Дракон и Рождество

Исход сражения при Зюнтеле окрылил Видукинда: подумать только, впервые саксам удалось разгромить железную франкскую конницу! Королевский наместник граф Тьерри с остатками войска вынужден был отступить из Саксонии!.. Казалось, окончательная победа близка. Но пришел Карл, и надежды сменились ужасом и отчаянием. Король разбил мятежников наголову, казнил выданных ему соплеменниками повстанцев, а затем принялся даже не мстить – планомерно искоренять саксов. Целыми деревнями, под конвоем королевских солдат, местных жителей угоняли в коронные земли, где им предстояло гнуть спины на франкского сеньора. Король, лично водивший в бой свою свирепую дружину, карательные экспедиции возглавлял тоже лично. Знаменосец с орифламмой, огромный рост, приметный конь, малиновый плащ, летящий над крупом коня – Карл был отличной мишенью для шальной стрелы, но и не думал бояться. Что характерно, Видукинду не приходило в голову выпустить эту стрелу, когда он незримой тенью следовал за Карлом, скрываясь за пологом леса. Позор – трусливо, по-воровски, с безопасного расстояния отнять жизнь такого врага! Вот выехать из леса и предложить один на один решить дело мечом – приходило, и Карл, пожалуй, согласился бы, да только исход был ясен. Смертоносное копье королевской скарры, разрубившее пополам сакское войско, и страшный меч, срезавший головы, как колосья, долго снились ему по ночам. ...Та деревня встретила Видукинда и его людей угрюмым молчанием. Церковь была пуста: очевидно, жители предупредили священника и соседей, принявших христианскую веру. А может, и спрятали. Годом раньше он бы этого так не оставил, а теперь - только ощутил уже знакомый привкус безнадежности. Фрилинги (59) устали от войны, чужой король им милее вождя мятежников, будь он трижды одной с ними крови и одной веры. Эделинги открыто рассуждают о том, что король франков – добрый господин для тех, кто сам своим непокорством не вынуждает его быть суровым, и что служить такому могущественному государю – великая честь. С некоторых пор Видукинд почти не ездил без охраны, подозревая, что соплеменники не упустят шанса схватить его и выдать франкам. Из этих же соображений он подогревал слухи о своих колдовских способностях: может, хотя бы суеверный страх удержит малодушных от вероломства. ...Неожиданно для товарищей Видукинд запретил сжигать церковь. «Разве вы не видите, что нам здесь не рады? – сказал он Альфрику и остальным. – Наведем на деревню королевских карателей – самим же негде будет оставить раненых или сменить коней!» Его люди двинулись обратно в лагерь, а он незаметно исчез (за умение незаметно исчезать и неожиданно появляться товарищи считали его колдуном) и шагом двинулся куда глаза глядят. Ему нужно было подумать. Следующая деревня оказалась мертвой – жителей угнали в полон. Не лаяли собаки, не курились над кровлями дымы от очагов. Брошенные, разоренные дома молча плакали под уныло моросящим осенним дождем. В одном дворе лежал большой зарубленный пес – оборонял хозяйское добро, но куда ему, бедному, с клыками против мечей... Валялась в грязи потерянная в суматохе тряпичная кукла. Отчаянно мяукал забытый котенок: осторожный зверек спрятался от чужаков, и хозяева уехали без него. Наверно, кто-то плакал, не дозвавшись любимца; отчего-то Видукинду подумалось, что это была девочка, потерявшая куклу. Может, потому, что у него была дочь, нянчившая таких же точно тряпичных уродцев. Он не видел ее уже два года. Как и жену. Видукинд протянул руку, чтобы взять зверька и сунуть за пазуху (а что потом с ним делать, в лесу-то?), но котенок злобненько зашипел и юркнул в какую-то щель. «Тоже чует оборотня,не иначе, - невесело усмехнулся про себя Видукинд. – Скоро я и сам в это