***
Следующий день начался просто потрясающе. Погода была великолепной, священника рядом не наблюдалось, впервые за две недели, так что я снова с головой ушла в пляску. Давно не получала такого удовольствия от танца! — Браво! Браво! — слышались крики зрителей, что только подзадоривало меня. И вдруг… — Эй, малютка! — этот голос до сих пор иногда снился мне. Я резко подняла голову. Это был он! При свете дня он показался мне еще прекраснее, я даже не чаяла его еще раз увидеть! И он хотел встретиться со мной. Бросив Гренгуару «Теперь твой черед!», я пошла в дом к Фебу. Когда я вошла, первое, что увидела — нескольких девушек и одну пожилую даму, судя по их виду, люди довольно зажиточные. Быстро оглядевшись, я отметила про себя качество обстановки дома, мебель и обои явно стоили немало. Затем моим вниманием полностью завладел красавец-капитан, какое имела значение обстановка и наряды девушек, когда это ОН позвал меня? — Клянусь честью, очаровательное создание, — протянул Феб, — что скажете, прелестная Флер? — Недурна, — скривилась девушка в голубоватом платье. Остальные девушки зашептались между собой. Мне в лицо точно пахнуло огнем. Этот короткий диалог прозвучал так, будто бы я была вещью, не человеком. До меня только сейчас дошло, что я стою в гостиной богатого дома в нищенском платье с бубном в руках перед мужчиной, который мне нравится. Я закусила губу, пытаясь подавить волну обиды и унижения, инстинктивно высоко вскинула головку. — Подойти поближе, малютка, — попросила меня пожилая дама. Я подошла, игнорируя маленькую девочку, которая явно пыталась подражать даме. Ко мне снова обратился капитан: — Не знаю, имею ли я честь быть узнанным Вами… — О да, капитан. Вы оказали мне неоценимую услугу, как я могу забыть Вас, — искренне ответила я, мгновенно забыв обо всех присутствующих дамах. — Вы вместо себя, моя прелесть, оставили угрюмого чудака, горбатого и кривого, кажется звонаря архиепископа. Мне сказали, что он побочный сын какого-то архидьякона, а по природе своей — сам дьявол. Но если Вас это обрадует, Тортерю ловко обработал спину этого чудовища! — Бедняга, — ответила я, снова вспомнив кровавую сцену на площади. — Черт побери! Жалость здесь так же неуместна, как перо в заду у свиньи! Пусть я буду брюхат как Папа, если… — Прекратите! — не выдержала я. Манера его речи так не вязалась с образом благородного рыцаря, сложившегося у меня в голове. Он выражался, как пьяный Клопен, честное слово! — Он говорит с тобой на твоем же языке, — проворчала эта Флер, чем снова вогнала меня в краску гнева. Не то, чтобы я не сознавала своего положения цыганки, уличной девки. Я честно пыталась вспомнить, как относилась к людям гораздо ниже меня по статусу, пытаясь поставить себя на их место, но это было сильнее меня! А эти «леди» кинулись обсуждать мое самое больное место: одежду. — Какая короткая юбчонка! Это неприлично. — За твой золоченый пояс тебя может забрать городская стража… — Если бы ты достойным образом прикрыла рукавами плечики, они не загорели бы так. Я кипела от злости, а капитан, покручивая усы, небрежно уговаривал меня не обращать внимания. Помимо унижения я чувствовала волну горького разочарования, ведь он видел во мне лишь жалкую уличную плясунью, недостойную отношения как к человеку, равному ему по статусу, с которой можно развязно поговорить. Глаза защипало от непролитых слез, и я с силой закусила губу, чтобы не заплакать перед ними. Вот, значит, как он относился ко мне! Я уже представляла, как изменилось бы их поведение, навести я их как маркиза де Кабальеро. Девушка, которую капитан назвал Флер, вдруг дернула меня за косу, что-то говоря про прическу, и я не сдержалась: — Хватит! Считаете себя лучше лишь потому, что много денег и кое-какой титул? Одежда вам моя не нравится?! А сами? Где Вы это платье достали, такие рукава уже несколько месяцев никто не носит, — обратилась я к Флер, — а прическа? Вы бы еще в старушечий пучок волосы стянули, и то было бы лучше! Леди делает воспитание, а не шелковые платья и попытки следовать моде высшего света! Надо было видеть их лица в тот момент. Они смотрели на меня так, будто у меня выросли рога, не иначе. Первой это всеобщее онемение нарушила Флер, со слабым стоном оседая на пол. Это и привело собравшихся в чувство. Девушки громко загалдели, пожилая дама закричала: — Дочь моя! Пошла прочь, проклятая цыганка! Убирайся, пока цела! Девушку уносили в соседнюю комнату, а я быстрым шагом направилась к выходу, все еще кипя от бешенства. Однако на крыльце дома меня настиг капитан: — Малютка, малютка, постойте! Ну и переполох Вы учинили! — Что Вам угодно? — обернулась я к нему. — Всего лишь увидеть Вас еще раз. Скажем, завтра на закате солнца? — Нет. — Почему же? Разве я не люб Вам? — Вы позволили им оскорблять меня! А сами? Разве мужчина может так относиться к девушке? Или я для Вас лишь уличная цыганка? О чем нам тогда говорить? — Ну, не сверкайте своими прекрасными очами столь грозно, Вам не к лицу. Коли я виноват, позвольте мне загладить вину. Скажем, завтра? — Я