Принцесса-бродяжка

      Мы с цыганкой, как я уже догадалась, довольно долго петляли по улицам и улочкам, которые становились все уже, все грязнее и мрачнее. И тут…       — Аааааа!!! — заорала я, с трудом удерживаясь от того, чтобы не перекреститься. Отвратительный на вид паралитик без одной ноги вдруг отбросил костыли и пошел!       — Чего ты орешь? — хохотала женщина, — это Хромой Гильом излечился.       — Еще бы, — хмыкнул «паралитик», — выпивка в трактире у нашего короля поднимет на ноги кого хочешь. А где ты взяла эту прехорошенькую малютку?       — Не твое дело. Ступай своей дорогой. Мы идем к королю.       — К королю? — не поняла я, — но король Франции же Людовик…       — Ты что, ударилась? Никогда не видела такой нелепой девчонки, — снова хохочет женщина, — к королю нищих и воров, к Клопену Труйльфу!       — Королю кого? — опешила я, — знаете, было очень приятно с Вами познакомиться, но я пойду. Я неважно себя чувствую, — пролепетала я заученную фразу, пятясь от цыганки. Отойдя на несколько шагов, я вдруг развернулась и опрометью бросилась назад, не обращая внимания на ее попытки окликнуть меня.       Я бежала, как никогда в жизни не бегала, плутая среди абсолютно одинаковых улиц, сердце, казалось, вот-вот выпрыгнет из груди. Я добровольно пошла к сборищу попрошаек и бандитов! Кто бы мог подумать! Вот я вылетаю из-за угла, с силой врезаюсь во что-то большое и, отскочив от этого чего-то, больно падаю на грязную мостовую под поток отборной ругани. Вы не подумайте, выпившие аристократы иногда так ли ругаются, особенно если думают, что дамы их не слышат, но от таких закрученных выражений у меня заалели щеки, и я с трудом удержалась от того, чтобы не зажать уши руками.       — Вот дьявольщина! Чертово семя! Щас кому-то кишки выверну как у чертовой бабушки!       У меня сердце ушло в пятки, я уже мысленно прощалась с жизнью, не оставляя однако неуклюжих попыток подняться. В свете, лившемся из приоткрытой двери ближайшего дома, я рассмотрела настоящего разбойника из своих детских книжек с картинками. Тут меня грубовато вздернула наверх неожиданно сильная рука.       — Это что за стрекоза? Я тебя прежде тут не видел. А ну говори, кто и откуда.       — Я…я…меня сюда привели. Но я уже ухожу, — еле пролепетала я.       — Привели? Это кто ж у меня теперь девок ворует? — последнее было произнесено довольно грозным голосом.       — Не знаю, цыганка какая-то привела, — пропищала я, — отпустите меня, пожалуйста.       — Цыганка? А сама кто будешь, француженка что ль? — хохотнул разбойник, — Боишься?       Этот вопрос всегда, с самого детства, заставлял меня злиться и вытворять самые опасные вещи, вроде залезть высоченное дерево или втихаря увести коня и проскакать на нем галопом. По старой детской привычке я мгновенно вздернула подбородок и ответила:       — Нет. И вообще неприлично разговаривать с дамой, больно вцепившись ей в локоть. Вы даже не представились!       Разбойник в голос расхохотался, отпуская меня. — Позвольте представиться, мадмуазель, Клопен Труйльфу, король Алтынный. Вам стало легче? Теперь Ваш черед. Я почувствовала, как страх снова накрывает меня. Надо же было столкнуться именно с ним! Как я с такой удачей доживу до приезда отца? Но надо держаться своей легенды до конца.       — Меня зовут Эсмеральда, — храбро ответила я, — я цыганка.       — Это я вижу. Да к тому же неприлично смелая. Это ты что ли, стрекоза, сегодня на площади народ веселила? Я видел тебя. Откуда ж в нашем славном Париже взялись цыганки, не входящие в мое подданство? Обычно уличные девки сюда бегут, а ты отсюда несешься, словно черти тебя преследуют.       — Я здесь недавно.       — Живешь где?       — Нигде, — насупилась я.       — Значит бродяга.       По какой-то причине слово «бродяга» больно резануло меня. Я жила на улице от силы сутки, и за это время меня как только не оскорбляли: «попрошайка», «воровка», «бродяга». Меня, к которой еще совсем недавно обращались «госпожа» и «Ваше Сиятельство»! От злости и обиды я чуть было не высказала этому «королю» все, что думаю об этом городе в целом и о нем самом в частности. Несмотря на то, что я сдержалась, видимо, эмоции отразились на моем лице, потому что Клопен опять хмыкнул:       — Вот шальная девчонка! А я бы мог тебя повесить. Но вместо этого я принимаю тебя в свое подданство, так ты принесешь больше пользы. Пойдем, — и, крепко взяв меня за руку, повел обратно, откуда я прибежала. С чувством полнейшей обреченности я следовала за ним. Все равно идти мне больше некуда было. Вскоре нас окружило такое количество людей в грязных лохмотьях, что у меня одна мысль: как бы кого из них случайно не задеть, иначе я завизжу. Нищие беззастенчиво тыкали пальцами в своего короля, тащившего за руку какую-то незнакомую девчонку. Мы вышли на грязную, очень грязную площадь, на которой то тут, то там горели костры, между которыми сновали все те же нищие. Клопен вел себя так, точно не существует всего этого беспорядка вокруг, а у меня колени дрожали все сильнее. Ведь самой мне в жизни не найти обратной дороги через все эти лабиринты улочек.       