Нынче утром разбудит песок у воды Легкий шаг темногривых серых коней; Ах, быстры те псы, у кого на груди — Полумесяц, как знак чистоты кровей.*
Запах мокрой хвои витал над землей, устилая туманной дымкой лесную подстилку. В рассветный час роща смолкла, почуяв чужаков. Они шли тихо, медленно, скрываясь средь ветвей деревьев. От них пахло кровью и железом. Чужаки несли с собой незримую опасность. Вдруг с подножия склона послышались треск и грузные шаги. Корсак поднял вверх руку. Волки разом замерли. Вожак подошел ближе к краю, глядя виз. У старой поваленной березы расхаживал огромный бурый шатун**. — Что там? — не вытерпел Яр, доставая из колчана стрелу. — Медведь — коротко бросил вожак. — Обойдем его стороной. — С чего это? — оскалился Яр. — В нем мяса много — можно накормить стаю только одной его тушей. — волк подшел к Корсаку. — Пара стрел в холку и он сдохнет как шелудивый пес. Волки замерли, ожидая ответа вожака. Они в этом лесу бродят не один день и никого, окромя косых да кабанов не встретили. Но такую добычу в стаю не привезешь, да и самим охотникам нужно что-то есть. Корсак по началу не знал почему зверье так старательно прячется глубже в лес, пока Хор не принес ему весть с разведки о том, что недалеко от мест их охоты за зиму выросло людское поселение. Волк видел группу мужиков, что бродили по опушке и искали оленьи следы. Теперь скифы не одни, кто знает об этих местах. И волки хотели сходить в селенье да запугать мужичье, чтоб в тем лес неповадно было лезть, но вожак запретил. Корсак не желал с людьми вражду начинать. Ему хотелось с урусами подружится, союз заключить, а не нападать на их беззащитные деревни. — Яр прав — подал голос Алий. — Ежели мы будем только за косыми по лесу гонятся, то стая голодной останется. — Я смотрю, храбрецы сыскались. Вам так невтерпеж сунуть руку в клыкастую пасть, что вы о своих женах и детях забыли? — вожак повернулся к волкам. — Ну, кто ещё хочет на медведя пойти? — Я пойду — вышел вперед Хор. Волк ещё молодой, да только наглость и дерзость в нем как у мальчишки. — Мы тоже. — вперед вышли еще трое. — Будь по-вашему — вздохнул Корсак. — Остальные пойдут со мной по левой стороне. Если что, подсобим. — он похлопал Яра по плечу. А старый волк ликовал. Наконец-то стая сомневается в решениях вожака и начинает прислушиваться к Яру. Ежели так дальше пойдет, то он сыщет среди волков сторонников. Там и до свержения Корсака недалеко. Лесная подстилка еле шуршала под их быстрыми шагами. Охотники спустились пониже, усевшись на небольшом уступе. Отсюда был виден медведь. Вожак обошел склон по краю, и волки затаились за рощей орешника. Так стрелы попадут ровно в зверя, если тот побежит на них. Тишина. Лишь медвежья возня у берлоги, да ветер в кронах дубов. Свист. И округа вздрогнула от звериного воя. Шатун встал на дыбы, пытаясь скинуть стрелу, что торчала в его холке. Но та лишь сильнее впилась под кожу, причиняя ему боль. Яр взял следующую стрелу, кивая другим лучникам. Следующие две вошли в медвежье плечо по самое древко. Шатун взвыл, силясь испуганным взглядам разглядеть врага. Заприметив волков на склоне, он из последних сил кинулся на них. Медведь в слепой злобе за два прыжка добрался до уступа, накидываясь прямо на Яра. — Стреляйте! — скомандовал Корсак скифам. Но их стрелы не долетали до зверя, падая у подножия склона. Волки, что были с Яром, быстро поднялись выше, заново натягивая луки. Сам же Яр успел выхватить из-за пояса клинок. Медведь снова встал на дыбы, замахиваясь лапой. Скиф кинулся в сторону, да шатун взмахом задел его по лицу. — Стерва***!!! — взревел волк и прижал руку к правому глазу. Между пальцами хлынула кровь ещё сильнее раззадоривая зверя. Град стрел посыпался сверху. Корсак с волками успел вернуться наверх обрыва и продолжить охоту на шатуна. Медведь перепугался, отошел сначала назад, потом вправо, чуть не перевалившись через уступ. Яр в один широкий шаг оказался с ним рядом, прорезая мощные складки жира на звериной шее. Кровь окропила брюхо зверя, а сам он замертво упал вниз, ломая ветви упавшей березы. Своей тушей медведь вздыбил лесную подстилку, дернулся пару раз да затих, издав глухой вздох. — Живой? — услышал Яр сверху. — Не дождешься — зашипел волк, поднимаясь к своим. Он все держал руку у лица, а кровь уже затекла в рукав. — Здорово он тебя — кивнул на рану вожак. — Покажи. Ни лице Яра красовался вывороченный по краям шрам, что пересекал весь глаз и разрезал бровь. Из ока волка сочилась кровь, заливая собой всю правую щеку до подбородка. Веки опухли и более не могли открыться. — И стоило оно того? — покачал головой вожак, отрезая от рукава рубахи лоскут. — Перевяжи, пока до коней не дойдем. На привале тебя подлатаем. Потеря глаза небольшая беда, нежели потеря доверия в стае. Уж это Яр знал наверняка. Может вожак и не видит, но старый волк приметил тех, кто поможет ему в нелегком деле, а позже им это воздастся сторицей****.***
