Арысь-поле

Твой путь — Осенний ветер, Степной орел Расправляет крылья, Твой путь Тугою плетью Заметает каждый шаг пылью.*

      Прохладное утро покрыло землю туманами. Хвар ещё не успел взойти на небосвод и подарить людям нестерпимую жару. Потому стая старалась успеть сделать всю работу до полудня, чтобы, когда лучи начнут испепелять землю, волки могли бы спрятаться под сенью шатров. Вода ещё не вернулась в ручьи, но того, что караван привез несколько седмиц назад с лихвой хватило бы до скорых дождей.       Арыся торопливо шла к стаду коров. Совсем скоро пастухи погонят животину на выпас, и деве надо бы успеть набрать в крынки молока на утреннюю и обеднею. Волки боялись разжигать в полдень костры — как бы не устроить пожар, покуда вокруг иссушенная трава. Огонь быстрее всадника, а его языки острее клинка. Не даром же печенеги именно зажженными стрелами осаждали урусские городища.       Средь пестрого стада дева без труда нашла свою любимицу. Молодая коровка не боялась чужачку, и спокойно стояла, пока Арыся наполняла пустые кувшины молоком.       — Доброго утра, красавица — улыбнулась животинке урусска. Дева сняла с головы тонкий плат, которым урывалась от солнца, и накинула его на спину корове. Та довольно замычала, переступила копытами по сухой земле, двигая ближе к Арысе свой круглый бок.       Матушка никогда не держала скотину, разве что петуха да кур с цыплятами. Но и тех пришлось зарезать, когда в селенье наступил страшный голод. Обычно в их доме яйца и молоко приносили благодарные за труд знахарки люди. Было такое, что Арыся ходила за соседской скотиной седмицу, а взамен они с Веданой могли получить немного зерна аль пару голов репы. Хозяйки со дворов побогаче доверяли деве своих малых деток. Арыся нянчила ещё младенцев, а за старшими ребятами смотрели их матери.       Дева выпрямилась, отставляя в сторону полную крынку молока. Интересно, где бы она была сейчас, если осталась в деревне? Наверное, так же ходила за чужим скотом и пела колыбельные соседским деткам. Арысю бы продолжали сторониться, бросая косые взгляды. «Безродной» она там была. А здесь?       Впервые урусска призналась себе, что не так уж и плохо, если она останется в стае. Волки к ней привыкли, некоторые даже приняли, и после того похода к воде, более не косились как на чужую. Да и сами скифы теперь не пугали Арысю. Она смотрела и дивилась как степной народ, прозванный в её селенье душегубами да убийцами, живет по неведомым, но честным законам. «Звери», а ведут себя как люди. Делят радость и горе на всех. Каждый друг другу семья, если и не по крови, то по общему делу. В думах Арыси всплывала картина похорон Хора. Вся стая собралась в круг — мужчины копали яму для погребения вещей покойного, а женщины плакали, тоскуя об ушедшем воине. Все были тронуты горем. Мать Хора, мудрая Кама, не ощущала себя брошенной в этот омут тоски по почившему младшему сыну. С ней была её семья — стая. В яму, что выкопали у подножия холма, волки положили все вещи, которые остались от Хора — его пояс, меч, соколиные перья, старые поводья, седло и кисет. А заместо тела покойного Кама положила темную расшитую белыми нитями детскую рубаху. Наверное, Хор ходил в ней до начала своего обучения военному ремеслу. Яму с вещами закопали. И ни домовины, ни камня. Только небольшой земляной холмик, который к следующей весне сравняется, зарастая полынь-травою. В ту ночь не гасли костры, а волки провожали воина в его последний путь до утра песнями и пиром. Только с первыми лучами солнца стая разошлась, хотя многие мужи остались у дотлевающих костров, толкуя о былом.       Арыся поднялась с земли, беря на руки полные крынки молока. Дева обвязала их платком, чтобы те не выпали, и пошла к шатру. А как же её «семья»? Неужто дева смирилась с унижением и горем, что испытала от них? После возвращения из долго похода к воде, урусска не получила ни одного упрека или удара. Её не грозились выгнать из шатра ночью за любой проступок. Все будто забыли о склоках.       — Не перетрудись, братец, а то после тебя ещё убираться надо — улыбнулась мальчишке Арыся. Волчонку наказали подмести порог шатра от прилетевших с ветром веток и сухой травы. Но для Атея это стало очередной игрой, и он, размахивая худеньким веником как мечом, лишь поднимал столбы пыли вокруг себя, но никак не сметал сор.       — Не волнуйся, сестрица. Я уже почти закончил. — волчонок поставил у стены веник и оглядел порог. Кажется, после него тут стало ещё больше травы и песка.       — Раз так, то пошли внутрь. Пора бы уже на утреннею. — Арыся открыла полог шатра, пропуская Атея вперед. Внутри горел маленький костерок, который вскоре придется потушить, иначе, не ровен час, в самую жару их дом загорится. Арга пекла пресные лепешки, а Опойя переплетала свои тугие косы.       Арыся поставила одну крынку с молоком в маленькую ямку в дальнем углу, где всегда было прохладно, даже в палящий суховей. Сама же урусска села у огня. Дева открыла стоящий рядом сундук и достала пару красных глиняных кумочек**, разливая в них молоко.       Арга положила последнюю лепешку на блюдо да затушила огонь. Опойя подсела поближе к матери, беря для себя и неё кумочки. Атей уселся рядом с Арысей, в который раз пытаясь показать матери и сестре, что принимает урусску в их семью. Мальчишке всегда было обидно, что с девой никто не садился за трапезу.       За утренней воцарилась привычная тишина.       — Мам — решил нарушить тишину Атей. Волчица подняла усталый взгляд на сына. — Отпустишь сегодня на конях поездить?       — Кто с вами будет? — тихо молвила Арга.       — Отец Гияра. Он обещал, что научит нас вести коней. — мальчишка сделал самый покорный вид, стараясь уговорить мать.       — Возьми её с собой. — женщина кивнула на падчерицу, которая собирала пустые кумочки.       — Я хочу, чтобы со мной пошла Опойя.       — Мне за домом надобно следить, а не ходить за тобой на… — начала возмущенная Опойя, но мать осторожно положила ей на ладонь свою руку.        -Иди.       Мальчишка радостно достал из сундука свои старенькие поводья, которые достались ему от отца, и выбежал наружу. Опойя наспех накинула на голову платок, спеша вслед за братом.       И снова в шатре опустилась тишина. Арыся угрюмо жевала пресную лепешку, чувствуя, как еда встает комом поперек горла.       — А ты. — от резкого тона мачехи дева замерла. — Поможешь мне сегодня сундуки перебрать. Скоро твой отец должен воротиться, а скоро время перехода.       Урусска быстро закивала, доедая последний кусок пресного теста. В думах она радовалась тому, что на день будет какое-то дело. А зачем все это нужно и что за «время перехода», Арыся решила на вечерней узнать у брата, либо как-нибудь расспросить об этом Куницу.       После утренней Арга с девочкой уселись у кованных сундуков. Волчица принесла мешок из-под зерна, куда наказала скидывать непригодное рванье и всякий сор. Арыся, отфыркиваясь от пыли, подняла тяжелую крышку первого ларца. Внутри оказался ворох детской одежды, которую изрядно поел жук и прочая погань. Тут же, на дне, дева нашла порванные башмачки. Урусска достала и расправила меленький алый сарафан. По его краям струились красивые златые узоры цветов и лепестков, а рукава были чуть потерты. Башмачки оказались кожаными и добрыми, ежели их подлатать, то век сноса не будет. А вот рубаха, что, казалось, окрасилась под цвет речного песка, была изъедена до ниточки, да ещё на груди, ближе к вороту, окрашена будто кровью. Дева взяла её и уже собиралась выкинуть в мешок, как подоспела мачеха.       — Не смей выкидывать — прошипела волчица, впиваясь деве в руку. Она так сжала запястье падчерицы, что от боли Арыся выронила все себе под ноги. — Верни туда, откуда взяла. И впредь проси разрешения, ежели захочешь что выкинуть.       — Как скажешь — урусска собрала одежду и вернула в сундук. Она закрыла крышку ларца да перешла разбирать следующий короб. Но как бы дева не пыталась занять себя работой, к ней приходили думы о порванной рубахе. Чья она? Не похоже, что в ней ходил Атей, ведь узоры на подоле были женские. Может Опойя? Арыся вздрогнула, думая о том, что случилось с маленькой волчицей, раз на вороте до сих пор виднеется сукровица***.       Дальше Арыся старалась не рассматривать чужие вещи и не вдумываться в их историю. Ежели что хотела выкинуть, то шла в другой край шатра, ища у волчицы одобрения. Последний ларец был совсем маленький, будто выкован под ребенка. Он из хорошего дуба, окован железом по краям. Крышка отошла легко, но со звонким скрипом старых петель. В тени, что падала на дно сундучка можно и не заметить тряпичную куколку. Она была похожа на ту кувадку****, которую деве подарила Ведана, только эта сшита иглой и нитями. Платье куклы было сделано из шерстяного отреза, а волосы — из растрепанной соломы. Заместо глаз у тряпичной красавицы нарисованы угольные точки, а в руку, где ладонь, вшита иссохшая веточка.       Арыся подняла куклу со дна сундука, осторожно прикасаясь к её голове, платью, рукам. Увлеченная игрушкой, она не заметила, как сзади закрылась крышка сундука, и стали ближе раздаваться шаги.       — Куда ты полезла своими погаными руками?! — взревела волчица, разворачивая к себе лицом деву. Урусска сдавленно зашипела, ощутив, как персты Арги вцепились в её плечо. — Кто тебе разрешил это трогать?!       — Ты велела мне разбирать сундуки, но ничего не сказала про этот. Откуда мне было знать, что сюда заглядывать нельзя? — огрызнулась Арыся, вставая на ноги. Она не выпускала из рук куклу, а потом и вовсе невольно прижала её к себе.       — Тебе хоть ведомо, что это такое? — не унималась волчица. Её лицо побагровело от злости, а в черных глазах вспыхнули искры. Арга ударила падчерицу по рукам, мягко подхватывая выпавшую куклу. — Совсем совесть потеряла! Тур уверял меня, что из тебя выйдет хорошая волчица. Но ты даже не знаешь об уважении к вещам покойника!       Крик мачехи застыл в ушах остолбеневшей Арыси. Дева стояла и не могла вымолвить слова поперек. Урусска громко вздохнула, смотря на куклу в руках волчцы. Она вспомнила про девичью рубаху в сукровице***, и пред глазами как наяву появился образ маленькой девочки, что так похожа на свою маму-волчицу.       — Мне жаль… — дева потянулась к руке Арги, видя, как на глаза женщины легла пелена слез.       — На что мне твоя жалость, если мою дочь уже не вернуть. Это все из-за тебя и твоей нерадивой матери… — хрипло зашипела женщина, роняя две крупные слезы. — Не люби Тур эту женщину больше своих детей, то приехал бы ко времени…       Лицо волчицы вмиг исказилось как в тот день, когда она впервые увидела Арысю в своем шатре. Из темноты глаз сочилась ненависть и боль. Она презирала падчерицу с того самого времени, как узнала, что у Веданы есть ребенок от Тура. Для Арги маленькая урусска была словно заноза в руке — вроде хлипкая, а боли достаточно. И волчица даже смирилась с тем, что живет на свете такой вот ребенок, но судьба решила свести их в одном шатре. Тогда-то женщина ощутила, как вся та ненависть и боль скопилась в одну большую силу.       Арга занесла руку, готовясь со всего размаху ударить падчерицу. И пусть эта девка упадет замертво, пусть кровь окропит её пшеничную косу, пусть лицо побледнеет, пусть удар выбьет из неё весь дух. Женщина больше не смела терпеть ту раздирающую на части злость.       Арыся ступила назад, натыкаясь на сундук, и приготовилась принять удар. Но волчица замерла. Они стояли так, кажется, вечность. И никто из них не смел сделать первый шаг. Только глубокое дыхание прерывало звенящую тишину. Арга зашипела от безысходности.       — Уходи. — она оттолкнула падчерицу в сторону. Арыся неловко переступила к выходу из шатра.       — Арга… — дева попыталась подойти к мачехе.       — Уходи! И чтобы до вечера я тебя здесь не видела! — отрезала женщина. Урусске ничего не осталось, кроме как выйти наружу, услышав напоследок горький стон, что переходил в тихий вой.

