Буря в пустыне

Гардулла вскрикивает, когда замечает свою рабыню. Щёлкает хлыст в её руке и с треском рассекает воздух. Он не ранит Шми, но, вероятно, потому, что женщина стоит за пределами его досягаемости, пока Гардулла отчитывает её. Наконец она велит Шми обмахивать своё жирное тело и переводит взгляд на него. Гардулла оглядывает Бена с ног до головы, отмечает его неотличимые по цвету пыльно-охровые лицо и волосы, и её горло дёргается. — Ахута, — широко улыбается она, и её улыбка лишь немного менее гротескна, чем у Джаббы. Или, по крайней мере, не такая мерзкая. Пристрастие Джаббы к спайсу оказало довольно пагубное влияние на его слизистые: недостаток, от которого не страдала Гардулла. — Чат, чат, — отвечает ей Бен, чувствуя себя таким же безрассудным, как если бы он нёсся на всех парах к фееричной аварии и не собирался останавливаться. — Добра чоба бедвана чика, — говорит он, чувствуя, что путается в грамматике. Я предлагаю купить женщину. — Упа вопа шаг? — Гардулла приподнимает брови, указывая на Шми. Вы хотите купить её? Бен кивает. — Виитииба, — добавляет он, кивая на Шми и её сына. Обоих. Гардулла смеётся жидким булькающим смехом. — Кава, аутмиан стьюпа? — хихикает она. Сколько вы готовы заплатить, глупый пришелец? Бен прочищает горло. — Великая Гардулла, я бы никогда не оскорбил тебя, пытаясь сделать предложение. В конце концов, как могу я, глупый пришелец, судить об их ценности для тебя? Я только хотел бы спросить, можешь ли ты расстаться с ними. Гардулла снова смеётся, гораздо более резко, её мерзкое дыхание накрывает его даже на расстоянии нескольких шагов между ними. — Ты вежлив, пришелец. Я довольна, — она моргает, постукивая пальцами, и рассматривает его. — Она не очень-то и полезна с этим её вопящим неработоспособным отродьем. Но что ты можешь мне предложить? Бен начинает паниковать, но когда Шми снова бросает на него полный беспокойства взгляд, делает глубокий вдох. Если Бен — в прошлом или в любой версии прошлого, то у него ничего нет, кроме того, что он вынес из бури, и микросхемы и запылённые пайки едва ли заинтересуют Гардуллу. — У меня есть кое-что редкое, — медленно говорит Бен, — кайбер-кристалл. — Кайбер? — Гардулла заинтригованно наклоняется. Её выпученные глаза блестят. — Только у джедаев есть кайберы. — Я достал кайбер из светового меча мёртвого джедая, — заявляет Бен, заставляя себя ухмыльнуться. Гардулла пригвождает его своим пристальным взглядом и раздумывает. Потом она улыбается этой своей неприятной широкой улыбкой хаттов. — Я считаю, это хорошая ставка, — рокочет она наконец, облизывая губы толстым языком. — Вы получите их, если выиграете, — говорит она. — Принесите мои карты. Скажи мне, аутмиан, ты любишь сабакк? *** Бен и раньше играл в сабакк с высокими ставками, но партия против одного из самых могущественных хаттов в Галактике, тойдарианца, на которого не действуют уловки Силы, пирата-трандошанина и контрабандиста-уиквея оказывается одной из самых продуманных и отчаянных схем, которые он когда-либо осуществлял. Физиология двух из четырёх его соперников делает их невероятно трудными для чтения, ещё половина не ощущается в Силе, один из них — каннибал, и все они работорговцы. Это не столько игра в психологию, но здесь, в данном конкретном случае, это скорее игра в лучшего обманщика. А ставки чертовски высоки. Уиквей вскрывается и откланивается, когда ставки растут сверх того, что он может позволить себе без потерь. Трандошанин насильственно выбывает, когда выясняется, что он ставит чужую собственность. Руки Бена начинают дрожать, но он отказывается от предложенного вина, потому что это лучше потери рассудка. Всё решается в очередном круге. Гардулла проигрывает тойдарианцу. Тойдарианец проигрывает Бену. Разъярённый крик Гардуллы взлетает к потолку