Столп

      Палий открыл глаза и тут же нащупал под подушкой телефон, чтобы проверить время. В его углу совсем не было света. Приближалась середина дня, а в доме, судя по шагам и тихим голосам, инженер обретался далеко не один.       «Чего ещё не разбежались-то каждый по своим делам?» — думал Палий, толкая ладонью холодный штырь умывальника, который предусмотрительно наполнил перед сном. Долго причину искать не пришлось. Когда он вошёл в кухню, то увидел, как по окнам стекают ручейки косого дождя.       — Ты как после вчерашнего? — сразу спросил Сергей.       Двоякий вопрос выманил ответ под стать:       — Нормально. Башка немного кружится, но это от погоды небось.       — Не надо было это пиво пить грёбаное.       Толик сонно пялился во двор. Скорее всего, о приступе он умолчал. Сергей был какой-то нервный, метался туда-сюда, дверями хлопал, неужели до того его охватил азарт, что на грибной дождь окрысился? А может, отмычки жгли карманы — кто его знает, какие сокровища ещё в этих избах?       В котелке на печке ещё была горячая вода. Палий отыскал кружку почище, высыпал в неё кофе «3 в 1» из пакетика и покосился на Полину, которая молча возила пальцами по экрану телефона, привалившись к облезлой стене.       — Спит твой Николай?       — Нет. В доме где-то ходит.       — Что делать собираетесь сегодня?       — Если такая погода до вечера будет, то даже не знаю. Не поснимаешь нормально.       — И не покопаешь, — буркнул в чашку Палий.       Сергей сел на самый краешек стула. Он всё утро пытался ловить взгляды, разговаривать, слушать и не понимал, кто стал свидетелем его ночных подвигов. Дверь прикрыл точно не сквозняк. И им обоим не померещилось. Что-то подсказывало, что и потустороннее здесь ни при чём. Некто из присутствующих всё знает и помалкивает. Палий, который невозмутимо пьёт свои жидкие помои и мажет икру минтая на белый хлеб? Толик в ленивом ступоре? Ник, копающийся где-то в хлеву? На рогоносца плевать, но хороши же товарищи! Кто бы ни хранил его тайну в своей голове, распорядиться мог по своему усмотрению. И в лоб такое не спросишь.       Полина затаилась. Ещё бы! Отношения с женишком-тряпкой разрушены, и не понятно, начались ли новые. Ни в глаза ей смотреть, ни говорить с ней Сергей не хотел. Он переборщил из-за того бардака, что навели в его голове икона, видение, свобода, обида на жену. Не нужна ему была никакая девчонка, просто понесло пьяного на дурацкие мысли и дела. Вот только теперь назад не сдашь, за поступок придётся отвечать.       «Потом! — решил математик. — Приду в себя, и всё прояснится».       Он быстро оделся, накинул разгрузку с отмычками и выскочил под дождь даже без любимого мачете. Быстро намокающая одежда заставляла думать и двигаться в темпе. Берцы грозились промокнуть, пустив за шнуровку мутную чавкающую грязь.       Дома он выбирал по наитию и вламывался уже без той аккуратности, с которой обследовал первый, счастливый. У многих изб сгнили и сломались слеги, от того они выгибали больные спины, задирая в агонии коньки. Тёмные рёбра стропил звали под ветшающие крыши. Ещё немного, и так смело уже не войдёшь. Бешеная мрачная геометрия вздувшихся полов и поваленных стен пахла только ветром и необратимым распадом. Сергей шарил без удовольствия, механически, с ледяным упорством. Находки копились, но не столь ценные, сколь интересные. Из чьего-то расписанного наивными крупными цветами буфета он вынул металлический лоток с разными монетами и звучно встряхнул, разглядывая даты, двуглавых орлов и обвитые лентами снопы. Там было всё подряд от медных пятаков с зазубринами от игры в орлянку до рублей начала нулевых. Такое бы понравилось Палию, а Сергей равнодушно ссыпал мелочь в полиэтиленовый пакетик и сунул в карман. Его угрюмый товарищ, поневоле лишённый возможности копать, заслужил гостинец.       В худшие свои вылазки Сергей грёб инструменты, старинные орудия безрадостного мотыжного труда и металл, особенно цветной, чтобы хоть как-то отбить поездку и выйти из минуса хоть в ноль. После первых выездов он жёг медные провода в своей гаражной буржуйке и всё мечтал о кладах. Теперь же он почти равнодушно скользил глазами по разному дешёвому добру. Лишний груз. Математик приходил за настоящими ценностями, но они тоже не были главным.       