***

      Глухая тишина, словно натянутая тетива, растянулась между волками. Они шли медленно, огибая друг друга по кругу. Глаза в глаза — весь мир пропадает в этом золоте. Куница крепче сжимает рукоять родного клинка и заводит вторую руку вперед, чтобы оттолкнуть врага ежели тот сделает первый выпад. Но Корсак терпит и ждет — ему интересно узнать, насколько крепка воля его сына. Ведь если волчонок понадеется на свою ловкость в неравном бою, то может погибнуть. Лучше уж научить его сейчас — как измотать и утомить врага, покуда горький опыт не преподаст этот урок.       Куница же решил обратное. Он дождался, когда солнце будет из-за его спины слепить в глаза отцу, и напал первым. Но старый волк не лыком шит, и ловко обвел волчонка вокруг носа. Корсаку стоило переступить да зайти за спину сыну, чтобы Куница растерялся, совершая неудачный выпад в сторону. Теперь солнце было на стороне волка. Волчонок быстро смекнул, что отец, крутясь вокруг да около, будет отвлекать его. Куница замер, не отрывая взгляда от волка и дожидаясь, когда Корсак подойдет достаточно близко. Нога старого волка ступила вперед, волчонок поставил подножку, заводя свободную руку под локоть отца. Куница резко повернулся к вожаку спиной, и хотел было выбить у него нож да повалить на землю, но Корсак каким-то неведомым образом перекинул клинок в другую руку, и теперь под ребра волчонку уткнулся холодный металл.       — Поверил в свои силы — смерть. — молвил волк, отпуская сына. Куница фыркнул и отошел в сторону.       — Да кто ж ещё так может, окромя тебя? — он стряхнул с отросших волос степную пыль, поворачиваясь к отцу. Пара прядей выбилось из хвоста и теперь лезли в лицо.       — В нашей стае много хороших воинов. Многие будут неравными тебе врагами. — покачал головой Корсак. — Я боюсь, бросят вызов старые войны, мои бывшие соратники.       — И что ж на них управы нету? — волчонок сел на край склона, бросая взор на широкую степь.       — Почему же нет? Есть. — волк сел рядом, смотря на сына. — Ты должен быть готов, что не каждый враг окажется честен в бою.       — Я все понимаю, отец. И я готов стать сильным вожаком. — Куница повернулся к отцу. — Да только ты почему-то не торопишься признавать меня волком. Дай мне бой на осень и пусть Анагаст проведет обряд. Я стану на ровне со всеми врагами, и тогда они не осмелятся мне перечить.       — Мало ты понимаешь, Куница. — тепло улыбнулся старый волк. — Покуда ты волчонок, они не смеют убить тебя в поединке.       — И что же? Мне до седин в волчках ходить? — фыркнул он.       — Анагаст может и без дозволения вожака провести обряд да сделать тебя волком. Тебе же нужно только сказать ему, что ты нашел себе волчицу и готов принести жертву Аресу, равную человеческой жизни. Тогда шаман признает тебя волком.       — Ты поэтому выбрал мне невесту раньше срока? — вожак услышал в голосе сына упрек.       — Ежели я умру до того, как ты станешь волком, она даст тебе право просить у шамана об испытании. — глухо молвил Корсак.       — А вдруг я откажусь от неё?       — Чем тебе не мила Опойя? Она волчица статная, красивая, хозяйственная, да и отец у неё не абы кто, а купец. Тем паче, что Тур поддержит тебя в любом деле. — волк увидел, как сын поморщился, стоило напомнить ему о невесте.       — А ещё она сварлива да нравом крута, словно дикая кобыла. — тихо рассмеялся волчонок. — Такие девы раньше недругов в могилу сведут.       — Да тебе, как вижу, не угодишь. — добро усмехнулся Корсак. Но тут же улыбка сошла с лица вожака, и он снова стал тем самым старым волком, на чьи плечи легли заботы о сате. — Скоро осень. Пора совершить переход на другое место. Вот как Тур вернется из града, так поведем волков в другие края. И в этот раз ты выберешь место, где жить.       Куница, что до этого лишь в пол уха слушал отца, витая в своих думах, замер. Он перевел удивленный взгляд на волка, не веря в сказанное. Уж ладно приглядеть за стаей, но искать новый дом — это уже работа не из простых. Настоящий вожак должен с первого раза понять, где волкам стоит прожить до следующий осени. Но в тот же миг волчонок был несказанно рад тому, что Корсак доверяет сыну.       — Я не подведу тебя, отец — молвил Куница, вставая с земли.

