***
Долгожданный Тир-Фради. Сколько надежд, связанных с тобой сбудется? Какие мечты разобьешь ты вдребезги? Так много ответственности, интриг и тайных союзов, в центре которых Людивин и Константин, словно мотыльки в паутине. Кому из новых друзей можно довериться? Что на самом деле ты знаешь о своих близких? Множество вопросов, на которые эмиссару Торгового Содружества нужно было найти ответы. И один из главных – что происходит между Куртом и Сиорой. С некоторых пор ей стало казаться, что у капитана Монетной Стражи имеются определенные симпатии к островитянке, неожиданно оказавшейся в их дипломатическом отряде. Конечно это не удивляло, Де Сарде признавала красоту и обаяние Сиоры, с радостью принимая всю возможную помощь и информацию, которой та делилась. Несмотря на то, что они выросли в разных культурах, между девушками сразу возникла симпатия, постепенно перерастающая в дружбу. Но побороть ревность Людивин не удавалось. Ей казалось, что Курт уделяет Сиоре повышенное внимание, а его голос неуловимо меняется, когда он обращается к девушке по имени. Что было на уме у самой островитянки, Людивин не ведала, и не собиралась выспрашивать, но порой она ловила обрывки странных диалогов между ними. Несмотря на то, что де Сарде искренне сочувствовала Сиоре, когда на ту обрушилось горе, вызванное смертью матери, слова Курта, жалеющего дочь вождя, и назвавшего ее «прелестным цветком» буквально выбили почву из-под ног Людивин. Весь обратный путь до деревни Красных Копий, проходил для нее словно в тумане. «Дурочка. Ты серьезно думала, что он изменит свое мнение о тебе? Столько лет рядом и вдруг заметит в тебе больше, чем объект для заработка?» Она не хотела растравлять себя, но остановить бесконечный поток нахлынувших мыслей было не в ее силах. В то время как другая быстро стала для Курта «прелестным цветком», она так и оставалась «зеленокровной». Сердце словно придавило камнем. Де Сарде и не догадывалась, что способна на такую ревность. Со страхом она осознавала, что ее детская влюбленность переросла в нечто большее, в то, что с трудом поддавалось контролю. Они разбили лагерь у подножия холма, на котором раскинулась деревня Сиоры. Людивин по-прежнему были в новинку организация лагерного быта, ночевки под открытым небом, приготовление пищи на костре, всякие мелочи, требующие внимания - вроде осмотра и подготовки оружия и брони к новому дню. Она знала теорию, но практика оказалась интереснее, и сложнее. К тому же ее отвлекала природа Тир-Фради. Огромные деревья с витыми стволами и раскидистыми кронами, яркие цветы, бурные речки, притягивающий взгляд вулкан и бескрайнее, усыпанное серебряными звездами небо. - Ну что, Зеленокровная, давай поучу тебя варить солдатскую кашу. Людивин отвернулась от костра, который только что закончила разводить и посмотрела на Курта. Он улыбнулся уголком рта и налил в котелок принесенную из деревни чистую воду. - Разве это сложно? - спросила она, с сомнением оглядывая их скромный набор продуктов. Не деликатесы, впрочем, после целого дня на ногах это было то, что нужно для спокойного сна. - За годы службы, я столкнулся с тем, - Курт принялся нарезать мясо так тонко, что Людивин залюбовалась быстрыми движениями его длинных пальцев, - что это блюдо умудряются испортить в девяти случаях из десяти. Девушка присела рядом с ним на корточки и начала мыть овощи. - То крупа пригорает, то мясо сырое, - продолжал Курт, поглядывая на нее. Он насадил мясо на тонкие ветки - для обжарки, и закрепил над костром. - Как-то один новобранец набрал для каши грибов. Хм... Лучше не буду рассказывать, чем все закончилось. Чудом выжили, если не вдаваться в подробности. Несмотря на свои переживания Людивин рассмеялась, чувствуя, что напряжение сегодняшнего дня постепенно отпускает ее. - Я думала, в эту кашу все сгодится. - Чем проще, тем лучше, - заявил Курт, добавляя в бульон нарезанные девушкой овощи, крупу, и щепотку соли. Каша варилась, наполняя воздух на удивление ароматным запахом, и Людивин было очень уютно рядом с Куртом. Хотелось замедлить ход времени, и девушка радовалась, что впереди их ждет еще много совместных путешествий, стоянок и теплых костров. Это