Столп

      С новой находки упали последние комочки земли, и Палий бережно положил её на плоский камень, торчавший из бурой травы, чтобы с минуту полюбоваться. Монетка «николашка», как и предыдущие шесть. Металлоискатель был и впрямь хорош: рука не уставала, дискриминатор легко отсеивал гвозди и прочий мусор, бренча на нужных частотах. Палий выдернул наушники. Зачем они, если вокруг чистое поле?       Он ушел к развалинам уже после полудня, когда проклятый туман рассеялся полностью, а обстановка в доме стала невыносимой: почему-то похмельного Толика и Ника с Полиной бесило всё вокруг. Инженер прекрасно слышал утреннюю ругань парочки, но не вникал — сами затеяли, сами и разберутся. Так, фон, хоть и навязчивый. С Толиком вышло хуже: он, как выполз на кухню, первым делом тоже черпанул глинтвейна, пригубив — скривился и выплюнул (спасибо, хоть в раковину). Начались поиски чего покрепче, сопровождающиеся бурчанием, жалобами на похмелье в частности и на «эту всратую хибару» в целом. Попутно Серегин соседушка ввернул вполне конкретно про гения металлопоиска: «Сидишь тут как приросший, дядь, я бы знал, так будильник бы поставил и сам побегал, стоит прибор в углу — и ни вашим ни нашим… Ну или давай я щас ещё накачу и вместе побегаем, э?». Вот уж нет, спасибо. Палий никогда не понимал, как можно копать, когда в ушах орет радио или даже любимый плейлист. А Толик ещё хуже — кнопкой не выключишь.       Их пути до вечера разошлись, чем инженер был абсолютно доволен. Имелся у него один маленький и обязательный ритуал, демонстрировать который он не любил. Палий разогнул спину, начавшую побаливать, хрустнул липучкой, освобождая руку из подлокотника, прислонил прибор к остаткам кирпичной стены и полез в карман. Там лежала пара маленьких круглых крекеров да горбушка чёрного хлеба. Он положил их на дно последней своей ямки и тихо обратился:       — Спасибо, Дед Земляной! Ты прости, что я старый уже долго по полям бегать. Всё равно балуешь меня.       На вынутом дёрне едва заметно от ветра шевельнулись стебельки. Палий столкнул его назад лопатой и придавил сапогом. Постоял пару секунд, опасливо осмотрелся вокруг, поклонился невидимому Деду. Пора было возвращаться.       По дороге он подумал, что идол, так неуместно торчавший из самой середины дороги, будто ждёт его, обе части треснувшего лица зияли дырами-глазами бессмысленно, но напряжённо. Инженеру пришло в голову, что сделана фигура умело, не на скорую руку. С какой целью — уже не понять, но до сих пор лоснились на серой древесине борозды от остро заточенных резцов. Абы чем так смолистое дерево не выведешь.       Издалека было видно дым, рвавшийся клубами из печной трубы. Изба походила на пароход, несущийся через серо-зелёный океан растительности и низких ветхих оград. За оконные стёкла рвался беззаботный хохот Полины и что-то оживлённо горланил Толик.       Сергей даже не дал инженеру разуться, как услышал скрип входной двери — выскочил на мост. Сам он выглядел чуть растерянным, как будто его хорошенько огрели по голове.       — Как проверить, что за металл, золото или сплав? — осторожно спросил он.       Палий замер, развязав один шнурок и выпрямившись. Долго думать не пришлось, для него такая задачка решалась легко.       — Ого, денежками запахло, — прищурился инженер, — Ты наш магнит поисковый выложил?       — Нет, так в машине и валяется. Точно, у нас же ещё и он есть!       Математик быстро сходил за тщательно упакованным в маленький деревянный ящичек мощным магнитом. Пару раз эта злосчастная шайба ставила ему синяки на руках, внезапно прилипая к чему попало. Годилась она для поиска, скорее, интересного, чем ценного на дне водоёмов и колодцев.       Находка математика впечатлила: оклад старинной иконы неизвестный мастер усыпал запонами и жемчугами. Пожалуй, это была самая ценная вещь, которую им удалось за все годы найти.       Когда Палий занёс магнит над окладом и стал медленно опускать, все затаили дыхание, и даже Полина умолкла на несколько секунд. Икона не шевельнулась.       — Много всяких металлов не магнитятся, но тут явно не тот случай, да и весит эта красота как золото. Я бы на твоём месте даже не сомневался, — сказал инженер, возвращая кругляш в ящичек.       Сергей молча дошёл до продавленного кресла и утонул в нём, переваривая услышанное.       — У нас же выпить есть! — спохватился математик.       — Откуда? — удивился Палий.       Толик молча попинал ногой заплесневелую коробку, стоявшую под столом.       — В доме через улицу наковырял. Прикинь! Синька меня любит. Я тут при входе в хлев комнатушку нашёл, самогон в ней варили, а в банках не поймёшь, то ли хвосты, то ли бошки, то ли первак. Нахрен такой риск.       — А мы не отравимся? — Полина двумя пальцами вытащила бутылку из ящика и с сомнением оглядела.       — Нет. Бутылки не взорвались, значит не сгнило. Это алкоголь, в нём ничего страшного не заводится. Надо попробовать. Если вкус устроит — я бы выпил, — пожал плечами Ник, — не каждый день кому-то такая удача выпадает.       Он забрал бутылку у Полины и, порывшись в кармане, вытащил связку ключей. Пробка легко поддалась. Ник осторожно сделал глоток, пожевал губами, улыбнулся.       — Живём! Вкусное, кстати.       Темнота навалилась уже через пару часов из-за туч, превративших закат в длинную алую трещину над горизонтом. Полина снова затеплила на окнах и на столе чайные свечки. Купая язык в сладковатом ячменном пиве, Палий полировал монеты куском старого полотенца, который нашёл на умывальнике. Что-то есть в деньгах — любых, бумажных, чеканных — успокаивающее. Он почувствовал, что привык к тесноте на кухне, к жужжанию разговоров, даже страх перед туманом как-то бесследно растворился в азарте. Всё было нетзря. Вот и подтвердилась теория: выезды окупаются редко, но очень метко, главное — не сдаваться.       — Ну чё? — спросил его из-за плеча Толик, загипнотизированный мерными движениями.       — Сохран так себе. Много не дадут. А в руки взять приятно. Раньше почему-то всё делали… старательнее что ли? Мельче, изящнее.       — Даже если на лом серебряный возьмут, то пятихатку, отец, заработал. Считаю, для первого дня зачётно прошлись. Вон Серёге подфартило. Глядишь и нам чего привалит.       Переведя взгляд на Сергея, инженер обнаружил странное. Тот беседовал с Ником и смотрел на него как удав на бандерлога. Стоило прислушаться.       — Ты себе боевой топор хорошо представляешь? — спокойно осведомился Ник.       — Ну.       — Как им по дереву работать?       — Как и обычным.       — Так он даже формы не той, — растерялся кроткий Ник, — При желании, конечно, можно, но зачем — непонятно. И с чего ты взял, что этот истукан стоит, получается, уже почти тысячу лет? Деревяшки столько не живут.       — Девять тысяч не хочешь? На Урале в музее такой есть. Здесь вообще всё очень странно, если ты не заметил. Я сначала тоже думал — новодел, теперь сомневаюсь. Да и прикол не только в этом. Место тут особенное.       — Окстись, Серёг, — наклонил голову Палий, — Как правило, всё просто объясняется.       — Есть связь, я уверен. Икона лежала в гробу с зерном. Видел как Осириса в Египте изображают? Сквозь саркофаг прорастают стебли злаков.       — Ладно тебе, здесь многие так делали. Старообрядцы особенно. Чего гробу пустым стоять? Им же не пользовались, значит ничего страшного, ящик как ящик. Ни про какого Осириса и не слышал никто.       — Ты вообще про сравнительную этнографию в курсе?       — Фу, поперёшный! — сказал Палий голосом своей бабки и махнул рукой.       Не отвечать же ему серьёзно! Идиотские споры были коньком математика и на трезвую голову. Теперь возле его кресла стояли уже три пустых бутылки и он был неумолим. Да ещё и оппонентов прибавилось, что всегда его распаляло ещё сильнее. «Это он припух от лёгких денег, — подумал Палий, — так можно и в домовых с русалками поверить. Ничего, с утра будет полегче».       Дискуссия заняла ещё минуту или две, пока из комнаты не раздался протяжный крик Полины. Она окопалась на своей постели с телефоном, чтобы выложить сфотографированное за день и должна была уже вернуться, но все прочие, увлечённые пивом и разговорами, забыли о ней. Сергей замер, вцепившись в подлокотники, а Ник в два прыжка преодолел расстояние до порога комнаты.       — Ты чего?       — Да вчера выложила пост и как дура написала «столп» вместо «столб». Уже просмотров за тысячу, править поздно!       — Эх, Полинка. Как обычно, — проворчал Ник и развернулся на пятках обратно в кухню.       — Всё правильно сделала, — встретил Сергей полусонным взглядом, когда она вышла вслед, — раньше только так и говорили. А сейчас столп — это то, на чём всё держится. Что-то крепкое, мощное. Стержень.       С наслаждением выдыхая сигаретный дым в весеннюю пряную ночь, Сергей чувствовал, будто в его полупустые вены влили кровь. Она стучала в висках, гудела в стопах, словно под ногами вибрировала земля.       «Оно действительно есть. Провидение какое-то, мистические силы. До того, как они себя проявят, не веришь, зато потом сомнений не остаётся. Разобраться бы, как всё это работает… Но ведь за один день, считай, жизнь изменилась!»       Череду мыслей оборвали тихие шаги, заставившие математика обернуться. Лицо Полины с одной стороны было очерчено мягким светом из окон, а с другой — холодным, от месяца и звёзд. Математик чуть застыдился от того, что его шатает.       — Можно мне тоже? — она кивнула на сигарету.       — А ты куришь? Не знал.       — Как выпью — хочется.       Сергей протянул ей почему-то свою сигарету, но спохватился только тогда, когда Полина уже спрятала во рту фильтр. Прикурил другую.       — Куда деньги думаешь потратить?       — Смотря сколько выйдет.       В кухне уже никто не мелькал, все расползались по своим спальным углам. «Интересно, Ник будет следить? Я всё-таки тут с его девушкой один на один», — математик покосился на окна.       — А ты бы куда потратила?       — М-м-м! — мечтательно протянула Полина, — Машину бы купила. Или съездила на море. Я так устала уже от всей этой бытовухи. Хочется приключений. Все куда-то ездят, а мы дома сидим.       — Ну так погнали летом в Крым. Я отпуск возьму.       — У Ника отпуска не будет. Да и у тебя Оля…       Сергей посмотрел вдаль над еловыми пиками леса.       — К лету-то может у меня уже и Оли никакой не будет. Всё у нас с ней в тупик зашло. Оба в браке замаялись уже, продохнуть не можем. Сына жалко, он как между молотом и наковальней, ну а что я сделать могу?       — С тобой? В тупик? Чего ей надо вообще тогда?       — Я не знаю, Полин.       Алый огонёк прыгнул по сырой почве и рассыпался искрами, когда Сергей растёр его ботинком. «Ему вообще всё равно. Как так-то?! Непротивленец несчастный. Я в его возрасте поживее был уж точно».       — Чего ты смеёшься? — спросила Полина и сама улыбнулась.       Бывают же женщины без каменных лиц! Ему весело, и ей отчего-то тоже. Вообще-то Сергей лишь презрительно скривился и тихо зло хохотнул, но Полина поняла это по-своему.       — Да не бери в голову. Пойдём к печке, прохладно стало.       Сухой жар лился из почерневшего жерла. В глубине угольки словно засыпали, ритмично дыша, становясь то ярче, то темнее, натягивали на себя покрывало сизого пепла. Сергей решил, что прикончит ещё бутылочку перед сном один, возле очага. И огонь посторожит заодно, полезное дело сделает.       Он слышал, что Полина ходит туда-сюда, суетится, всё никак не ляжет. Затихла минут на пятнадцать, но потом кровать снова скрипнула, а за ней и дверь. Она взяла стул и села рядом.       — Не обращай внимания. Не спится.       Полина была босая и уже в пижаме. Она протянула ноги к тёплому печному боку, растопырила короткие пальчики. Сергей старался отводить глаза, но те упорно косили, куда не нужно.       — Как твоя нога?       Она задрала штанину. Укус был таким же как и с утра: и не воспалился, и не начал затягиваться.       — Нормально. Заживёт.       Полина протянула руку и Сергей отдал ей пиво. Она сделала несколько жадных глотков.       — Ты про стержень говорил как о самом себе, я теперь из головы выкинуть не могу. Ник вот без стержня внутри. Вроде дело к свадьбе двигается, а я не знаю теперь, хочу её или нет. Бесхарактерный он какой-то.       — Здорово, — недобро отозвался Сергей, — Это вы который по счёту месяц влюблённую пару отыгрываете?       — Да давно уже.       Голова её внезапно прильнула к плечу математика. Он неуверенным движением приобнял девушку. Закопался носом в копну её соломенных волос, ещё чистых. Сказал на ухо какую-то чушь про «красивая», про «тоже устал», потом ещё и ещё, не запоминая, чтобы наутро не так стыдно было. А Полина — вот смешная! — возьми да поверни к нему голову, да поцелуй. И тут в голове у Сергея сложилась некая правильная и приятная на первый взгляд картинка: желаемое само падало в руки, так зачем от удачи бежать?       «Кому какое дело, собственно говоря? — думал Сергей, когда, хватаясь за все косяки, шёл за Полиной в чулан с пыльными банками и змеевиком от самогонного аппарата, — Я за ней не ухлёстывал. Не влюблялся. Мы взрослые люди. Если никто ничего не узнает, то всё останется в нашем маленьком общем мирке. И никого это не касается. Ни Ольги. Ни Ника. Моё тело — моё дело, как говорится».       Всё выходило как-то громко, неловко. Полина успела, кажется, оцарапать ему шею, пряжка ремня оглушительно грохнула о ветхий маленький стол. Сергей вдруг оскалился. Пойти да врезать бы этим ремнём по шее Нику, просто из презрения. Что он сделает, ладошками закроется и маму звать будет? Умолять Полю за него заступиться? Молодой ведь, полный рот зубов, небедный, сил — вагон, а жалкий и доверчивый, хоть полы им натирай. Ничего, сейчас ещё веселее будет.       «Спи, Коля, спи. До утра ещё долго, а у взрослых тут свои дела», — Сергей чуть ущипнул за щёку Полину.       Процесс не ладился, оба были слишком пьяны. Хватило математика на пару минут, после чего он еле успел отстраниться и согнулся как от удара под дых. Ощущение было слишком давно забытым и слишком резко возрождённым, почти болезненным. Злорадство его покинуло как гарпун, который легко входит в рыбий бок, а выходит только с мясом.       «Вот до чего докатился! Был ведь дамский угодник без страха и упрёка», — подумал с досадой Сергей.       И тут за спиной закрылась дверка чулана. Нет, она не хлопнула и никто не попытался их запереть, затворили её уверенной рукой и поплотнее. Сергей почувствовал холодный укол в самое сердце, будто оно льдом забилось. Сейчас снова откроют, мелькнёт свет фонарика, сразу выхватит его бледный зад, ноги Полины и всё станет ясно за секунду. Он отдал бы всё за то, чтобы понять, в каком направлении затихли шаги, но чёртов старый пол содрогался весь целиком, а комнаты путали звуки.       — Хватит, — проговорил он, как только вернулся дар речи, — Иди в постель.       Полина улизнула со змеиным проворством. В их с Ником комнате было тихо. Ни ругани, ни слёз. Сергей сполз по стене и сел на пол, закрыв глаза руками. Один раз! Первый раз — и попался!

***

      — Э, дядь! Дя-я-ядь! — кто-то потряс Палия за плечо и выдохнул на щёку удушливым сивушным смрадом.       — А?       — Ты там это, во сне ураганил, я аж охренел, думал койку разломаешь.       Невидимый в темноте Толик вовремя разбудил. Палию привиделся идиотский сон про икону. Будто бы на ней не жемчуга, а целые гроздья белёсых лосиных клещей, не самоцветы в оправах, а лопнувшие чирьи, полные крови. Он тёр изо всех сил образ, а тот становился всё темнее, словно и не было там ни левкаса, ни красок. Тёр своими рукавами, извозил их в липком гное и чём-то чёрном, едком.       — Таблетки выпить забыл! — спохватился Палий и, спотыкаясь, рванулся к своей куртке. Вынул из кармана пузырёк, высыпал не глядя в ладонь, но его руку вовремя поймали.       — Совсем колпак потечёт, дядь, я эти колёса знаю. Давай ты одну вот. Одну! Или сколько тебе там прописано?       Инженеру и стыдно стало, что с ним как с глупым подростком возятся, и одновременно он был Толику благодарен. Такая горсть хоть и не убьёт, но в постель положит на пару суток.       — Две.       Короткие сильные пальцы отпустили запястье.       — Во-о-от. Хавай и ложись.