поверю». - Ведь пропадешь, глупый, - проговорил он вслух. - Крысы тебя сожрут. От мертвой деревни веяло такой потусторонней жутью, что вышедшую на крыльцо одного из домишек старуху Видукинд чуть было не принял за привидение. - А тебя почему оставили? - Я слишком стара, чтобы везти мои кости на край света, - ответила та. – А мои сыновья мертвы. Их казнил король франков за участие в мятеже Видукинда. - Я Видукинд. – Он и сам не знал, зачем назвал себя. Матери мертвых сыновей не за что было его любить, он вовсе не ждал, что она пожелает ему доброго дня, и все же невольно попятился под градом проклятий. - Да чтоб ты сдох! Чтоб тебя наконец убили франки! Чтобы их король приказал содрать с тебя шкуру, башку насадить на самый высокий кол, а труп бросить на корм рыбам, как трупы моих мальчиков! Видукинд устал слушать пожелания лишиться жизни способами, до которых не додумался бы и сам король Карл, и побрел по пустынной улице, ведя коня в поводу. Всюду были следы погрома: хотя король и не поощрял грабежей, еще не родились те солдаты, которые не поживились бы у врага. Вот здесь волокли на веревках коз и телят, здесь – ловили мечущихся кур... У колодца он отцепил от седла кожаное ведерко, без которого разумный всадник не пускается в путь, и напоил вороного. Дождь перестал; протяжный плач журавлиного клина вдруг стиснул сердце Видукинда такой тоской, таким одиночеством, что будь он вправду вервольфом – как есть завыл бы. Тогда-то все и произошло; словами он описал бы это как «кто-то зовет меня». Вернее, Кто-то. Причем этот зов – или притяжение – не имел отношения к миру звуков, он касался не слуха, а сокровенных глубин его существа. Ноги сами понесли его к церкви. Прежде он никогда не заходил внутрь христианских храмов; на мгновение ему стало страшно, но войти было нужно, и он вошел. ...Латынь Видукинд с пятого на десятое, но помнил, выучил в детстве. Переписка с соседями-франками по любому поводу, будь то торговля или размен пленными после приграничной стычки, велась на этом языке, и сакская знать, кто поумней да подальновидней, еще при старом короле стала учить наследников латыни. ...Старый священник – тонзуру обрамляли седые волосы – стоял спиной к двери, лицом к алтарю, который в полумраке нельзя было рассмотреть. И монотонно читал молитву, которая, как понял Видукинд, была написана стихами. Что ж, в этом есть смысл – так проще запомнить. - Сегодня в путь выхожу я, Облеченный могучею силой, Призывая Единого Бога, Исповедуя три Его Лика, Своего Создателя славя. Сегодня в путь выхожу я, И сила Христа со мною Через Его Крещенье, Страданья и смерть на Голгофе, Славное воскресенье И возвращенье на небо. И знаю, что в день последний, Когда моя жизнь прервется И тело опустят в могилу, За гробом Христос меня встретит. Сегодня в путь выхожу я, Осененный Божьей любовью Под крыльями херувимов, И ангелов, по их чину, И всех воинств небесных — Их помощь пребудет со мною. Сегодня в путь выхожу я, Уповая на воздаянье И на жизнь в будущем веке. Да пребудет со мною сила С молитвами всех патриархов, Со словами Господних пророков, С апостольским здравым ученьем, С верой отцов Церкви нашей, С чистотой непорочных монахинь, С добрыми делами всех верных. Сегодня в путь выхожу я, Пусть дадут небеса мне силы: Солнца свет мне да будет в помощь, И луны ночное сиянье, И огонь, горящий во тьме, И быстрая молния из туч, И дикий ветер на равнинах, И глубокое бескрайнее море, И земля, чье основание прочно. И камень, что тверже стали. Сегодня в путь выхожу я И Бог пребудет со мною. Его сила мне будет защитой, Его мудрость меня направит, Его око за мной присмотрит, Его ухо меня услышит. Его слово меня оправдает Его руки меня поддержат, Его путь лежит предо мною, Его щит от