***

      — Бегите в дом, не то промокнете. — молвил Тур детям. Волк уже отвел своих лошадей в загон, покрыл зверей попоной, насыпал овса и налил воды, забрал из повозки ларец с гостинцами.       — Смотри тоже поспешай! — крикнула купцу Арыся, уводя брата к шатрам. Первые капли уже начали моросить по пыльной земле. Дева сняла с головы свой плат и укрыла их с Атеем. Дети побежали домой.       Тур замедлил шаг. В его душе до сих пор бушевало смятение о том проклятом булгарском ноже. Он нес его в ларце и должен будет отдать дочери по велению какого-то мужика. Волк не знал, но чуял, что нечисто здесь. Ох, нечисто. Столько дней тягостные думы одолевали его, но старик так и не решил ни выбросить кинжал, ни отдать его Арысе. И сейчас, чем ближе порог родного шатра, тем труднее и труднее становилось решение.       — Чего ты там мешкаешь? Заходи, не то вымокнешь до нитки. — окликнула мужа с порога Арга. Она держала полог открытым, и Тур увидел, как все его дети уже уселись около костра да ждут родителя с подарками.       Волк подошел к волчице, мимолетно касаясь её губ. Она потянулась ближе, желая ещё, но мужчина отошел от неё и переступил порог.       — Принес я вам подарочки, принес гостинцы заморские. — мужчина сел напротив костра, осматривая детей. Арыся держала на коленях брата, и часто отвлекалась на него, прося не сильно ерзать по её ногам. Мальчишка сгорал от нетерпения да глядел во все очи на заветный ларец с подарками. И только Опойя была будто не здесь, не с ними. Дева, не смея поднять взгляд на родителя, смотрела в пол.       — Сперва хозяюшке и кормилице. — Тур открыл ларец и достал на свет красивые железные серьги. Они напоминали круглые плоды яблок, в которых искусный кузнец свил руду в лепестки да завитки. — Торговец сказал, что век им сносу не будет.       Арга молча приняла дар от мужа, склонив голову в благодарности. Женщина отложила серьги в сторону, а сама подвинулась ближе к своей дочери. Она мягко сжала поледеневшую руку Опойи.       — Тебе, Атей, этой осенью надобно будет начать готовиться стать волком. Кинжал у тебя есть, а вот добрых поводьев для коня как-то не находилось. — в руках волка уже лежали красивые степные поводья. В их стае непривычным было оторачивать их ковкой, а вот печенеги такое любили. Кольца удил были не простые, а в виде звериных лап. По всей длине кожаного ремня умелец приделал железные звезды.       — Благодарствую, отец — волчонок с нескрываемым восхищением принял дар отца. — С ними я стану лучшим наездником в стае. — теперь он был поглощен изучением каждого вершка***** кожаной упряжи.       — А вам, дочери мои, пояса заморские. — Тур отдал уборы волчицам.       — Благодарствую, отец. — в один голос молвили сестрицы.       — Арыся. — позвал дочку Тур. Урусска подняла на него удивленный взгляд, и отцовское сердце отдалось тупой ноющей болью, будто старая незажившая рана. Волк опустил руку в ларец и наощупь нашел холодное навершие кинжала. — Как жизнь шла без меня? Что поведаешь?       Не смог старик исполнить просьбу Вышата. Не под силу ему отдать своей кровинушке неведомо что. Тур отпустил нож и закрыл ларец, отставляя его в сторону.

