Столп

      Наверное, у каждого путешествующего человека есть своя собственная традиция, как начинать первое утро на новом месте. Для Сергея таковой была встать без будильника и неспешно позавтракать. За завтраком частенько приходила свежая мысль о направлении поиска, Сергей её спокойно обдумывал, соотносил с разведанным по прибытии — и четко исполнял. Осечек система не давала ни разу, и первый день уже много лет подряд приносил удачу. Этим утром сквозь сон Сергею показалось, что он никуда не уехал, а остался дома, и за стеной уже ворчит жена, дожидаясь его пробуждения. Но тут неожиданно громко всхрапнул Толик. Bсё встало на свои места. Под спиной обнаружился не матрас, а спальник, настеленный поверх широкой лавки. Он всё-таки вырвался и ночует даже не в машине. Кстати, зря: математик рассудил, что если Толик вдобавок к остальным своим талантам намерен каждое утро издавать такие мерзкие звуки, его неминуемо захочется придушить. «Нафиг, нафиг. Сегодня же отползу подальше. Или вообще в наглую займу печку». Сергей приподнялся на локте, потянулся к висящим на спинке стула брюкам — и замер. За пыльными окнами плавал туман — настолько густой, слоистый и роскошный, что впору было поверить в прыжок во времени. Заснул весной, проснулся в августе. Впрочем, всем августовским туманам, какие он видел в жизни, всё равно было далеко до этого великолепия.  — Чудны дела… — пробормотал Сергей. Из-за стены, словно отвечая, послышался недовольный возглас. Полина. Видимо, женское ворчание не приснилось. Вспомнился вчерашний уют за столом: вот Полина нарезает буханку хлеба его, Сергея, ножом. Нож слишком большой для её руки, получается немного криво. Вот Ник подает ей чашку с глинтвейном — маленькую и изящную, найденную в серванте. Словно специально кто-то оставил тут эту раритетную посудину, зная, что приедет красивая девушка и обрадуется, кинется сооружать на столе натюрморт вокруг этой чашки, и ещё одна фотография ляжет в блог. Сергей не любил лезть в чужие личные дела — тут же окажешься крайним, виноватым, некстати вмешавшимся. Но сейчас ему почему-то остро захотелось, чтобы для Полины этот день начался с радостей и открытий, а не с выяснения отношений. Редко встретишь такую неприхотливую девчонку, которая почти никогда не жалуется на обстановку, лишения или прочих членов команды. Видимо всё это обрушивалось на Ника, но он ведь по своей воле с ней. Невооруженным глазом видно, что Полина уже принимает его преклонение перед собой как должное и уже сейчас не ценит. Сам виноват. Толковый же парень, но какой-то скомканный. Даже говорил он мало, тихо, неразборчиво, но вот в нерасторопности его обвинить было нельзя.       В конце концов, эти двое были в избе не одни. Он, Сергей, имел полное право отдохнуть от домашних дрязг. Да и Нику стоило бы тактично намекнуть, что излишнее задыхание перед будущей женой — не лучший вариант для дальнейшей жизни. Проходя сквозь кухню, Сергей осознал ещё одну странность, не меньшую, чем утренняя туманная атака. Традицией Палия на первое утро было максимально раннее пробуждение и одиночный забег с металлкой по местности куда глаза глядят. Он даже не завтракал, не принеся первой находки, хотя бы гвоздя или осколка чугуна. Сколько было с ним поезжено, сколько исхожено — он не делал по-другому никогда. Сейчас Палий сидел за столом, листал найденный на печке старый, советский ещё журнал. На тарелке перед ним лежал свежий надкушенный бутерброд, рядом стояла эмалированная кружка с не менее свежими красными потеками на борту — черпанул из кастрюли остатки глинтвейна. Поймав взгляд Сергея, он косо улыбнулся, отсалютовал кружкой и сразу уткнулся в журнальные страницы. И было отчетливо видно: всё это Палий делает словно через силу. Ему не хочется есть, не хочется пить, он даже не различает написанное на жёлтой от времени, волнистой бумаге. Что-то с ним произошло с утра пораньше, и разговаривать он явно не настроен ни на эту тему, ни вообще. А металлка стоит в углу нетронутая, и штаны от палиевской «Горки» висят на том гвозде, куда он с вечера их пристроил. Палий не выходил из дома. Совсем. Затопившее двор молоко льнуло к окнам, инженер в их сторону старался не смотреть. Сергей решил для приличия завести разговор и применить знания, которые почерпнул из разных видео о том, как себя вести с подавленными или раздражёнными людьми. Их он смотрел, когда уже отчаялся нормально поговорить с Ольгой, но козыри остались в рукавах.  — Это туман. Не слово на букву «Д». Вода в воздухе. Просто вода. Гарантирую. Палий отреагировал уже живее, но скривился, словно глинтвейн прокис месяц назад.  — Да хоть на букву «Х». Давай про это не будем, ладно? Меня от всякой такой иносказательности аж подблёвывает, честное слово.  — Понял, принял, — отозвался Сергей. «Это что сейчас было? Понятное дело, нервничает, но грубить зачем?», — он нахмурил светлые брови. Молодых для сна определили в комнату с удивительно красивой кроватью, на которой поверх чуть выцветшего лоскутного одеяла была навалена белоснежная гора настоящих перьевых подушек. Они были чистыми, только пропитались запахом сырости, давно не топленного дома. Кружевные зубцы и рюши подвыпившую Полину привели в такой восторг, что она оккупировала койку с напором дикого гунна и неумолимо на ней уснула. Худощавый Ник послушно окуклился рядом в покрывало, которое насилу вытащил из-под невесты. Теперь они проснулись и оживлённо спорили. Сергею, приватизировавшему у Палия кусок хлеба и ломтик колбасы, было интересно, о чём. Инженер тоже устал слушать, поднял глаза на дверь комнаты и вздохнул:  — Час уже галдят.  — Заходите! — отозвался Ник на вежливый стук математика. Спальники и прочие вещи валялись на кровати причудливой горой — похоже, в них активно рылись. Полина, уже умывшаяся и накрашенная, но все ещё не одетая для выхода в поле, стояла в середине комнаты, уперев руки в бедра. Правая штанина ее пижамных брюк почему-то была закатана до колена. Ник сгорбился на краешке кровати. Вид у него был взъерошенный.  — Серёг, ты как раз кстати. Объясни ей, может у тебя получится!  — Да что у вас случилось, с утра пораньше? Ребята, мне такого дерьма дома хватает — во! Выше крыши, — веско отозвался математик. Полина подошла вплотную к кровати, с размаху поставила на нее ногу. Правую. Явно рисуясь.  — Серёжа, случилось страшное!.. Меня укусил клоп, прикинь! Обычный клоп. А Ник решил отомстить ему, все перерыл. Клоп сбежал в ужасе. Теперь мне клюют мозги — укус, видите ли, какой-то не такой, что делать, как быть, надо прижечь, надо врача!  — Не похоже это на клопа, — мрачно сказал Ник и ещё сильнее съёжился, — Укус слишком большой. Да и кусают они не по одиночке. Нога в этом месте горячая. Я не клопов искал, я проверял, не торчит ли какая-нибудь гадость из обивки. Я волнуюсь за тебя! Если ты обо что-то неизвестное укололась, могла любая грязь попасть. Рана воспалится!  — Ясно. Эта нога укушена, как я понимаю? — Сергей деловито присел перед кроватью. Полина чуть повернула ногу. Укус действительно был странный: как будто в голени пробили дырку. Крохотную, но именно дырку. И ее края действительно были горячими. Сергей провел кончиками пальцев по коже и тут же отдёрнул руку. И на кой чёрт вообще было трогать?  — М-м-м… Температуры у тебя нет? В ответ Полина просто взяла его ладонь и положила себе на лоб. Пушистая прядка скользнула по пальцам, словно обжигая.  — Температуры и плохого самочувствия не наблюдается, — сказал Сергей, отступив к двери и стараясь не глядеть ни на Полину, ни на Ника, — хотя выглядит немного странно, да. Смысла паниковать пока не вижу. Будет хуже — отвезу в город. В машине аптечка с перекисью, сейчас принесу, пусть прижжет… прижжешь, в общем. Из комнаты он ретировался так быстро, как смог. Задержал дыхание, выскочил во двор и только тогда шумно выдохнул через стиснутые зубы. Тающие на солнце клочки тумана растворились возле него. Копаясь в аптечке, Сергей моментально забыл, зачем полез. Шорох упаковок от бинтов, холод лезвий маленьких ножниц, зачем-то пластыри, пакет со жгутом… бинты… колпачок с иглой для шприца…  — Чёрт. Пероксид же нужен! Пластиковая белая бутылочка скользнула в карман штанов. Сергей не сразу отправился назад, решил посидеть минуту-другую на заднем сидении. Каша в голове и пугала его и радовала. Вот он и оттаял совсем. Даже слишком резко оттаял, превратился в тёплую сладкую лужицу. Такого с ним не случалось лет с четырнадцати, с самой школы, и то к концу гормоны успокоились и он не был вынужден натягивать свитер чуть ли не на колени, чтобы не опозориться. Было что-то в Полине лукавое и потрясающее. В той же школе