В омуте чужих мыслей

      Иногда это казалось чудом, что ничего не сорвалось, и Полина смогла попасть на Русалий круг, где замечательно проводила время. Колдунья с замиранием сердца следила за каждым новым этапом соревнования, в перерывах знакомилась с новыми колдунами и колдуньями, веселилась вместе с друзьями и узнавала, как же многогранен мир, в котором она так внезапно очутилась. Времени на что-то иное у неё не находилось, поэтому она и думать забыла о Светике. Однажды Полина даже увидела пьяного Заиграй-Овражкина, нарисовала его лицо на белоснежном листке, от которого он избавился, стоило ей отвлечься. При каждом восхищённом вздохе и взгляде на Воздушного очередной колдуньи она закатывала глаза и тяжело вздыхала, больше не пытаясь никому объяснить, как они ошибаются.       Впрочем, Полине ли что-то говорить, когда она и сама иногда поддавалась его чарам? Мимолётные помутнения рассудка, когда её сердце замирало от одного взгляда Воздушного, когда становилось больно и пусто от его слов, когда желание убежать едва не пересиливало все остальные. Она не понимала себя и свое неспокойное сердце. В её мечтах — детских и далёких, навеянных разговорами с родителями об истинном и краткими беседами на ту же тему в доме дяди и тёти, — никогда не возникал такой парень, как Сева. Даже предполагаемый Севастьян представлялся Полине иным, без этих веснушек и непослушных волос, с тёплыми глазами и улыбкой, он был вовсе не таким, как этот Воздушный с его чёрным злым взглядом. Полина желала любить и быть любимой, как мать, оберегаемой таким человеком, как отец, а Воздушный колдун не мог предложить ей ни то, ни другое. Да и никогда бы не захотел. Он выбирал лишь красивых, а Полина, сколько бы ни любила себя, не могла лгать, пусть и в мыслях — красивой она не являлась. Нескладная, худая, словно оболочка настоящей девушки, неброская и незапоминающаяся. Раньше её это нисколько не заботило.       Однажды, разговаривая с Севой и сидя в непосредственной близости от него, она почувствовала его неспокойное дыхание, увидела лёгкий румянец, который появился внезапно и словно нехотя. В то мгновение — настоящее, но странное и волшебное — она не видела в нём ни Сирену, играющую с невинными девушками, ни эгоистичного Воздушного колдуна, следящего за каждым её шагом с неодобрением. Он был таким обычным и похожим на простого человека, к которому совершенно не страшно обратиться, поэтому Полина, хоть и запинаясь, заговорила с ним. Её руки чуть дрожали, покрываясь холодным потом, но она ощущала теплоту, о которой раньше и не помышляла в его присутствии.       Никакого наигранного недовольства, недомолвок, повисающих в воздухе тяжёлым камнем — Полина во все глаза смотрела на него, и пускай дышала она слишком тяжело и нетерпеливо, но её сердце радостно трепетало в груди. И на миг — короткий и как будто придуманный ею самой же — Полине показалось, что в своей голове она услышала чужие мысли. Тогда она ничего не поняла. Думая о том, как правильно задать Севе очередной вопрос, Полина упустила тот момент, когда ход мыслей свернул в иную сторону. Вот она продумывает слова, которые должны быть сказаны без дрожи и с напором, а вот думает о красавице Миле и собственном непонятно откуда взявшемся страхе посмотреть в глаза напротив.       Полина не обратила на мгновенную странность должного внимания, а после им помешала Лиса, и всё забылось, но вскоре это повторилось. Они танцевали, а Сева улыбался. Буквально несколько секунд назад он спросил её, бросила ли она Светика, а после прижал к себе, не спрашивая разрешения, совсем как тогда, на балу. И несмотря на то, что разговор зашел в иное русло, она отчего-то думала совсем не о теме беседы. Да и как Полина могла интересоваться у себя самой, как посмел этот недалёкий колдун взять и променять Водяную на кого-то другого? Во-первых, она никогда не считала Светика недалёким — даже после того, как он выбрал не её, а Олю; а во-вторых… Следующей стала мысль о том, что она бы так не поступила. «Как так?» Она бы не бросила саму себя ради другой колдуньи? Подобные мысли уж точно не могли принадлежать Полине, поэтому она уставилась на Воздушного, который спокойно говорил с ней о гадании.       Но девушка не успела ничего предпринять, и когда Сева просто взял да отвернулся от неё, наверняка улыбаясь подошедшим колдуньям, она ощутила не разочарование. Нет, ей ли привыкать к его внезапным сменам настроения, но когда Заиграй-Овражкин перестал её замечать, словно они и вовсе были незнакомцами, столкнувшимися по случайности в кругу танцующих, Полина разозлилась. Правда, вёл ли себя он когда-то иначе? Улыбался ли тепло и открыто, не будучи пьяным и чуть-чуть не в себе? Он и часами-то предложил обменяться, наверное, потому, что не соображал, с кем танцует. В их отношениях абсолютно ничего не поменялось, и те мысли — внезапные, странные и словно не её — лишь обман, который Полина сама и придумала, околдованная здешней атмосферой.       Возможно, Полина бы уделила этому чуть больше времени, возможно, поговорила бы с дядей или Миком, как только появился бы шанс связаться с домом, но ничего не вышло. Возвращаясь назад вместе с Ритой, она оказалась неспособна дать отпор тем, о ком до этого лишь говорили шепотом, передавая слухи, что Старообрядцы желают заполучить себе Водяную колдунью. И несмотря на недавнюю злость в отношении Севы, первым она позвала его. Ни свою любимую наставницу, ни кого-то из близких друзей, а наглого, но верного — эта мысль поразила Полину, но так оно и было — Воздушного. Именно он неизменно оказывался рядом, когда её настигал очередной приступ. Именно он со спокойствием целителя чертил на Полинином теле специальные знаки, чтобы боль ушла. Поэтому, когда она закричала, призывая его появиться и спасти её, удивление не пришло. Но он был занят танцами и ничего не услышал.       