Варварское любопытство распаляло его. Кажется, это и отличает кладоискателя от мародёра. Его научили не трогать экспонаты в музее, а жить без прикосновения к истории не научили, и математик, как и многие, нашёл компромисс на грани «хорошо» и «плохо». Хотелось попробовать на зубок чужую жизнь — может, раньше и правда всё было чище и проще? Но, глядя сквозь грязные окна на понурившийся под дождём сухой вейник у ворот, прагматик в нём тянул в другую сторону. Нет, всё было гаже и хуже. Люди — тупее, быт — тяжелее. Очевидно.       Самым щекочущим, пугающим и одновременно сладким чувством было ожидание, что кружок холодного света от фонаря выхватит в подклете то, о чём можно рассказать ночью к неудовольствию самых впечатлительных. Костяки брошенного скота и птицы, следы досуга сектантов, странные вещи, пятна и брызги на стенах. И при этом, приходилось иной раз прижиматься щекой прямо к косяку или остаткам сруба у щели, будто умоляя старый дом рассказать страшную сказку. Такую сказку, чтобы и взрослому стало не по себе. Но в этот раз избы Сергея не стали баловать.       Влажная футболка неприятно липла к телу, уже и так изрядно растерявшему тепло. Чем холоднее становилось, тем сильнее его тянуло назад к огню. Покинутые жилища всегда страшно тоскливы и быстро выпивают силы из того, кто в них забрёл.       Палий поджал и прикусил губы, почувствовал на языке напряжённую кислинку. Содержимое полиэтиленового мешочка, небрежно брошенного перед ним на стол, удивило. Если всё продастся, то таких денег он давненько не держал в руках. Сергей по незнанию думал, что чем старее монеты, тем дороже, ан нет, у коллекционеров всё куда интереснее. Говорить такое вслух не стоило. Своё Сергей уже получил с этой чёртовой иконой. Возле стола бесцельно водил жалом Анатолий, который был куда опаснее: этот хоть и плохо искал, но на деньги имел нюх и своими цепкими глазами мог что-то нашарить да прокомментировать. Пришлось сделать безучастную мину, тихо поблагодарить и, не закончив подсчёты и не налюбовавшись, упрятать монеты в рюкзак.       Свинцовый купол облаков почти не пропускал дневной свет. Палий вернулся на лежанку, так и не дождавшись, что дождь уймётся. От таблеток его постоянно клонило в сон, а тут ещё и погода давила ватным одеялом. Капли барабанили по крыше, хотелось не думать вообще ни о чём и просто слушать их, слушать, пока время течёт куда-то мимо. Вот-вот распустится вся зелень. Во дворах будет после дождя стоять острый смолистый запах. Летом, конечно, сено косить уже некому, зато в июле распустятся цветы. Набрать бы их как в детстве, поставить на обеденный стол… Заворожённый, он вздрогнул, когда на фоне оклеенного обоями потолка с рыжими пятнами возникла бутылка. Толик призывно потряс ею.       — Будешь?       — Нет, благодарствуй. И так голова кругом. Личный запас?       — Угу. Неприкосновенный. Был.       Казалось, Толика вынужденное безделье вообще не трогает, а возможно и радует. Он был явно из тех, кто ничего не станет делать без крайней нужды и мастерски занимается непонятно чем любое количество времени, совершенно не поддаваясь скуке. Он пропал в коридоре, блеснув ключами от машины. Зачем ему были нужны Сергеевы ключи, инженер не успел понять, уснул.       А для Сергея вечер слился в кашу из пустых разговоров, навязчивых мыслей, подозрений. Захламлённый всем этим, он ничего не замечал вокруг, и когда спустилась густая темнота, поужинав тушёнкой с хлебом, залез в спальник, но не тут-то было: хотелось ворочаться, становилось то жарко, то холодно. Только навалилась спасительная дремота — привязался Толик, попросил разрешения посидеть в машине и послушать музыку. Математик равнодушно расстался с ключами.       «Так и не поговорил с Полиной. Почему она молчит, будто ничего не случилось? А ну как сделает круглые глаза да скажет, что ничего не помнит, перепила мол. Дай-то бог».       Когда удалось уснуть, он проспал часа четыре и не смог больше.       Утро занялось прохладное, облачное. Как только рассвело, он вышел покурить и проверить машину после пребывания в ней соседа. На полпути Сергей понял, что сосед из транспорта так и не выполз: он свирепо храпел на водительском сидении, а стёкла подозрительно запотели. Когда математик открыл дверь, Толик безвольно стёк на подсохший песок и оклемался, только почувствовав спиной твёрдую поверхность. Тихо звякнув, упала на коврик полулитровая водочная бутылка.       — Ба-а-алин… Отрубился, — прохрипел сосед и встал на ноги, отряхиваясь, как будто это могло спасти его отвратительный вид.       