Дракон и Рождество

- Смягчи Саксонский Капитулярий, государь, - вернул его к действительности голос Алкуина. – Если, конечно, вправду хочешь, чтобы франки и саксы стали одним народом. Твои законы похожи на месть. Король не мстит подданным: он – любящий отец, который с болью в сердце наказывает злонравных детей ради их исправления и благобытия! - Про благобытие ты саксам проповедуй, - по-лошадиному фыркнул Карл. – Они из тебя живо соорудят святого великомученика. Как так получается, что ты мне, королю, говоришь: «Почему это еще не сделано?», и я беру и делаю?.. Пиши! Расхаживая по комнате, Карл диктовал – быстро и четко, словно отливая в слова нечто уже созревшее, обдуманное: - Пиши, Алкуин. «1. Решено всеми, чтобы церкви Христовы, которые строятся теперь в Саксонии во имя истинного Бога, пользовались большим, отнюдь не меньшим почетом, чем каким пользовались прежде идольские капища. 2. Если кто-либо укроется в церкви, да не осмелится никто изгнать его оттуда силою: он может пребывать там в безопасности, пока не будет представлен суду; и за почтение, оказанное им церкви Господа и святых, пощажены будут его жизнь и все члены. Пусть он вознаградит причиненный им ущерб в том размере, как это будет присуждено, насколько сможет; а затем да будет он представлен государю королю, который и пошлет его, куда заблагорассудится его милосердию. 3. Кто, совершив уголовные преступления, добровольно явится к священнику и, исповедавшись, пожелает подвергнуться эпитимии, и священник засвидетельствует это, тот избавляется от смертной казни». - Слушай, Алкуин, - закончив диктовать, вдруг спросил Карл, - тогда, по дороге в Рим, мы встретились, и ты сказал, что хочешь служить мне… - А ты ответил: «Очень хорошо, мне нужны люди!» - Ты, один из величайших умов христианского мира! Почему? Что тебе не сиделось в Британии, в родном монастыре? - Бог открыл мне, что я должен содействовать тебе в просвещении твоего народа… и учиться у тебя. -У меня?.. Чему служитель Господа может научиться у такого грешника, как я? Книжник – у того, кто едва умеет писать? Ведь не мечом махать, в самом деле? - Двум вещам, Карл. Во-первых, любви. Господь отпустил мне скудную меру любви, я людей-то не люблю, только книги, а люди для меня вроде живой природы. Вот ты заходишь на псарню, кормишь и ласкаешь своих борзых, но ты же не думаешь, что они тебе что-то умное скажут?.. А во-вторых… как думаешь, почему я зову тебя Давидом (35) ? - Ну, я воин… - И воин, и любовь к прекрасному – к прекрасному полу в том числе – тебе не чужда, но дело не в этом. Нет, Карл, сходство между вами не внешнее: ты, как царь Давид, умеешь радоваться о Господе. Ты замечал, какие слова произносишь чаще всего? - Мало ли я глупостей болтаю? Хронисты записывают, это их хлеб. - Эти слова – «Дивен Божий мир!» Ты обнимаешь своей любовью творение Божие, а я могу обнять его лишь мыслью. Это… - Алкуин прищелкнул пальцами, найдя подходящее сравнение, - как быть глухим или не иметь обоняния. Есть такая притча: один подвижник, не имея дара любви, всё искал какого-то потрясения, какого-то зрелища, которое сокрушило бы его каменное сердце. А в городе, близ которого он жил, была объявлена казнь знаменитого разбойника, много лет наводившего ужас на всю округу. В день казни отшельник явился в город и пошел следом за железной клеткой, в которой везли преступника. Разбойник увидал в толпе зевак благообразного мужа в монашеской одежде и окликнул его: «Тебе не место здесь, святой человек!» «Знаю, - ответил монах, - но у меня холодное сердце, я ничего не страшусь и ни к кому не испытываю сострадания. Быть может, зрелище твоей смерти на плахе ужаснет меня и пробудит жалость?» - «Возвращайся в свою келью, брат, и молись, чтобы Бог вразумил