Арысь-поле

Говорила мне бабка лютая, Коромыслом от злости гнутая: - Не дремить тебе в люльке дитятка, Не белить тебе пряжи вытканной, Царевать тебе – под заборами, Целовать тебе, внучка – во́рона.*

      Великий Хвар наблюдал за бескрайней степью сквозь пыльную завесу. Его лучи теперь не грели землю. Они иссушивали, испепеляли, прожигали твердь. Ветер, что должен был дарить людям прохладу, царапал и кусал кожу мелкими песчинками. Суховей бегал меж каменных барханов, словно дикий зверь, ища свою жертву. Небо потускнело. Некогда чистая синева стала запыленной серостью. И в ней одиноко парил огромный коршун.       Ведана проводила взглядом птицу до соседней гряды и спрятала лицо в расшитом платке. Дева постаралась отвернуться от прилетевшего со стороны суховея, но ветер настырно бросил ей в лицо пыль и песок. Казалось, эти маленькие песчинки уже везде – в одежде, в волосах, в лаптях, на языке, в глазах. От них не было спасения. Иногда урусска думала, что на вечерней и утренней она ест не пресные лепешки, а песок. До тошноты скрипучий, до злобы колючий и вездесущий.       - Подожди меня здесь – Тур остановил их повозку у маленького иссушенного куста тиса. На его тонких ветвях трепыхались от ветра ленты, а у корня лежал окровавленный камень.       Дева, не сводя взора, следила как волк окропляет камень своей кровью из длани, а потом снимает с ветви тонкую ленту.       - Повяжи на глаза – он отдал ей кусок ткани, а сам залез обратно на козлы. Ведана покорно надела отрез. Она не стала спрашивать у мужчины – зачем это? Сил было настолько мало, а зной так давил на тело, что даже простой разговор был деве не по силам. Да и зачем это? Ещё когда они пересекали границы урусских владений, Ведана решила для себя, что будет беспрекословно следовать словам любимого. Так надо. Теперь она – часть иного мира, где не властен княжеский закон, где колесо мира идет другим ходом, а у истоков жизни стоят другие Боги.       Вдалеке послышались голоса и средь горького запаха сожженной солнцем травы потянуло едой. Сердце урусски пропустило удар, а потом забилось как пташка в клетке. Сколько ночей она представляла встречу со стаей, но, когда они так близко – все думы куда-то делись. Ведана нашарила руку Тура и крепко сжала её.       - Не бойся. Я с тобой – его голос звучал так близко, но одновременно так далеко. Ей было сложно принять, что любимый здесь, рядом, пока она ничего не видит.       С зимы селенье ничуть не изменилось. Все также стояли темные шатры под тенью свода каменной гряды. Эта стена защищала волков от того ветра, что нынче разгулялся средь высоких барханов. Мужчины разделывали привезенную намедни добычу и раскладывали под солнце шкуры. Женщины с ребятней сидели у потушенного костра, молотя камнями зерно на лепешки.       - Быстро же ты с работой управился! – Корсак сделал последний надрез на туше косули и одним рывком снял добротную шкуру. Волк отложил её сушится, а сам подошел к повозке.       - Зерна больше, чем обещал. И я знаю, как заполучить ещё – Тур не спешил спускаться на землю, ведь урусска все ещё крепко держала его руку.       - А это тебе тоже за работу отдали? – оскалился вожак, кивая на Ведану. Дева поджала губы. Она немного, но понимала, о чем ведется речь. Не зря же скиф обучал её всю дорогу чужому языку.       - Она не кагар**, а вольный человек – Тур ощутил, как слова друга больно кольнули в груди. – И хочет жить среди нас.       - Кто с нами говорит? – зашептала Ведана.       Вокруг повозки уже собрались остальные волки. Они не спешили разбирать привезенное пшено, а во все глаза смотрели на чужачку. Давно на их землю не ступала нога уруссов. Последнего из них зарезали несколько зим назад, когда Корсак только стал вожаком. Ох, и много крови потекло на алтарь! Земля и трава вокруг ещё долго стояла в сукровице. Но, похоже, эту деву привезли не в дар Аресу.       - Пусть спуститься – шире улыбнулся Корсак.       Тур помог деве сойти на землю. Все то время она крепко сжимала его длань, но, когда вожак встал напротив неё, волк отпустил любимую.       Корсак хрипло рассмеялся и сдернул с глаз Веданы повязку. Урусска тут же зажмурилась от лучей Хвар, стараясь отвернуться от волка. Но тот схватил её за лицо окровавленной дланью. Его грубые персты больно сжали девичьи ланиты. От такого хамства в глазах Веданы вспыхнул яростный огонь, но тут же затих. Её гордость не могла стерпеть такого обращения, но разум твердил одно – «терпи».       - А она красивая – вожак очертил линию от лица и до шеи, задел пшеничную косу. – Отдашь её мне? Сына моего будет нянчить.       Волк усмехнулся, увидев, как ярость буквально пожирает изнутри Тура. Волк еле сдерживал себя и чуть ли не хватался за копис. Корсак знал, что перечить ему смеет только шаман, а глас остальных волков веса не имеет. И это пьянило хлеще сладкой крови на руках. Его власть – его сила. Он может приказать сделать любого человека рабом, и никто перечить ему не станет. Даже эта жалкая девка.       Но Ведана была не лыком шита. Она поняла последние слова вожака, и вот тут-то стерпеть не смогла. Обида и злоба ослепили её. Урусска ударила по руке самого вожака.       - Я вольный человек, а не кагар! И становиться ей не собираюсь! – дева гордо вскинула голову. С её подбородка стекли пара капель сукровицы.       - Это земли зверей! – рассмеялся Корсак. – И ты, человек, здесь не властен… - он наклонился к ней, заглядывая в бездонно серые глаза. Очи вожака были темнее, чем у Тура. Они не светились златом, а отливали гречишным медом. Но было видно, что потускнел их свет от какого-то горя. Скорбь по ушедшей жене застелила глаза темным вихрем здешних песков. Его очи стали отражением этих мест.       - Она моя. Я возьму эту деву в жены – между вожаком и урусской встал Тур. Он был готов драться за свою любовь, если на то будет воля Ареса. – Если ты захочешь оспорить мое решение…       - Да ладно, друг! – вдруг повеселел и смягчился Корсак. – Никто твою девку не отнимет. Вот что ты, что шаман – ребячества не понимаете.       - А ты только и можешь, что дурачиться да болтать попусту – раздался грубый и хриплый голос Анагаста. Ведана поежилась от его неприятного уху гласа. – Пока ты сына к ножу не приучишь – сам ещё волчонок.       Волки расступились, пропуская шамана. Даже Корсак посторонился. Вожак что-то недовольно прошипел и бросил взгляд на Тура.       - Кто такая? – Анагаст не стал марать руки о её лицо. Заместо этого он не сводил почти слюдяного взгляда с урусски. И если вожака с волками Ведана не боялась, то под тенью шамана она сжалась.       - Ведана. Дочь деревенского старосты Есения и жены его Любославы – дева старалась говорить твердо и бойко, как с Корсаком. А в тот же миг искала наощупь руку Тура.       Шаман молчал. Он неотрывно следил за очами девы, ища в них что-то. Но, видимо, не находил.       - Женой волку хочешь стать? Волчат растить? – усмехнулся Анагаст. Ведана кивнула. – Тогда на что ты готова ради этого?       - На все! На все готова, лишь бы с родным сердцу остаться. От своего Бога отрекусь, косу отрежу, кровь звериную выпью. Что надобно – все исполню! – шаман от слов девы улыбнулся.       Её глаза не были златыми, но горели ярче Хвара.       - Стать зверем человеку непросто. На то нужно время. Поживем – увидим – шаман наконец отвернулся от девы, смотря на Тура и Корсака. – Если она оступится, то отвечать головой вам двоим. Тебе как мужу, а тебе как вожаку.