Наконец, мы зашли в помещение, такое же грязное и мрачное, как и все вокруг. Здесь беспорядочно стояли столы, за которыми сидели неопрятные и, судя по всему, далеко нетрезвые люди. Очень много людей. Король взобрался на бочку и заорал:       — Молчать! Тишина!       На удивление все замолчали, и головы всех присутствующих обернулись к нам.       — Сестры и братья, позвольте вам представить нашу новую сестру, которую мне сегодня посчастливилось встретить. Эсмеральда! — и с этими словами он затащил меня к себе на бочку, — я хочу, чтоб каждый из вас знал, что эта цыганка отныне под моей защитой, это говорю вам я, Король Алтынный! Тронувший ее будет отвечать лично передо мной!       Бродяги молчали, оглядывая меня в свете горящего в очаге огня и факелов на стенах. Я не знала и не могла знать, что арготинцы никогда прежде не видели такой девушки так близко. Без излишней скромности скажу, что при дворе я была признанной красавицей, чем, честно говорю, особо не кичилась. Я не знала, что данная мне природой внешность и еще сохранившаяся ухоженность сильно отличали меня от женщин, с которыми собравшиеся здесь привыкли иметь дело. Благодаря чему, они не увидели во мне предмет для похоти, от которой меня не уберег бы сам Король Алтынный. Я неуверенно улыбнулась, и на страшных лицах арготинцев и арготинок появилось выражение, напоминавшее восхищение.       — Эсмеральда, — донеслось до меня, — он сказал, ее зовут Эсмеральда. — Мое новое имя в два счета облетело толпу собравшихся.       — Это та цыганка, что сегодня спасла меня от толстой торговки яблоками, ее саму чуть не отдали городской страже, — вдруг раздался звонкий голосок. Тут толпа бродяг зааплодировала мне, крича:       — Эсмеральда, ты теперь сестра наша! Эсмеральда!       На мой удивленный взгляд король ответил:       — Бродяги должны выручать друг друга, иначе не выжить. Однако не все и не всегда вступаются, ибо своя шкура дороже. Такие поступки, как совершила ты, вызывают особое восхищение у моего народа. — И уже громче добавил, — Сестра наша, уличная плясунья, сегодня покажет свое искусство подданным Королевства Арго, как это, согласно закону, должен сделать всякий, вступающий в наши ряды.       — Давай, Эсмеральда!       — Пляши!       — Так, чтобы черти в аду ходили на голове.       И весь этот сброд со мною вместе повалил на площадь. Кто-то сунул мне в руку тамбурин и вытолкнул на середину. Отступать было некуда, и я, несмотря на трясущиеся колени, высоко вознесла бубен над головой. Танцевать под ритм бубна оказалось намного проще, вскоре испуг мой прошел, и я стала двигаться уже увереннее, хотя полностью отдаться танцу в этих условиях было проблематично. Тем не менее, бродяги реагировали на меня не хуже толпы на Соборной площади, хлопая и выкрикивая слова ободрения.       Когда я остановилась и выслушала заслуженные похвалы, Клопен подал знак, по которому ко мне подбежали дети и куда-то повели.       — Здесь, ты будешь жить здесь, — наперебой говорили они, подводя меня к маленькому домику. В домике оказалось всего две крошечные комнатки, в одной из которых стояли стол и сундук, а в другой на удивление нормальная кровать.       Когда мальчишки убежали, я опасливо потрогала кровать, и, решив, что лучше на ней, чем на полу, осторожно прилегла. Судя по звукам, доносившимся с улицы, бродяги продолжали начатое мною веселье, но выходить и смотреть на эту вакханалию желания у меня не было. Подумать только! Если бы еще пару дней назад мне кто сказал, что я буду не к очередному балу готовиться, а жить в парижском притоне воров, насильников и убийц, я бы посоветовала ему показаться врачу. До чего я докатилась! Как же быстро я стала забывать прививаемое мне 17 лет королевское воспитание, выплясывая перед толпой бродяг. Прости, папа, но это все для того, чтобы не расставаться с тобой и с родным домом. Хотя, если честно, на подсознательном уровне меня даже переполняла гордость. Я не ожидала, что справлюсь со всем, что на меня свалилось, и не сбегу обратно в Лувр сдаваться Изабелле. Пока я держусь. Хорошо, что бродяги все же приняли меня.       Кстати об обитателях этого притона, может быть они и не так плохи, как принято думать. На протяжении всего вечера женщины то и дело заглядывали ко мне, принося то посуду, то новый тамбурин для танцев, то флягу, что удобно крепится на пояс. Но самым необычным подарком была белая коза с позолоченными рожками. Животное звали Джали, и цыганка, что принесла ее, клятвенно заверяла меня, что коза умнейшая, продемонстрировав мне несколько фокусов с нею. Предполагалось, что эта дрессированная коза будет помогать мне выступать и привлекать зрителей. Правда, куда девался предыдущий хозяин Джали, почему-то умалчивалось. Впрочем, меня уже сложно было чем-то удивить, так что я просто приняла козу, поблагодарив цыганку. Еще забегали несколько мужчин, спрашивая, нет ли у меня лишних монет. Получив свои медяки, они долго благодарили меня, затем ушли, видимо, в уже знакомый мне кабак. Когда меня, наконец, оставили в покое, я поудобнее устроилась на кровати и провалилась в сон, надеясь, что завтра проснусь в родной постели в не менее родной Испании, а все это окажется просто ночным кошмаром.