***
С момента ухода Квазимодо прошло три дня. Он отказался от встречи со мной, предпочтя сразу отбыть в собор! Я знала, что до звонаря всего двадцать минут пути, но мне было настолько обидно, что я и не подумывала бежать за ним. Разозлился на меня или испугался? Мысль о Квазимодо неизменно наполняла меня чувством огромной горечи, кто терял близкого человека, тот знает. Кроме того, я хотела уважать его выбор, нет, значит, нет. Мы усиленно собирались в дорогу, на завтра было назначено отбытие. Оставалось только одно дело, которое я еще хотела осуществить прежде, чем покину этот город. — Я хочу видеть Тристана Отшельника, — сообщила я камергеру. — Т-т-т-тристана? — заикаясь, повторил он, — Ваше Сиятельство не ошиблись? — Нет, не ошиблись. Просто передай ему. Вы не можете не видеться. — Слушаюсь, — растерянно отозвался несчастный. К моему удивлению, он явился. Честно говоря, я не ждала. — Ваше Сиятельство, — слегка поклонился он. — Господин прево, у меня есть весьма необычная просьба к Вам, прежде чем я уеду. Я хотела бы видеть священника. Тристан не выказал удивления. Я вообще сомневалась, что у этого человека есть эмоции. — Всем при дворе Его Величества приказано не отказывать Вам в просьбах. Однако хорошо ли Вы подумали, миледи? — Более чем. Иначе не просила бы Вас. Вы не откажете мне, или я должна буду побеспокоить Вашего господина таким пустяком? — Будь по-Вашему. Я лично провожу Вас. Но Бастилия не место для девушки, Вы должны знать. — Все равно. Пойдемте. Однако я должна буду взять служанку. Итак, я в сопровождении Тристана Отшельника и Клариссы, молоденькой, но сообразительной девушки, отправилась в самое жуткое место в Париже — Бастилию. Выйдя из кареты, я осмотрела величественное каменное сооружение. О, сколько же несчастных томилось здесь со времен ее сооружения! У меня сжималось сердце от мысли, что я должна буду вновь оказаться в этих стенах, но я уже приняла решение. — Кларисса, останься здесь, — бросила я девушке. Служанка лишь благодарно кивнула. Тристан привел меня в какую-то комнату, мало походившую на тюрьму. Здесь были даже намеки на комфорт. — Его Величество любит останавливаться здесь, когда посещает Бастилию, — пояснил Тристан, — узник будет доставлен к Вам, нет необходимости спускаться в казематы. — Спасибо Вам, — искренне поблагодарила я. Он кивнул и покинул комнату. Спустя несколько минут он стоял передо мной. Он был бледен, бледнее обычного, однако цел и невредим. Руки ему предосторожности ради связали за спиной. — Я буду прямо за дверью, миледи, — предупредил меня прево, прежде чем покинуть комнату, оставляя меня наедине с бывшим архидьяконом. — Зачем Вы пожелали меня увидеть? — он первым нарушил молчание. — Завтра мы отбываем домой, а Вы в монастырь. Другого шанса не представится уже никогда. — Вы католичка, — вдруг прошептал священник, — никогда не были язычницей…цыганкой. — Верно, святой отец, — и я показала ему тот самый усыпанный изумрудами крест, который бедная Луиса так и не смогла передать мне, — хотя я забыла, Вы уже не святой. — Думаете, это меняет что-то, Ваше Сиятельство? Моя любовь к Вам будет мучить меня до конца дней моих! Зачем Вы просили за меня? Продлить мои страдания? — на него было жалко смотреть, мне казалось, сейчас он все-таки разрыдается. Весь мой прежний страх перед ним пропал, единственное, что осталось — жалость, даже не сочувствие. По сути, он был просто вконец запутавшимся несчастным человеком, чей эгоизм принес боль стольким людям! — Я не так жестока, как Вы. Я не готова убить. Скажите, Вы хоть немного сожалеете? — Сожалеть, маркиза? О чем? Разве что о том, что так и не смог познать любовь самого прекрасного в мире создания? Не узнал, каково это обладать тобой? — он точно был не в себе. — Из-за Вашего стремления заполучить то, чего Вам так хотелось, Вы подставили Квазимодо под плеть Тортерю, замучили и дважды попытались предать смерти бедную девушку лишь за то, что отказала, спровоцировали атаку собора. Вы хоть понимаете, что даже не защищай меня Квазимодо, так или иначе Ваш план повлек бы за собой пролитие крови? Бродяги убили бы всех, кто попал бы им в соборе под горячую руку, поверьте, у меня было время узнать этих людей. Что же с Вами стало, — покачала я головой. — О да, мой