***

      - Что сказал шаман? – Ведана сняла с костра мясо и разложила его на глиняном блюде. Уже стемнело, потому с вечерней они немного запоздали. Тур только сейчас вернулся из шатра вожака, где говорил с Корсаком и Анагастом.       - Про тебя? – волк сел рядом с девой у огня. Урусска кивнула. – Он дал время до первых морозов. Мол, как иней покроет траву, так он примет тебя в стаю.       - Или прогонит. Я не маленькая девочка и все подмечаю. Он хочет, чтобы я оступилась.       - Не мели глупости – Тур подался к ней и коснулся губами виска. – Что бы кто ни говорил, а ты – моя жена. Потому что так решила сама судьба.       - А как же Арес? – рассмеялась она. – Ведь без его ведома в стае и шагнуть не смеют.       - Ты обещала отречься от своих Богов ради меня. И кажется мне, что и Арес стерпит мое предательство – волк обнял хрупкое тело девы, прижимая ближе к себе. Как долго он не смел переступить эту невидимую черту! Все то время, что были они в урусских землях, его любовь и жар сдерживал хомут обязанностей пред её отцом. Страсть сдавила грудь и просила выхода. А после сегодняшнего дня и стычки с вожаком – тем паче. Волк зарычал. – Что же ты делаешь со мной?       Ведана оставила тот вопрос без ответа. Дева обвила его крепкую шею своими руками, касаясь родных уст. Он был всегда с ней нежен, но сейчас дал волю. Тур жадно целовал девичьи губы, что так манили своей сладостью. Для него Ведана стала глотком родниковой воды после утомляющего зноя. Всю дрему и усталость как рукой смело.       Волк обвил хрупкий стан лишь для того, чтобы развязать этот опостылевший пояс. Дева хотела было сказать, что все слишком рано и неправильно, но не могла разорвать поцелуй. Его прикосновения, его голос, его тепло – все отводило от тяжелых дум в сладостную негу. Тур целовал её плечи и шею, прикасался к вздымающейся груди, шептал на ухо как же он любит свою соловушку. За поясом на пол полетела её длинная рубаха. Ведана ощутила, как по горячему телу прошел холодок, и сильнее прижалась к любимому. Урусска неловкими движениями отвязала шнуровку его сорочицы. Но дева не смела дотронуться до штанов. Только при мысли об этом и о том, что вообще здесь твориться, она заливалась пунцовым цветом, а из груди рвался тихий смех. «Отец бы за такое точно высек» - подумалось ей, но все мысли тут же ушли, когда они оба остались нагими.       - Будь нежен, прошу – Ведана взяла лицо любимого в длани и притянула к себе.       - Не бойся – прошептал Тур. Его разум заволок нестерпимый жар, но даже сквозь него он ощущал как дева дрожит. Волк невесомо провел по бедру рукой, вызывая табун мурашек. Ведана уже от этого тихо пискнула, прикусив палец. Он поднял её стройные ноги, и дева вскричала. Урусска тут же зажала рот рукой. Из ясных глаз посыпались искры, подобно тьме падающих звезд. Этот жаркий поток заглушил боль внизу живота, даруя спасение в каком-то неведомом мире. Сквозь него Ведана ощутила родные губы на ключицах, а потом услышала и шепот.       - Все хорошо… Я с тобой, родная…       Урусска сглотнула вязкую слюну, кладя руки на плечи волку. Для него это стало молчаливым согласием. Тур старался обуздать зверя внутри себя, которому было мало, который слишком долго томился в клетке, чтобы не вкусить всю сладость сполна. Он иногда срывался, слыша, как Ведана доходит до крика. И лишь её голосок отрезвлял его. Волк становился покладистым псом.       Дева не познала того наслаждения, о котором говорили деревенские девки. Сначала сотня игл вонзились в низ живота, а потом этот тугой комок боли то затухал, то вспыхивал с новой силой. Ведана старалась уйти от этого ощущения, вернуться к тому самому потоку искр, откуда резь становилась отголоском яви. И все, что успокаивало – это поцелуи любимого. Урусска старалась чувствовать их яснее, чем боль. Она вдумывалась во все слова, что он шептал ей. Так деве было легче.       Последний толчок боли, а дальше только жар, будто в печи. Крупные капли пота падали со лба, и пшеничные локоны липли к лицу. Тур убрал их с лица любимой, целуя её в виски, а потом и в губы. Ведана еле зашевелилась под ним, все ещё находясь на грани той тугой рези.       - Холодно… - выдохнула она. Волк дотянулся до шкуры, укрывая их обоих. Скиф уложил деву к себе на грудь, слушая как она нервно дышит.       - Как ты? – Тур пощупал её щеки. Горячие. Но не от больного жара.       - Будь спокоен… Я просто устала… - Ведана из последних сил обняла любимого и провалилась в дрему.

***

      Долгожданная прохлада принесла облака. Серость ходила по небу, не смея пролить и капли дождя. Но и без небесной воды, в края вернулись ручьи.       Ведана зачерпнула в длань речного песка, растирая его по бокам крынки. Мелкие камушки больно кусали, раздирали до ссадин ладони и цеплялись за нежную кожу рук. В родительском доме урусска мало работала, отдавая все дела на плечи слугам. Маленькие девочки, которых отдавали в терем старосты из бедных изб, могли и печь растопить, и дрова наколоть, и в лес по ягоды-грибы сходить, и поле засеять. Ведана же труднее работы, чем свить кудель, не видела. Но здесь не высокий терем, где есть слуги и отец с матерью, а дикая степь. Под чужим небосклоном пришлось стать взрослее. Пришлось работать самой. - Там мой дом Лес-стена хранит Свет-лучом Солнце-мёд пьянит Там мой дом Из тумана кров Убран дом Кружевом цветов...*** – напевала про себя дева. «Дом». Сколько тепла и сладости в этом слове. А сколько горя и тоски?       Но теперь её «дом» здесь, рядом с любимым. И как бы хорошо да свободно не дышалось средь диких трав бескрайней степи, а какая-то неведомая печаль стала сжимать девичье сердце. Пойдя по другой тропе Ведана осталась одинокой. Скифы обычно не замечали чужачку. Нет, они не издевались, не смеялись ей вслед и не бранили её. Для них Веданы будто совсем не существовало. Словно она пустое место. Волки не сядут с ней у костра, волчицы не заговорят и не посмотрят на неё, а дети, завидев урусску, разбегутся кто-куда.       Дева увидела, как в аршине от неё, выше по течению, к реке спускается волчица. Но Ведана продолжила отмывать посуду, мурлыча под нос дорогую сердцу песенку. Вдруг, средь отблеска резвых волн, она увидела алые нити. Они вились вдоль течения еле заметной струйкой и у пальцев урууски растворялись в воде. Дева замерла, поднимая взор выше. Кровавые нити спускались вдоль реки с ладоней волчицы. Та, закрыв лицо пологом платка, старательно умывала лицо.       - Все хорошо? – урусска ещё плохо знала чужое наречие, посему повторила вопрос, когда волчица промолчала. Ведана поднялась с песка и подошла к деве. Та хотела было ловко уйти от назойливой чужачки, но урусска успела схватить край её расшитого платка.       Ткань слетела с головы волчицы, открывая бледное, как у хворого, лицо. Под опухшим носом запеклась кровь, а на ланите расцветал синяк. Дева была худа, чего не заметить под ворохом юбок и рубах. Волчица распахнула свой красивые холодно-златые очи, а потом вмиг помрачнела, хмуря густые брови. Она схватила тонкой дланью свой плат и дернула его на себя. Но похоже так была худа, что не имела сил вернуть свою вещь.       - Чего тебе надо!? – в бессилии зашипела она на урусску.       - Кто…? – Ведана обвела себя вокруг лица, все ещё не отрывая взгляда от краснеющего носа волчицы. Кажется, что он сломан.       - Да какое тебе дело!? – взревела она. А у самой на глаза так и наворачиваются слезы. – Иди своей дорогой!       - Имя…? – попыталась с другой стороны зайти Ведана. В сердце девы поселилась надежда. А вдруг, эта нелюдимая волчица станет ей верным другом? Вдруг за помощь она отплатит своим доверием к чужачке?       Дева прищурилась, сверкнув на урусску ледяным взором.       - Арга.       - Я Ведана – она отпустила платок. – Тебе больно. Я могу помочь.       Арга замерла, не веря своим ушам. Урусска? И помочь? Да, что-то тут не чисто. Но светлая улыбка чужачки так и манила довериться. Казалось, лихой человек не может так улыбаться.       - Не нужна мне твоя помощь – Арга встряхнула головой, отгоняя непрошенные думы. Волчица уже развернулась, чтобы уйти в шатер, как вдруг ощутила руку Веданы на своем плече.       - Ты испугалась. Кто?       - Да что ты заладила!? – она уже теряла терпение. Арга развернулась, чтобы ударить надоедливую девку. Но стоило той встретиться с серым омутом глаз, как вся спесь ушла. Нет. Она не опуститься, как брат. Арга не посмеет ударить невиновного. – Я знаю твой язык. Посему говори, чем хочешь мне помочь.       Ведана просияла, мягко хватая волчицу за запястье. Ох, Лада, неужто появилась в этом запыленном краю душа, которая не гонит её прочь!?       - Пойдем, тебе надобно смыть кровь.       Они сели у берега. Урусска оторвала от подола своей рубахи лоскут и намочила его в хладной воде. Приятная прохлада теперь неистово жгла раны на лице волчицы. Но Арга, сомкнув в нить уста, терпела. Это была меньшая в её жизни боль. Ведана старалась делать свою работу осторожно, видя без слов как дева терпит все это. Про себя урусска уже трижды прокляла того, кто сотворил такое с красивым лицом Арги. Но вот, её взгляд упал на небольшой шрам у виска волчицы. Доселе его укрывал черный локон, но теперь Ведана заметила белую рваную полосу на коже.       «Так это не впервые?» - подумала дева. – «Каким же зверем надо быть, чтоб совершить такое?»       - Арга!!! – от этого крика волчица вздрогнула всем телом, бледнея подобно снегу. Она бросила испуганный взгляд на урусску и вскочила на ноги. Ведана не смела ей ничего сказать, а Арга тут же бросилась бежать к селенью.       Обождав немного, урусска пошла следом за девой. И стоило ей подняться к шатрам, как она увидела волчицу рядом с высоким худым волком. Скиф был не то что зол, а взбешен подобно одичавшему псу. Он схватил Аргу за руку с такой силой, что та тихо зашипела. Ведана решила пока на рожон не лезть, а обождать за шатром.       - Куда ты убежала? – прорычал волк. – Я разве тебе разрешал?       - Отпусти, брат… - Арга хотела вырваться, но мужчина лишь со всей силы тряхнул её ослабевшее тело.       - Покуда у тебя нет мужа, то ты должна просить у меня дозволения выйти из шатра – видя, что сестра его не слушает, он схватил её за лицо. – Тебе все ясно!?       - Да, Яр… - в голосе волчицы Ведана не слышала слез. Только сильная, глубокая злоба.       Яр, не отпуская руки сестры, затолкал её под полог дома, напоследок осмотревшись по сторонам. Рядом никого, да и Ведана уже успела сбежать вниз по склону, чтобы подобрать с берега посуду и поскорее воротиться домой.