такая девчонка бы на него и не посмотрела, но ведь лет прошло немало. Самообладание себя долго ждать не заставило. Математик отдал перекись Нику, допил густую винную жижу из шайки и покинул тёплую с ночи избу, прихватив любимую игрушку — ножны со старательно наточенным мачете. Всё пошло не так, как надо, но это не расстраивало. Спроси кто Сергея, почему он начал поиски не с соседних домов, а с противоположной улицы — он нипочём не смог бы внятно объяснить причину. А вот дом выбрал вполне сознательно: вокруг раскинулись столь буйные заросли, что сразу и не скажешь, кто сильнее одичал, малина или смородина. Высаженные давно покинувшим их хозяином кусты вгрызлись друг в друга и перемешались между собой, как воины древних времен на поле боя. Их, определенно, не тревожили лет десять, не меньше. «Во я романтик, блин. Обсмотрелся сериалов, завязывать пора. Древние воины, ага…» Сзади дом полукольцом окружали молодые топольки, успевшие уже накренить полусгнившую изгородь. Их ветви еще не дотянулись до окон, которых на ту сторону выходило три. И все три целы! В среднем Сергей разглядел белесую занавеску, и даже различил на ней какую-то вышивку — поблекшую, но спасшуюся в тени тополей от полного выцветания.  — Здесь давненько не ступала нога человека… — радостно протянул математик вслух, — Ничего, ничего… сейчас ступит…       О том, чтобы бить окно и лезть через него, не было и речи. К тому же, это был не дачный домик, где можно высадить окошко и залезть в него, даже не особо подтягиваясь: строили основательно, с подклетом. Окна при таком раскладе на порядок выше привычного первого этажа, если сравнивать по высоте с обычной городской многоэтажкой — где-то между первым и вторым. Он был не вандал, а скромный мародёр, да и незачем обижать тех, кто не может из такого дома переехать ни в квартиру, ни на кладбище. В домовых, кикимор и прочую нечисть Сергей не то что бы безоговорочно верил, но считал, что дыма без огня не бывает. Пресловутые сельские былички, казавшиеся такими наивными, вдали от города обретали странный вес и серьёзность. Вход в подклет затянуло крапивой. Среди прошлогодних бурых стеблей уже появилась первая свежая зелень — к лету здесь будет сплошная кусачая стена почти в человеческий рост. Хорош всё-таки май для поиска! И тепло, и растения не так мешают. Сергей углядел в рассохшейся двери солидную щель и заглянул в нее, слегка подсветив внутрь. Ничего особенного. Относительно чисто: что-то торчит из земляного пола, валяются какие-то черепки и обломки, но впечатления большой помойки не производят. Математику доводилось видеть настолько захламленные подклеты, что и входить-то было брезгливо, не говоря о том, чтобы там рыться. Он перевел взгляд в сторону крыльца. Кусты-защитники обступили главный в ход подковой — не протиснуться. «Ладно, посмотрим, кто круче…» Сергей натянул рабочие перчатки, вытащил из ножен мачете. Заросли сопротивлялись отчаянно, словно и впрямь были живыми и очнулись, чтобы сразиться против нового врага строем. Когда он прорвался к крыльцу, майка на спине ощутимо намокла от пота, а шею сбоку слегка саднило. Замок выглядел несолидно — два-три точных удара, и все. А вот дверь была хороша, в ней угадывалась некая спокойная тяжесть. Да и ступеньки оказались вполне подстать, ничего под ногой не скрипнуло, нигде не прогнило, не рассохлось. Садись да перекури перед первым шагом внутрь. «И правильно. После боя… тьфу, опять! Что у меня в башке сегодня?» Зажигалка нашлась сразу, а вот сигареты застряли в боковом кармане. Потянувшись за ними, Сергей краем глаза словно уловил какое-то неясное движение. Черт, а ведь он и сквозь кусты что-то подобное видел! И при первом осмотре, и когда расчищал проход к крыльцу. Не пришёл ли за ним кто из приятелей? Он медленно повернулся в ту сторону, где мелькнуло нечто серое. Дома, заросшие огороды, цепочка бань. Вдалеке темнеет густой гребень леса. И вот за тем полуобвалившимся сараем… Сомнений не было. Огромное серое лицо с пронзительными глазами, неподвластными времени, качнулось над землей — и кануло куда-то за дома. Сергей обрушился на ступеньку, помотал головой, снова посмотрел в ту сторону. Ничего. Уже сделав первую затяжку, он понял, и почему в голове крутится столько ассоциаций с боями древности и изуродованным лицом на столбе. Топор