Дракон и Рождество

                                          Смерти нет Славе предшествует смирение. (Притч. 15, 33) Карл в оружейной выбирал меч для своего нового вассала. Все это были прекрасные франкские мечи с клеймом Ульфберта, которые сарацины или ромеи были бы рады покупать на вес золота, да кто ж им продаст. Но все они молчали. Ни один из этих безупречных клинков не откликался на имя Видукинда. Карл умел слышать оружие – обнаружил эту способность еще ребенком, когда ему изредка позволялось на два пальца выдвинуть из ножен отцовский меч. Одни мечи пели высокими, хрустальными женскими голосами, как Роландова Дюрандаль или его собственная Жуайез – Радостная, другие – громовыми голосами ветхозаветных жестоких ангелов (66), третьи издавали шипение потревоженных змей. Видукинд не напоминал Карлу о его обещании, хотя без меча наверняка чувствовал себя голым. Наверное, догадывался, что Карл никогда ничего не забывает и ничего не делает без причины. А может, знал, что по франкским законам некрещеного нельзя ни привести к присяге – чем он клясться-то будет? – ни опоясать. - Карл, это так странно! Ты должен это видеть!.. – в оружейную вбежала взволнованная Фастрада. ... Меч Роланда мерно раскачивался на портупее и был выдвинут из ножен на полпальца, так, что незаточенная «пятка» оказалась снаружи. - Карл, его никто не трогал, - в глазах Фастрады мелькнул испуг. – Никто бы не посмел. «А Фастрада-то повзрослела», - мимоходом отметил и одобрил Карл. Испугана, но не вопит, не трясется, не падает в обморок. И лицо стало строже и суше, утратило девичью пухлость и миловидность - теперь в этом продолговатом, с высокими скулами и прямым носом лице видна порода. Скоро эта девочка станет настоящей государыней, подругой и соратницей мужа-короля. «Роланд? Ты?» - мысленно позвал Карл – и каким-то иным, не телесным слухом уловил до боли знакомый смешок. Так прыскал со смеху Роланд, полагая, что удачно пошутил (окружающие, как правило, его веселья не разделяли). Мог погнать коня на кого-нибудь из товарищей, нацеливая копье для удара – и отвернуть в последний момент, когда жертва уж не знала, улепетывать или драться. «Пес бешеный! На цепь посажу!» - негодовал Карл. Но всякий раз прощал, потому что в роландовых выходках не было зла – одна дурость. *** - Ты получишь Дюрандаль. Береги этот меч, как святыню. - Он особенный, верно? - Она. Это она. - Кто был ее прежний хозяин? - Один мой друг. Он жил и умер так, что о нем поют и будут петь еще тысячу лет. Его звали Роланд. - А что означает ее имя? - Та-которую-невозможно-сломать. Одним словом можно перевести как «Несгибаемая», «Бесскверная». Видукинду вдруг подумалось, что у каждого человека есть лицо жизни и лицо смерти, лицо любви и лицо гнева. Оба лица короля франков он видел, и в каждом из них были правда, достоинство и красота. *** Видукинд, в белых одеждах неофита, с горящей свечой в руке, стоял рядом с Карлом, надевшим Железную Корону – в знак уважения к таинству и крестнику. Весила золотая, усыпанная каменьями дура немало, большого счастья Карл не испытывал, но он уже достаточно долго был королем, чтобы смириться с необходимостью хотя бы иногда соблюдать протокол. (Карл спрятал в усах улыбку, вспомнив, как мать приучала его носить тяжелые перстни и скользкий, неприятно холодный в зимнюю пору византийский шелк с колючим золотым шитьем, приговаривая: «Карл, прояви уважение! Люди хотят видеть короля!» - «А разве без этого всего я становлюсь невидимым?» - «Короля, сын мой, а не длинного лохматого парня, который с циркулем и линейкой лично обмеряет фундамент будущего собора, ползая в пыли посреди площади! Твой отец себе такого не позволял!» - «Строить храмы – спасительно, а во всей этой сбруе я как мул с бубенцами на узде, из тех, на которых ездят папские легаты!» Карл злился, но уступал: он любил мать, хотя после истории с Эрменгардой (67) они плохо ладили.) Видукинд, бледный и сосредоточенный, держался очень прямо и смотрел перед собой. Когда настало время войти в воду, он забыл, как правильно складывать руки и что при этом делать со свечой, и растерянно взглянул на Карла. Карл, посчитав объяснения тратой времени, просто взял его руки и сложил на груди – так, обходясь больше жестами, чем словами, он обучал своих детей плавать. Руки сакса были холодны как лед. К баптистерию – круглому бассейну взрослому мужчине по грудь – нужно было спускаться по ступеням: два ряда ступеней – слева и справа. Справа – ступеньки для священника, совершающего таинство, с другой – для неофита. Карл проводил крестника до самой кромки воды. *** - Что чувствуешь? – тихо спросил Карл. Судя по лицу, Видукинд в полной мере осознал бессилие слов, их недостаточность, если только это не слова богодухновенного поэта – Давида, Экклезиаста, Исайи… Видимо, смирившись с этой недостаточностью, он так же тихо произнес: - Мир. - Ты не сохранишь этого, - печально ответил Карл. – Никто не может сохранить это навсегда. Поэтому постарайся запомнить. - Я не забуду. - Ты словно видишь рай. - До этого далеко, мой король. Пока – только свою смерть. - Надеюсь, это не я тебя казню за измену? Было бы жаль, я тебя полюбил. - Вовсе нет, - тем же безмятежно-мечтательным тоном ответил сакс. – Я погибну в бою и буду похоронен в аббатстве Энгер. - Такого не существует. - Я его построю, чтобы искупить свои грехи. И буду защищать Святой Крест, пока мне служит меч, которым ты меня опоясал. Карл с некоторой оторопью подумал, что, кажется, ненароком смастерил будущего святого. «Надеюсь, хоть не великомученика. А я-то, дурак, все эти годы роптал на Господа – зачем Он хранит проклятого сакса от моего меча! Перестарался Алкуин. Как же тебя из ангельского-то чина обратно на грешную землю вернуть?» - Чему ты улыбаешься? - Смерти не существует, мой король. Твой ученый монах говорит правду. Ее действительно нет, понимаешь? - Я тебе немножко завидую. Меня крестили младенцем, я этого просто не помню. И мне так странно слышать все это, как будто прозревший слепой рассказывает мне, зрячему, что трава зеленая, а небо синее. Для тебя это чудо, а я привык. Сквозь витражи на мозаичные плиты пола падали разноцветные световые столбы. В них перед королем франков и его крестником вдруг предстали Роланд,в чьей руке были поводья рыжего коня, Хильдегарда, юная и прекрасная, как в день свадьбы, и рыжеволосый монах, державший за ошейник рослого щетинистого пса – из тех гигантских борзых, которыми в Ирландии травят волков. Смерти не было. КОНЕЦ 66 Притч. 17, 11. 67 Лангобардская принцесса Эрменгарда Дезидерата, дочь короля Дезидерия, была навязана Карлу в жены матерью, королевой Бертрадой Лаонской. Ради женитьбы на ней Карл был вынужден расстаться со своей невенчанной женой Химилтрудой, которую любил. Бертрада убедила его, что брак с Эрменгардой необходим ради мира между франками и лангобардами, но ошиблась в своих расчетах, и Карл ничего не выиграл от этого союза. Он отослал не полюбившуюся ему супругу обратно к отцу, вскоре женившись по любви на юной Хильдегарде из Винцгау, а с матерью рассорился и сослал ее на некоторое время в Прюмский монастырь.