***

      Жар и дурнота опустилась пологом на ослабевшее тело. Ведана потыкала ножом тушку зайца, из которой тут же потек сок и жир. Огонь от этого зашипел, взвился вверх, испуская аромат паленой плоти. Дева от одного этого запаха поспешила отвернуться поскорее и зажать нос рукавом. Переведя дух в сторонке, она взяла с тарелки недоеденный кусок лепешки. К горлу подступил тугой ком. Нет, нужно хотя бы что-нибудь поесть. Не то так можно с голоду помереть. Урусска немного откусила пресной выпечки и тут же выплюнула. Дурнота так резко подступила от одного этого вкуса, что деву пробило на кашель.       Ведана уже так седмицу мучается. Ни поесть, ни поспать, ни поработать складно не удается. Какая-то хворь все время одолевает её. Урусску постоянно воротит от любой еды. Она не может ни спать, ни работать из-за нахлынувшего резко жара или рези в животе. Первое время Ведана терпела эти мучения, сетуя на здешнюю пищу и погоду. Но сегодня утром, протирая мокрым лоскутом свое тело, она заприметила в неровном свете костра, что её живот чуть-чуть вздут.       - Опять голодала?       Урусска вздрогнула от голоса Тура. Она и не услышала его шагов, хотя всегда выходила встречать любимого. Волк оглядел её бледное лицо и почти нетронутую лепешку, которую ещё утром попросил съесть. Он поставил батог**** у порога, а сам сел рядом с любимой.       - Я не могу – вздохнула Ведана. – Даже от одного вида дурно.       - Что ж такое-то? – он обнял её за плечи и коснулся устами щеки. – Идем к Анагасту. Уж он-то знает, что делать.       - Нет в том надобности – покачала головой дева. Урусска повернулась к волку, еле пряча улыбку. – Потому что это никакая не хворь. Просто я жду ребенка.       Тур замер. Он неотрывно следил как отблески огня пляшут в её светлых очах. Волк не смел вымолвить и слова. В его сердце что-то потеплело. Что-то, о чем он уже давно забыл, потеряв в голодный век всех своих родных.       - Волчонок… - только и смог вымолвить мужчина. Тур закрыл дланью лицо. По его щекам скатились пара слез. Теплых и невесомых.       - Ты чего? – испугалась Ведана. Дева нагнулась к любимому, но её тут же закутали в объятия.       - Фарна*****… - горячо зашептал волк.       Дева обвила его за плечи, ощущая как тепло и спокойно рядом с ним. Её уста тронула легкая улыбка, от которой лицо озарилось неведомым светом.

***

      - Ты должна принять Ареса как Отца своего – молвил шаман, раскладывая перед черным идолом плошки, травы, ножи. – И стать должна ему примерной Дочерью.       Ведана стояла позади Анагаста, не смея перебивать его. Разговор старика не занимал урусску. Несмотря на слабость в теле после всей этой хвори, дева была полностью поглощена разглядыванием огромного идола Ареса. Этот грозный Бог не был волком, подобно его народу, не был человеком, подобно другим Богам. Его лик, кажется, затерялся в глубине веков, оставшись в памяти смутным образом рогатого зверя. Но от идола, словно те тонкие ленты, тянулись порывы неведомой доселе силы. Она древнее этих степей и даже этого мира. От неё по телу девы прошло доселе неведомое ощущение. Будто чьи-то объятия, эта сила обвивала стан Веданы, желая заглянуть в самую душу, узнать страхи и чаяния.       - Принесла?       Голос Анагаста вывел урусску из дум. Она на миг задумалась, кажется, забыв напрочь зачем здесь вообще стоит. Но тут же подошла ближе к шаману, отдавая ему свою нательную рубаху. Ту самую, в которой она сбежала в Ярилов день.       - Садись рядом – кивнул старик, расправляя одежу на земле аккурат под идолом. – С сего дня ты будешь верна только Аресу. А про своего Бога забудь. Он здесь не властен.       Ведана села на покрытую тонким инеем траву. Холода нынче пришли раньше обычного.       - Сегодня я стану волчицей? – спросила дева, пока шаман рассыпал по её рубахе травы, плескал на неё воду и втыкал по рукавам ножи.       Анагаст глухо рассмеялся.       - Ещё ходить не научилась, а уже на кобылу лезешь – он покачал головой. – Сегодня ты отдашь ему свою верность, а он назначит испытание, опосля которого я и Корсак решим твою судьбу.       Урусска ничего не ответила. Она вскинула взгляд вверх, глядя на Ареса. Его черная тень грозно нависала над ней, будто пытаясь запугать.       - Услышь меня Арес! – голос старика пробирал до дрожи. Он изменился – стал звонче, но скрипучее. – Эта женщина хочет стать твоей Дочерью! Она вверяет свою душу и свое тело в твою власть!       Анагаст рассыпал последнюю горсть сухостоя по рубашке и взял нож в руки.       - Позволь ей обрести звериный облик и стать свободной от человеческих Законов! - вдруг он схватил Ведану за руку и надрезал на длани ровную рану, из которой на одежу потекла густая сукровица. Дева ощутила дурноту и попыталась отнять ладонь, но шаман держал крепко.       Дальше старик начал распевать песню, что была больше похожа на вой старого волка. Его взор, кажется, застыл на рваном пятне крови, что растекался посередине рубахи.       Ведана все смотрела на Бога. Она силилась услышать ответ в ветре, в шуме трав, в хриплом пение старика, но Арес не желал говорить с урусской.       - Как меня зовут? – раздался над ухом тоненький детский голосок.       Дева вздрогнула всем телом, ощущая как со спины подул морозный ветер. Хладный порыв пробирал до костей, забираясь под самую кожу. Ведана обернулась назад и встретилась с грустным серым взором. Маленькая девочка стояла всего в пару шагах от них. Русые волосы малышки трепыхались на ветру подобно тряпкам на идоле, а кровавое пятно посередь рубахи разливалось с каждой упавшей каплей с длани Веданы.       - Как меня зовут? – повторила дитя.       И только сейчас урусска увидела, что селение за спиной девочки будто вымерло. Средь шатров пусто, а костры не горят, хотя на дворе уже конец осени.       - Как меня…?       - Арес дал свой ответ! – Анагаст дернул деву за руку, прикладывая её длань к вороту рубахи.       Старик отпустил деву и начал ссыпать весь сор с одежи на алтарный камень перед Богом.       - И каков его ответ? – урусска еле уняла дрожь в голосе.       - Ты отдашь ему своего первенца – голос холодный, подобно стали, оборвал что-то внутри Веданы. – А как сказал мне Тур, ты уже носишь под сердцем ребенка.       Урусска схватилась за живот. Он ещё маленький и его можно было спрятать под широким поясом. Но теперь, похоже, тайна стала явью.       - У меня есть выбор? – голос Веданы тихий.       - Конечно. Но и у каждого выбора есть своя цена.