не приду. Всего хорошего. — Дайте мне хоть шанс, моя красавица. И я докажу Вам, как Вы сейчас заблуждаетесь. Я замешкалась. Увидеться с мужчиной один на один было позором. С другой стороны, месяц общения с «чернью» несколько стер налет аристократизма с меня. А капитан был красив, в Испании подобных ему мужчин я не видала. Слишком жалко мне было расставаться с иллюзией о блестящем белокуром рыцаре, защитившем меня. К тому же сама мысль о запретном свидании под луной наполняла меня предчувствием чего-то романтичного. Я чувствовала, как сопротивление мое дает трещину. — Хорошо, — медленно произнесла я, — я согласна на встречу. Но, мы только поговорим. На этом все. — Как будет угодно, мадмуазель, — галантно склонился он к моей руке. И я поняла, что согласилась не зря, — я встречу Вас на Гревской площади завтра с заходом солнца. — До завтра, — проговорила я, невольно краснея. Добравшись до дома, я глубоко задумалась, пытаясь не обращать внимания на болтовню Гренгуара. Аристократы, окружавшие меня, всегда казались мне слишком расфуфыренными, расчетливыми, пустыми. А Феб явно был дворянином, пусть мелким, но все же. Он отличался от привычного моего круга общения, ему не доставало их лоска. Может, потому я и не ассоциировала его с людьми, обитавшими при дворе отца, которые иногда так раздражали меня. Какая-то часть меня упорно твердила, что не надо было соглашаться на встречу. Но я не могла забыть момента, когда он спас меня, не могла перестать думать о том, что я буду гулять с ним под звездами, это наполняло меня радостью, нетерпением перед чем-то необычным и от того еще более желанным. Я же всегда смогу уйти, в конце концов. А вдруг Феб просто не мог вести себя иначе в окружении тех девушек, а со мной наедине все будет по-другому? Он ведь тоже помнил меня все это время, а это о чем-то говорит, правда? Да и если этот офицер влюбится в цыганочку, значит это ОНО, то о чем я мечтала, настоящая любовь. Я верила, что смогу все понять по первому же его взгляду. Ах, скорее бы наступило завтра…Флер-де-Лис и Ко.
18 июля 2019 г. в 09:53
Прошла пара недель. По-прежнему не было никаких новостей из Лувра, как я ни прислушивалась к сплетням горожан. Они говорили о чем угодно, только не обо мне или моем отце. Мне стало казаться, что мое исчезновение просто замяли, но они же не смогут держать это в секрете вечно!
Если раньше я получала какое-то странное удовольствие от такой жизни, ведь мне, выросшей в своего рода изоляции от внешнего мира, все здесь было в новинку, то после жестокой пытки звонаря мой пыл угас. Я знала, что он все же выжил, как-то раз даже видела его на улице в сопровождении Клода Фролло, что подтвердило мою теорию. Почему-то, увидев меня, он вздрогнул и опустил глаза, поспешно следуя за своим хозяином. Совесть что ли заела? Кстати именно тогда я заметила, что горбун плюс ко всему еще и заметно хромал.
Что до его господина… Я нервно дергалась каждый раз, как видела его. Мысль о его причастности к попытке моего похищения не давала мне покоя, я даже перестала задерживаться допоздна, поскорее спеша домой. И самое главное я ничего не могла сделать, за меня просто некому было вступиться, если этому Фролло еще раз придет в голову что-то сотворить со мной. Чуждое мне ощущение полнейшей беспомощности охватывало каждый раз, как я ловила на себе горящий взгляд священника. Мне стало казаться, что он выслеживает меня, хотя зачем католическому священнику выслеживать язычницу? Священники же существуют для того, чтобы выслушать и дать совет или наставление, повести нужные обряды. Я же теперь цыганка, какое отношение я имею к католикам. Он же не мог знать… Не мог ведь?! Я точно раньше не видела его. Ах, скорей бы все это кончилось…
Отношение ко мне архидьякона заметил даже мой «супруг», который, казалось, вообще ничего в этом мире не видел, кроме Джали.
— Эсмеральда, когда ты успела так насолить Клоду Фролло? — спросил он меня в один из вечеров, параллельно пытаясь соблазнить Джали яблоком.
— Вы знакомы? — удивилась я.
— Конечно, это ж мой учитель герметики. Я бы сказал, что это самый замкнутый человек из всех, что мне встречались. Никогда не знаешь, что у него на уме. Он с презрением относится ко всем женщинам, говорят, даже отказал Анне де Боже в посещении монастыря. Знаешь, кто это такая? Но в открытую я никогда не видел, чтоб он злился, а тем более что-то выкрикивал кому-то. Его разговорить то надо умудриться.
— Кто такая Анна де Боже знаю, дочь Людовика Одиннадцатого, не один ты такой умный, — если честно, привычка Пьера умничать передо мной страшно раздражала, — а с архидьяконом этим мы даже не знакомы.
— Я сам слышал, как он назвал тебя «проклятая ведьма». Эсмеральда, ты же не можешь не знать, чем это может грозить! Джали тоже могут схватить, в прошлом году же свинью повесили, слыхала?
— Ну все, хватит! — не выдержала я. Разговоры о священнике вызывали во мне нервную дрожь, — давай спать. Завтра выступаем на Соборной площади, давно уже туда не ходили. Можешь оставить Джали в своей комнате. Спокойной ночи.