***

      Рассвет золотился за пологими хребтами. Густой ледяной туман покрывал долину молочной рекой. Осень степенно, уверенными шагами отмечала межу****** средь пыльным зноем и дождливой порой.       Волки выносили из шатров сундуки, кадки, бочки, мешки и лукошки. Все полные — везде добро. С опустевших шатров снимали ткани, разбирали жерди и подпирающие основание дома камни. Все эти части вместе с пожитками скифы несли в повозки аль клали в сани, перевязывая все добро тугими веревками. Селенье пустело.       Арыся отнесла последнее лукошко в повозку и проверила все ли узлы держат тяжелый груз. Тур о чем-то говорил с вожаком, помогая остальным волкам разбирать и таскать жерди от шатров к саням. Опойя с братом и матерью ушли к ручью, чтобы с остальными волчицами набрать побольше воды в этот длинный поход. Потому дева решила подойти к месту, где некогда стоял их дом. Теперь от него остался лишь бледный круг посередь притоптанной травы, в центре которого виднелась горелая почва. Арыся вздохнула, оглядев холмы вокруг. Здесь прошла та часть её жизни, которую она, наверное, не забудет никогда. Средь этих хребтов урусска нашла свой угол в семье, где её до конца так и не приняли. Она увидела новый, чудной мир волков, где есть другой Бог и другой Закон. Арыся нашла себе друга в лице Куницы. Может друзьями стоит называть людей, что помогли тебе делом в трудную минуту. Но волчонок, сам того не ведая, вытянул горюющую по матушке девочку из трясины темных дум. Своими словами и деяниями он дал Арысе понять, что не все волки злодеи да душегубы. И среди зверей есть люди.       Пока дева возвращалась к повозке, её терзали сомнения. Арыся понимала, что даже если они перейдут на другое место, поставят там дом, вся злоба в их семье никуда не денется. Она придет в душах волчиц и согласия не спросит. Тут не помогут ни заговоры, ни обереги. Нужно искать корень сего зла. И похоже этот плод раздора вырос на том древе, чьи корни уходят глубоко в поток времени. Туда, где нет ещё Арыси, а Ведана впервые увидела Тура. Если Арыся поймет, чем же матушка отвернула от себя волков, то, может, не совершит тех же ошибок и научится жить в мире с отчасти родным народом.       Тем временем Куница проверил все ли упряжки крепки, и всё ли добро волки сложили в сани да телеги. Корсак не помогал сыну, лишь наблюдая со стороны как тот справляется с работой в одиночку. Волчонок делал все правильно, подобно настоящему вожаку — если нужно, выслушивал жалобы на нехватку места в повозке, на стертые поводья, на скрипящее колесо. Куница помогал стае собраться в дорогу, и в то же время успеть выйти до полудня.       И когда Хвар уже взошел на середину небосвода, их прошлый дом скрылся у горизонта. Арыся в последний раз взглянула назад, в думах благодаря за все эту уже родную землю.       Урусска сидела рядом с отцом на козлах. Вся остальная семья спрятались от солнца в одной из двух кибиток, где сидели обычно женщины, дети, старики да хворые. Тур погонял лошадей, стараясь держаться на ровне с остальными санями.       — Отец… — позвала его дева. Волк кивнул. — Поведай мне о матушке. Как вас свела судьба? Как мама жила средь стаи?       Купец долго молчал, но потом все же ответил…       — Было это давно. Помню, в те года настал сильный голод в стае, и поехал я в Белую Вежу, что стоит поныне за несколько верст от той деревни, где ты с матерью жила…