***

      Душный полог опустился на грудь, вдавливаясь в ослабевшее тело. Будто дюжину булатных мечей на неё положили. Хладного ветра не хватало, чтобы напиться им сполна. Ведана буквально задыхалась.       - Как меня зовут? – раздался над ухом тоненький детский голосок. – Как меня зовут? – повторила непроглядная тьма.        - Я не знаю … - зашептала дева, глотая горячие слезы. – Прости меня, но я не знаю…       - Как меня зовут? – Ведана ощутила, как маленькая хладная ручка прошла по её ланитам. Урусска хотела дернуться, но все тело вмиг задеревенело.       - Уходи… - засипела она, когда средь отсвета луны мелькнули длинные пшеничные локоны.       - Мама имя не дала, не дала Мама жизнь отобрала, отобрала… – запели тоненьким голоском.       - Прости… Прости… Прости…– как молитву повторяла те слова Ведана. - Мама имя не дала Мама жизнь отобрала. И пойду я через мост Отращу крысиный хвост. А потом вернусь в избу Да залезу под трубу. Буду жить там, не тужить Сажу с пылью ворошить******       Вдруг вся тяжесть с груди спала, а по спине побежал хладный пот. Дева вскочила со шкур, пытаясь отдышаться. Она осовелым взглядом пыталась найти ночного гостя средь кадок и кувшинов. Но он ушел так же незаметно, как и появился.       Ведана плохо помнила как вернулась в шатер, как поела несколько кусков солонины и легла спать до заката, так и не дождавшись Тура. Урусска ощупала место рядом, наткнувшись на теплую руку волка.       - Ты чего не спишь…? – сонно протянул Тур. Волк сел и хотел обнять деву, как она отпрянула от него. Ведана ударила мужа по руке с такой силой и злобой, что он еле стерпел боль.       - Не смей меня трогать! – урусска хотела вскочить на ноги, но те её совсем не слушались. – Зачем…!? – голос сорвался на слезы. – Зачем ты сказал шаману о ребенке!?       - Я… - Тур боялся подступиться к разъяренной жене. - … боялся за твое здравие. Ты мало ешь и спишь. Стала бледнее снега. Я всего лишь хотел узнать, что может случиться с тобой и волчонком.       - Что ты наделал…?       - Я тебя не понимаю. Расскажи, пожалуйста – волку удалось взять дрожащую девичью длань.       - Арес… Нет, Анагаст… Да, Анагаст сказал, что я должна принести в жертву первенца – словно в бреду вспоминала она. – И тогда я стану волчицей… Да, волчицей…       - Тише будь – Тур укрыл любимую платком. - Есть то, что нам не под силу изменить. И волю Ареса тоже.       От слов волка на душе девы похолодело. Как!? Это же нерожденный волчонок! Маленький и беззащитный кутенок, который никогда не узнает, насколько прекрасен белый свет. Их малютка, их вешний соловушка, их счастье и любовь.       - Нет… - замотала головой Ведана. – Все ещё можно изменить! У меня есть выбор! И мне плевать какова его цена!       - Ты не знаешь, о чем говоришь! – он встряхнул её за плечи, будто скидывая полог наваждения. – Посмеешь ослушаться воли Ареса и тебя выгонят из стаи. А может и саму принесут в жертву. Не совершай глупостей, Ведана.       - Нет, такого не может быть! Это все не явь! – уже кричала перепуганная дева. – Поговори с Анагастом, с Корсаком, с Аресом! Молю!       - Тише, тише. Не горлань – волк попытался поймать её лицо, но Ведана пуще завертелась в его руках. – Пойми, это не в моей власти. И не в твоей тоже. Ты уже поклялась верности Аресу и приняла наш Закон. Содеянного не вернуть. И нам осталось только повиноваться. Все ясно?       Но урусска уже не слушала его. Злоба вспыхнула в ней, аки огонь в печи. И дева без раздумий занесла руку для удара, но волк успел схватить её.       - Зверь!!! – в отчаянии закричала она. Ей было больно от мысли, что любимый человек оказался … таким. Она верила ему как никому на этом свете. Дура, думала, что раз он принял её со всеми причудами, то и поступиться Законом волков ради любви? Надеялась найти «дом» средь этих нелюдей? Грезила о счастье без тягот и лишений? Но похоже, все ладно бывает только в нянькиных сказках.       Тур что-либо отвечать не стал. Он молча поднялся, натянул одежду, сапоги и пошел к порогу.       - Когда тихой будешь, тогда вернусь       И ушел.       Ведана не смела сомкнуть глаз до рассвета. Сначала она тихо плакала, браня всеми словами свою судьбу. Потом урусска решила, что нужно бежать отсюда и бросилась собирать в мешок вещи со съестным. Да только поняв всю глупость этого решения, вернулась на шкуры.       Наутро дева пошла доить корову. Гнев немного остыл, но все ещё клокотал где-то в зобу. Он искал выход из девичьей души подобно зверю в хлипкой клетке.       Вдруг Ведана увидела Аргу у кадок с водой. Волчица отмывала в них блюдца с кумочками, роняя слезы на холодную рябь. Урусска посмотрела по сторонам и зашагала к ней.       - Пойдем к нам в шатер. Я спрячу тебя от брата – зашептала Ведана.       В глазах волчицы сверкнул страх, отливая языками гневного пламени. Арга хотела ответить что-то хлесткое чужачке, как полог шатра зашуршал, и из дома вышел Яр.       Волк был зол, но, увидев Ведану, смягчился. Урусска же напротив – чуть ли молнии не метала в скифа, желая стереть с его наглого лица эту ухмылку. Арга лишь опустила голову, моля Ареса, чтобы на сей раз все обошлось малой кровью. Для неё. Волчица мысленно проклинала надоедливую урусску. Ежели не она, то волчица спокойно дождалась бы, когда брат уедет на охоту, и жила седмицу в здравии. Но, похоже, Богам мало страданий. Им подавай большего.       - Не ждал я нынче гостей – волк провел жилистой рукой в шрамах по густой бороде. – Чего надобно?       - Чтобы ты прекратил свои поганые руки распускать – зашипела Ведана. Любая девка пред высоким мужиком с косой саженью в плечах боялась бы и пикнуть. А эта от злобы совсем страх потерла. Либо ум. – Где ж это видано, чтобы родной брат да сестру бил как скотину!?       От такой наглости Яр все слова проглотил. Он положил руку на навершие меча, представляя, как отрежет этой девке её длинный змеиный язык. Но тогда Анагаст точно его из стаи выгонит.       - Не раскрывала бы ты тут свою грязную пасть, урусска – оскалился Яр. – Разве твой суженный-ряженный не учил тебя в чужие дела нос не совать?       - А я смотрю, тебя только кулаками махать научили – выпалила урусска, даже не подумав о сказанном. Арга, будто чувствуя неладное, схватила её под руку.       - Прикуси язык… - воспоминания о матушке, что колотила его, когда сам волк был ещё волчонком, пробудили в нем зверя. Яр ощутил, как разум затягивает гулкое бельмо собственного звериного гнева. Волк схватил меч, желая, если не ранить, то напугать спесивую девку. Он сделал шаг вперед и занес клинок ввысь. Обе девы будто окоченели, вцепившись друг в друга. Яр пустил клинок вниз, но железо звонко наткнулось на чужой копис.       - Сволочь – выплюнул Тур и откинул ворога назад, к шатру. Взбешенный волк не остался в долгу и набросился с новым ударом. Но Тур и этот выпад смог стерпеть. А Яр все распалялся. Может девку не проучит, зато её муженьку морду набьет.       Звон кописа застыл в ушах напуганной Арги. Ей казалось, что ровно так же будут звенеть её кости, когда брат проучит за все нерадивую сестру. Ведана же не могла отвести взгляда от Тура.       И вот, волк пропустил удар. Яр успел поставить ему подсечку и повалить наземь. Тур всем телом упал на мелкий щебень, что тут же впился ему под рубаху. Скиф отвлекся на раздирающую боль, лишь в последний миг видя отблеск меча над своей головой.       -Яр! – Корсак схватил руку волка с занесенным вверх клинком. Вожак тоже обнажил меч, но пускать его в дело не спешил. Ровно так же три зимы назад Яр вызвал его на поединок. И все могло повториться вновь.       Но волк лишь бессильно зарычал, опуская копис. Вся злоба вышла с глубоким выдохом, и осталась лишь тупая боль где-то на макушке.       - Вызверился? – Корсак не спешил отпускать руку Яра. – Вижу, что нет. Но, думается мне, что пара ночей у коновязи успокоят тебя.       Яр дернул локтем, высвобождаясь из хватки. На сей раз наказание не так страшно, как бродить одиноким зверем по степи, не смея приблизится к стае.       - Не смею перечить – прорычал Яр и скрылся в шатре.       Корсак помог Туру подняться и отряхнуть спину от налипшего песка.       - Вовремя я подоспел – улыбнулся ему вожак, будто миг назад ничего и не было вовсе. – Долго же я его наказать за своеволие хотел, да вот и повод подвернулся. Я отчасти благодарить тебя должен. На сей раз у него не будет права бросить мне вызов.       - Не у тебя одного на его морду кулаки чешутся – угрюмо хмыкнул волк. И тут же схватился за спину. Да, хорошо Яр приложил его об камни. Ведана хотела кинуться к нему, но не посмела сделать и шаг.       - Эк, тебе досталось – покачал головой Корсак. – Пошли к шаману. Старик-то уж знает, чем помочь.       Тур кивнул и бросил взгляд на деву. Та отвернулась. А вот Арга во все глаза смотрела на волка. Юная волчица не знала, как благодарить своего спасителя.       - Отведи лучше к старику Аргу – молвил Тур. – Ей это нужнее.       Услышав его слова Ведана все сразу поняла, посему отпрянула в сторону и побежала прочь, даже не услышав оклика.

