Пусть ночь. Домчимся. Озарим кострами Степную даль. В степном дыму блеснет святое знамя И ханской сабли сталь…*
— Ну, рассказывай, что видели? — полог шатра распахнулся, пропуская волков к теплу домашнего костра. Арга легким движением поправила расшитую скатерть, на которой стояли скудные яства да заморское вино в глиняном сосуде. Волчица учтиво поклонилась пришедшим в шатер гостям и поспешила уйти, но у порога её перехватил под руку муж. — Как дочери придут, пусть Арыся ко мне подойдет — молвил Тур. Арга смолчала, покинув полог шатра. — Леса, поля, степи. Что ж ещё нам видеть? — ответил Корсак, садясь у огня. — Мы нынче в городища не захаживаем. — Зато уруссы не боятся в наши леса соваться. — прорычал Яр. — Это дело обычное. — пожал плечами купец, разливая для гостей вино по чаркам. — Летом степь густая, а по осени может и поле появиться. Уруссы быстро множатся, их города растут, а люди не боятся идти в глухие места. — Значит глупы они ещё как щенята. — ответил Яр, разрезая ножом ломоть хлеба. — В глухих местах и сгинут. — Тур, ты говорил, что с востока на селенья бегут степняки. — после долгого молчания подал голос Корсак. Купец кивнул. — Похоже, война гонит уруссов ближе к нашим степям. Я боюсь, что годы пройдут, и на просторах от людских городищ, яблоку некуда будет упасть. — Ты скорее боишься войны, чем уруссов. — ответил Тур. Он знал вожака не одну зиму, и знал, как тот боится очередной резни, что уже однажды заставила скифов бежать дальше от моря, в глубь этих земель. Её отголоски до сих пор читаются в потомках некогда великого народа. — И хочу к князю Тмутараканскому идти. — вожак отпил вина и поморщился. Оно оказалось таким кислым, что в пору вылить. — Уруссы мне нужны как союзники, а не враги. Тем паче, что враг у нас один — ханские собаки. — Их князь стар да умом уже слаб. — сплюнул Яр. — Я слышал, что за него давно сыновья правят. — Яр прав. — тяжело было Туру признавать это. — В Тмутаракани сейчас неспокойно. Все ждут смерти князя. Особенно наследники. — Обождем пару зим, покуда старик не помрет. — вожак призадумался. — А ежели не помрет? — усмехнулся Яр. — Пойдем. Все равно пойдем. — ответил вожак. — Хотя бы продадим свои клинки, чтоб детей и жен за крепкие стены городищ спрятать. — Я с рассветом в стольный град еду. Ежели что узнаю, то к осени привезу тебе вести. — кивнул Тур. — Хотите за урусскими стенами спрятаться?! — вдруг взревел Яр. — Тогда мы будем не волками, а дворовыми собаками! А уруссы на потеху нашим детям голую кость кинут! — Довольно! — осек его вожак. — Покуда Арес мои деяния одобряет, все будет по-моему. А я сказал, что нам среди уруссов враги не нужны. — Будь по-твоему, Корсак — Яр встал с места, откланялся и покинул шатер.***
Степь шумела многоголосьем порывов ветра, шелеста трав, трелей птиц и криками зверей. Пестрый ковер цветов раскинулся от края до края, и уходил далеко за горизонт. От него пахло сладостью клевера, горечью полыни и свежей, молодой солодкой. Волчицы шли по этому ковру и рвали свежие побеги да зеленые листья. Конец весны нынче принес хороший урожай целебных трав, которые послужат лекарством для волков до следующей весны. Женщины быстро шли по степной гряде, общипывая цветы, и переговаривались между собой. Иногда они останавливались, смеясь на чем-то своим, перекрикивались аль перешептывались, косясь на дочку Тура. Арыся шла позади всех, подбирая те травы, на которые волчицы даже не взглянут. Но дева знала, что матушка вот из этих желтых цветов делала настойки, а из корня этого куста получается хорошая мазь. Волчицы сначала посмеивались над урусской, а потом и вовсе перестали замечать её. А Арысе этого и надо было — чтоб больше не встречать в свою сторону косых взглядов да обидных слов. Они-то думают, что дева их языка не понимает, но некоторые слова ей знакомы. Особенно «дура» и «сумесок». Женщины скрылись за высокой грядой, и Арыся сначала испугалась, что может потеряться без них в степи, но тут взгляд девы уловил кого-то сбоку. Арыся дернулась в сторону, хватая из лукошка нож. — Ты что, сестрица? — удивилась Опойя, делая шаг вперед. Арыся не нашла ответа. Она видела как сестра шла впереди и скрылась