путешествие меняло их всех. Курт открывался для нее в новом свете, каждый раз, когда она уже считала, что хорошо его знает. Менялась и она сама. Девочка, которую ему доверили когда-то, выросла и теперь могла прямо и откровенно разговаривать обо всем. Больше не было отношений: наставник - ученица, хотя она все равно ощущала его заботу и внимание. Курту платили за то, чтобы он ее защищал, но привязался ли он к своим подопечным за долгие годы? Гордился ли их успехами? Людивин хотелось узнать, но спрашивать прямо было бы неприлично, а она все-таки слишком плохо знала Курта, чтобы понять его истинные мотивы и, тем более, мысли. Девушка посмотрела на профиль капитана Монетной Стражи, освещенный теплым оранжевым светом костра. Он казался одновременно и четким, и расплывчатым. Курт снял старую фетровую треуголку и его темные, по-военному подстриженные волосы слегка ерошил ветер. Людивин захотелось провести по ним рукой, затем скользнуть пальцами по крепкой шее, коснуться небритого подбородка и красиво очерченных скул. Она давно изучила шрамы на его лице - с ними он умудрялся выглядеть еще привлекательнее. Она попыталась вспомнить - были ли эти шрамы, когда он впервые пришел знакомиться с ней и Константином? Людивин помнила первую встречу и то, что он показался ей очень красивым, молодым и уверенным в себе. Не такого учителя она ожидала увидеть. Она задумалась о том как он воспринимал ее странную метку? Как уродство? Сама Людивин давно привыкла к этой отметине, и не замечала ее даже в зеркалах. Она не обижалась на прозвище "Зеленокровная", потому что не чувствовала за ним желания оскорбить или обидеть, лишь легкую насмешку, намек... На что? На то, что она аристократка? Курт входил в близкий круг ее семейства, однако - всегда на дистанции, как наемный работник. В юные годы она не решилась спросить, почему он выбрал такое прозвище, а сейчас это уже казалось детским пустяком. Людивин даже нравилось, когда он ее так называл. Это слово говорило об их общем прошлом, о некой связи, установившейся между наставником и ученицей. А может ей просто хотелось так думать. Теперь услышав, какие слова он подбирает для другой женщины, она уже не была уверена в своих выводах. Со стороны ведущей в деревню дороги послышались шаги. Людивин увидела Сиору, которая несла им еще воды. Курт поднялся и подошел к девушке, забирая тяжелый кувшин. Увидев, что он заговорил о чем-то с островитянкой, де Сарде вновь ощутила укол болезненной ревности, и, отвернувшись, уставилась в огонь. Через пару секунд она подняла глаза и встретила взгляд Васко. Навт насмешливо приподнял бровь, но промолчал. Людивин понадеялась, что отблеск костра скроет предательский румянец на ее щеках. За своими мыслями и болтовней с Куртом, она позабыла, что они не одни. Как глупо... Впрочем, Васко умел молчать, когда было нужно, за что де Сарде его мысленно поблагодарила. Сиора присоединилась к ним у костра, с удовольствием отвечая на вопросы о своей деревне, но отказавшись от солдатской каши. Людивин наблюдала за поведением девушки, пытаясь разгадать секрет ее обаяния. Через некоторое время она поняла, что Сиора очень открыта и непосредственна. Статус дочери вождя никак не отражался на ее манере общения. Обращаясь к ней Курт не испытывал ни малейшего смущения, никаких ограничивающих его рамок, не боялся показаться галантным. «В отличие от нас, они могут общаться с чистого листа. Я же остаюсь его многолетней работой, его ответственностью, напоминаем о долге и о разнице в нашем происхождении». Это было невеселое открытие, но оно хотя бы кое-что прояснило.***