***

      Ведана со вздохом откинулась на мякину. Спина ныла так, будто по ней колотили сковородкой. Дева выпрямила одеревеневшие ноги, блаженно прикрыв глаза. Мгновение отдыха ещё никогда не было таким сладким. Урусска нежно погладила округлый живот и достала из напоясного кисета сухари. В последнее время Ведана хотела есть будто голодный волк. Будь то ночь или день – дева тянулась к кисету, выуживая очередное кушанье. И если раньше Тур приносил ей засушенных яблок, то сейчас, когда он уехал продавать меха в городище, дева довольствовалась только сухарями.       - Эх, работа не ждет – вздохнула она и еле поднялась с пола. Живот ещё не был таким большим, но уже мешал в быту. И как деревенские девки так прытко бегали по избе будучи на сносях*******? Ведана взяла в руки веник из прутьев тиса, запахнула плотнее азям и вышла из шатра. За ночь снега нападало немерено. Все в округе белым-бело.       Пока дева чистила дорожку к шатру, она все глубже и глубже уходила в свои думы. А все они были о ребенке. Ведана с леденеющим сердцем вспоминала ночного гостя, который часто сидит подле неё и вопрошает «Как меня зовут?». Малышка часто прятала в локонах свое личико, завидев прямой взгляд «матери». И если она не дожидается ответа на свой вопрос, то начинает тянуть песенку. «Мама имя не дала…» А потому что не смела. Имя дают с надеждой, что оно убережет по жизни. Да какая тут жизнь? Ведана не сможет сбежать из селенья. Может и повезет проскользнуть мимо зорких сторожей, но идти в степи одной – верное убийство. Девка-неумеха без еды и воды, с тяжелым пузом скорее станет обедней для дикого зверья, чем дойдет до урусского селенья. Одной ей с таким не справиться. А помощи больше не от кого ждать.       Взмахнув напоследок веником по вычищенной от снега тропке, Ведана вдохнула колючий морозный воздух. После работы в азяме было душно, как в бане. Дева ощущала, что рубаха неприятно липла к спине. Впору было распахнуть ворот телогрейки, но она знала, что так только впустит хворь в свое тело. Как говорили няньки: «Жар костей не ломит». Но хоть чтоб как-то пустить мороз по коже, Ведана сняла рукавички да откинула со лба прилипшие волосы.       - Тихо… - выдохнула она, памятуя, что волки на охоте, а волчицы с детьми пошли полоскать одежду к далекому замерзшему озеру, где полыньи ещё не успели закрыться льдом. Наверняка окромя шамана, стариков и самого вожака здесь более никого и не осталось. – Тихо…       Вдруг неподалеку предательски скрипнул снег. Урусска медленно повернула голову, находясь все ещё во власти звенящей тишины. Перед ней, на два аршина вправо, стоял вожак. На его руках, кутаясь в пушистую накидку, сидел маленький мальчик. Он крепко держал отца за плечи, вертясь, как уж на сковородке. Корсак пытался словами успокоить не на шутку разыгравшееся дитя, но мальчишке были интересны не нравоучения волка, а комки снега, ветки, что торчали из сугроба, ленты на пологах шатров.       - Подсобить можешь? – без всякого приветствия начал скиф. По его растерянному взору было ясно, что его что-то гложет.       Ведана немого помолчала, медленно подходя к отцу с сыном. Мальчик теперь заинтересовался ей. Он что-то прошептал на ухо родителю, но Корсак так и оставил вопрос без ответа.       - А чего ж не подсобить? – мягко улыбнулась дева.       - Я бы и сам… - волк запнулся. Ему было стыдно припоминать сколько раз он так позорно скидывал сына на чужие плечи. И если раньше могла помочь старуха-мать********, то теперь, после её смерти, Корсаку пришлось искать других нянек. – За холмами чужие костры горят. Мне нужно съездить и посмотреть кто это.       Вожак опустил волчонка на ноги, легонько толкая того к женщине. Мальчишка бодро зашагал к новой няньке, хватая её за руку.       - Не переживай ты так – урусска положила руку на плечо скифа, заглядывая ему в глаза. Все тот же густой туман печали плескался в темном янтаре. – Я присмотрю за сыном.       - Шати******* - молвил волк и, уходя, махнул сыну рукой.       - Шати – вторил ему волчонок.       Ведана крепче сжала руку на длани ребенка. Его голосок будто выдернул её из забытия, и дева почувствовала, как взмокшая рубаха продолжает липнуть к спине.       - Пошли в дом – она потянула мальчика к шатру, стараясь скорее оказаться в сухом тепле. – Как тебя зовут, соловушка?       - Куница.       - А меня…       - Я знаю – совершенно серьезно ответил волчонок. – Ты Ведана. Шаман часто про тебя отцу говорит.       - И что говорит? – дева усадила Куницу у костра, помогая ему развязать кожаные ленточки азяма.       - Я не подслушивал – тут же оправдался мальчонка, а у самого глаза от стыда загорелись.       - Куница – коротко рассмеялась урусска, шутливо пригрозив пальцем сорванцу. – Голоден?       Ребенок замотал головой. Он снял с ног теплые валенки, поставив их у огня, расстелил рядом телогрейку, чтобы оттаяла, а сам уставился на огонь. В шатре было в достатке тепла, но Ведана все же укрыла Куницу теплым платком.       - Поиграем? – дева достала из сундучка деревянных козликов, лошадку и маленького глиняного человечка. Когда-то давно ими игра сама дева. И думала, что ими будет играть её первенец.       - По…игр...ем? – Куница взял в руки деревянную лошадь, вертя её то так, то эдак. Но он будто совсем не знал, что это.       - У тебя есть игрушки?       Волчонок замотал головой.       - А твои няни? Они чем тебя занимают?       - Рассыплют травы всякие. Сиди да отбирай вершки от корешков – пожал плечами Куница. Игрушка его, кажется, заманила. Он начал катать по полу деревянного скакуна.       - Забирай – она подтолкнула к нему остальные безделушки, и кивнула, поймав удивленный взгляд волчонка. – Это подарок.       Мальчик подхватил все игрушки разом и начал внимательно рассматривать. Сначала он стеснялся как-то баловаться перед девой, но потом уже вовсю увлекся неведомой ему доселе забавой.       А дева будто изнутри разрывалась. И смотреть не может, и оторвать взгляд невозможно. Ведана ощутила, как комок дурноты подкатил к горлу, а пред глазами заплясала пелена слез. Пока волчонок не видел, она утерла лицо рукавом. «Ох, Макошь, спаси мое дитя»       Время медленно, но степенно шло к ночи. За плотным стенами дома разыгралась пурга. Но внутри прогретого огнем шатра было тепло. Пахло лепешками и солониной. Накормив волчонка, Ведана не стала ждать, когда Корсак соизволит воротиться, посему решила уложить Куницу спать. Мальчишка долго упирался, бегал по дому, размахивал новыми безделицам, даже собирался идти к себе и ждать отца дома, но дева не пустила его. Силы волчонка на прыть и непослушания быстро иссякли. Сначала он сел у костра, закутался в платок, а спустя какое-то время почти задремал. Ведана попыталась тихо уложить его на теплые шкуры, от чего малыш проснулся.       - Расскажи что-нибудь… - сонно забормотал Куница. Он плотнее закутался в платок, стараясь не упустить ни единого слова совей рассказчицы.       Урусска легла рядом с ним и ненадолго призадумалась. Какую сказку ему поведать? Да так, чтобы потом к ней не нагрянул вожак вместе в Анагастом.       - Ах, иначе в былые года Колдовала земля с небесами, Дива дивные зрелись тогда, Чуда чудные деялись сами…******** - начала Ведана.       Волчонку нравился диковинный слог, которым говорила его няня. Хоть слова смутно знакомые, да льются как-то по-другому. Плавно что ли? Подобно ручейку. Куница слушал внимательно, захваченный с головой в эту историю.       - …Эти крики заслыша, Вольга Выходил и поглядывал хмуро, Надевал тетиву на рога Беловежского старого тура - закончила свой сказ урусска. К тому времени Куница уже с чистой совестью дремал. Сон склонил его так быстро, что он не успел спросить у Веданы – жив ли до сей поры грозный змей?       Какое-то время спустя вернулся Корсак. Он отблагодарил деву мешком крупы и забрал сына домой. Ведана отложила угощение в сторону, когда за ними опустился полог шатра. Дева потянулась за кочергой, чтобы поворошить головешки в костре, как увидела оставленные бесхозными игрушки. Конь замер наскоку, уронив своего всадника, а козлик упал где-то в стороне. Так они разом все и стали ненужными, брошенными.