с другими волчицами за грядой. Дева крепче сжала нож в руке. — Ты чего боишься? — Опойя сощурила глаза, лукаво улыбаясь. — Кто тебя так напугал? Дева замотала головой, не в силах что-то молвить. Нет, она не боялась её. Арысю не отпускал страх того, что у сестры в руках вместо лукошка был мешок. — У неё нож! — крикнула Опойя кому-то позади девы. Арыся развернулась, но сзади никого не было. Волчица подбежала к «сестре» и накинула той на голову мешок. Арыся дернулась, присела и попыталась выскользнуть из мешка, но Опойя сдавила руки на её шее. Страх с головой накрыл урусску. Он был все тем же — холодным и колющим — как и в тот день, когда дева предстала перед ликом Ареса. Арыся в страхе полоснула ножом по воздуху. Опойя же успела ударить её по руке, и оружие с глухим ударом отлетело куда-то вниз по склону. Дева завертелась из стороны в сторону, но «сестра» крепко схватила её поперек пояса. Тогда Арыся начала кричать, и тут же получила по голове кулаком. Из глаз посыпались огоньки да искры. — Ну что?! Будешь чужих женихов уводить, а?! — услышала Арыся голос Опойи над ухом. Волчица сильнее сжала веревку мешка на горле сестры, когда не дождалась от неё ответа. Арыся начала хрипеть, — От…о…отпу…отпустиии… — Будь по-твоему — елейным голоском пропела волчица. Хватка на шее ослабла, и Арыся грузным камнем упала на землю. Дышать было тяжело, а из-за мешка тем паче. Но рано радовалась дева. От удара под дых** Арысю скрутило как ежа в клубок. Отдышавшись, она стянула с головы мешок. Но глаза будто подводили Арысю — все плыло аки жаркое марево. И лишь голос «сестры» где-то рядом. — Что ему от тебя нужно? — А мне почем знать… — огрызнулась Арыся. — Ах так! — вскрикнула Опойя. — Сейчас ты у меня заговоришь. — она развернулась, ища взглядом отлетевший в сторону нож. Арыся, не теряя времени даром, ударила «сестру» по ноге. Опойя пошатнулась и упала рядом с урусской. Арыся переползла поближе и села на волчицу сверху. Та зашипела, вцепилась в девичью косу, потянув волосы назад. Урусска стерпела боль и схватила Опойю за руки. Волчица подняла одну ногу и ударила коленом по спине, а Арыся в ответ полоснула ногтями по щеке. Девы шипели и извивались аки змеи в клубке. — Да как ты смеешь! Отец выгонит тебя! — верещала Опойя. — Мать накажет тебя плетью! — от обиды она размахнулась и со всей силы ударила «сестру» по лицу. Арыся услышала лишь хруст, а потом она упала на землю. Теплая и вязка кровь потекла из носа по губам и подбородку, окропляя траву густыми пятнами. Опойя схватила Арысю за плечи и развернула на себя. Волчица уже замахнулась для очередного тумака, но застыла аки статуя. Алая кровь и её солоноватый запах будто отрезвляли пьяную от гнева Опойю. Она хотела отпустить «сестру», но в думах всплыл тот самый вечер, когда она увидела Куницу с этой дурой. Нет, сын вожака её! По праву! По договору! Он её! — Сволочь! — волчица замахнулась, но тут кто-то поднял её за шиворот, оттаскивая как нашкодившего котенка. — Что здесь происходит?! — взревела Кама, старшая из всех волчиц стаи. Она строго посмотрела на дочерей Тура, и, не дождавшись ответа ни от одной из них, молвила. — Будете перед отцом ответ держать! Кама встряхнула оцепеневшую Опойю. Та стеклянным взглядом взирала на соперницу, жалея о том, что не успела ударить. Арыся же молча встала с земли. Голова была будто чугунная, а перед взором снова поплыло марево. Дева пошатнулась, упираясь руками в колени. Кровь продолжала литься по лицу, от чего легкие жгло огнем. — Что стоишь?! — крикнула Кама. Волчице меньше всего хотелось помогать урусске, но, похоже, что придется. Она взяла Арысю под локоть, перехватила поудобнее руку Опойи, и повела дев в стаю.***