врагов избавит. Божье воинство будет со мною, Чтоб меня охранить надежно Против хитрых дьявольских козней, Против искушений греховных, Против всех, кто зла мне желает Будь он далеко или близко, Будь он один иль с толпою. Божью силу я призываю, Чтоб меня охранить надежно Против всякой силы нечистой, Что на пути моем встанет. Против слов лжепророков, Против языческих мерзостей, Против сетей лжеученья, Против заклятий магов И всех колдовских заклинаний. Божью силу я призываю, Чтоб меня охранить надежно От яда и от поджога, Кинжала и стрел смертоносных, От смерти в водах глубоких, Чтоб труд свой я совершил И награду обрел пред Богом. Да пребудет Христос со мною, Пусть объемлет меня Он повсюду, Пусть идет впереди меня, Пусть идет за моей спиною, Пусть идет и справа, и слева, И мое наполняет сердце Простираясь до вышних высот, До глубин сокровенных сердца, До самых далеких пределов В широте, долготе, глубине. Да пребудет Христос в каждом, Кто говорит обо мне, Кто думает обо мне, Кто говорит со мною, Кто на меня глядит, Кто слышит мои слова. Сегодня в путь выхожу я, Облеченный могучею силою, Призывая Единого Бога, Исповедуя Троицу сердцем, И веруя, что Три суть Едино, Своего Создателя славя. Спасенье дано от Бога. Спасенье дано от Бога. Спасенье дано от Христа. Пусть же твое спасение, Триединый Господь, Пребудет с нами вовеки (60) . Священник окончил молитву и обернулся. - Здесь есть крипта, в которой ты прятался? – спросил Видукинд и, не дожидаясь ответа, добавил: - Не бойся, старик. Я не причиню тебе вреда. - Это ты не бойся. Это я не причиню тебе вреда, - спокойно ответил монах, и Видукинд почему-то понял – так оно и есть. – Ты и так скоро умрешь. - Тебе открыто будущее? Какой же смертью я умру? - Плохой смертью, - так же невозмутимо проговорил священник. – Старейшины, которым пришлось своими руками выдать на расправу своих сыновей, сговариваются отомстить тебе. - Мне? Как интересно. Почему мне, а не Карлу, который их убил? - «Гроза царя – как бы рев льва; кто раздражает его, тот грешит против самого себя» (61). Это ты безрассудно бросил вызов сильному, а Карл всего лишь показал, как опасно его сердить. Для твоих соплеменников король франков – не человек, он вроде лесного пожара или шторма. Бурному морю нельзя отомстить, но можно попытаться задобрить его, выбросив за борт того, кто разбудил стихию. - И что же они задумали – выдать меня франкам? - Они верят, что ты оборотень, и опасаются, что не довезут тебя до королевского наместника графа Тьерри – сбежишь, перекинувшись волком. Поэтому решено, что хватит с графа и твоей головы. Видукинд промолчал – а что тут скажешь? - Эта церковь освящена во имя Девы Марии, - продолжал старец. – Сегодня ты не позволил своим воинам осквернить Ее дом, и наша Всемилостивая Госпожа умолила Господа нашего Иисуса Христа дать тебе время для покаяния. - Что мне делать, святой отец? – это обращение вырвалось у Видукинда неожиданно для него самого. - Обратиться. Покаяться. Принять Святое Крещение. - Ты можешь окрестить меня? - Нет. Ввести тебя в Дом Божий может только один человек – король Карл. Отправляйся к нему. - Ты издеваешься надо мной, монах? Возможно, Карл великий король, мне трудно об этом судить. Но милосердие – точно не его второе имя. ...