Возвратившись в Новую Серену, они погрузились в поиски новобранца, в чьей судьбе принимал участие Курт. Новость о том, что парень погиб при загадочных обстоятельствах глубоко опечалила капитана Монетной Стражи. Людивин сочувствовала ему, и впервые наблюдала эту сторону характера циничного с виду наемника. Если он так заботился о подчиненных, возможно и к своим богатым воспитанникам относился теплее, чем ей казалось. Наползали сумерки, и в комнате становилось темно. Людивин отложила письменные принадлежности, заканчивая запрос местному купечеству, и потянулась, разминая затекшую спину. Она работала прямо за туалетным столиком в своей спальне, который не использовала по назначению. Помимо горы документов на столике стоял лишь флакон духов, пахнущих, по выражению Константина, «хлопком и чистотой», лежала расческа, да несколько шпилек. Нужно было зажигать свечи, но у Людивин не было сил продолжать дипломатическую работу. Хотелось глотка свежего воздуха, поэтому она спустилась на нижний этаж. В гостиной никого не было. Сиора спала в своей комнате, она весь день жаловалась на головную боль. Васко, скорее всего, отправился к навтам в порт. Где был Курт, Людивин не знала. Константин отрядил капитана ей в телохранители, однако, какую-то часть времени он проводил в казармах Монетной Стражи. Людивин открыла дверь и вышла на тихую улицу, прилегающую к дворцу наместника. Здесь располагались несколько дворянских домов, но она еще ни разу не столкнулась с соседями. Курт сидел на скамье возле стены дома, задумчиво вглядываясь в городской сумрак. Кое-где во мраке светились огни домов и тусклые городские фонари. Но взгляд притягивали не они, а перламутрово-розовое жерло вулкана, царящего над островом. Немного поколебавшись, Людивин закрыла дверь и приблизилась к нему. - Моя зеленокровная подруга! – Курт подвинулся, чтобы она могла сесть рядом. – Ты что-то хотела? - Хотела спросить как ты, - мягко ответила девушка, принимая приглашение. – Мне показалось, ты действительно привязался к юному Рейнеру… - Он был очень похож на меня, - Курт пожал плечами, стараясь казаться равнодушным. – Я был таким же в его возрасте и мне хотелось ему помочь… - Он немного помолчал. - В конце концов я же завербовал его. А что? Только не говори, что ты ревнуешь к этому бедному парнишке. - Перестань. – Щеки Людивин вспыхнули. – Просто ты очень переживал из-за него. Мне захотелось разобраться, что ты чувствуешь. - Очень… мило. Извини за глупый вопрос. Я стал дерганный в последнее время, - признался он и на какой-то момент Людивин показалось, что она видит перед собой того юного Курта, которого они не знали. Что-то такое мелькнуло в его взгляде, и выражении лица. Неуверенность. – Поговорим об этом потом, хорошо? Мне нужно кое-что обдумать. Людивин оставила его в покое, ушла в дом и разожгла камин. Курт пришел через несколько минут и стоя у двери, молча смотрел как девушка заваривает островной чай. Когда она поставила чашки на стол, капитан опустился в кресло, с наслаждением вытянул ноги, и, взяв свою чашку, покрутил ее в руках. - Ты когда-нибудь задумывался о собственных детях? Вопрос Людивин, казалось, застал его врасплох. Курт усмехнулся и помедлил, прежде чем ответить. - Хммм. Нет. Я сам солдатский сын и такой судьбы не пожелал бы никому. Впрочем… никогда не говори никогда. - Ты говорил мне, что рано оказался в армии, но у тебя наверняка есть и хорошие воспоминания из детства? – прервала молчание Людивин. - Какие-то есть… А что? Какие воспоминания ты имеешь в виду? - Может, расскажешь о своей первой любви? Она взяла чашку, не замечая, что фарфор обжигает пальцы. - Да нечего там особо рассказывать. Обычная слюнявая история, как у всех детей. Ну тебе ли не знать. Ты же сама не так давно заглядывалась на какого-то пижона. Людивин едва не подавилась чаем. Да, у нее порой случались свидания с молодыми аристократами, не заходящие дальше, как выразился Курт, «слюнявых» поцелуев и объятий. Она и не догадывалась, что он был в курсе. - О, Курт, - она рассмеялась, решив обернуть все в шутку. – Какой же ты наивный! Я строила глазки этому болвану, только чтобы ты поревновал. - Да ты же была совсем девчонкой, - хмыкнул он и ехидно заметил. – Старые хрычи тебя не интересовали. Людивин решила не реагировать на шпильку, и вместо этого выпытала еще немного воспоминаний Курта. Он рассказал о женщине, что воспитывала его и пахла сушеными цветами, и о купании в прохладной реке с прозрачной водой. Такого спокойного вечера наедине им раньше не выпадало и Людивин показалось, что Курт изменился. Он казался менее колючим, более откровенным. Они становились друзьями, стирая придуманные обществом и положением границы. В то же время Курта явно что-то тревожило, о чем он пока не собирался ей говорить.