***

      Белая пурга заметала все вокруг. Снежные рукава летели над землей подобно крыльям какой-то птицы. Они взмывали то вверх, то вниз, то подхватывали сугробы, то роняли наземь снег.       Внутри шатра пляска зимы слышалась подобно далекому гулу дикого зверя. Плотная стена из шкур, шерстяных покрывал и палок стала прочной стеной, что сохраняла тепло костра внутри.       Дева дрожащей рукой мяла край расшитого сарафана. Красивый, алый, с речным жемчугом по подолу, он, верно, стоил три мотка меха. И если бы раньше Ведана увидела такой подарок, то в тот же миг надела его на себя. Но не сейчас. Теперь ей ничто не мило.       - Я уехал – ты молчала. Я приехал, и ты снова молчишь – голос Тура был тихим, но тяжелым. Будто какой-то невидимый хомут мешал ему хоть что-то молвить. – Накричи, поколоти, обругай. Но не молчи, прошу.       - А что ты хочешь от меня услышать? – её голос изменился. Он стал охрипшим, словно урусска подрала иглами глотку.       - Все.       - Все? – на побледневшем лице дрогнули брови и скривились губы. – Ты трус.       Волку показалось, что ему послышалось, но дева повторила. Теперь громче и яснее. При этом швырнув подаренный им сарафан близко к огню.       - Я просила тебя мне помочь. Умоляла пойти на поклон к шаману аль к вожаку – зашипела Ведана. – Но ты просто ушел! А потом и вовсе уехал в городище! Ты бросил меня!       Тур не смел перебивать любимую. Каждое её слово, подобно хлесткой пощечине, причиняло боль в его душе.       - Ты обещал мне быть рядом. Всегда… - она стала тише, но с тем же на девичьих глазах проступили слезы. – А потом бросил… - Ведана замолчала, опустив голову. Тонкая рука легла на живот, мягко поглаживая нерожденное дитя. – Я днями и ночами думала об том, как же буду жить с таким злом дальше. Я думала, как буду жить и помнить, что убила свою малютку – урусска подняла потухший взгляд. – И поняла. Я не смогу так жить.

***

      - Ведана, проснись… Вставай, любимая… - Тур коснулся её лица, ощущая какое оно холодное. Волк на миг испугался за деву, но она тут же открыла очи, озираясь по сторонам.       - Тур? Что…?       - Собирайся. Я увезу тебя отсюда – волк сидел рядом с ней уже одетый в теплый дорожный азям. В шатре царил утренний сумрак, а за пологом стихла пурга. – Лошадей я запряг в повозку, а дозорные уже ушли со своих мест. На смену им придут уже скоро, посему нужно поспешать.       Дева тяжело поднялась и нащупала руку любимого.       - Мы снова сбежим?       - Нет – он коснулся теплыми устами её холодных дланей. – Ты воротишься к отцу. А я останусь в стае.       - Но…? Пойдем со мной! Я упрошу отца принять тебя как сына. Будем вместе растить волчонка… - Ведана обвела перстами его лицо, оставив поцелуй на ланитах.       - Я нужен стае. Иначе все они, моя семья, погибнут с голоду – Тур наклонился так, что их лбы соприкоснулись. – Ты сделала свой выбор, а я свой.       - А как же волчонок?       - Я вас не брошу. Обещаю. Буду каждый год приезжать и подарки привозить. Я не забуду о вас. Никогда.

***

      Колеса телеги гулко скрипнули в подтаявшем снегу. Дневная капель прекратилась, оставив на веточках березы узорные сосульки. Тонкий морозец затянул то, что успело подтаять под первым весенним солнцем. На побитую околицу смотрела полная луна.       Тур оглядел, что осталось от некогда богатого селенья на Ягре. Видимо, новый староста настолько плох, что крепкий частокол разобрали на новые избы и колодец. О мостике через реку все так же напоминали лишь бревнышки и колышки. И если раньше по ночам стоял дозор, то сейчас все попрятались по избам, досматривая третий сон.       Дева спустилась с козел, угодив сапогом прямо в натекшую лужу. Урусска лишь недовольно зашипела и пошла дальше, к первой у дороги избе.       - Люди добрые, откройте. Пришел человек по здорову, но не по худу – после трех ударов в дверной косяк, Ведане открыли. На пороге стоял бородатый мужик, заспанно потирая глаза.       - Чего надобно, коль не к худу?       - Мил человек, скажите, где живет бывший староста Есений и жена его Любослава?       - А что ж не сказать? – мужик вышел чуть вперед и повернулся к другому краю деревни. – Вот на том конце, где лес у холма начинается, стоит изба. В ней когда-то степняк пришлый жил, да теперь, вот, Есений свой век коротает. Жена его летом ещё от горя померла. Говорит, как младшенькая дочь пропала, так бабе совсем худо стало.       - Благодарствую – Ведана поклонилась и стала возвращаться к повозке, как вдруг мужик её окликнул.       - А откуда тебе об нем известно?       Но урусска смолчала. Если она повернется, то в свете луны селянин точно узнает и лицо, и стан, и длинную русую косу. Как-никак, старостиных дочек здесь все в лицо помнили.       - Отец в твоем доме поселился – молвила дева, усевшись на козлах. Поводья дрогнули, и кони повели повозку дальше по разбитой околице.       - Что тебе тот мужик сказал? – волк приметил как затихла любимая. Она даже отвернулась, но тихие всхлипы так и не сумела скрыть.       - Мама из-за меня ещё летом умерла…       Волк не стал везти их напрямик через селенье. Ведане не стоит видеть, что их крепкий высокий терем разобрали до бревнышек, не оставив даже крыльца. Телега обогнула избы по еле заметному на земле рву, что остался после частокола. И вот, совсем близко чернеет лес, шумят на ветру голые ветви некогда душистых яблонь. А средь них белеет соломенная крыша маленькой избы. В слюдяном окошке все ещё горел неровный свет лучины. Тур остановил коней рядом с калиткой.       - Иди к отцу. Я обожду здесь.       Но Ведана все сидела да смотрела на домик средь деревьев. Она до дрожи боялась сделать первый шаг. А вдруг отец прогонит её? Вдруг не захочет видеть?       - Он уже простил тебя…за все – Тур притянул деву к себе, крепко обнимая.       - Прости и ты меня за все, что сказала тогда. Прости… Это я во всем виновата… Не ты… Только я. Ведь это был мой выбор – Ведана до белых костяшек вцепилась в плечи волка, не желая отпускать его.       - И мой тоже – он мягкой погладил её по волосам, силясь запомнить, удержать этот миг в памяти до следующего года. – Нам многое не под силу изменить. И это все то, что уже прошло. Не жалей того.       - Не жалею – замотала головой дева. – Я благодарна Богам за тебя и нашу любовь. За нашего волчонка…       - За нашу Арысю.       - Что?       - Ты говорила – родиться девочка – Тур мягко поднял девичье лицо, касаясь её губ. – Прошу, назови её Арысей. Это очень сильное имя. Его получают самые храбрые и прекрасные волчицы.       Дева лишь кивнула. Она напоследок прильнула к любимому, а потом сошла на землю. Тропа к отчиму дому оказалась чистой – ни лужицы, ни веточки, ни сора. Из трубы летит струя дыма. А от снега на крыльце ни следа.       Ведана без раздумий постучалась в крепкую дверь. За ней послышались торопливые шарканья по полу.       - Кто там?       Но дева молчала. Она даже боялась дышать. А когда послышался звон засова, сердце пропустило удар, ухнув куда-то вниз.       Урусска не верила, что этот дремучий старик с бородой до колен – её отец. Только летом держал меч и рубил степняков, а сейчас стоит перед ней в худой рубахе и затертых лаптях. На глаза Есения падала густая тень усталости, что покрыла все его лицо морщинами. Старик осунулся и исхудал. Стал похож на старый трухлявый пень в темном лесу, где нет его любимого света. Нет его родных.       - Дочь твоя, отец. – и рухнула на колени. Дева вцепилась в подол пыльной одежи, проливая горькие слезы. Она ощутила, как тяжелый камень упал с души, позволяя всей тоске и горести излиться сполна.       Есений, будто во сне, взял дочку за руки. Теплые и родные. Эти тонкие пальцы он и сослепу не сможет попутать.       - Доченька… - старик до сих пор не верил своим глазам. Столько дней он молился всем возможным Богам! Столько ночей он плакал, вспоминая своих дочерей! И все это было услышано! – Соловушка моя…       Он опустился на колени, поднимая лицо Веданы. Есений дрожащей дланью провел по густым пшеничным волосам. Старик расцеловал её побледневшие ланиты, слезные очи, теплый лоб. И все это время он не смел отпускать рук. Есений все ещё боялся, что это какой-то сон. Вот сейчас он отпустит теплые длани и Ведана исчезнет. Раствориться в утреннем тумане.       - Прости меня, отец… Родом молю, прости… Это все я… Дочь твоя, непутевая… Прости меня…       - Да как же смею на тебя злиться? За что прощать? – старик и сам заплакал. Крупными и горькими слезами. – Я же тебя так люблю       - Я не одна пришла… Ребеночек у меня, отец – Ведана положила руки отца на живот.       - Не кручинься ты так, соловушка. Вырастим, выкормим, на ноги поставим. Все, что надобно, сделаем – заулыбался сквозь слезы старик. – Пойдем домой. Негоже тебе сидеть на морозе. Да и поесть тебе стоит. Худа как березка, а тебе ещё рожать.       Отец и дочь встали, поддерживая друг друга. От счастья и горя, что обрушилось на них, ноги уж не держали. Есений зашаркал к печи, чтоб разогреть с вечерней блинов. Ведана на пороге обернулась назад, но у калитки никого не было. И только яркий рассвет золотил вершины леса, кромку льда на Ягре и грел нерасцветшие ветви густых яблонь.