Косая стена дождя стала непреодолимой преградой для волка. Ни увидеть, ни учуять, ни услышать он не мог. Даже следы и те растаяли в воде. И все уже казалось бесполезным — ищи, не ищи, а то, что девочка пробегала именно этой тропой тебе уж не узнать. Растаяла за завесой дождя, да поминай как завали. Куница дернул поводья, останавливая коня. Волчонок потянул носом свежей воздух, силясь учуять человеческий запах, но и его смыла буря. Правду говорил Анагаст, что сейчас искать девочку бесполезно, и только по утру будет хоть что-то, да видно. Но волчонок слушать старого шамана не пожелал, ведь до рассвета Арыся может и не дожить. Тогда какой из Куницы вожак, ежели он не смог уберечь кого-то из стаи, даже если это чужачка? Волчонку было страшно столько не за девочку, сколько за то, что скажет ему по приезду отец. Сначала Корсак с молчаливым укором взглянет на сына, потом долго будет выслушивать его раскаяние, а после с тяжелым вздохом скажет: — Ты должен не только меч в руках крепко держать, но и знать как защищать стаю. Иначе, какой из тебя вожак? Волчонок коротко вздрогнул, вспоминая голос отца. Нет, он докажет Корсаку, что достоин вести стаю. — Арысь! — окликнул деву волк, но в ответ лишь шум воды. Куница уже почти доехал до дерева Апи*****, но девочки все нет. Вон, из-за пелены дождя виднеются чернеющие ветви, а дальше заезжать скифу не стоит. — Арысь! — он потянул коня в сторону, чтобы воротиться назад, да вороной вдруг встал на дыбы, заржал и стукнул о землю копытами так, что грязь волной окатила зверю бока. — Я здесь! — послышалось со стороны дерева. — Я здесь! Куница пустился к пристанищу Апи. Скрываясь от дождя, Арыся забилась меж корней и дрожала, как осиновый лист на ветру. Вся бледная, губы синие, а шушун весь до нитки вымок. — Куда ж тебя, дуреху, в бурю понесло? — волчонок с коня слез, к деве подходя. Он взял её за руки, на ноги поднял, да Арыся назад повалилась. — Я идти не могу. Глезна болит. — ответила дева, крепче стискивая зубы. Куница коротко рыкнул. Ну что ж за горе такое? Волчонок молча Арысю на руки поднял, да чуть сам не упал. Из-за дождя шерстяной шушун стал таким тяжелым, будто мешок с зерном. И как в мокрой одежде она не задохнулась? — Отца своего не жалко? Он сейчас себе место не находит. — упрекнул деву Куница. Арыся смолчала, пока волчонок сажал её на коня. Вороной, почуяв чужака, сначала забеспокоился, но увидев рядом хозяина присмирел. — Я ж не сбежать хотела — дева взгляд от Куницы отвела. — А что тогда? Хотела бурю поглядеть? — фыркнул волчонок, садясь сзади. — Тебе есть дело? — огрызнулась она, а Куница решил смолчать.***
— Доченька! — Тур кинулся к Арысе, стоило коню остановится у шатров. Куница снял девочку из седла да передал отцу. — Ну, где нашел? — к волчонку подошел Анагаст. — У дерева Апи — бросил Куница, отстегивая уздцы от коня. — Сидела в корнях да дрожала аки заяц. — Упал больно, зато встал здорово — будто сам себе сказал шаман, поглаживая вымокшую бороду. — Как я боялся, что потеряю тебя! — Тур обнял дочь, целуя её в ледяные щеки. — Прости меня, батюшка… — дева крепче обняла отца, а у самой на душе так гадко от себя стало. Тур о ней так печется, а она, дуреха, жизнью не дорожит. — Я не хотела убегать, правда. — Но все ведь хорошо, и ты воротилась — Тур посмотрел дочери в глаза. — Пойдем, тебе к огню надо. — Я не могу идти, батюшка. Глезна болит, сил нет. — дева ухватила отца за рукав, чуть ли не повиснув на нем. — Веди её в мой шатер. Чем смогу, тем помогу — подошел к ним Анагаст. При виде шамана дева крепче сжала руку отца, ища у родного защиты от своего ночного кошмара. — Взвар****** выпьет да обогреется. Шаман зашагал к своему дому, а Тур с дочкой поплелись сзади. Дева жмурилась и сдавленно шипела от боли в ноге, но вскрикнуть не смела. Волчонок взглядом их проводил да