их маленького игорного дома, но не превращается в насилие, как могло бы произойти у Джаббы. Джабба не умел проигрывать, но и побеждать достойно ему было не дано. Гардулла была выше этого. Таким образом, Бен выигрывает не только Шми и Энакина, но и кайбер-кристалл, — свой собственный; угнанный, вероятно, корабль тойдарианца, безбожное количество спайса уиквея и неохотно отданную стопку кредитов чо-мар, которыми трандошанин расплатился за свой обман вместо собственной шкуры. Чтобы обеспечить уже его собственную безопасность, Бен отказывается от ещё одной партии, но с радостью платит за выпивку и с ухмылкой продаёт весь спайс обратно уиквею, потому что, если честно, представления не имеет, что мог бы с ним сделать. Дворецкий Гардуллы приносит контроллеры от детонаторов Шми и Энакина, и Бен непринуждённо прощается с хаттом, прежде чем скрыться с ними. Он действительно крайне нуждается в том, чтобы выпить. На рынке Бен покупает алкоголь и незамысловато проглатывает его, позволяя согревающему жжению успокоить расшатанные нервы, прежде чем ведёт очень тихую Шми к стоянке их нового корабля. В нём два спальных места, фрешер, почти отсутствующая кухня и то, что Бен дипломатично называет «трюмы контрабандистов». Тойдарианец возмещает почти все свои убытки, когда продаёт Бену запчасти взамен «пропавших» и «повреждённых». Забавно, что «новые» выглядят точно так же, как «старые». Шми и Энакин, сжавшись на одном из спальных мест, в основном наблюдают за ним, пока Бен контролирует ремонт, желая закончить его как можно быстрее. Он видит, как Шми тихо успокаивает сына или подталкивает его к кнопкам и рычагам в кабине, если не может этого сделать. Когда тойдарианец уходит, сгребая столько чо-мар, сколько может, Бен позволяет себе упасть напротив них и издаёт самый изнемождённый вздох в своей жизни. — Мастер? — тихо молит Шми, и Бен стонет, откидываясь назад. Она стоит напротив него на коленях, голова опущена, руки спокойно лежат на коленях, и он захлебывается, потому что этот титул, что она дала ему… это не… это не мастер-джедай — это… это господин. Это мучитель. Это владелец. Ситхи забери, он вспоминает, как Энакин выплёвывал этот титул, когда злился, превращая знак уважения в худшее оскорбление. — Ах, нет, — хрипит Бен. — Я не… прости, я сейчас… — он вытаскивает контроллеры детонаторов, которые ему отдали, и нерешительно осматривает. — Ах, — Бен хмурится на устройство, вводит переданные ему команды и отключает настройки. — Они отключены, я думаю, — протягивает он ей контроллеры, и её глаза распахиваются, прежде чем она вырывает устройства из его рук и прижимает их к животу. Медленно она поднимается и садится на край спального места, потом осмеливается отвести от него взгляд и проверить контроллеры самостоятельно. — Меня зовут… Бен, — он подчиняется слабому шёпоту подсознания, говорящего ему, что Оби-Ван Кеноби где-то там, молодой и ещё не ставший тем, кем он может стать. Это имя принадлежит ему, этому ребёнку, и он… Бен качает головой. Он поймёт. — Я Шми Скайуокер, а это мой сын Энакин, — говорит она тихо, всё ещё осматривая контроллеры, пока её сын цепляется за её руку. — Но ты знал это. Это не вопрос. — Я… — как он объяснит… хоть что-нибудь из этого? Он не хочет лгать Шми, но правда всё ещё… правда всё ещё ужасна. И невероятна. Шми откладывает контроллеры в сторону, надёжно пряча их за спиной, где он не сможет до них добраться, и пригвождает его острым взглядом карих глаз. У неё тёмные и глубокие глаза, но оказывается невероятно сложным сосредоточиться на её лице, как будто оно расплывается, если смотреть вблизи. Он отворачивается и боковым зрением видит молодую женщину с таким же курносым как и у сына носом и аккуратным подбородком. Её скулы более выразительные, чем у Энакина, а кожа темнее. Когда