***

      Сукровица уже перестала течь из разбитого до костей носа. Дышать было трудно, когда переломанные ребра упирались в грудь и спину. Руки затекли в крепких веревках, что жгли подобно каленым цепям. Но все это была меньшая беда. Впереди стояла целая ночь и утро у коновязи без пищи и в одних портках. А на дворе ещё не теплая весна. До вечерней прошелся моросящий дождь, а следом крепкий мороз. Теперь сухая степная трава стала подобно тьме игл, что впиваются в колени и пятки.       Но Тур терпел. Ради той, что носит его ребенка. Ему не стоило особых усилий скрыть свою судьбу от девы. Ежели урусска знала о наказании, что ожидало волка по возвращении в стаю, то ни в жизни не отпустила бы его назад. А так он здесь. Побитый и привязанный к столбу за ослушание. Но зато любимая жива и здорова. Останься Тур в селенье, за ними бы уже летом пришли волки. И дом Есения бы горел. Жарко и ярко. По степному.       А кровь и сломанные кости – это все пустое. Анагаст хотел выгнать скифа взашей, но Корсак вступился за него. Вожак сам назначил такое наказание, заткнув за пояс раскричавшегося шамана. Старик всеми словами проклинал Ведану и Тура. Ведь как оказалось, нерожденный волчонок должен был послужить равной жертвой, чтобы Арес прекратил этот нескончаемый голод. Корсак же слушать шамана дальше не стал.       - И сотня младенцев не накормит стаю! Это сделают только труд и упорство!       Тур усмехнулся, вспоминая слова вожака. А этот волк не так прост. Если жизнь научит его поруке********, то цены ему не будет. Лучше вожака во век не найдут.       - Не спишь?       Тур поднял голову, видя пред собой Аргу. Дева держала в руках рушник с чем-то вкусно пахнущим. Хлеб. Даже отсюда голодный волк ощущал тепло яства.       - Иди домой лучше. Ежели тебя здесь увидят, то привяжут рядом – ответил волк, опуская голову. Густая копна рыжих волос застилала ему глаза, но он смог расслышать шуршание её юбок.       - Даже это лучше, чем кулаки брата – волчица села на землю и развернула рушник. Арга отломила кусок душистой выпечки, мягко подняла лицо волка за подбородок. – Ешь, покуда дают.       Тур послушно принял еду. Пресная и жесткая. Но даже такая, она была небесной манной в этом холодном и колючем мире.

***

      День за днем стали жить-поживать отец Есений с дочкой. Поначалу туго было, ведь с приходом весны есть нечего. А как же тогда Ведане потом рожать, ежели она худа да бела как кость? Тогда старик вспомнил давний труд – резку по дереву. Вот возьмет он чурбан********** осиновый и за день выстругает черпак или же ложку какую. Пойдет Есений к соседям, отдаст его за горсть зерна, а дома кашу сварит для дочери. И Ведана руки сложа не сидела. Дева нашла в сундуке прялку, пошла по деревенским домам. Во многих дворах у баб работы и зимой хватало по горло, а где жили старухи, которые и нить плохо видят. С таких вот домов урусска собирала шерсть, лен, а потом за хозяек выпрядала за ночь кудель и толстый-толстый клубок. И за всю работу получала где хлеб, где пару яиц, а где и крынку сметаны, ежели все по нраву женщине будет.       Когда начали цвести луга, стало легче. Тут и дичь пошла, и рыбы в реку вернулось столько, что только успевай невод тащить. А как-то раз с охоты мужики притащили бревна от упавшего ясеня. Добрые такие, крепкие, что и коня на себе выдержат. Пошли они к Есению и стали просить нарубить из дерева корыта да побольше. Старик согласился, но только ежели одно бревно они ему отдадут. Вот из него-то потом он выточил глубокую зыбку. По её краям Есений узорочьем сделал цветы, звезды, зверушек разных, чтоб все оберегало внучку от дурного сглаза. А из тех осколков, что остались после работы, нарезал игрушек.       Вот так, день за днем, дошло время до лета. И одним теплым, солнечным утром Ведана родила на белый свет дочку. Маленькую, белокурую и бледную, словно неживую. Малютка не кричала и глаз не открывала. Ела мало, спала много. Дед с матерью себе места не находили. Арыся у них на глазах буквально таяла как льдинка на солнце. Прожив на свете седмицу, она стала ещё бледнее и меньше. И уже как целый день ничего не ест. А Ведана уснуть от горя не может. Тем паче, что появились в их избе ночные гости. В первую луну после родов лежала урусска на скамье, а дочь в зыбке спала. Вдруг, слышит дева как скрипят и открываются ставни. Тонкая полоса лунного света легла на светлую макушку дитя. А в окне стоит страшная старуха с серпом в руках и тянется к кроватке. Ведана хочет вскочить, да нет сил. Будто кто держит её на скамье. Стала тогда молодка шептать молитвы Роду, Сварогу, Макоши и остальным Богам. И разом её отпустило. Вскочила Ведана, выхватила Арысю из зыбки, ставни закрыла и так до утра с ребенком на руках просидела. Тем же днем урусска натыкала в наличники игл, окурила зверобоем и березой, воткнула в изголовье зыбки нож. Но и тут это горю не помогло. Малютка стала пуще чахнуть.       - Не женское это, конечно дело, но похоже другой дороги у нас нет… - вздохнул старик, сидя у печи и вырезая черпак.       Ведана перестала качать зыбку и повернулась к отцу. Она устало вздохнула, потерла перстами глаза, да стала опять убаюкивать и так спящую дочку.       - Есть в лесу капище старое. Когда-то мы всей деревней Велесу поклонялись, а как с Киева народ пришел, так все в разных Богов поверили. Но знаю я не понаслышке, что место то сильное и доброе – Есений кивнул головой. – Надо тебе туда с дочкой идти.       - Думаешь, Велес придет на мои молитвы?       - Мою молитву о твоем спасении он услышал, и тебя услышит – он встал со скамьи и подошел к маленькому лукошку под окном. Оно было накрыто рушником, посему Ведана не смела лезть в вещи отца. И теперь старик достал оттуда самую настоящую Велесову печать.       - Откуда это у тебя? – удивилась дева. У них в семье окромя идолов ничего такого не водилось. А тут это.       - Ты когда уехала, а Любослава слегла в немощи, я пошел через околицу в лес дров нарубить. Взял с собой хлеба краюху. И смотрю, у дороги сидит старик весь в лохмотьях и стонет «Ох, есть хочу… Не могу…». Ну, я ему хлеб и отдал. Подумалось мне тогда – а вдруг у человека какое горе страшное произошло? А вдруг погорелец? Аль юродивый? Я-то на зерно всегда поработать смогу, а ему вон как туго было. – Есений вложил в руки дочери печать. – И отдал он мне это. Сказал, мол, он у Велеса просил о добром человеке и тут я к нему пришел. «Теперь пусть тебе хорошую службу сослужит» - молвил мне тогда бедняк. И правда, сослужил. А я отдам его тебе.       Ведана взяла в руки большую деревянную медвежью лапу. И она оказалась такой легкой и теплой, что диву даешься.       - Благодарствую, отец       - А на капище тебе стоит сходить. Завтра утром я вас проведу туда.       На том и порешили. Прошла ещё одна бессонная для Веданы ночь. Старуха-ночница лезть в окно не стала, но зато и по ставням всласть настучалась, и в дверь скребла, и в печную трубу выла. Есений на такой случай три лучины по избе зажег, а потом под утро и вовсе сел за внучкой смотреть, пока дочь на скамье отсыпалась.       Ещё до зари они вышли из дому в сторону леса. Ведана надела чистую рубаху на себя и дочку, повязала белый плат, надела на грудь печать. А Есений собрал лукошко с едой, взял старый батог и легкий кинжал, чтоб наверняка. Немного поплутав по березняку, они все-таки вышли к опушке. День стоял прекрасный. Птицы пели в вышине, по кустам бегали мелкие зверушки, лесной ручеек бежал наперегонки с ветром. Летняя жара, что гуляла в полях, под сенью леса стала мягкой прохладой. Тишь, гладь да благодать.       - Вон они! – крикнул дочке Есений. – Белые стоят меж деревьев, видишь?       И правда – недалеко за стволами была опушка, на которой рос ввысь рогатый идол. Некогда желтое дерево побелело и потрескалось, а у ног Велеса заросло мхом. Круг камней спрятала высокая лесная трава, а алтарный валун расколол надвое ствол орешника, что пророс вопреки всему насквозь.       - Сколько лет здесь не было людей? – удивилась Ведана, ступая по высокой траве. Арыся на её руках, кажется, оживилась. Малютка крепче сжала мамину рубаху       - Ох, много, доченька. Я Любославу в жены взял, когда здешний жрец помер. Вот с тех годов оно и опустело – старик осторожно стряхнул мох с лика Велеса. Истертые ветром и дождем, глаза Властителя не переставали смотреть на своих детей с мудростью и бесконечной любовью. Его могучие руки уверенно держали колесо времен, что в этом месте навеки застыло.       - Я за кругом на пеньке посижу, а вам лучше наедине помолиться. Место здесь спокойное, посему не бойся ничего. Обратись к нему со всем светом, что есть в душе твоей – Есений напоследок сжал руку Веданы, поцеловал в холодный лоб внучку и вышел из круга.       Дева ещё немного постояла в тишине, думая о своих словах. Что она ему скажет? О чем попросит? И услышит ли он её? Хоть и не было того же чувства, что и пред идолом Ареса, но Ведана знала – Он здесь. В зелени трав, в шепоте ветра, в вышине маковок вековых сосен, в чистом небе и теплых лучах полудня. Он здесь.       - Дедушка Власий… Я тебя прошу о милости твоей и любви к роду человеческому! – её голос казался ей чужим. Он разливался по опушке, где уже не шумели ни птицы, ни ветер, ни трава. – Помоги моей дочке.       Ведана взяла в длани Велесову печать, когда Арыся на её руках похолодела ещё пуще.       - Дедушка Власий! – в отчаянии закричала дева. Младенец уже еле-еле дышал.       Вдруг затрещал ельник, стая ворон взмыла вверх из-за лесной гряды, а солнце разом сокрылось за тучами. Поднялся такой гул, что под ногами урусски затряслась земная твердь. Ведана обернулась, а отца нигде нет. Как и капища, и опушки. Только бескрайний темный лес, где не было ни души. И сквозь непроглядную чащу навстречу матери с ребенком вышел огромный медведь. Лесной хозяин был холкой с огромную гору, а лапы его как две колоды. Вышагивал грузно, но чинно.       - Я ждал тебя, Ведана – прогремел его глас в поднебесье.       Дева, завороженная им, опустилась на колени в мягкий полог травы и склонила голову перед Великим Властителем.       - Просить не смею, Хозяин, но молю… спасите мою доченьку… - зашептала дева.       Зверь обошел мать по кругу, оглядывая её хрупкий стан в белой рубахе. Он чуял девичий страх за жизнь малютки и трепет пред Великим Богом. Но средь этого блестела ярым огнем та решимость, с которой эта душа способна пойти под нож ради родных.       - Не склоняй предо мной головы и не шепчи аки раб. Выпрямись, покажи свой ясный взор – после его слов Ведана подняла лицо, встречаясь с черными глазами зверя. – Такая хрупкая, а такая смелая – в его гласе проскользнула улыбка. – Ты смогла вырвать дочку из лап Мары в первый раз, когда сбежала из волчьей стаи. Но тебе не под силу уберечь Арысю в родном доме.       Велес подошел к урусске ближе. От него пахло не шерстью и ельником, а всем разнотравьем, что есть на белом свете, всей свежестью ручьев и рек, сладостью меда.       Дева крепче прижала дочь к груди. Ведана без оглядки нашла маленькую ручку младенца и ужаснулась – аки лед.       - Мне нужна помощь… - по горячим ланитам потекли слезы. Арыся могла вот-вот отойти за Калинов мост и больше не вернуться.       - Когда рождается дитя, мать кладет в зыбку кувадку, чтоб сбить нечисть с толку – медведь наклонил косматую морду к младенцу. Ведана легко открыла лицо Арыси навстречу теплому медвежьему носу. – Так и я сотку для твоей дочки вторую душу. Будет она звериной, тайной, но станет надежной опорой для твоей дочки. Мара заберет к себе душу звериную, а при Арысе останется человечья – Велес гулко дыхнул на младенца, и Арыся в тот же миг порозовела, расцвела и закричала так звонко, словно птичка. – Но будет связана душа зверя и человека. Да будут они делить время пополам. Покуда девочка по земле под солнцем ходит – она человек, а как отойдет ко сну, так душа вторая по миру Нави пойдет. И будет она знать про других то, что простому глазу неведомо. До тех пор, покуда в снах себя не увидит. Тогда худо будет. А до тех пор, будет твоя дочка двоедушницей.       Ведана от счастья разрыдалась. Не переставая, гладила дитя по светлым локонам, целовала теплые пальчики, смотрела в серые глаза.       - Дедушка Велес, как тебя благодарить мне? Какие дары нести? Какие капища строить?       - Не нужны мне ни дары, ни капища – он грустно вздохнул и поднял глаза на небо, где кружило воронье. – Грядут перемены. Сварожий круг изменит свой ход, и уйдут в дремучие века мои Братья и Сестры. Все меньше остается на белом свете людей, кто бы вспомнил о нас – зверь обернулся на Ведану. – Служить тебе у меня от лета до лета. Отнеси дочку к отцу, а сама в лес возвращайся.       Зверь развернулся, исчезая в дремучей чаще. Из-за туч выглянуло солнце, и разыгралось пение птиц. Могучая тень Велеса степенно исчезала в лесу. Как и небесный гул его сильного гласа.       - Я долго ждал тебя…