Отец Видукинда хотел вырастить наследника достойным противником франков, поэтому заставлял его зубрить не только латинскую грамматику – для чего раздобыл учителя, бенедиктинца-миссионера, которого потом сам же и казнил за обращение в христианство нескольких своих слуг, - но и историю Рима. Видукинд хорошо помнил, сколько лет провел в темнице сдавшийся Цезарю вождь арвернов и какое горькое унижение он вынес перед казнью . Карл – римский патриций, он постоянно говорит о <i>renovacio – обновлении Римской империи, некогда распавшейся под натиском варваров. С чего бы ему оказаться добрее Цезаря?.. Поразмыслив об этом, Видукинд вздохнул: - От рук соплеменников я хотя бы умру быстро. - И погибнешь для вечности. Слушай волю Божию, князь Видукинд: смирись до конца, предай себя в руки своего врага, будь готов потерять все - свободу, жизнь, гордость. Чтобы увидеть новое небо и новую землю, нужно пожертвовать всем. - Новое небо?.. - «Ибо вот, я творю новое небо и новую землю, и прежние уже не будут воспоминаемы и не придут на сердце» (63), - говорит Господь. - Я хочу увидеть новое небо и новую землю, - медленно проговорил Видукинд. – Потому что здесь для меня не осталось ничего, кроме мести, порождающей месть, и вражды, питающей вражду, – и так без конца. Я разорву этот круг, и будь что будет. - Смотри, - в руке священника оказался оловянный кубок, о стенки которого, жужжа, ударялась пчела. – Видишь? Ей никак не вырваться на волю, пока она мечется внутри. Чтобы спастись, нужно взлететь, ведь у этого кубка нет крышки. Так и человеческая жизнь, князь Видукинд, Дитя Леса. Не бойся взлететь, не страшись упасть. Как-то само собой получилось, что Видукинд преклонил голову под благословение старца, легко коснувшегося его волос ладонью, пахнущей воском, ладаном и каким-то благовонным маслом. - Ты... жив, святой отец? – это тоже вырвалось у него помимо разума. – Кто ты? - Конечно, жив. Бог не есть Бог мертвых, но живых. А телом - почил триста лет назад . Я - Патрик, покровитель тех, кто несет апостольское служение среди язычников. Господь послал меня сюда, ибо тебе надлежало узнать волю Божию, а здешний недостойный иерей убоялся мученического венца. ...Неподалеку от мертвой деревни статный всадник в малиновом плаще остановил коня, вслушиваясь в прощальный зов журавлиного клина.</i> *** - Алкуин говорит, ты немного знаешь латынь и катехизис. Откуда? – спросил Карл, садясь на поваленную лесину и с довольным вздохом вытягивая длинные ноги. - В детстве у меня был учитель-христианин. Монах из страны Эрин, брат Айдан – так его звали, - неторопливо проговорил Видукинд, пристраиваясь рядом. - Мне нравилось слушать истории, которые он рассказывал. У него был пес такой же породы, Брихан, - я иногда с ним охотился. – Сакс обхватил ладонями бородатую морду собаки, та лизнула его в нос. – Я был тогда младше твоего сына. Видишь, я думал, что все забыл, а оказывается, нет. - Что было потом? - Когда мой отец приказал своим воинам убить Айдана, я и Брихан попытались его защитить. От пса было больше толку. - Сколько же тебе было лет? - Одиннадцать. У меня еще даже не было меча, только скрамасакс. Карл представил себе мальчика, даже не подростка, бросившегося с ножом на воинов в кольчугах, и покачал головой: - Горячая же у тебя кровь!.. Слушай, а этот брат Айдан точно не окрестил тебя? Может, ты запамятовал по малолетству? Если это так, то второй раз не крестят. На этот случай есть особый обряд возвращения отпавших в лоно Церкви через покаяние. - Нет, что ты. Мой отец, без сомнения, убил бы меня, если бы я предал наших богов. Брат Айдан этого не хотел бы. - Ты любил его? - Да. Он был самым добрым человеком из всех, кого я знал. И уж точно добрее моего отца… который, как это ни странно, во многом походил на твоего. Они бы… нет, не стали бы друзьями, конечно, но поняли бы друг друга. - К счастью, у нас есть истинный Отец – Господь на небесах. Никогда больше не отпускай Его руку. Видукинд тяжело вздохнул и надолго умолк, рассеянно гладя собаку. Потом он повернулся к собеседнику, и король заметил, что вызванный морозным воздухом и скачкой румянец сошел с его лица, и оно как-то враз осунулось и побледнело. - Что тебя беспокоит? - Мне