повел коня в стойло. Верный друг заслужил завтра к утренней лепешек с солью, свежей дождевой воды в кадку. А Куница с полным правом мог идти спать, но знал он, что любопытство не даст ему и глаз сомкнуть. Если б Арысь хотела сбежать, то сделала это невзирая на бурю, и при девочке были бы вещи или еда. Но она пошла туда с пустыми руками. Что ж такого искала урусска около дерева Апи? Неужто решила отнести подношение? Да нет, не было у них стае обычая приносить дары духу. Окромя, конечно, капель собственной крови, ежели волк несет хорошую добычу. Но дева явно ходила там не за этим. Из-за боли в глезне Арыся уж забыла о страхе пред грозным шаманом и без дрожи переступила порог его шатра. Под темным пологом пахло таким знакомым разнотравьем, что казалось закрой она глаза, то увидела бы перед собой родную избу. Здесь было тепло, а посредине горел костерок, весело треща хворостом. Кое-где, у самых краев крыши, по плотной ткани стекали капельки дождя, что забирались в шатер через дыры в полотне. — На шкуры её сажай. И пусть снимает порошень******* — произнес шаман, отходя к большому кованному сундуку. Тур осторожно подвел дочь к лежанке и помог ей усесться. Арысь неловко завалилась назад, но тут же схватила отца за руку, подтягиваясь повыше. Старый волк опустился перед ней на колени и хотел было помочь снять измазанные в липкой грязи порошни, но дева сама развязала вымокшие льняные веревочки и сняла обувь. Глезна опухла, покраснела, или же Арысе так казалось в неровном свете огня. — Плохо дело, но поправимо. Сейчас натрем мазью, перевяжем, и, ежели бередить не будешь, то к утру боль пройдет. — ответил шаман, взглянув на ногу. — Но для начала надобно взвар приготовить. — он взял маленький чугунок да вышел за порог. Услышав Анагаста ещё в шатре, Куница в один шаг скрылся за стеной дома. Глупое любопытство снедало душу волчонка аки огонь прожигает в бересте дыру. И больно, и колется, но никуда от этого не денешься, пока все сам не узнаешь. Он ругал себя за податливость своим глупым желаниям, но деться от этого было некуда. И Куница для себя решил, что ежели отец аль шаман обо всем не узнают, то ничего зазорного в этом нет. — Прости меня, батюшка… — услышал волчонок голос девы из шатра. — Ты столько натерпелся из-за меня, а я… — Арысь громко всхлипнула. — Я чуть не ушла к Маре из-за маминого подарка… — О чем ты, доченька? — заволновался отец, приобнимая плачущую кровинушку. — Печать Велеса, что вожак у меня отнял. — Арыся утерла ланиты от слез. — Я хотела её вернуть, но как не искала её у того дерева, так и не нашла… — Ну что же ты, не стоит так убиваться из-за этого — Тур погладил дочь по спине. — Вот поеду я в Белгород, так привезу тебе новую, еще лучше. И никто не посмеет у тебя её отнять. — Благодарствую — кивнула дева. Нет, не из-за оберега душа так мечется, а из-за вины, что все ещё тянет Арысю в трясину печали. И новая печать не развеет её, покуда сама дева не найдет в себе прощенья. Куница от шатра отпрыгнул, как от каленого железа. Велесов оберег больно ткнулся ему под ребро, словно молчаливым укором говорил: «Вот, из-за тебя и твоего праздного любопытства все случилось». Волчонок услышал шаги шамана и поспешил уйти в свой шатер. Анагаст принес в чугунке дождевой воды и поставил её на костер, а сам разорвал рубаху на лоскуты да взял глиняную канопку******** с мазью. От лекарства просто отвратительно воняло горьким болотником и душной беленой. Но Арысе хоть бы хны — она-то уже привыкла к запахам трав и настоек. Анагаст это приметил, но говорить ничего не стал, а начал натирать глезну. Когда нога впитала в себя мазь, шаман подбросил в кипяток листья мяты и крапивы да хотел уже перевязку делать, а дева сама за лоскуты взялась и перекрутила их вокруг ноги. Правильно так, крепко. — Мать научила? — Арыся сначала не поняла, что шаман спрашивает её, а не Тура. Дева подняла взгляд на Анагаста, настороженно вглядываясь в его глаза. Темные зрачки старика не отражали ничего, кроме искр костра да тяжести прожитых лет. — Мама — кивнула дева. — Тогда сама будешь за ногой присматривать, раз обучена — голос шамана сделался тише, будто он задумался над чем. Волк отложил для девы канопку с мазью да свежих лоскутов, а потом налил в пустую крынку дымящийся взвар. — Пусть выпьет все до дна. И завтра чтоб дома сидела, а не бегала до реки с тяжелым бельем — наставлял Тура Анагаст.