Арысь-поле

Ждать уж недолго — безжалостный снег, Что позади я оставил, укроет. И не сомкнуть тяжелеющих век, И вспоминать, очевидно, не стоит…*

      — Мама! — волчица обернулась на крик дочери, бросая полоскать белье. Дева быстро спустилась к речке, подбегая к матери. — Мама, отец вернулся домой. Да не один, а с девкой какой-то. — заговорчески прошептала она.       — Вот балахвост**! — плюнула Арга, тряпки с камней подбирая. — Ещё кого-то нашел! — не унималась волчица. — Атей, пойдем домой! Отец приехал! — крикнула она мальчишке, что ходил вдоль берега да камушки со дна подбирал.       Волчонок от услышанного все камни из рук выпустил да к родительнице побежал.       — Как так, маменька?! — а он и не рад будто вовсе. — Мы ж сестрицей хотели пойти его встречать! Опойя! — из его больших медовых глаз хлынули слезы. Атей насупился как мышь на крупу, садясь на землю прямо перед волчицами. — Я никуда не пойду.       — Не глупи, братец — вздохнула дева. — Вставай. — Опойя уже устала от капризов мальчишки, и быстро подняла его на руки, слушая как он недовольно пыхтит ей на ухо.       — И кто она? — Арга платок на голове поправила, черные волосы под ткань убирая, распустила рукава длинного платья и отколола брошь, что подол юбки держала.       — Не знаю, матушка. На лицо урусска — бледная да худая, будто мертвец — Опойя голову гордо вскинула, кривя пухлые губы. В их стае чем крепче да выше дева, тем она краше. Такая волчица и дитя выносит, и без мужа сможет зиму пережить. А с их жизнью многие женщины оставались вдовами.