пасынок, несомненно, превзошел меня, — вдруг ядовито проговорил Фролло, — он смог держать себя под контролем ради Вас. Если хотите, я признаю, я оказался слабее. Но я всего лишь человек, девушка! Который имел несчастье полюбить Вас! — Квазимодо дал мне очень важный урок на всю жизнь. Возможно, я смогу поделиться им с Вами… Когда-то я считала, что любовь — это стремление сделать все, лишь бы быть рядом с любимым, — я покачала головой, — я ошибалась. Он показал мне, что любовь — это искреннее желание сделать человека счастливым. Так, как того хочет любимый, а не ты сам. Понимаете? — Бескорыстие и самоотдача, — пробормотал священник, — и к чему же это привело его? Насколько мне известно, он вернулся на службу в собор. Что же Вы не остановили его, раз так цените его идеальную любовь, — на слове «идеальная» он усмехнулся. — Он не пожелал меня видеть, — тихо созналась я, — его обида мне понятна, я… — Стойте, маркиза, — он снова усмехнулся, — Квазимодо и обида на любимого им человека понятия несовместимые, мне ли не знать. Он просто предпочел не мозолить Вам прекрасные Ваши глаза. А Вы и рады. Значит, просто красота, маркиза! Красота решает все! — он разразился дьявольским смехом. Дверь распахнулась, и в комнату ворвался Тристан. — Что здесь происходит? Он причинил Вам вред, миледи? — Нет. Уведите его, — бросила я, отвернувшись. Священник все еще одержимо смеялся, когда Тристан вытолкнул его из комнатки. Не нужно мне было приходить, я совершила ошибку. Как во сне я помню, что вернулись назад в Лувр. Мне сообщили, что все готово к отбытию, нет смысла ждать до завтра. Садясь в свою отдельную карету, я бросила прощальный взгляд на Собор Парижской Богоматери. Где-то там в этом огромном сооружении был звонарь… Я ощутила раздирающее душу сожаление, что не простилась с ним. Тем более после того, что наговорил мне бывший архидьякон. Карета тронулась. Королевский кортеж покидал Париж.Назад в Испанию.
25 июля 2019 г. в 15:55
Фердинанд и Людовик сидели в богато украшенной приемной зале и ожидали, пока приведут горбуна. Только что между двумя монархами состоялся весьма неприятный разговор, результатом которого стало дарованное Валерии обширное поместье близ Марселя и заверение Людовика, что абсолютно все виновные в несчастьях девушки понесут наказание. Достижение договоренности было особо важно в те времена, когда разрушить отношения между государствами могло дурное настроение правителя. Тем более, когда речь шла о двух сильнейших королях Европы.
— Валерия не желает смерти священника, — медленно проговорил Фердинанд, — она не желает вообще ничьей смерти.
— Ваша дочь — добрая христианка, — отозвался Людовик.
— Моя дочь просто добрая, — усмехнулся его собеседник, — что Вы намерены делать?
— Вы не хуже меня знаете, дорогой Фердинанд, что есть наказания похуже смерти. Девушке совершенно не обязательно знать все. Женщины вообще существа ранимые, даже королям приходится с этим считаться.
— И все же?
— Шармолю отправится до конца жизни в Бастилию. Давно было пора заменить его, этот человек совершенно перестал видеть границы дозволенного. А для человека его положения иного пути быть не может, он сам должен это понимать. Рано или поздно, рано или поздно… — задумчиво проговорил Людовик. — Он привык к роскоши, следовательно, я не пожалею на него клетки стоимостью в триста шестьдесят семь ливров, можете себе представить? Председатель составит ему компанию, вместе выносили приговор бедняжке, вместе и получат по заслугам. Я милосерден, они не сойдут с ума от одиночества. Милый Тристан обо всем позаботится.
Фердинанд лишь кивнул. В отличие от своей дочери, он не был настроен столь миролюбиво. Но был готов внять ее просьбе не отбирать жизни, здесь его совесть будет чиста.
— Капитана отправлю в какой-нибудь дальний гарнизон, и дело с концом. А священника…
— Монастырь, — прищурился Фердинанд.
Людовик невесело рассмеялся, — хотите, чтобы он замаливал грехи? Мудрое решение…это можно устроить. Тем более что сан ему уже все равно не нужен. Знаете, близ Лиона в горах есть прекрасное место, как раз то, что нужно. С Вашего позволения, Клод Фролло отправится туда в самое ближайшее время. Я всегда говорил, воздержание до добра не доведет… Да где же этот горбун? Говорят, уродлив как смертный грех.