Бен смотрит прямо на неё, он видит кого-то старше, кого-то, чьи черты грубее и непримечательнее. Его взгляд будто соскальзывает. Это, пожалуй, самая сложная иллюзия сокрытия в Силе, которую он когда-либо видел. Джедаи изучали основы такой маскировки в яслях, когда играли в садах. Ходили слухи, что Тени джедаев могли становиться почти невидимыми благодаря этой технике. Женщина перед ним не проходила ни дня формального обучения. — Вы когда-нибудь слышали про джедаев? — тихо спрашивает Бен, подстраиваясь под Шми. Рабы, как он узнал, всегда говорили тихо. — Они не приезжают на Татуин, — замечает Шми. — Я слышала о них. На лице Бена появляется короткая кривая усмешка. — Да, понятно. Однако теперь мы здесь, вне зависимости от нашего желания. — Ты джедай, — говорит Шми, а потом запинается, сжимая руки. — Ты знаешь моего Эни. Он такой же, как ты. — Как и ты, леди Скайуокер, — отвечает Бен. — Я не могу делать то, что делает Энакин, — говорит она, выглядя нервной. Она укладывает мальчика на свои колени и гладит его по голове. Энакин смотрит на неё, высунув язык. Шми улыбается, а потом переводит взгляд обратно на Бена. — Я не думаю, что это от недостатка способностей, леди Шми, — пробует Бен осторожно. — Ты когда-нибудь пыталась? Она бледнеет до синевы и отрицательно качает головой, обнимая Энакина в защитном жесте. Он не может представить все ужасы, которые преследуют её, все страхи. — Ты в безопасности, Шми, — заверяет её Бен, стараясь не делать резких движений. — Ты в безопасности, и Энакин в безопасности. Я никому не позволю причинить вам вред. Она цепляется за сына, осторожно наблюдая за Беном. — Мы свободны? — спрашивает она. — Да, — кивает Бен. — Мы можем удалить детонаторы в ближайшем медцентре, как только ты будешь готова. — Не на Татуине, — быстро говорит Шми, тень гнева скользит в её глазах. Бен с готовностью соглашается. Он сомневается, что может даже представить все тёмные глубины зловещего «медицинского учреждения», с которым он здесь столкнулся. Единственными достойными целителями, которых он встречал в этой адской дыре, были акушерка и бродячий хирург, которого звала Беру всякий раз, как Бен собирался умирать, и чьим именем никто никогда не удосуживался поделиться. Учитывая, что доктор пользовался нелегальным сканером, а работал тайно в самых непримечательных укромных местах, Бен никогда не давил. — Мы можем сделать это в Храме джедаев на Корусанте, если хотите, или я могу найти подходящий медцентр вдоль ближайших гиперлиний, — заверяет её Бен. Она смотрит на него, не соглашаясь, но и не отказываясь. — Мы можем побыть наедине? — Я пойду узнаю насчёт топлива, — ровно соглашается Бен, — Я ненадолго. Во флягах есть вода, и я оставил на стойке пайки, ты можешь их взять. Я не могу решать за тебя, но если бы вы сходили со мной на рынок вечером, мы могли бы купить то, что тебе и Энакину нужно. Шми всё ещё смотрит на него и молча кивает. Бен уходит, успевая услышать первый ломкий всхлип, пока грузовая рампа не отрезает его. Мать укачивает сына в ошеломительном облегчении. *** Покупка достаточного количества топлива, чтобы хватило не только на полёт до Корусанта, но и на всевозможные непредвиденные задержки и обходные пути, оставляет запас чо-мар гораздо скромнее, чем он выглядел за столом для сабакка. После этого Бен долго гуляет по рынку, останавливаясь около лотка открытой грильной*, чтобы послушать трансляцию с гонок в компании нескольких очень возбуждённых болельщиков. Когда день приближается к первому закату и жара начинает спадать, а рынок готовится к вечернему наплыву, он возвращается на корабль. Его название «Красный чайник», и Бену остаётся надеяться, что из-за облупившейся красной краски, а не из-за проблем с системой отопления. Когда он возвращается, Энакин сидит на