"Амицитас". Полёт 3. День миссии 223
"Арес III" Сол 221
Смертьсмертьсмертьсмертьсмерть. Драгонфлай чётко и ясно слышала голос Марса, чёткий, как будто кто-то ясно говорил на древней чейнджлингве (хотя не то чтобы это было трудно). Она не обращала на него особого внимания, в основном потому, что другие тоже могли его слышать. Это было непрестанное, раздражающее шипение лёгкой пылевой бури. НАСА заранее предсказало эту бурю, так что "марсиане" потратили весь 220 сол чтобы проверить, что всё размещённое снаружи было настолько пыленепроницаемым, насколько только возможно, и сегодня не покидали Дом, держась подальше от липкой и абразивной мелкой базальтовой пыли, летающей вокруг. Как объяснил Марк, не стоит подвергать себя таким неблагоприятным для твоего скафандра условиям, как пыльная буря, если только позарез не припекло, особенно если скафандр у тебя всего один. С учетом того, что все дела по Дому были переделаны, а через три сола намечался сбор картошки, каждый из них нашёл себе занятие на время этого простоя. Черри Берри рассматривала предложения от игрушечных компаний, отправленные ей юристами НАСА, относительно изготовления игрушек по образу и подобию её команды. Спитфайр читала учебник по человеческим болезням, предоставленный врачами НАСА и написанный на самом простом английском, какой они только смогли придумать. (Читалось всё равно тяжело). Старлайт Глиммер оценивала эссе, которые все остальные написали во время её последнего урока английского языка (тема: "Пять более хороших идей, чем просто сидеть и ждать, пока власть захватывает злобный тиран"). Наконец, Файрбол и Марк изучали и обсуждали инструкции по демонтажу внутренней части ровера 1, что должно было стать первым шагом к окончательному уходу из Дома. А Драгонфлай вернулась к проекту, о котором она почти забыла из-за всех переживаний по поводу собственного здоровья. Она всё ещё чувствовала магический голод, но это был голод, а не ГОЛОД, доводящий до совершенного безумия. Теперь у неё было время и возможность сосредоточиться на других вещах. Например на "Соджорнере". После восстановления "Патфайндера" они неоднократно предпринимали попытки оживить маленький марсоход. Марк заменил старую, выдохшуюся внутреннюю батарею "Соджорнера" на небольшую перезаряжаемую из своих запасов, которая позволяла хранить гораздо больше энергии. Не помогло. С помощью НАСА они установили радиомодуль, который должен был позволить "Соджорнеру", находящемуся внутри радиационно-стойкого Дома, общаться с "Патфайндером" снаружи. Тоже не вышло. Они тщательно вычистили всю пыль и песок изнутри робота, а затем сделали то же самое с колёсами и крошечными электродвигателями внутри них. Эти колёса были настоящим техническим чудом. Марк рассказал Драгонфлай, что в колёсах ровера используются примерно те же общие принципы, что и в колёсах "Соджорнера". У роверов их было по четыре, а у "Соджорнера" – шесть, но у каждого колеса был свой собственный электрический двигатель, который приводил его в движение, и даже давал возможность управлять каждым колесом независимо. Единственный недостаток, как ещё раз отметила Драгонфлай, когда она, используя тестер, пропускала ток через маленькие моторчики, заключался в том, что двигатели были снабжены понижающим редуктором, который очень сильно снижал скорость вращения колёс в пользу дополнительного крутящего момента. Если включить энергию, маленькое колесо поворачивалось так же медленно, как ключ музыкальной шкатулки. Марк специально уточнил по спецификации – максимальная скорость ровера составляла жалкие двадцать четыре метра – не километра, а именно МЕТРА в час. Но колёса работали, причем все шесть. Они разобрались с этим ещё несколько месяцев назад, прежде чем Марк оставил Драгонфлай заниматься "Соджорнером" одну, переключив