— По мнению Валерии, этот человек святой, — задумчиво протянул Фердинанд.
Вдруг высокие дубовые двери распахнулись, пропуская огромного рыжеволосого горбуна в сопровождении одного из стражников, охранявших вход в залу. Стражник молча показал звонарю, куда встать, жестом показал, что надо поклониться. Людовик лениво махнул рукой, отпуская охрану. Внимание обоих монархов сосредоточилось на Квазимодо.
— Ты понимаешь, что я говорю? — задал первый вопрос Людовик.
— Понимаю, Ваше Величество, — звонарь немного споткнулся на непривычном для него обращении, на всякий случай еще раз поклонившись королю.
— Я вижу, тебе уже кое-что объяснили. Тем лучше. Вчера ночью ты защитил святую обитель Богоматери от толпы черни, желавшей разграбить ее. Так ли это?
Горбун молчал, робко глядя на короля.
— Да что ты так затравленно смотришь на меня своим единственным глазом! Твой король задал тебе вопрос, — старый Людовик явно не отличался терпением.
— Умоляю, не гневайтесь, Ваше Величество, — испуганно произнес горбун, — я не собор защищал, — добавил он совсем тихо.
— Будь я проклят, если что-то понимаю, — оглянулся Людовик на Фердинанда, — Тристан же ясно доложил…
Звонарь, видя гнев короля, вдруг упал на колени и быстро заговорил:
— Прежде чем Вы убьете меня, взываю к Вашей милости, скажите, что стало с цыганкой, с Эсмеральдой.
— Да кто тебя собирается убивать, клянусь Пасхой! — воскликнул Людовик в нетерпении, — дорогой Фердинанд, объясните же ему все, ибо мое терпение на исходе.
— Моя дочь рассказала мне, что ты спас ее, звонарь. Понимаешь?
Квазимодо молчал, пораженно глядя на короля. Он нашел в себе силы лишь кивнуть головой, что по отношению к королю было крайним неуважением.
— Знаешь ли ты, кто перед тобой? Мы Фердинанд II Арагонский, великий король Испании. Моя дочь, маркиза Валерия де Кабальеро волею судьбы оказалась на улице среди простонародья, где чуть не оказалась повешенной по ложному обвинению. Ты хоть понимаешь, какой ты поступок совершил? Я ведь не только король, я еще и отец. Мой долг перед тобой неоплатен, звонарь. Скажи, что ты хочешь за спасение маркизы? Только хорошо подумай.
— Маркиза… — тихо прошептал горбун скорее сам для себя, вдруг закрывая лицо руками.
— Это все, что ты понял?
Но Квазимодо, казалось, уже забыл, что стоит перед двумя сильнейшими людьми Европы. Он никак не мог отнять руки от лица и снова взглянуть на того, кто назвался ее отцом.
— Так что ты хочешь? Говори, и покончим с этим.
— Что теперь с нею будет? Ваше Величество, — поспешно добавил горбун.
— Это все, что тебе нужно? — с сомнением спросил король, — я думал о более весомой награде.
Но Квазимодо лишь покачал головой, — мне ничего не надо, не сочтите за дерзость.
— Ну что ж, раз я обещал… Валерия отказалась от монастыря, она вернется в Испанию, в свое имение, наверняка выйдет замуж, как и все молодые девушки. Вот только жениха ей осталось подобрать, какого моя дочь бы одобрила, наконец. Что ты еще желаешь знать?
— С нею все будет хорошо? — робко спросил звонарь.
— Более чем, — сухо ответил король, — не думаешь ли ты, что я позволю, чтобы с Валерией снова случилось подобное несчастье?
— Спасибо, Ваше Величество, — вдруг поблагодарил его Квазимодо, — позвольте мне вернуться в собор, прошу Вас, — перевел он взгляд на Людовика.
Король лишь махнул рукой, — и то верно, на колокольне от тебя будет больше пользы, уйди только с глаз моих. Эй, там за дверью! Доставить этого человека в Собор Богоматери, — приказал он явившемуся стражу.
— Она хотела увидеть тебя, — вдруг обратился Фердинанд к звонарю, — однако это просьба, не приказ. Если он пожелает, передай, чтобы проводили его к маркизе, — это уже было адресовано стражу. Тот поклонился.
Квазимодо увели, а оба монарха переглянулись.
— Клянусь Пасхой, самый странный малый из всех, что я видел! — выдохнул Людовик.
— Не могу не согласиться с Вами, — задумчиво отозвался Фердинанд, глядя вслед звонарю.