пощадил глаза. Это был тот же самый взгляд. Он совсем не осуждал чужака, и Сергей даже не испугался как следует. Казалось, идол не хочет мешать ему. «Так вот ты как выглядел… Интересно, что стало с тем, кто поднял на тебя топор? И какие топоры были у тех, кто тебя когда-то поставил?» На минуту все события и этого дня, и предыдущих отодвинулись. Если это была не галлюцинация, то ему удалось нечто. Многие, очень многие отдали бы все за такой контакт. Тот же Ник… интересно, как этому древнему понравятся его татуировки?.. И что напишет в блоге Полина? И явится ли он им вообще, будет ли так же наблюдать? «Стоп. Могло и померещиться с недосыпу. Посмотрим вокруг, послушаем вечером ребят… разговорю я их как нехрен делать, благо знаю, за какие ниточки дергать. Увидят — расскажут. А сейчас меня ждёт то, зачем я сюда приезжал». Отбросив окурок, Сергей полез в дальний карман разгрузки. Нужные инструменты лежали там. Старый замок от вторжения столь же старой отмычки захрипел и выпустил дужку на волю. Сергей самодовольно хмыкнул, убрал её и нетерпеливо зашагал по половицам на чуть согнутых коленях. Дом построен был в лучших северных традициях: жилую часть от хлева отделял узкий длинный коридор, который местные называли мостом. Жилая часть ничем не обрадовала. Здесь вынесли все вещи, оставили только накрытую газетой тумбочку, на которой в обрезках молочных пакетов давно погибла рассада. Сруб держался крепко, а вот пол почернел и Сергей решил не искушать судьбу, разгуливая по подгнившим доскам. Вернувшись в коридор, он заметил приставную лестницу на чердак. Ясный денёк, разгулявшийся за прохладными стенами, заглядывал в избу через проём и звал наверх. Ценного ничего на чердаках не хранили. Изредка там можно было найти разный забытый раритет в виде сучковатых весёлок, ребристых рубелей и кованых сечек, что иной раз тоже было существенно. Особенно для полупустого дома. Ступеньки тощий от природы Сергей сломать не боялся, смело преодолел парочку и замер, осматриваясь. Слой пыли напоминал равномерный пушистый ковёр. Даже мелкого мусора не было под ним видно. Несколько старых кресел и стульев лежали на боку под окошком, а в углу стоял ящик из широкой доски, в который Сергею захотелось заглянуть из чистого любопытства. Преодолев последние ступеньки лестницы, он покачнулся на краю проёма и сделал несколько шагов к ящику. То ли форма его напоминала что-то нехорошее, то ли содержимое — математик замер на месте. Гроб. По длине и форме стало ясно, что это неиспользованный гроб. Лучи солнца равнодушно облизывали его бока и золотились на чём-то сыпучем, заполнявшем его до краёв. Пришлось всё-таки подойти. Вблизи Сергей увидел, что гроб заполнен зерном, за годы так и не превратившимся в труху и мышиный помёт.  — Жизнеутверждающе! — хохотнул он, чтобы сбросить остатки испуга, — Лишь бы там не лежал кто. Раз уж дом явил ему такой странный сюрприз, математик поднял с полу длинную металлическую спицу и несколько раз воткнул её под слой ячменя. Спица упёрлась в дно ящика. Сергей выдохнул с облегчением. Тогда он осторожно сунул руку в зерно и пошевелил пальцами. Он видел давным-давно фильм про девушку, у которой с головой было не всё ладно. На рынке она любила трогать то ли фасоль, то ли горох и балдеть от ощущений. Теперь Сергей её понимал: ворошить зерно было и правда приятно, пока его пальцы не наткнулись на холодный металлический уголок. Он подцепил его, медленно вынул. Сонное ещё солнце окатило пламенем золотой рельеф. Засветились потускневшие от времени жемчужины. Рука тут же задрожала от веса находки. С первой секунды он стал себя уговаривать, что это некий дешёвый сплав, но есть в золоте нечто древнее и священное, узнаваемое как лицо матери. Лики святых почернели до неузнаваемости.  — Это знак был. Он мне указал, где искать, — ошарашенно прошептал Сергей. На дороге его чуть не сшиб Толик, бегом бежавший к избе.  — Что стряслось? — помрачнел Сергей, прижимая к себе икону.  — Пиво старое нашёл в подклете! Ящик! — выпалил он, — раз не взорвалось, значит не прокисло. А это у тебя чё?  — Посмотри. Толик взял икону и поскрёб грязным ногтем один из запонов. Лицо его непривычно вытянулось.  — Сплав? Фольга?  — Нет, Серёг. Это золото. На. Он чуть ли не бросил находку математику. Тот воровато вцепился в неё и понёс в избу.