***

      Арысь уселась у костра, грея озябшие руки. Новое платье и азям были гораздо теплее её старых одежек, и дева без сожаления променяла рубаху на скифские одеяния. Арысь хотела дотронутся до печати Велеса да поздно пришла мысль о том, что её оберег все ещё лежит на той самой дороге, что ведет к границам земель стаи. Без него дева чувствовала себя словно без одежки вовсе. Надобно его вернуть, даже если вожак аль шаман будут против. Оберег вместе с очельем были последними вещами, которые напоминали деве о далеком доме. И даже если счастья в селенье она не знала, но забывать родные края не хотела. Потому что там прошло её детство, там она была с мамой.       Арысь подвинула к себе поближе кисет***, в котором было спрятано очелье. Надобно убрать подальше от глаз чужих, дабы не приключилась та же беда, что и с печатью. Иначе не сносить деве своей ветреной головушки.       — Что ты как не родная, доченька? — Тур вошел под полог шатра, неся горшок с зерном. — Сидишь у этого костра как мокрый воробушек да шагу ступить не можешь. Ежели устала, то можешь взять шкуру и постелить в любом углу. Места у нас много.       — А семья твоя не будет против, что я тут как дома? — дева успела убрать очелье в кисет, да спрятать под подол азяма.       — Здесь твой дом и твоя семья, доченька — волк подошел к ней, садясь рядом у огня. — Твоя матушка… Ведана. — вздохнул скиф. — Она, ведь, тоже никак не хотела признавать стаю своей семьей. До самого последнего дня на этой земле.       Арысь не сразу поняла о чем говорит ей отец, но увидев боль в его очах, решила, что расспросит его о матушке потом, когда будет время и боль в сердце старика поутихнет. Тур до сих пор не мог оправится от смерти любимой. В дороге он часто спрашивал у дочери о Ведане, как она жила последнее лето без него. Арысь отвечала да сама чуть не плакала во время своих рассказов. Слезы лить не позволяла совесть, ведь ежели она впадет в грусть, то и Тур тоже. И не смогут они друг без друга вылезти из омута печали никогда.       Дева пальцами отцовской длани коснулась, легонько сжимая. И снова засияли глаза старого волка благодарностью за то, что успокаивает дочь его разбитое сердце.       Полог шатра покачнулся и бусы зазвенели, будто от резкого порыва ветра. На пороге стояла высокая женщина, облаченная во множества темных рубах да юбок. Её длинные смоляные косы покрывал платок, из-под которого выглядывали тяжелые медные серьги. Покрытое красными узорами лицо волчицы исказилось в злобе — тонкие губы сжались в нить, прямой нос вздернулся, словно она почуяла какой-то смрад, пухлые щеки пылали алым цветом, а в черных больших глазах плясали искры гнева.       Из-за спины волчицы выглядывала девочка, что не много младше Арыси. Она была очень похожа на свою мать — высока, крепка, длинноволосая да смуглая. На её руках сидел мальчишка, который недавно на ноги встал да от молока отучился. Он был ни в отца, ни в мать, и Арыси показалось, что он и на неё чем-то похож. Хотя бы лисьими глазами, да плоским лицом.       — Кто это?  — прорычала волчица, кивая на падчерицу. От её звериного рыка дети разом вздрогнули, а мальчик уткнулся в плечо сестре.       — Моя дочь от первой жены — в голосе отца Арысь услышала холод.       — И зачем ты сюда привел этого сумеска****? — скривилась Опойя.       — Следи за языком, женщина! — взревел Тур. Мальчик на руках молодой волчицы тихо захныкал, моля сестру уйти, пока мама с папой не успокоятся. Арысь вздрогнула, хватая отца за руку. Ой, что недоброго сейчас случится!       — Я для твоего выродка становится матерью родной не буду! И ни Опойе, ни Атею она сестрой не станет! — ещё пуще начала Арга. Она была готова накинутся на мужа с кулаками, чтобы выгнать падчерицу.       — Полно кричать. — волк на жену исподлобья так взглянул, что Арга тут же умолкла. — Или тебе больше по-нраву семья брата? Напомнить как Яр с женой тебя и в грош не ставили?       Хотела волчица возразить мужу да знала, что себе дороже выйдет. Если он пуще рассердится, то может выгнать её с детьми в шатер к Яру. А брат о них заботится не станет — оставит одних средь пустых горшков, а сам на охоту уедет. И даже справляться о родной сестре не станет.       — Дай мне только повод и я выгоню её из нашего дома на мороз — зашипела волчица, проходя в шатер. — Помни, что только благодаря мне Анагаст не выгнал тебя из стаи.       — Нашла чем хвастаться. Лучше бы за языком следила да при детях не кричала как сорока — упрекнул он жену.       — Батюшка! — раздался звонкий голосок Атея и мальчишка тут же повис на шее отца.       — С возвращением, отец — поклонилась Опойя, а сама отошла к матери, что разбирала зерно по ящикам. Девочка всегда была на стороне матушки и после их ссор с отцом ещё долго была холодна с Туром, покуда Арга мужа не простит. Опойя видела как отец относится к матери, будто она ему до конца жизни должна за то, что он взял её в жены. Хотя это ему следовало благодарить Аргу за спасение своей шкуры.       Её же брат был слишком мал, чтобы понимать что-то в брани родителей. Он боялся когда они ругаются, и был рад, если матушка и отец быстро мирились. А любил он их одинаково крепко.       - Я так скучал, батюшка! И встречать тебя хотел выйти, да сестрица не сказала, что ты едешь — веселый голосок Атея тут же поник. Волчонок, усевшись на колени к отцу, сильнее вцепился в его руку, будто Тур может исчезнут в любой миг.       — Не велика беда, сыночек. Когда-нибудь она выйдет встречать нас с тобой — улыбнулся Тур и весь гнев куда-то ушел. Арысь заметила как старый волк радовался встречи с детьми, даже если не все из них были рады ему. Скиф в сыне с дочкой души не чаял, улыбаясь даже обиженной на него Опойе. - Познакомься, сынок, это твоя старшая сестра — Арыся.       Атей уставился на деву, будто на диковенного зверька. Он повернул голову на бок, дотягиваясь до плеча волка.       — А мама же… — хотел было сказать он, но Тур успокоил его смятения.       — Не слушай её, сынок. Арыся теперь твоя сестра. Вы будете играть вместе, ходить на речку, пасти скот. Она не понимает нашего языка и ты будешь её учить.       Мальчик бодро закивал, а потом помолчав немного, заговорил по-человечески.       — Я Атей, сестрица — улыбнулся он, перегибаясь через руки отца и указывая на молодую волчицу — А это Опойя.       — Я рада, что у меня теперь есть такая семья, братец — промолвила Арысь, а у самой на душе почему-то тяжко. Может это от взгляда неродной сестрицы аль мачехи?