внимание на более насущные задачи. С тех пор чейнджлинг вскрыла марсоход, прочитала документацию, любезно предоставленную НАСА, и даже успела удостовериться в том, что монтажная плата маленькой радиосистемы не была повреждена из-за холода или коррозии, прежде чем уже собственные заботы отвлекли её от этого занятия. Но сегодня Драгонфлай переживала меньше, у неё было свободное время, и, с учётом возможности использовать в крошечных дозах телекинез, (естественно, при поддержке магической батареи пониженной ёмкости, которая была первым успехом Старлайт Глиммер), чейнджлинг была готова открыть отсек "тёплой электроники", ту часть, которая содержала всё то, что холод Марса скорее всего бы убил. Марк даже не стал притрагиваться к этой части, потому что, как он выразился, "это то, где живут процессор и модули памяти. Если что-то не так с ними, то пиши пропало". Драгонфлай проверила всё остальное, что только можно было проверить, но без бортового компьютера робота удостовериться в работоспособности камер или научных приборов не представлялось возможным, хотя всё это было и не особо важно. Ядро электроники внутри тёплого бокса представляло собой две печатные платы, соединённые ленточными кабелями, которые стали жёсткими и ломкими после долгого пребывания на Марсе. На одной плате находились три огромных резистора – даже несмотря на обозначения и форму, характерные для инопланетной электроники, Драгонфлай сразу же догадалась об их назначении. Один из них был частично расплавлен. "Очень странно, – подумала чейнджлинг, – расплавился внутри зонда, который работал при температуре сильно ниже нуля". Крошечные частицы шлака забрызгали монтажную плату вокруг поврежденного резистора, возможно, даже в тех местах, где они могли вызвать короткое замыкание. "Хм. Это я могу исправить, если ничего другое не сгорело. Но если процессор перегорел, значит, игра в любом случае окончена". Драгонфлай удалила все три старых резистора и заменила их новыми, с необходимым номиналом, из набора запасных частей Марка. Затем она применила немного больше магии, чтобы очень, очень, очень аккуратно удалить шлак с печатной платы. Это оставило пару разрывов в дорожках, которые чейнджлинг тщательно исправила, работая с уровнем точности, который люди могли бы получить лишь с использованием специальных инструментов, но она об этом не знала. "Ладно, – подумала чейнджлинг через полчаса, присосавшись ненадолго к наполовину заряженной батарее, чтобы пополнить свой магический резерв. – Прежде чем я подам питание на эту штуку, есть ли тут что-нибудь ещё сломанное?" Поиск следующей проблемы не занял у неё много времени, как только она начала внимательно изучать печатные платы. Основной провод питания, соединяющий их, был частично расплавлен. Драгонфлай ещё подумала, когда открыла "тёплую коробку", что провод, видимо, был просто отогнут назад и уложен за платой. Но два других шлейфа не были согнуты таким образом, и обнаружился ещё один зашлакованный зазор на небольшом расстоянии от того места, где должен был быть изгиб. Короткий осмотр крышки тёплого бокса выявил ещё одно пятно шлака. – Марк? – спросила она. – А где у "Соджорнера" заземление? Марк поднял глаза от монитора компьютера, который они изучали вместе с Файрболом. – Понятия не имею, – ответил он. – Давай разбираться. Разобрались они довольно быстро. Первоначально у "Соджорнера" вообще не было заземляющего провода. Но предварительные испытания показали, что в моделируемой марсианской среде маленький марсоход накапливал опасные уровни статического электричества. Поэтому его передающая антенна была модифицирована, чтобы в неё вошла и группа тончайших вольфрамовых нитей, которые могли бы безопасно разряжать статическое электричество в марсианскую атмосферу. От четырёх нитей в