины, разумеется, но целители выяснили это только после четырёхкратного выведения из строя генерала Кеноби в попытках помешать ему подхватить очередную местную заразу. Вместо этого он познал безудержное веселье от аллергии на один из белковых носителей, который использовали для поспешной разработки почти трехсот совершенно новых препаратов. К счастью, целители наконец-то поняли причину и ввели ему только второй вариант вакцины, понадеявшись, что вакцинация всех его войск защитит и его. Ни Хиелла указывает дроиду составить список аллергий, и это довольно неловко. — Зельтросси… — бормочет женщина, и Бен оборачивается, замечая в её руках снимок его костной системы. Огромное количество данных о переломах нуждается в разделении на слои, чтобы их можно было разобрать. — Что вы делали в последнее десятилетие, чтобы сломать столько костей? — обвиняюще спрашивает женщина, разворачиваясь к нему. Как будто он делал это специально! — Да как ты вообще выжил? Существует абсолютный максимум кальцификации рубцов, который ты превысил, и я бы сочла это невозможным даже с учётом гиперактивности тканей вашего вида, так что… Чем тебя лечили? — Чем-то под названием «бакта», — неопределённо отвечает Бен, решая, что это не повредит. Бакта не появится на галактическом рынке ещё в течение десятилетия, но он знает, что в родной системе она производилась целую вечность. Они перестали поставлять её на экспорт после последней войны ситхов, когда их планетарные ресурсы были поставлены на грань уничтожения. Ни Хиелла кажется всё более и более раздражённой по мере появления всё новых и новых ужасающих результатов на ужасающих снимках, но Бен обнаруживает, что не может переживать. — Вы — ящик для носков, засунутый в мусорный компактор, — недовольно бормочет женщина. — Благодарю, — отвечает Бен, зарабатывая ещё один раздражённый взгляд. — За вами должен быть закреплён целитель, — говорит она следом, и Бен прерывает её: — Нет. — Я серьёзно, мастер Наасаде, — она стоит перед ним, целитель до последнего дюйма. — Если у вас возникнут какие-либо осложнения, мы можем просто-напросто убить вас случайно из-за того, что не знаем особенностей вашей системы. Иметь вашу медкарту не будет достаточно, особенно в случае травмы. У вас три пересаженных органа, для двух из которых я не могу определить производителя, несколько синтетических нервных кластеров, отличающихся от всего, что я когда-либо видела, и одно искусственное внутреннее ухо, патент на которое, кажется, вообще не существует. Ваши структуры ДНК и РНК буквально пронизаны чужеродными агентами, в вашей крови присутствуют фрагменты токсических соединений, которые я даже не могу определить. Могу ли я сделать предварительную оценку потенциального психологического состояния? Возможно, вам следует пройти курс терапии? Потому что всё то, через что вы прошли, без сомнения, оставило такой же беспорядок в вашей голове, как и в вашем теле. — Я буду отказываться от посещения целителей разума, целитель Хиелла, — негромко говорит Бен. — Но, возможно, я должен уступить в первоначальном требовании, учитывая… обстоятельства. Она усмехается. — Вы — воплощение великодушной капитуляции, мастер Наасаде, — отвечает она церемонно. — Без сомнения, однажды вам потребуется такое вмешательство, которое я смогу зачесть за квалификационные тесты на рыцарство своему падавану. — Это… жульничество со всех сторон, — протестует Бен. — Что ж, — резко говорит Ни Хиелла, печатая на планшете, — я уже сделала это. Я представлю вас друг другу, когда он закончит хирургическое удаление детонаторов из пары выживших. — На самом деле… эти двое — мои спутники, — поясняет Бен, получая внимательный взгляд. — Разве мы не можем пойти и встретиться с ними? — Конечно, — кивает Ни Хиелла, дожидаясь, пока он обуется. Она оценивает его одежду так же, как сканер оценивает его тело. Она замечает и потрескавшуюся подошву его ботинок, и потрёпанные песком туники, и латаные-перелатаные заплатами колени. Бен внезапно задумывается, как же он выглядит. На «Красном чайнике» не было зеркала, и Бен никогда не покупал его на Татуине. Он заканчивает с ботинками и проводит пальцами по бороде, вставая прямо. Борода длиннее, чем он предпочитает, и