страшно, Карл. Я боюсь, что твой Бог отвергнет меня. Что я проклят. - Послушай меня. Мое богословие – богословие меча, мое благочестие – благочестие воина, но то, что я знаю, - знаю твердо. Одна из немногих вещей, которые нам достоверно известны о Боге, поскольку Он Сам их нам открыл, - то, что Ему дорог каждый человек. Сказано: милосердием и правдою очищается грех (65). Подумай хорошенько: семь лет я гонялся за тобой, чтобы истребить, терпел неудачу за неудачей, терял верных людей и свой престиж… франки не особенно отличаются от саксов: они тоже уважают силу!.. Семь лет Господь хранил тебя от моей руки. Конечно, это потому, что Он любит тебя! - Но это несправедливо, - неуверенно возразил сакс. - Вы с моим сыном поете с одного голоса, но недомыслие, простительное отроку, постыжает мужа. Скажи мне, Видукинд, есть ли справедливость в любви? Справедливо ли то, что моя жена прекрасна, разумна, добродетельна, предана мне – а я не могу дать ей ничего, кроме преимущества быть королевой франков, потому что Хильдегарда забрала мое сердце? - Любовь… допускает несправедливость, - помолчав, ответил Видукинд. - Вы с Алкуином уже разбирали притчу о блудном сыне? - Да. - И что ты понял? Иконописные черты Видукинда вдруг смягчились от улыбки: - Ты не похож на старшего сына из притчи, мой король. - Добро, если так. Для нас, христиан, самая большая опасность – не оскорбить Отца своеволием (Он простит), а решить, что заблудший брат не стоит милости, тогда как мы сами заслуживаем награды. Представь, что было бы, если бы к возвращению младшего сына отец уже умер, и старший вступил в права наследства? Он бы велел спустить на брата собак – и тем самым погубил бы его душу отчаянием, а сам стал бы мерзок Богу, Который отвращает Свое лицо от безжалостных. - А латынь учи, - как ни в чем не бывало продолжал Карл, - не зная в совершенстве латынь, ни литургии не поймешь, ни Писания. И за клириками глаз да глаз нужен, я вот у своих лично экзамены принимаю после того, как мне в одном августинском монастыре в моем же присутствии «Вечную память» провозгласили!.. - Как - «Вечную память»? – Видукинд недоуменно распахнул свои сапфировые глаза. - Да по ошибке, латынь монахи-дурошлепы скверно учили. Да это что! Один такой горе-латинист раздавал пастве благословение - не in nomine Patris et Filii, а in nomine patriae et filiae! - Во имя Отечества и дочери?! – перевел Видукинд. - Точно! – прыснул Карл, и оба расхохотались. Мельком саксу подумалось, что все его наиболее патетические беседы с королем неизменно заканчиваются смехом. А король – король думал о том, что, решившись простить сакского вождя, брататься с убийцей своих друзей он все же не собирался. Это вышло как-то само собой. А впрочем, там, где действует Божий Промысл, человеческие резоны не имеют значения. С рябинового куста на вороные кудри Карла и каштановые – Видукинда посыпалась искрящаяся снежная пыль, как будто с ветки вспорхнула невидимая птица. 59 Название сословия свободных землепашцев (фермеров) у саксов. Ф. занимали среднее положение между эделингами (знатью) и литами (рабами). 60 Молитва «Щит святого Патрика». Согласно легенде, Патрик с товарищами молился этой молитвой, когда шел в Тару (столицу Ирландии), чтобы проповедовать королю Логайру. Друиды устроили ему засаду по пути, но когда миссионеры с пением молитвы проходили мимо засады, враги не заметили их — им показалось, что мимо прошло стало оленей. 61 Притч., 20, 2. 62 Сдавшийся Цезарю Верцингеторикс был среди прочих трофеев доставлен в Рим, где провёл пять лет в тюрьме, а после участия в триумфальной процессии в 46 до н. э. был удавлен (согласно другим источникам, обезглавлен). 63 Ис. 65, 17 64 Предположительно в 492-м году. 65 Притч., 16, 6.