У математика закралось неприятное подозрение. Он сел в машину и попробовал завести. Аккумулятор оказался разряжен полностью.       — Твою мать, Толя! — Сергей обмяк и уставился в потолок, гася желание разораться.       — У тебя бустера, что ли, нет? — рассеянно промямлил Толик.       — В гараже оставил. Вот я тоже полоротый, а! Сраный магнит не выложил, а бустер…       Математик побарабанил пальцами по колену. Не было другого выхода, кроме как попросить помощи из ближайшего СНТ, где они осматривали брошенную дачу. Идти туда пешком с десяток километров не хотелось совершенно. Злился он даже не на соседа, что с него взять? Злился на себя.       — Дуй в товарищество, ищи машину, — равнодушно бросил он. — Ты виноват, ты и расхлёбывай.       — Это, Серёг, я не в состоянии… вот честно…       — А в крысу водку хлестать — в состоянии, да?       — Дай поспать часок, там я уже на ноги встану.       — Хрен с тобой.       Только математик вознамерился отпустить ситуацию на заветный час, как в доме на мосту столкнулся с Полиной, растрёпанной и напуганной. Девушка напоминала птичку, вырванную из лап дворового кота.       — По ходу, у меня температура. И перекись не помогла. Там всё воспалилось, Серёж.       Жалость свернулась у Сергея под ложечкой. Началось!       — Всё же было нормально… А мы, как назло, заглохли. Из-за Толика аккумулятор сел. Я бы тебя довёз… Чёрт, блин… Может, тебе «скорую» вызвать?       — Пока не надо, если бы ты меня до ближайшей больнички довёз, было бы здорово.       — Ладно. Но если станет хуже — не жди, звони им, пусть едут. Я пока сам пойду. Каблук твой где?       Полина вздохнула и заговорила тише:       — Ник ночью не пришёл.       — Это как? Совсем? А когда он уходил?       — В середине дня вчера. Я слабость почувствовала и легла спать. Он ушёл за дровами.       — За дровами? А у вас типа топор есть? И пила? — удивился Сергей.       — Есть, кемпинговые. Я вот думаю, может, это он нас видел и решил теперь припугнуть? Только вот вещи все на месте, рюкзак нетронутый.       — Полина, голова твоя садовая! — похолодел Сергей, — Это Север, Полина! Здесь люди в лесах пропадают совсем, навсегда, тебе ли не знать!       В проёме двери показался Палий. Лицо его от щетины темнело с каждым днём.       — Чё случилось?       — Полине плохо, Ник пропал со вчера. И у меня аккумулятор сел. Не желаешь до СНТ прошвырнуться?       Сергей сказал это со злой иронией, но инженер отчего-то охотно согласился:       — Пойдём. Щас оденусь и пойдём.       На сердце немного потеплело. Вот он, старый добрый Палий. Никто не готов расхлёбывать общие проблемы, а он как будто только и ждёт, чтобы подставить плечо. Редкое качество и какое-то мазохистское.       — Когда этот балбес проснётся, — начал инструктировать Сергей, — пусть идёт искать Ника. Не исключено, что он из вредности сам в лес ушлёпал. Полина, сиди на месте, мало ли, что это за блоха была или пружина. Двигайся поменьше. По всему организму разнесёт заразу — мало не покажется.       Свежий воздух придавал сил. Дорога была для ходьбы относительно удобной — ни ям от тракторов, ни грязи. Вся вода ушла в песок. Еловый лес дышал теплом, и пение птиц разносилось меж древних стволов причудливым эхом, словно в храме.       — Дачу бы купить, — нарушил молчание инженер, — на выходные приехал — мяса нажарил, спать лёг, с петухами встал. Были б деньги.       — Тебе легко сказать, мне-то всем табором ездить пришлось бы.       Лицо Палия окаменело вмиг, словно умерло отдельно от тела. Пришлось Сергею добавить:       — Прости, я всё забываю.       «Что ты не просто неженатый. Что потерял за один день весь смысл жить дальше. Что они были у тебя и всегда будут, но ты жив, а они — нет».       Палий с трудом разомкнул обветренные узкие губы.       — Меня мысли дурацкие не покидают. Зря я тогда ездил. Буквально неделя прошла и… Надо было сообщить поисковикам, а я просто развернулся ушёл.       Историю Сергей хорошо знал. Подвыпивший Палий рассказывал её с завидным упорством, и каждый раз было интересно как в первый. Математик его не затыкал, очень уж яркая и жуткая картинка вставала перед глазами.       