***

      Прошел урочный год, когда Ведана жила в одинокой избушке посреди леса. Она не смела выходить к людям, брать от них еду, говорить с ними. Ещё строже ей запрещалось видеться с дочерью. Что было на службе у Велеса – дева так никому и не поведала. А вышла она из лесу словно сама не своя. Угас огонь в её прекрасных очах, стала короче русая коса и грубее руки. И только Велесова печать висела на её груди, словно ярлык раба. Принесла Ведана в мир мудрость небывалую о хвори и том, как от неё излечиться. Стала помогать и старым, и младым в неравной борьбе с Марой. И за то снискала средь народа славу да благодарность.       Покуда Арыся росла без матери, за ней ходил Есений. Старик, вспомнив далекую юность, окружил внучку теплом и любовью. Шел на страду с другими мужиками, чтоб по осени получить свою долю зерна; купил корову, чтоб всегда в доме было молоко, но спустя месяц кто-то задрал скотину в хлеву. Ежели Арыся плакали и не хотела спать, то брал девочку на руки и ходил вокруг избы, меж яблонь, да пел ей услады, какие мог вспомнить. Ближе к концу весны сплел малютке лапотки, чтоб ходить училась. А когда Ведана из лесу возвратилась, то зачах быстро старик от груза прожитых лет. И как бы дочь не силилась вытащить его на свет Яви, он отошел к отцам с первым снегом.

***

      Черный тучи заслонили небосвод. Луч солнца в последний раз коснулся золотящихся на полях нив и скрылся за темной стеной проливного дождя. Первые капли резво ударили под косым ветром по бревенчатой стене избы. Сквозь завесу сумрака пробежала резвая молния, разрезая тишину от неба до земли. Она с оглушительным грохотом разбилась о земную твердь. Нынче Перун веселится пуще прежнего – видимо князь преподнес ему хорошего быка.       Марыся подобралась поближе к окну, тихонько приоткрывая ставни. Небесный огонь пронесся меж веток яблонь и спугнул любопытную девочку. Она коротко ойкнула, отвернулась от окна, но закрывать не спешила.       - Вот, любопытный нос – улыбнулась Ведана. Женщина закрыла ставни и взяла дочку на руки. – Пора спать, солнышко.       - Но я не хочуу… - девочка сладко зевнула, потирая усталые глаза.       - Хочешь, хочешь – урусска села на скамью. – Закрывай глазки.       - Спой, матушка - Ой, баю, баю Ни ложися на краю. Придет серенькой волчок И укуся за бочок, И потощат во лесок – Ведана начала мерно покачиваться и мягко похлопывать дитя по спинке. Марыся прикрыла глазки, вслушиваясь в знакомые слова. - Потерял мужик семью. Шарял, шарял, ни нашел. И заплакал, и пошел – за окном сверкнула молния, а над избой загрохотал гром. - Ой, вороны, воронки Зляталися вуленки Как на нашу башенку Поклявали саженку. Ой, баюшки, баюшки. Зляталися галушки – Арыся на руках Веданы тихо засопела. Половицы рядом скрипнули, выдавая гостя. Молния и гром, а потом и дождевая дробь вторила мягким шагам. - А вы деточки мои, Вы послушайте мои. Я баукать буду, Приговаривать буду. Закрывайте глазоньки, Расскажу вам сказоньки – ставни открылись. В отсвете Перунова огня сверкнули златые рысьи глаза и мелькнули пушистые уши-кисточки. Невидимый для человеческого глаза зверь шмыгнул под сень яблонь. Ведана уложила дочь на скамью и укрыла её теплым платком. Она мягко поцеловала Марысю в лоб, а потом подошла к окну. Там, средь темноты бури, горели огромные рысьи глаза. Зверь сидел на заборе и оглядывал селенье, а затем вскочил да побежал к кромке дремучего леса. Туда, где начинаются Навьи тропы. - Ой вы деточки мои, Сторонитясь темноты. За околицей волчок, Он укуся за бочок, И потощат во лесок. Ой, баю, баю, баю.*********       Ведана прикрыла скрипучие ставни, туша последнюю в избе лучину.