квадратной стойке в углу их крошечной кухни и пытается засунуть в рот половину регидратированной булочки, а Шми перебирает шкафы. У них обоих влажные волосы и чистая кожа после фрешера, и они оба замирают, когда он здоровается, пытаясь не напугать их. — Мне жаль, — говорит Бен. — Это всё… — он замолкает, замечая мёртвую и слегка подсохшую мышь, вытащенную Шми из холодильника. — Ах, — вздыхает он. — Что ж, я достал топливо, которое нам нужно, а первое солнце только начинает садиться, — любезно сообщает Бен. — Нам нужно больше пайков, — говорит Шми, сжимая кулаки до побелевших костяшек, отказываясь смотреть на него. — И запасной фильтр для воды… — она не решается просить больше, и Бен освобождает её от явно мучительных попыток. — Я доверяю тебе. Я просто позабочусь, чтобы ничего не случилось, — говорит он, делая шаг вперёд и вручая ей кошелёк с кредитами. Шми собирается взять его, но останавливается, возвращается, чтобы выбросить мёртвую крысу в блок утилизации, и только потом осторожно берёт кошелёк. Бен игнорирует её дрожь и вместо этого улыбается Энакину, щёки которого надуты от храбрых усилий прожевать хлеб. Шми требуется несколько минут, чтобы проверить, какие ещё сюрпризы могут ждать их на кухне, а затем подхватывает Энакина. Она все ещё в одежде с эмблемой Гардуллы на воротнике, потому что это единственное, что у неё есть, но присутствие Бена не позволяет любым косым взглядам стать чем-то большим. Они арендуют антигравную тележку, чтобы складывать покупки, и Шми с ловкостью опытного спекулянта обходит лавки. Энакин изредка добавляет своё мнение, и это просто несправедливо как восхитительно. По крайней мере, пока ребёнок не начинает ругаться. — Е чу та, слимо! — кричит он сердито на толстого твилека, плюнувшего в Шми. Бен от неожиданности спотыкается, а затем встаёт между Скайуокерами и неприятным лавочником. — Я думаю, они здесь закончили, — говорит он с предупреждением в голосе. Твилек осматривает его с ног до головы и с ворчанием отступает. Когда они переходят к следующему торговцу, лицо Шми абсолютно нечитаемо. Гораздо больше времени Шми тратит около продуктовых лотков. Она тихо шепчется с Энакином, объясняя свой выбор, рассказывает, какие продукты полезные, какие нет, и вовлекает его в шуточный спор о пайках и свежих овощах, в котором Энакин считает, что им нужны фрукты, снова фрукты и только фрукты. Бен обнаруживает, что Энакин, медленно и тихо повторяющий за матерью, гораздо лучше знаком с хаттессом чем с основным, хотя он также выпалил несколько фраз на твилеки. Что для трёхлетнего ребёнка всё равно довольно впечатляюще. Он незаметно покупает небольшой пакет с засахаренными фруктами пали и пустынными сливами, и это не остаётся незамеченным Шми, если только тот плоский взгляд, который она на него бросила, хоть что-то значит. Бен только невинно улыбается и кидает сладости в выторгованный чайный чайник со сколом. Бывшая рабыня неохотно тратит кредиты на то, что необходимо ей и Энакину лично, и ненавязчивые предложения Бена встречают столько же, если не больше, торга с её стороны, сколько и лавочники. В целом, Шми побеждает. Она покупает только самые простые и дешёвые одежды, но уступает, позволяя Бену уговорить себя приобрести им с Энакином плащи и шали хорошего качества под предлогом того, что космические путешествия гораздо холоднее чем те, к которым они привыкли. Одним — и единственным — решением, которое Бен принимает от имени Шми, становится покупка небольшого бластера с оглушающим зарядом и виброножа для запястья. Самообладание Шми на мгновение даёт трещину, омытое паникой, но она берёт себя в руки и кивает, наблюдая, как Бен складывает оружие к остальным их покупкам. Он покажет ей, как пользоваться им позже, в их первую ночь в космосе, после того, как уснёт Энакин.