Металлоискатель звенит на все лады, взмах катушкой — и сразу два-три разных сигнала. Казённый лес. А так и не скажешь, мох такой пышный, что ботинки утопают в нём, лопается под подошвами клюква, алые сгустки и сок пачкают изумрудные перья смятых плаунов. Гильзы, патроны, горсти мелких осколков — словно железный ливень обрушился на ельник. Земля от них плотная и тяжёлая. Палий осторожно ощупывает ломти дёрна, бережно вытаскивает из них находки. Пара наградных знаков и жетонов — неплохо! Он уже не сопротивляется той чёрной страсти, которая гонит его вперёд, не чувствует, что ноги промокли, он наедине с лесом, который открывает ему тайну самого кровавого своего дня. Россыпь мелких белых костей попадается среди кусков металла. Это жизнь. Это история. За тем и воюют.       Штык сапёрной лопатки с хрустом врезается в почву и за комком земли тянутся едва заметные нити. Палий поддевает их рукой в перчатке, дёргает, и вдруг понимает, что нити идут от длинного куска какой-то свалявшейся шерсти. Он подумал, что это хвост подохшего в голодную зиму волка, но вскоре обнаружил человеческий череп. Тот был с зеленцой, гладким и небольшим. Успел глянуть чёрной глазницей да сломался между полотном лопаты и стенкой ямы. Прочие кости, оставшиеся на мху, тоже были тонкими, сахарными. Если не ребёнок, то девушка, а если девушка… тут Палий понял, что перед ним с огромной вероятностью погибшая под ураганным огнём медсестра, а то, что он вынул из земли — не истлевшая ещё коса светлых волос. Ему о таком рассказывали не раз. Только разогнувшись над находкой, инженер обращает внимание на сумерки. Он спокойно снимает перчатки, не спеша упаковывает свою металлку и уходит, не оборачиваясь, с непонятным себе самому равнодушием. Успеть бы на электричку.       — Я наказан. И ничего не исправить уже, — вполголоса проговорил Палий.       — Скажешь тоже. Если бы судьба, или бог какой-нибудь, или карма наказывали за преступления, все сволочи бы в канавах умирали. А они живут и радуются. Долго живут, сыто, без особых мучений. А хорошие люди от мук совести кто в петлю, кто в горячую точку. Нелогично мыслишь. Тоже мне великий преступник. Такого как ты муравья вселенная и не заметит. Ну полез за длинным рублём, так ведь все лезут! Да и гроши твои по сравнению с тем, как некоторые воруют, да какими методами — ничто.       — Извини, — тихо проговорил Палий и отмахнулся, — это я так. Опять про своё.       Садовое товарищество хранило тишину. За заборами не разговаривали, никто не мелькал в окнах. При сносной погоде в дачный сезон оно оставалось странно безлюдным, это тревожило и давило. Увидев в чьём-то дворе старый УАЗ, Сергей решил, что владеет им человек порядочный, ну или, как говорят, «конкретный», в теории готовый помочь. Но ни стук в ворота, ни крики на хозяев не подействовали. Из-за окна их кирпичного дома доносился только мерный речитатив телевизионных новостей. Несомненно, хозяева всё слышали, но не открывали и даже не пытались увидеть, кто пожаловал.       — Какого хрена, а если почта или полиция? — проворчал Палий.       Вдалеке кто-то шёл, переступая мелкие лужи. Сергей и Палий ускорили шаг навстречу и вскоре смогли рассмотреть женщину. На плече у неё болталась тряпичная сумка, а походка казалась какой-то странной, качающейся. Причиной тому были высоченные каблуки, в сельской местности выглядевшие совсем уж чужеродно. Её мини-юбку и короткую джинсовую куртку тоже нельзя было назвать годной для дачи одеждой. Заметив двоих мужчин, она почему-то тоже ускорила шаг и, подняв голову, не сводила с них глаз. Поравнявшись, первая спросила внезапным сиплым голосом:       — Кого ищете?       — Машина заглохла, аккумулятор сел. Вот ищем, кто бы прикурил, — сцепил перед собой руки математик.       Чёрные, неровно вытатуированные брови поползли на лоб.       — Зачем вы приехали?! — она спросила с возмущением, но таким, как будто спрашивала детей, зачем те бегают по крышам. — Кто вам тут откроет? Вы что?       — Простите, нам помощь нужна срочно, человек заболел. Мы в деревне за лесом на пару дней остановились, — промямлил Палий.       — В Ко́лнуме? А что вы там забыли?       — Да ничего такого, просто развеяться приехали, погулять, катались. Неужели никто не поможет? Машины же есть.       — Здесь не помогают. Здесь самим бы… — незнакомка заоборачивалась по сторонам.       — Что тут происходит? — вкрадчиво спросил Сергей, глядя на женщину.       — Пойдём в дом. Я каблуки снять хочу, не могу уже, — вдруг ответила она совсем буднично, как старому знакомому.       Математик хотел было возразить, что времени у них не так много, но не стал перечить и поплёлся за модницей.