***

      Кровавый рассвет алел над степными просторами. Ветер-суховей развевал иссохшие нивы да гнал темные облака на север, куда летела стая перелетных птиц, возвращавшихся в родные гнезда. Они реяли в вышине, оповещая землю о наступлении нового дня своим пронзительным криком.       Куница вдохнул по-весеннему прохладный воздух аки зверь да поднял взгляд на бескрайний небосвод. И проснулось в нем желание вскочить на своего верного коня и умчатся подальше отсюда, куда глаза глядят. Ветер будет ему другом, а воля — сестрой. Тогда никто не сможет его догнать да усадить в клети обязанностей и долга. Молодой волк меньше всего хотел стать невольником собственной судьбы, но это неизбежно. Когда-нибудь Корсак уйдет на вечный покой, и Куница будет привязан к своей стае до скончания дней. От этого не сбежать никак, ведь таков его путь с самого рождения. Такова дорога вожака.       — Что так не весел, Куница? — услышал он хриплый смешок из-за спины.       — А тебе какое дело, Яр? — холодно ответил волчонок.       — Слышал отец тебя оставляет нынче дома. Неужто ты в чем-то опять провинился? — довольно протянул волк, вставая рядом с Куницей да смотря во всю ту же высь.       — Много скалишься да не кусаешься.       — Незачем мне на щенят нападать. Я могу и посильнее себе врага найти — оскалился Яр, подмечая как молодой волк еле сдерживается дабы за нож не взяться. Но Куница хорошо помнит ту взбучку от отца, когда он с Яром повздорили на охоте.       — Но и на медведя волк не пойдет — бросил волчонок, уходя к загону с лошадьми. Надобно было ещё запрячь коня для отца, а не спорить с Яром.       Волк проводил его пристальным взглядом, подмечая, что Куница уже не так падок на его слова и не хватается за нож при любых колких речах. А раньше этого кутенка легко было вывести из себя.       Статный вороной конь завидел Куницу ещё со стороны шатров. Зверь обрадовался появлению верного друга да поскакал его встречать к калитке. Но молодой волк от чего-то был мрачен и угрюм, не заметив радости коня. Куница искал взглядом вовсе не вороного, а верную лошадку отца — яблочную кобылку. Тонка как тетива и быстрая как лань — ей не было равных средь скифских лошадей. Она могла и зайца догнать, и волка перепрыгнуть, и от медведя уйти.       — Прости, друг, но не скакать нам на воле. — Куница вороного коня по гриве потрепал, а потом отошел к кобыле. Она знала молодого волка ещё мальчишкой и позволяла ему себя запрячь, хотя других скифов могла и лягнуть за лишнее любопытство.       Её светлая грива развевалась на ветру, падая на руки и лицо Кунице. От неё пахло прелой степной травой и свежестью речной воды. Молодой волк застегнул последние ремни на седле да вывел лошадку на волю под уздцы, а вороной конь завистливо фыркнул им вслед, уходя в дальний угол загона.       — Рассвет нынче алый. Хорошая охота значит будет — услышав голос отца, Куницу будто водой окатили. Думы слишком крепко заняли его голову, что волчонок и не приметил шаги вожака.       — Арес благоволит тебе, Корсак — прохрипел Анагаст, идя рядом с волком. — Но как долго в нашей стае все будет ладно? Боюсь я, что следующая зима будет пуще и страшнее прошедшей.       — Не думай о плохом и оно не сбудется — успокоил его вожак. — А лучше присмотри за моим сыном пока нас не будет. Ему хорошая опора не помешает.       — Незачем мне нянька, отец — молвил Куница. — Я скоро волком стану, а после и вожаком. Могу и сам за стаей присмотреть.       — Молодая нога легка, молодая душа дерзка — сдавленно засмеялся шаман. Видел он в Кунице все того же маленького волчонка, что прячет в руках яровик да бегает за реку без отцовского дозволения. В мальчишке нет ещё той мудрости, чтобы вести за собой стаю, но есть дерзость, которая порой затмевает ему очи.       — Твоя воля, Куница — молвил Корсак, на лошадь взбираясь. Со стороны послышался топот копыт и к вожаку подъехали волки-охотники на своих верных скакунах. Впереди них гордо вел своего гнедого коня Яр.       — Славная нынче охота будет — довольно протянул он, гладя рога лука, что приторочен к седлу. Вожак смолчал, ведя кобылу в сторону бескрайней степи.       Куница долго ещё стоял на окраине селенья, провожая отца и всадников взглядом. Даже шаман ушел в свой шатер, когда волки скрылись за грядой, а он все стоял и смотрел. Туда, на линию горизонта, где он мог быть свободен как дикий зверь.