В итоге Полину не похитили, и тогда этот факт казался таким обнадёживающим, только это всё равно ничего не значило, ведь попытка похищения повторилась, и на этот раз закончилась неудачно для неё. И, находясь в месте, о котором она ничего не знала, Полина думала о том, что никто не учил её быть сильной. Способной противостоять всем тем, кто желал обладать доступной ей магией. Она с друзьями обсуждала Старообрядцев, но это были всего лишь разговоры детей, которым никогда не приходилось выбираться из опасных и безвыходных ситуаций. У неё не было оружия, не было никого, кто пришёл бы за ней и вернул обратно в Заречье, даже колдовать Полина толком до сих пор не умела. Вот только сдаваться она не собиралась. Терпеть. Не поддаваться. Не слушать их слов. Притворяться достаточно сильной, чтобы они не смели приблизиться.       В моменты, когда сил на борьбу у неё совсем не оставалось, а сердце заходилось в страхе, Полина закрывала глаза и представляла лица друзей. Она чувствовала, как отросшие ногти врезаются в бледную кожу ладоней, и это отрезвляло её. Она ведь испугалась, когда пролила на «наставника» горячую воду, только виду не подала. Она дрожала, когда они подослали к ней юного мальчишку, но воспользовалась им, не прекращая убеждать себя, что поступает правильно. Полина пыталась быть, как каждый из её друзей. Такой же сильной, как Маргарита. Такой же с виду высокомерной, как Анисья. Пыталась не терять надежды, как и Вася, ведь она бы не опустила рук. Не сдаваться, не перепробовав все способы, чтобы выбраться — это про Митю. Его она вспоминала почти так же часто, как и Севу. Притворяйся сильной, высокомерной, неунывающей, смелой. Маска, которая, если треснет, покажет Старообрядцам, какая Полина на самом деле. И если дать слабину, возврата к самой себе уже не будет.       Но слабину нельзя не дать, если ты — одинокая маленькая девочка в логове врагов. Постепенно пришлось начать играть по их правилам, есть, выходить из темного подвала, разговаривать, постоянно удерживаясь в состоянии спокойствия, придавая себе отчужденный вид. Полина держала в руках его перо, она звала того, к кому так часто обращались мысли, но вряд ли этого было достаточно, чтобы отыскать её и спасти из надежной тюрьмы. Она знала, что не сработает, но каждый вечер перед сном было так трудно пережить тот факт, что и сегодня она не выбралась отсюда. Выберется ли когда-нибудь? Она не давала себе думать об этом.       Они подослали мальчишку, сына какого-то-там-известного-провидца, и Полина поддалась своей слабости, пошла на поводу у израненных чувств, позволила себе завести с ним более-менее дружеские отношения, если, конечно, можно заводить друзей в плену. На самом деле он просто напоминал ей Севу, потому что был примерно одного с ним возраста и роста, просто был единственным здесь, с кем можно было говорить и представлять другого человека. Она пыталась запретить себе и это, но не могла, хотя в глубине души понимала, что Алексей и Сева совсем не похожи. Последний всегда приносил с собой какие-то неловкие, а иногда — очень редко — успокаивающие чувства, ощущение того, что он знает, о чем думает Полина. Она так к этому привыкла, а теперь рядом был только нелепый Алексей со своей самоуверенностью и наивностью. Полина видела, что нравится ему, и ей было приятно. Совсем чуть-чуть, но он оставался неприятелем, тем, кто не стал бы делать ничего для её спасения.       И пока Водяная пыталась удерживать себя в руках и не терять последнюю надежду, пока с нежностью и страшной тоской думала о друзьях, родных, Заречье, в её тюрьме явно что-то готовилось. Пророчество, взволновавшее остальных, но неясное для неё самой, запустило цепь событий, о которых в будущем Полина жалела сильнее всего. Она во все глаза смотрела на лицо Алексея — уже знакомое, но какое-то странное и непонятное. Он шёл к ней, словно одурманенный, улыбался и полностью игнорировал тот факт, что она связана, чтобы позже отдать свою жизнь из-за неё. И в миг, когда незнакомый мужчина занёс нож над ничего не понимающим юным колдуном, она зажмурилась и представила то единственное, что могло спасти Полину от той же участи. Перо. Она вновь звала финиста, как в ту праздничную ночь Русальего круга.       На этот раз Сева не был занят танцами с другими девушками. Он действительно услышал её и помог спасти, приведя Светлых колдунов в тюрьму, из которой Полина уже и не мечтала выбраться. У него получилось преодолеть все препятствия, чтобы Водяная вернулась назад — в место, которое ещё недавно было ей домом, но ни Заиграй-Овражкин, ни кто-либо другой не догадался, что они припозднились. И дело было даже не в том зле, что сидело в Полине и управляло её телом, предавая всё то, что колдунья считала правильным, дело было в пустоте, образовавшейся в сердце. Она позволила Алексею приблизиться, заставила похитителей считать, что они дружны, и что же Старообрядцы сотворили с ним? Воткнули в сердце нож.       Так будет со всеми, кому она покажет, что привязана или по-настоящему любит?