— Опойя все про договор да свадьбу меня расспрашивает. — молвил Тур, подливая вожаку вина. — Не передумал ещё? — Я-то нет… А вот Куница. Сын о свадьбе и слышать не хочет. Говорит, мол, мне от жены ни богатств, ни славы не надобно. Главное — чтоб верна была да любила. — усмехнулся Корсак. — Моя дочь хоть и сварлива, но женой хорошей будет. А ради Куницы — и в огонь, и в воду, и под нож пойдет. — Тур опустил взгляд на костер. Он прекрасно знал нрав дочери, но надеялся, что в новой семье она изменится. — Время покажет. — ответил Корсак. Из-за полога шатра раздались голоса. Арга кричала на кого-то так, что казалось её гомон вся стая слышит. Волки подскочили с мест и выбежали наружу. Перед разгневанной волчицей стояли дочь и падчерица. Обе подранные как дворовые кошки. У урусски так вообще по лицу была размазана кровь. А на ланитах*** Опойи маковым цветом цвели четыре огромных царапины. Девы стояли тихо и смирно, смотрели в землю, и иногда косились друг на друга. Арга замолкла при виде мужа, поднимая на руки Атея, что все время держался рядом с матерью. — Ну? Что на этот раз? — Тур окинул дочерей тяжелым взглядом. — Твоя дочь — ответила за них Арга, выделяя первое слово. — устроила драку. — Они обе мои дочери, а значит обе и виноваты. — покачал головой волк. — В шатер! Там и поговорим. Тур отступил в сторону, пропуская семью в дом. Купец проводил их взглядом, а потом повернулся к вожаку. — Неудобно как-то вышло. — Что ж поделать, Тур. Такая уж отцовская доля. — снисходительно улыбнулся вожак. — Да и мне пора честь знать. — Угомонились? — Тур зашел домой, обводя взглядом притихших волчиц. — Отец, не ругайся на сестриц. — подошел к нему волчонок. — Иди к матери, сын. Это не твое дело. — волк оттолкнул Атея к жене, а сам сел перед дочерями. — Так из-за чего все началось? Обе молчали да смотрели в пол. Опойя всхлипнула, утирая выступившие на очах слезы обиды. Волчица чувствовала, что отец будет защищать урусску, а её, родную дочь, накажет. — Будем так до луны молчать? — от его голоса по спине Арыси прошелся холодок. Дева никогда таким отца не видела. — Опойя не виновата. Это все чужачка. — подала голос Арга. — Молчать!!! — голос Тура как гром средь неба напугал всех в шатре. Девы сжались, Арга крепче обняла сына, а Атей зарылся в плечо матери. — Что, до конца жизни как кошка с собакой будете?! Не надоело уже?! — Я виновата, отец — сказала Арыся. — Не сдержалась. — А ты что молвишь? — Тур перевел взгляд на младшую дочь. — Я тоже виновата, отец. — Раз так, то постоите вечер на горохе. — вздохнул волк. — И ежели ещё раз такое случится — обе получите розгами. Не меньше десяти. А теперь идите умойтесь. Опойя отошла к своей лежанке и села лицом к стене. Волчица зажала рукавом рот, молча роняя слезы. Отец опять не на её стороне. Он снова холоден и суров как зимний ветер. Ему никогда не было дела до Опойи. А ведь она ждала его долгими днями и ночами, шила платок, ходила встречать у дороги вместе с матерью. И что ответ? Приветствие да короткий разговор за обедней. Тур привозил дочери шелка да злато, но не видел, что не нужны они Опойе. Ей нужен отец. Арыся встала с пола и вышла наружу. Прохладный ветер приятно обволакивал горячие ланиты. Дева подошла к полной кадке, взирая на расплывчатое отражение. Оно не было похоже на неё — темное и размытое, будто то марево перед глазами. В воде Арыся видела лишь свой темный контур и больше ничего. Она зачерпнула немного из кадки и отошла в сторону. Прохладная вода, окрашенная кровью, потекла по лицу и рукам, падая на землю. Арыся старательно растерла лицо. — Я ведь хотел тебя с собой на ярмарку взять. — услышала она тихий голос Тура. — Не нужна мне твоя ярмарка. — холодно ответила дева. — Ты же так хотела к уруссам. Вот я и решил. Но теперь это твое наказание. — волк покачал головой, подходя к дочери. Он хотел обнять её, успокоить. Но Арыся отшатнулась от отца. — Не нужна мне твоя ярмарка. — отрезала волчица. Её глаза вспыхнули гневом, и Тур вспомнил как она смотрела на него в избе. Точно такой же взор. Такая же стать. — Я не хочу, чтобы в моей семье был раздор. Лучше тебе помириться с сестрой да жить мирно. — А что ты сделал для этого мира в семье? — ощерилась Арыся. Она ткнула отца в грудь на слове «ты», и, развернувшись, ушла в шатер.***
Арыся распахнула глаза. Снаружи послышался свист кнута да скрип колес. Степной ветер растрепал ткани, и впустил в темноту шатра свет. В золотом рассвете Арыся увидела отца на телеге. Старый волк, сгорбившись, сидел на козлах да погонял лошадку, ведя свою повозку к горизонту.
Приветствую критику только в мягкой форме, вы можете указывать на недостатки, но повежливее.