В омуте чужих мыслей

      Однажды Полина поймала себя на мысли, что её больше не волнует, с кем Заиграй-Овражкин проводит время. Она взглянула на него — такого неприступного и далёкого, стоящего рядом с прекрасной колдуньей — и ничего не почувствовала. Осознала, что Светик во всём лучше этого замкнутого и злого колдуна, использующего свои чары во вред невинным девушкам. Рядом со Светославом Полина ощущала тепло, разливающееся внутри, а находясь вблизи Севы — лишь неприятную боль в сердце и полную неразбериху в мыслях. Что бы это ни значило, она выбирала первое.       И у неё даже получалось не замечать Сирену, пока Митя не предложил ей поучаствовать в некоем обряде. Она согласилась, ведь не видела в отказе смысла. Помощь Севе в его желании превращаться в птицу обязывала Полину уходить в лес вместе с колдунами да ещё и скрывать вылазки ото всех, но ничего личного в этом вроде бы не было. Вот только, когда он с таким холодом объяснял, для чего им нужна именно девушка, Полина вновь ощутила эту странную боль. Глядя на Севу и слушая Митю, она старалась ничем не выдать то, как на неё повлияли слова Овражкина о формальности, заключавшейся в выборе подруги сердца. Да, Митя верно подметил, что этого самого сердца у его друга нет. Ни намёка, и Полина сомневалась, что оно вообще когда-либо появится.       Она вырвала перо из черного крыла и пообещала себе думать об Овражкине ещё реже, чем обычно. Ни к чему это — проявлять к нему так много интереса, когда он остаётся самим собой. И у неё вполне получалось. Каждую встречу они практически не оставались наедине: Митя никуда не уходил, а если и случалось иначе, Полина с Севой не заговаривала, как, впрочем, и он с ней. Они сидели в тишине, тяжёлой и давящей всем своим весом на хрупкие плечи девушки, но ни она, ни он не показывали этого. Несколько раз Полина даже порывалась спросить Сирену о том, что её волновало, но она всегда выбирала компанию улыбчивого Муромца. С ним было проще, и Митя не вызывал у неё непонятных чувств, незнакомых и пугающих.       А спустя какое-то время Василиса погадала ей, когда никто этого не ожидал. Подруги, исключая Анисью, покинувшую ранее шатёр, разговаривали, пока Кассандра Степановна не прервала их, буквально заставив Васю начать гадание. И поначалу Полине даже нравилось то, как ложатся карты, но чем дальше Василиса их переворачивала, тем сильнее это отдаляло её от Светослава.       Воздушный колдун — Светик как раз таковым и был. Популярный у дам — и снова не солгали, глаза у него такие притягательные, синие и бездонные; и думает он о ней. Полина улыбалась, поглядывая на колдуна, сидящего в другом конце шатра, пока последняя карта не была открыта. Трефовый валет, когда необходим пиковый, чтобы сложилось окончательное соответствие с чёрными волосами Светика! Но гадание было непреклонно. Хотя это ведь просто гадание? Оно вовсе не обязательно должно сбыться. Да и странно это: у Полины на руке чужое имя, у Светика — ничего, а она придала такое большое значение обычному гаданию. В тот день, не отрывая взгляда от Воздушного колдуна, Полина верила, что в этом нет ничего такого и что в тусклом свете шатра вполне можно принять Светослава за шатена.       Вскоре она забыла о том гадании, да и разве можно думать о нем, когда рядом такой внимательный красавец Светослав. Голубоглазый и совершенно точно в неё влюбленный. Когда чувствуешь свою нужность и важность близкому человеку, разве есть тебе дело до кого-то другого, а уж тем более до подчеркнуто равнодушных колдунов? Конечно нет. Правда, такие колдуны всё равно рано или поздно о себе напоминают. В случае Полины это произошло на балу в честь дня рождения Мити, который Муромцы дали в роскошном семейном особняке накануне рождества Коляды. Светик не был туда приглашен, в отличие от Полины и её подруг, и даже почему-то обиделся на свою девушку. Пришлось махнуть на него рукой, чтобы не портить себе праздник, но, как оказалось, и без Светослава были желающие его испортить.       Сначала все шло очень даже неплохо, Полина была безмерно рада увидеть дядюшку, да и великолепие праздничного убранства произвело на неё впечатление. Даже вальс она худо-бедно станцевала, благодаря заботам именинника. Правда, веселья колдунье это вряд ли прибавило, она очень сопереживала Мите, который точно никакой радости от бала не испытывал. Зато Заиграй-Овражкин, видимо, был вполне собой доволен и, перетанцевав со всеми подругами Полины, потащил — по-другому и не скажешь — танцевать вальс её саму. И ей пришлось сдаться, отказ, вертевшийся на языке, не сорвался с губ. Возмущение, смущение и тупая боль где-то в груди — вот так снова ворвался в её мир этот наглый колдун.       