основании антенны остался лишь крошечный огрызок одной из них. Остальные были обломаны и давно потерялись. – Итак, – стала вслух размышлять Драгонфлай, после того как изложила свои находки, – молния попала в зонд, сожгла резистор и расплавила кабель питания? – Сомневаюсь, – возразил Марк. – Вряд ли мы когда-нибудь узнаем наверняка, но мне кажется, что это два совершенно несвязанных события. Пробой статического электричества нанёс бы гораздо больший ущерб, чем простое выгорание одного резистора, если бы до такого вообще дошло. Думаю, что резистор вышел из строя первым. Возможно, это была изначально бракованная деталь, а может быть, внутренняя система регулирования "Соджонера" пыталась подать в него слишком много энергии, пытаясь спасти себя от смерти. Затем, спустя годы, когда зонд был уже давно отключён, песчаная буря, которая засыпала "Патфайндер", сорвала и все точки статического разряда и позволила накопить достаточно большой внутренний заряд, чтобы расплавить эти провода. Человек нахмурился и добавил: – И это, вероятно, заодно сожгло "Соджорнеру" все мозги. Заземление "Патфайндера" – это весь его корпус, а заземляющий провод – внутри корпуса, поэтому у него не было такой проблемы. – Не было, – не могла не добавить Драгонфлай, – или не было и нет? Оба на секунду замолчали, прислушиваясь к слабым звукам Марса, грозящим им смертью сквозь слой ткани над ними. – Сейчас мы ничего не сможем с этим поделать, – ответил Марк, когда пауза излишне затянулась. – И есть шанс, что мы только сломаем "Патфайндер", пытаясь это исправить. Давай оставим эту проблему НАСА. Он посмотрел на схемы "Соджорнера", покачал головой и вздохнул. – Проблема в том, что у нас нет хорошего способа проверить здесь микросхемы, кроме как попытаться активировать "Соджорнер". И, если они вышли из строя, у меня нет для них замены, поэтому я не знаю, что тут ещё можно сделать. Драгонфлай обдумала это. Да, она чувствовала себя лучше… но чувствовала ли она себя достаточно хорошо для того, что собиралась сделать? Или это был очередной симптом её болезни, раз она решила, что в подобном вообще есть смысл? – У меня есть идея, – сказала она. – И она очень глупая. Марк сделал два быстрых шага назад. Драгонфлай не винила его за это – он уже бывал в эпицентре идей, которые она с пони считали хорошими. Чейнджлинг включила неисправную магическую батарею для быстрого выброса дополнительной маны. То, что она собиралась сделать, не было волшебством в стиле единорогов… но она также не была уверена, что это была магия чейнджлингов. В конце концов, чейнджлинги могли ощущать эмоции как подобие запахов и вкусов, но это не позволяло им передавать этот вкус другим. "Это глупо. Это тупо. И это может быть опасно для меня, особенно когда я так слаба, как сейчас. И я делаю это лишь потому, что мне жаль глупого маленького древнего инопланетного робота. Но дело в том, что я всё равно это делаю". Драгонфлай закрыла глаза, выдохнула и отстранилась от любопытства Марка и озабоченности других своими собственными делами. Она показала "высокое копыто" шелестящему голосу Марса… или, во всяком случае, песчаной буре. Она отстранилась от всего, чего могла, прежде чем легонько приложить к платам копыто и подумать: "Где у тебя болит?" Слабый привкус одиночества. "Где голос? Где всё? Я совсем один". "Где у тебя болит?" "Я ничего не вижу. Я ничего не слышу. Я совсем один". "Где у тебя болит?" "Я хочу инструкции. Никто не говорит. Того, кто даёт инструкции, нет. Я совсем один". Следы эмоций не помогали. Разочарованная, Драгонфлай мысленно крикнула: "Хватит говорить про одиночество, лучше покажи мне, где ты сломан!!!" "Я не могу думать. Мой разум не связан. Мой разум расколот. Где голос?" С отвращением, Драгонфлай убрала копыто. – Так и знала, что это глупая идея, – прошипела