***

      Жива-Жива матушка,       Жива-Жива Ладушка,       Ты теки рекой животворною…***** — тихо напевала Арысь, неся в руках туес ****** с водой в шатер. С самого утра они вместе с Опоей остались дома за хозяек, покуда мачеха с отцом пасут скот в степи. Молодая волчица тут же начала указывать старшей сестре что да как делать. Дева хотела поперек сказать, да решила лишний раз не лезть. Она видела, что Арга хочет её на мороз выгнать, а если дева с названной сестрой поссорится, то у волчицы появится веский на то повод.       — Что ты там как киселяй*******?! Живее! — крикнула ей Опойя, бегая от поленницы к костру как егоза.       Арысь послушно пошла скорее к шатру. Около него уже горел костер, а рядом стоял казан с нарубленным салом да насыпанной горстью крупы. Осталось все залить водой, и обедняя для родителей будет сготовлена. А потом, может, Арысь найдет себе занятие подальше от наглой волчицы.       — Сестрицы, я устал — захныкал Атей, которого они усадили на мешок соломы перебирать просо от плевел.       — Ну и околотень******** ты, братец! — всплеснула руками Опойя. — Матушка с батюшкой вернутся домой, а у нас даже конь не валялся! Что тогда они скажут, а?! — уже почти кричала волчица. — От вас обоих помощи как от мертвого! — у волчонка из-за слов сестры глаза на мокром месте стали.       — Тише будь — вступилась за брата Арысь. — Ежели успокоишься и перестанешь кричать, то и дело ладно пойдет.       — Это тебе надобно быть тише воды, ниже травы, и не казать свой ум на весь белый свет — зашипела Опойя, надвигаясь на деву аки коршун на мышь.       — Сестрицы! Не надо! — вскочил волчонок, подбегая к девам.       — Не бойся, лишнего угла я у вас не отниму — молвила Арысь, на волчицу прямо взирая.       — А для тебя здесь даже своего нету.       Слова сестры пронеслись в голове девы как колокольный звон. Только такой сильный, что душа начала рваться на куски. Нету у неё здесь угла да нигде никогда его не было.       Арысь почувствовала как глаза щиплет от слез да дышать стало так тяжко.       — Сестрицы, котел! — вскричал волчонок. Покуда они здесь спорили каша чуть не убежала и не залила весь огонь. Обе девы тут же сорвались с места, вместе стаскивая котел с костра.       — Надобно родителям отнести к обедней — сказала Арысь, раскладывая еду по деревянным скопкарям*********.       — Вот ты и иди, раз так печешься об том — фыркнула Опойя.       — Я тоже хочу! — отозвался Атей,       — Мал ещё. — осекла его волчица. — Вот как нож научишься в руках держать, тогда хоть на все четыре стороны иди. А до этот от нас с матушкой ни на шаг.       — Ну, со мной-то можно — улыбнулась дева мальчику, а он и рад, что хоть кто-то не считает его несмышленышем за которым нужен глаз да глаз. Устал он от того, что ни Арга, ни Опойя от него ни на шаг не отходят, и запрещают все.       — Нет — Опойя взяла брата за руку, уводя его к оставленному у мешков просу. — У тебя ещё дело есть.

***

      С холма шатры казались такими маленькими, будто кротовые норки посередь бескрайнего поля. А остальная степь была видна от края до края во всей своей красе. По голубому небу бежали пушистые, словно белая пряжа, облака, которые гнал резвый ветер.       Арысь медленно шагала по холму, вглядываясь в маленькие силуэты скифов у его подножия. Они суетились, бегали меж шатров, толпились у идола Ареса и просто стояли, разговаривая о насущном. Все вроде как у людей, да только не хотелось деве возвращаться туда. Она надеялась, что отец разрешит остаться с ними до вечерней в степи, помочь им со стадом, но Арга сказала падчерице идти домой и помогать с хозяйством. На душе было все ещё гадко от слов названной сестры. Хотя в чем-то была её правда — никто и не ждал к себе чужачку. Разве что Тур хотел, чтобы дочь нашла себе место в степи средь волков. Но не зверь она! Средь людей дева жила, и средь них ей жить. Даже если она примет Ареса и наденет волчью шкуру, то волки учуют кровь человеческую.

«Не в богах дело, а в людях»