Принцесса-бродяжка

      Чем дальше я уходила от Гревской площади, тем меньше становилось народу. Я спешила домой, не прислушиваясь к беззаботной болтовне прохожих, и так задержалась, никогда еще мне не приходилось возвращаться так поздно. У моей спешки была еще одна причина: от самой площади за мной шел какой-то человек. Он определенно преследовал меня, сворачивая на те же узенькие улочки, что и мы с Джали. Наконец, впереди я увидела свет, лившийся из приоткрытой двери булочной. Надо было воспользоваться этой возможностью и рассмотреть моего преследователя, если что — бежать. Каково же было мое удивление, когда я узнала того самого незадачливого зрителя, который не смог дать мне ни гроша за мой танец. «Что, совесть заела?» — подумала я про себя и, улыбнувшись своим мыслям, продолжила путь. Рано я успокоилась.       На очередном повороте возле статуи Пречистой девы я вдруг заметила приближающуюся ко мне темную фигуру. Вздрогнув от неожиданности, я невольно попятилась, наталкиваясь спиной на что-то большое и твердое. Я резко развернулась, и крик ужаса застрял у меня в горле. В свете горевшего фитиля прямо перед собой я увидела дьявола. Это было самое страшное лицо из всех, что я когда-либо могла себе представить. А в следующий миг меня схватили две огромные ручищи.       — Аааааааа, — вдруг прорезался у меня голос, — помогите! — я изо всех сил пыталась вырваться из рук чудовища, крепко схватившего меня поперек туловища. Я забыла, что у меня есть при себе кинжал, забыла, что еще сегодня днем легко уложила одного парня на лопатки. Я могла только беспомощно биться в его лапах, охваченная паникой. Как сквозь пелену я услышала:       — Стража, сюда!       Державший меня горбун, как я все же умудрилась рассмотреть, легко взял оба моих запястья одной рукой и потащил меня к моему незадачливому преследователю. Я отвернулась, чтобы не видеть, как он раскроит бедняге голову о камни. Но горбун ограничился тем, что с размаху ударил его кулаком, от чего парень отлетел фута на четыре назад и уже не шевелился. Затем он небрежно забросил меня на плечо, как мешок, и понес в темноту улицы. Я в отчаянии била кулачками по широченной спине, продолжая вопить:       — Помогите! Помогите мне! Отпусти, пусти меня!       — Эй, негодяи, отпустите девку! — раздалось откуда-то сбоку, и я почувствовала, как меня вырвали из рук горбуна, перебросив поперек конского седла. Краем глаза я заметила темную фигуру, метнувшуюся за угол. Приняв вертикальное положение, я, наконец, посмотрела на своего спасителя. Передо мной был поразительно симпатичный молодой человек, я смогла рассмотреть, что у него были светлые чуть вьющиеся волосы, голубые глаза и усы, подстриженные по последней моде. На нем был легкий доспех, что подсказало мне, что передо мной военный, даже офицер. Он положил руку мне на талию, осторожно поддерживая меня в седле, и я почувствовала, как лицо заливает краска смущения.       — Как Ваше имя, господин офицер?       — Капитан Феб де Шатопер, ваш покорный слуга, моя красавица, — ответил он поразительно приятным голосом.       — Благодарю Вас, — только и смогла проговорить я, затем привычным движением спрыгнула с коня, сделав знак Джали, побежала в ближайшую улочку подальше от молодого человека, вогнавшего меня в такую краску.       Только пройдя пару кварталов, я осознала, что иду не в ту сторону, и надо возвращаться. Ни капитана, ни горбуна уже не было, улицы были абсолютно безлюдны. И я продолжила путь по уже хорошо знакомому маршруту, то и дело оглядываясь по сторонам. Мне все мерещилось, что это чудовище преследует меня. Образ страшного горбатого человека просто не шел у меня из головы.       — Эсмеральда! — первое, что я услышала, появившись на площади Двора Чудес, — тебе муженек не нужен?       — За девушкой сначала поухаживать принято, — улыбнулась я какому-то парню. Не помню, как его зовут, но вроде он считается лучшим шулером во всем Дворе Чудес.       — Да я не про себя, — смеется, — там Клопен поэта какого-то вешает.       — То есть, как вешает? — не поняла я.       — Обыкновенно. Ты же знаешь, у вас, цыган, обычай есть. Что-то вроде женщина может спасти человека от казни, выйдя за него замуж по какому-то языческому обряду. Да что я тут рассказываю, тебе ж лучше знать.       — Точно, — машинально ответила я, направляясь в уже знакомый мне кабак. У дверей толпилась толпа нищих, все они пытались разглядеть что-то там внутри. С трудом протиснувшись, я обомлела: под какой-то импровизированной виселицей стоял мой горе-преследователь, которого ударил горбун. Да что ж такое-то! Везде сегодня вижу этого человека.       — Скажи, пожалуйста, — обратилась я к какой-то нищенке, — что должна сделать девушка, чтобы взять его в мужья? Она посмотрела на меня как на умалишенную, — разбить кружку. Сколько осколков — на столько лет заключается брак.       И всего то! Чтобы спасти этого человека я должна просто разбить кружку? Языческий обряд не волновал меня, такая свадьба не могла считаться настоящей, а бедолага будет спасен.       — Значит, страждущих нет? — обратился к нам Клопен, — раз вешать, два вешать, три вешать! Решено: вешать. Не везет тебе, парень.       На осужденного было жалко смотреть. Казалось, он потеряет сознание прямо под виселицей, облегчая работу своим палачам.       — Стойте! — вдруг крикнула я, и пошла к виселице через расступившуюся толпу, — вы хотите повесить его?       — Да, сестра, — хмыкнул Клопен, — или забирай его в мужья.       — Я беру его.       По толпе бродяг пробежал шепоток, я смогла разобрать только свое имя. Взяв у Клопена кружку, я протянула ее будущему супругу, решив дать мужчине проявить инициативу:       — Бросайте на землю.       Естественно, его трясущиеся руки не удержали кружку, и он неловко уронил ее. Перед нами лежало четыре почти равных осколка.       — Брат, она твоя жена. Сестра, он твой муж. На четыре года, — торжественно объявил Клопен, положив руки нам на головы. Господи, что я натворила? Мне ж теперь жить с этим человеком! Ну да сделанного не воротишь. И я пошла к себе, надеясь, что мой «муж» последует за мною.       Стоило нам войти в комнатку, как этот человек сразу же приблизился ко мне. По спине пробежал холодок.       — Что Вам угодно? — осторожно спросила я.       — Неужели Вы сами не понимаете, мадмуазель Эсмеральда? — изумленно взглянул он на меня, — я ведь теперь Ваш муж, а Вы моя жена, — с этими словами, но по-хозяйски положил руку мне на талию. Зря он это сделал. Я еще не забыла своего маленького ночного приключения, так что прикосновение очередного чужого мужчины заставило меня подскочить, ловко вывернувшись из его рук, и отбежать на безопасное расстояние от муженька. В руке у меня тут же возник кинжал, подаренный Луисой.       — Не смейте меня трогать, — прошипела я, — иначе вернетесь на виселицу. Я уверена Клопен еще там.       — Но как же так? — озадаченно пробормотал бедолага, — зачем тогда Вы спасли меня?       — Хотел быть повешенным? — скептически поинтересовалась я, дивясь его наивности. На его лице отразилось смущение от собственной недогадливости, и он опустился на лавку перед столом, признавая свое поражение.       — Хорошо. Заключим перемирие. Я, конечно же, не стану доносить, что Вы вопреки запрету носите с собой холодное оружие, а взамен Вы дадите мне что-нибудь поужинать, — произнося последнюю фразу, он смотрел на меня с такой надеждой, что я невольно расхохоталась, пряча кинжал. Этот человек явно был неопасен.       Когда он утолил первый голод, ему вдруг захотелось поговорить со мной:       — Скажите, Эсмеральда, а как Вы вырвались из когтей Квазимодо?       — Тот страшный горбун? — догадалась я, снова увидев перед собой пугающий образ, не смогла побороть охватившую меня дрожь страха, — откуда Вы его знаете?       — Кто ж его не знает? Это звонарь Собора Парижской Богоматери. Дикий и нелюдимый монстр. Однако беспрекословно покоряется одному священнику, чему я сегодня лично стал свидетелем. Так как Вы сбежали от этого чудовища?       Образ Квазимодо мгновенно сменился другим, заставившим зарумянится мои щеки. Голубые глаза, светлые волосы, сильные руки, так бережно поддерживающие меня в седле. Феб… Если я не ошибаюсь, это означает «солнце». Я никогда прежде не имела дела с военными, не считая молчаливой стражи, к которой, честно скажу, относилась как к окружавшей меня мебели. Этот красавец — капитан казался мне таким непохожим на привычных мне рафинированных аристократов. Такой отважный, смелый, сильный, настоящий рыцарь. Тут я осознала, что спасенный мною человек о чем-то говорит. Боже мой, он что, все это время не замолкал?       — Как Вас зовут? — перебила я его.       — Пьер Гренгуар, я же только что сказал Вам, — непонимающе посмотрел он на меня, — я говорил о том, что я поэт. Пишу и стихи, и прозу. Когда-нибудь найдутся ценители, которые оценят мое творчество по достоинству. А почему Вас зовут Эсмеральдой?       — Не знаю, — соврала я.       — А как Вы зовете Вашу козочку? Клянусь честью, очаровательнейшее животное…       — Джали.       — Какое чудное имя, такое звучное, — в его голосе звучало неподдельное восхищение. Вот честно, мне на миг показалось, что коза его волнует едва ли не больше, чем я сама. Что за муженька я себе выбрала!       — А как мы будем жить вместе? Как муж с женой? — предпринял последнюю попытку поэт.       — Нет.       — Как брат с сестрой? — кисло спросил он.       — Возможно. — Этот Гренгуар стал заметно раздражать меня своей болтливостью. Неужели все поэты такие? Как бы от него отделаться?       — А какого мужчину Вы полюбили бы, Эсмеральда? — с явным любопытством спросил он. Вот упрямый человек!       — Того, который защитит меня, — отрезала я, — а не просто кликнет стражу.       Пришла очередь поэта краснеть. Воспользовавшись его замешательством, я незаметно расстегнула замочек на браслете, позволяя ему соскользнуть на пол. Естественно, он отвлекся, желая поднять мою украшение, что дало мне возможность тут же скрыться за дверью моей «спальни», избегая лишних вопросов. В конце концов, в комнате есть сундук, а это все лучше, чем ночевать на улице.       Сон долго не шел ко мне. Слишком насыщенный выдался денек: драка на шпагах, вино, пляска, священник, горбун, Гренгуар, но все это перекрывалось блестящим образом отважного капитана. Феб… Интересно, что сказал бы о нем отец? Увижу ли я моего спасителя еще раз? В ту ночь я уснула с блаженной улыбкой на губах, мне снился капитан королевских стрелков. Казалось, это самый прекрасный сон, что только мог присниться мне.