Их танец не продлился долго, и хоть назойливые и неприятные мысли так и вгрызались в голову Полины, ей все же удалось ощутить спокойствие. Она пока не знала, что скоро её настигнет правда. Настолько ужасная, что думать о чем-нибудь ещё было решительно невозможно. Прямо во время бала состоялось срочное собрание, на котором присутствовали Ирвинг, отцы Севы и Мити, месье Монье и Полинин дядя. Он открыл этим людям семейную тайну, которая не без помощи Севы и Мити стала известна и самой Полине.       Милонега. Милонега её прабабка.       Дальше всё происходило точно во сне: Сева и Стефани в тёмном коридоре, обжигающий холод на балконе и слёзы, разговор с Митей, его объятия — недолгие, но такие тёплые и искрение, — а потом окончание праздника и отъезд во Францию. Уже там она получила Митино письмо, содержащее некоторые ответы, ободряющие и сочувствующие строки, и подарок, но он, как подумалось Полине, был от Севы. И почему-то это было так приятно, что снова закололо где-то между ребер. Но всё хорошее, связанное с Заиграй-Овражкиным, превращалось в ничто. Вернувшись в Белую Усадьбу и столкнувшись с Митей и Севой, она узнала, что их встречи в лесу возобновляются, а ещё — что никакого подарка самовлюблённый Сева ей не дарил. Полина отчего-то расстроилась, но чувств своих не показала — ей и самой было невдомёк, почему правда кольнула в самое сердце, словно предположительный знак внимания от Сирены что-то значил для неё.       Она всё сильнее убеждалась в том, что Воздушный колдун приносил в её жизнь лишь неразбериху, портя даже отношения со Светиком, который отчего-то вдруг возомнил, что Полине нравится Сева. Подумать только! Она ведь лучше остальных знала, кто он такой на самом деле, скрывающийся за маской напускного безразличия и пользующийся силами, которыми легко мог привораживать к себе невинных и ничего не подозревающих девушек. Полина помнила, как Митя пытался объяснить ей, что Сева не может это контролировать, но он, будучи лучшим другом Сирены, не замечал, с каким рвением тот пользовался девичьим вниманием. Воздушный, зная, что колдуньи не в силах отвести от него взгляда, раз за разом позволял им увлекаться собой, а после оставлял, когда играть в возлюбленных ему надоедало. Вот и Стешка попалась на это, а он и не думал ничего предпринимать.       Ей нравится Сева? Глупость какая! От Заиграй-Овражкина хочется находиться как можно дальше, так, чтобы ему не удавалось задевать её брошенными вскользь словами, чтобы не смущать её сердце непонятными чувствами и не проворачивать этот трюк с «чтением» мыслей. Нравится ей только Светослав, и никто больше.       Её уверения были так горячи, что Светик широко улыбнулся, они обнялись, и мир был восстановлен, но, как оказалось, ненадолго. Полина не обсуждала это с ним, однако колдун слишком много времени проводил с другими девушками, особенно с Олей, как будто не видя в этом ничего неправильного. И, возможно, она бы и попыталась вмешаться и объяснить ему, почему в их отношения закралось недопонимание, но у Полины были иные занятия. Ей предложили поучаствовать в создании испытания для Русальего круга, а ещё Стешка растеряла весь свой пыл и лишь смотрела на Сирену, не приближаясь к нему. Полина ужасно раздражалась от того, что буквально все увлечены Севой, как будто он был единственным парнем на всём белом свете.       Вскоре Водяная пережила очередной приступ, испугала этим Светослава, который побежал жаловаться Оле… На самом деле девушка не знала, так ли это, ведь об всём ей сказала как раз эта колдунья, а не сам парень, но Полина всё равно вздрогнула, услышав, что её приступы «отвратительны», и отчего-то сорвалась на Мите и Севе, когда они встретили её у избушки. Впрочем, Заиграй-Овражкин опять смотрел так, словно считал её сущей идиоткой, и мысли про «отвратительные» приступы отступили. А ещё она никак не могла избавиться от затаённой радости, которую испытала, услышав от Анисьи, что среди колдунов, предложивших ей руку и сердце, не оказалось Сирены.       Когда Полина чуть не выболтала свои ожидания насчёт того, что и Сева предложит Анисье выйти за него, он вновь словно прочитал её мысли, огласив невозможность более бедных семей получить положительный ответ от такой невесты, как Анисья Муромец. Несмотря на то, что Полина не понаслышке знала о несчастливых судьбах многих истинных, она всё никак не могла понять, каково это — выбрать себе спутника на всю жизнь лишь из-за его богатства и знатности рода. Неужели имя, которое носила младшая Муромец, принадлежало совсем не тому, кто подойдёт под запросы её семьи?       И если бы у Анисьи на коже было имя Севы, согласилась бы она пойти против семьи и своих убеждений?..       А тот приступ всё же испугал Светослава настолько, что утешения он, похоже, и правда искал в объятиях Огненной Оли, и совсем скоро их уже видели держащимися за руки; поэтому отношения Воздушного и Полины окончательно зашли в тупик и распались. И если Светослав, судя по всему, горевал недолго — Оля не давала, то Водяной потребовался немалый срок, чтобы прийти в себя. Но жизнь продолжалась, а Русалий круг всё приближался, поэтому сердечные переживания отошли на второй план.