тебя, - сказал разбойник. – Смерть не может ничему научить, потому что ее не существует. Нет смерти с тех пор, как наш Спаситель взошел за нас на крест!» Это я не к тому, чтобы сравнить тебя с разбойником, - благоразумно уточнил Алкуин, - просто хотел пояснить, чему монах может поучиться у человека меча. - Ну, не только этому, - усмехнулся Карл. – Я закрыл глаза своей матери, как все. Я потерял свою любовь, как многие. Я хоронил друзей, не все мои дети выжили, и не все они станут хорошими людьми – это ясно уже теперь. Трудно смириться с тем, что ты ничем не лучше других – миллионов людей, которые страдали, терпели бедствия, теряли родных и любимых. Кажется, что с тобой такое не должно, не имеет права происходить. Королю так же больно жить, как и любому из его подданных, Алкуин. - Я вчера получил текст одной молитвы, - тихо сказал монах. – Мой бывший ученик из Йоркской школы сейчас в Византии – копирует редкие святоотеческие тексты и стихиры. Он прислал мне письмо. Вот, прочти это. - Βασιλεῦ Οὐράνιε, Παράκλητε, το Πνεῦμα της Ἀληθείας, ὁ Πανταχοῦ Παρὼν καὶ τὰ Πάντα Πληρῶν, ὁ Θησαυρός των Ἀγαθῶν καὶ Ζωῆς Χορτηγός, ἐλθὲ καὶ σκήνωσον ἐν ἡμῖν καὶ καθάρισον ἡμᾶς ἀπὸ πάσης κηλῖδος καὶ σῶσον, Ἀγαθὲ τὰς ψυχὰς ἡμῶν (36) ... Тэзаурус... тон агатон... – медленно повторил Карл; он выучил греческий уже взрослым и бегло читал на нем, но говорил неохотно, стесняясь плохого произношения. – «Сокровище добрых»?.. - Да, мой король. Дух Святой – сокровище добрых. Он не вселится в злое сердце. Карл задумался. Хильдегарда была добра; безрассудный вспыльчивый Роланд порой проявлял доброту, такую же непредсказуемую и чрезмерную, как и его отвага. Герольд... вот Герольд не сентиментален: он человек чести, это другое. Роланд казался родным братом Хильдегарды, тогда как ее настоящий брат характером напоминал Фастраду. А вот сам Карл в детстве и юности сентиментальным был: не мог пройти мимо нищего на паперти, сострадал беззащитным и обездоленным, видел в мечтах, как станет королем – и все заживут. Войны, власть и просто жизненный опыт поубавили ему чувствительности, вспоминая себя в молодые годы, Карл огорчался, что стал хуже, злее. Однако тем, кто знал его тогда и теперь, было очевидно, что это не так. Король не ожесточился, он лишь приобрел навык размышлять о тайнах человеческой натуры, о скрытых пружинах поступков, и больше не тратил свое милосердие на тех, кому посострадай – и ты труп. - Сердце-то у меня не злое... – протянул он с сомнением, украдкой почесав нос, чтобы не сбить собеседника с мысли вульгарным «Апчхи!» - Ты помнишь сейм в Корбени, на котором бароны избрали наследником Карломана тебя, а не твоего племянника? – внезапно спросил Алкуин. - Я-то помню, - удивился Карл, - а вот ты его не можешь помнить, тебя тогда со мной не было. - Неважно. Я хочу сказать, что и аббат Фулрод, и каждый из лэйдов твоего брата тогда искали ответ на вопрос: каково-то будет оказаться в твоей власти? Повиноваться тебе, следовать за твоим знаменем, исполнять твои законы, служить тебе мечом и советом, подлежать твоему суду?.. И все они сочли, что ты не злоупотребишь этой властью, что ты – человек, не способный посягнуть на права, имущество и честь своих подданных. И знаешь что? Я ведь тоже, прежде чем предложить тебе свои знания и опыт, размышлял о том, какой ты повелитель. - Такой, которого можно изругать как нерадивого школяра, не опасаясь последствий, - хмыкнул Карл. - Именно. Ты достаточно добр, мой король. 35 Псевдоним Карла Великого в придворной Академии. 36 Молитва «Царю Небесный»: Царю́ Небе́сный, Уте́шителю, Ду́ше и́стины, И́же везде́ сый и вся исполня́яй, Сокро́вище благи́х и жи́зни Пода́телю, прииди́ и всели́ся в ны, и очи́сти ны от вся́кия скве́рны, и спаси́, Бла́же, ду́ши на́ша.