она. – "О, я совсем один", говорит. "Дайте мне инструкции", говорит. "Мой разум расколот", говорит. Глупый маленький робот. – Подожди минутку, – сказал Марк. – Он что, действительно говорит, что его разум разделён? – Может быть, да, а может быть и нет, – пробормотала Драгонфлай. – А может быть, я всё это выдумала. Может быть, я просто спятила. Спроси кого угодно. – Ты не проверяла, все ли чипы стоят нормально? – Внутри ничего не брякает. Марк осторожно поднял печатные платы и отнёс их к геологической лаборатории. В Доме было в общей сложности ровно два увеличительных стекла: крошечная ручная лупа в наборе инструментов и более крупное настольное стекло, использующееся для предварительного исследования образцов горных пород. Марк установил печатные платы под лупу и начал осматривать их. – Угу… угу… просто замечательно, – пробормотал он. – Чего? – Драгонфлай попыталась заглянуть Марку через плечо, что было невозможно сделать, не взлетев (а это, в свою очередь, нельзя было сделать без магического поля) или не взгромоздившись ему на плечо (что было бы неудобно для обоих). – Что там такое? – Многие ножки микросхем сломаны. Признаков оплавления я нигде не вижу, везде более или менее чистый излом. Я полагаю, это повреждение от холода. Он встал и позволил Драгонфлай взгромоздиться на табуретку, чтобы посмотреть сквозь лупу. – Нет брызг металла? – спросила чейнджлинг. – Разве это не значит, что это произошло до скачка напряжения? – Мммм, – неопределённо промычал Уотни. – После скачка напряжения цепи могут выглядеть вполне нормально, пока не попытаешься снова их включить. У нас по-прежнему нет возможности узнать наверняка. Он вздохнул и добавил: – И эти проводники крошечные. Я не уверен, что у меня найдётся, чем их соединить. – Предоставь это мне! – Драгонфлай спрыгнула с рабочего стула, прочистила горло и крикнула: – Старлайт! Не могла бы ты подойти сюда на минутку? – Обожди! – ворча, Старлайт прошла через картофельные посадки к столу геологии. – Что у тебя там, мисс четвёрка с минусом? – Я хочу… Эй, что значит "четвёрка с минусом"? – возмутилась Драгонфлай. – Мое эссе было идеальным, и ты это знаешь! – Английский был очень хорош, – ответила единорожка. – Но я снизила оценку на двадцать процентов, потому что ты предложила только четыре идеи получше, чем дожидаться пришествия тирана. – Я написала пять! – "Присоединиться к победившей стороне" не считается! – В Слизерине считается, – шутливо возразила Драгонфлай. – Может быть, я заведу себе змею в качестве домашнего питомца, когда вернусь домой. – Что. Ты. ХОТЕЛА? – Взгляни на эти контакты между кремниевой микросхемой и платой, – сказала Драгонфлай, указывая в сторону лупы. Единорожка бросила быстрый взгляд. – Разве эти металлические нити не должны быть целыми? – спросила она. – Именно! Можешь ли ты сотворить заклинание, чтобы исправить их? – Я могла бы. Если это достаточно важно. Зачем тебе это? – Это "Соджорнер". – Маленький ровер? – спросила Старлайт. – И зачем он нам нужен? – Э-э… низачем, – призналась Драгонфлай. – Я просто хотела его починить. – Ну уж нет, – сказала Старлайт, слезая со стула. – Ой, да ладно тебе, – проворчала чейнджлинг. – Что, даже для милой маленькой меня не сделаешь? – Ты на три дюй… хм… ты на восемь сантиметров выше меня, – проворчала единорожка. – И я не собираюсь рисковать словить магическое истощение ради ремонта оборудования, если только оно не нужно для нашего выживания! Пока Старлайт шла прочь, Драгонфлай бурчала: – Ну, тогда мне придётся сделать это самой! Конечно, я не такая талантливая, как ты, поэтому могу напортачить! И мне придётся использовать много магии, чтобы всё поправить! Но я уверена, что у меня всё получится! Тут всего-то надо обратить энтропию вспять... ничего страшного… – ХОРОШО, Я ВСЁ СДЕЛАЮ!