растрёпана от недостатка ухода, а волосы касаются плеч, потому что проще было забрать их в хвост, чем обрезать, к тому же длина защищала его кожу от палящих солнц Татуина. Он задаётся вопросом, не пугала ли его внешность Шми, не вызывал ли он из-за этого больше беспокойства, чем любой другой случайный незнакомец мужского пола. Ни Хиелла ведёт его через Залы Исцеления к операционным. — А шлам будет? — слышит Бен высокий трепетный голос, каким могут говорить только трёхлетние дети. Они поворачивают, и Бен видит мать с сыном. Шми, обхватив себя руками, стоит около анатомической кровати в простом сером платье, но с шалью глубокого ягодного оттенка. На кровати, высунув язык, сидит Энакин и теребит блестящую красную линию на ноге. — Бен! — вскрикивает он, замечая их появление. — Бен! Они вытащили это, так что я тепель не взолвусь! Было на в моей ноге! Думаю, я живу, если бы сбежал. Это, пожалуй, самый чистый Основной, который Бен слышал от мальчика, но он не догадывается, что предыдущие дни были наполнены больше застенчивостью, чем неумением говорить. И к тому же, Энакин и Шми излучают такое количество облегчения-шока-радости, что странно, что ребёнок ещё не прыгает по комнате, чтобы выплеснуть энергию. Потом он, конечно, осознаёт. Я бы выжил, если бы попытался сбежать. Перед глазами опускается пелена, и волна белого шума накрывает его со стороны, проникает внутрь и отступает так же внезапно, как и пришла. И с силой Энакина, по шкале Энакина, — а Бен хорошо научился по ней считать, эта ярость могла бы сокрушить миры. Бен уже чувствовал это раньше, это желание разорвать ужасные места и ужасных людей, превратить их всех в пыль. Он подозревает, что Энакин и раньше влиял на него, но Бен напоминает себе, что невиновные, как правило, живут там же, и отталкивает эту ярость, превращая её в нечто кристально чистое, пока эмоции не отступают, оставляя только мощь и ясный рассудок. Раньше, возможно, Бен бы сказал «я рад, что вы не попытались», теперь, после достаточно долгой жизни на Татуине, он знает, насколько это оскорбительно. Беру рассказала ему, кто такие Освобождённые. Как Лея, Великий Крайт Дракон, они сломали свои цепи, именно они рискнули бежать вместо того, чтобы продолжать жить в рабстве. — Я рад, что вам не пришлось, — вместо этого говорит Бен. — Я тоже! — Энакин улыбается, полный восторга. — Мастер Наасаде, — привлекает к себе внимание Ни Хиелла, — могу ли я познакомить вас с моим падаваном и вашим будущим целителем — Эссья Чиас. Упомянутый падаван как раз возвращается в комнату после стерилизации себя и инструментов, использовавшихся в операции, и у Бена странно двоится перед глазами, пока память не отступает перед лицом реальности. Падаван-панторанец очень напоминает Бену молодую сенатора Райо Чучи. У него такая же синяя кожа, нежные лавандовые волосы и жёлтые глаза, но в отличие от сенатора его золотые узоры-татуировки идут от верхней части бровей к кончику носа и образуют круги под губой. Поскольку Эссья — падаван целителя, его коса убрана, и, судя по её длине, он близок к своим Испытаниям. Испытания целителей не были похожи на Испытания рыцарей. Рыцарь должен был показать свои дух, способности и веру, Испытания целителей бросали вызов воле и мастерству. Студенты могли доказать мастерство, но не суметь спасти пациента. Или наоборот, зайти слишком далеко за границы этики, морали и совести, причиняя ненужные страдания, но всё равно потерпеть поражение. Целитель-рыцарь проходил оба. Будучи предполагаемым субъектом Испытания, Бен сомневается, что должен думать. — Мастер, — кланяется ему падаван Чиас, и Бен дёргает головой в ответ. Он ощущается более уверенным, чем молодой сенатор при их первой встрече, но пытливое любопытство в его глазах такое же. — Я назначаю вас его основным целителем под моим руководством, — заявляет целитель Хиелла, и панторанец вздрагивает на месте, его глаза широко распахиваются, а потом сужаются, и он критически осматривает сначала своего учителя, а потом предполагаемого пациента. Бен протягивает руку, и Энакин счастливо вцепляется в него, оказываясь под защитой мужчины. — Ох, — бурчит Эссья тихо, — я надеюсь, что не увижу тебя. — Аналогично, — кивает Бен.