Принцесса-бродяжка

      Я напрягла слух. О чем это она договорилась? С каких пор королева вообще стала проявлять интерес к моей особе? Она стояла в тени за колонной, и с нею был кто-то еще, с кем она разговаривала.       — Ваше Величество, как же Вы хотите это осуществить? Ведь она вряд ли пойдет добровольно. А как отреагирует Ваш супруг? Насколько я слышала, Фердинанд очень расположен к ней.       — В этом и дело, Ваше Высочество! Она бастард, вообще никто. А он носится с нею как с писаной торбой, простите за выражение. А мои дочери? В чем их вина? Почему он выделяет бастарда?       — Мужчины редко любят всех своих детей одинаковой любовью. Поверьте, я знаю по своему отцу.       — Говорят, Вы его любимая дочь.       — Это отцу да Богу ведомо. Так в чем конкретно состоит Ваш план?       Анна… Анна де Божё. Вот с кем говорила Изабелла! Правильно, они же подруги по переписке. А я и не знала, что королева так ненавидит меня. Господи, что она задумала? Почему не отвечает Анне?       Но немного помолчав, точно обдумывая свой ответ, королева продолжила:       — Настоятельница прибудет сюда через два дня и заберет ее в Аббатство Святой Женевьевы, где она станет послушницей. Здесь у нее никого нет, никто не помешает мне. Людовик набожен, он решит, что девушка дала добровольное согласие, но в последний момент испугалась, он заставит ее поехать. К тому же дочь короля Испании будет жить во французском монастыре, он не откажет себе в этом удовольствии.       — А Ваш муж?       — Фердинанд не менее набожен. Он предлагал Валерии пойти служить в обитель, но она отказалась. Разве стал бы он давить на любимое дитя? Любая из моих дочерей давно бы стала монахиней по приказу короля, но не она! Ей он дал право выбора. Он будет только благодарен ей за то, что она вняла его просьбе. А если этой дурочке хватит ума писать отцу и просить забрать ее, она вдобавок навлечет на себя его гнев. Как я уже сказала, мой супруг религиозен, он не позволит дочери покинуть монастырь, даже пока она еще послушница. Даже если речь идет о Валерии. Человек, пришедший в обитель, должен остаться там навсегда, иначе великий грех падет на его душу.       — А настоятельница? Она знает, что девушка отказалась от служения Господу?       — Знает. Она видит свою великую миссию в том, чтобы обратить как можно больше душ к Богу. Она с радостью согласилась принять Валерию, прекрасно понимая, какие сложности ее ожидают.       — Ваше Величество, то, что Вы задумали — большой грех.       — Но, Ваше Высочество, она и есть грех! Грех моего супруга и короля. Разве не так? Да и кто может назвать греховным стремление матери сделать своим детям как можно лучше?       — В Ваших словах есть доля правды. Я по-прежнему не одобряю Вашего замысла, но сохраню Ваш план в секрете. Пойдемте же, нас хватятся.       — Нет лучшего места, чтобы обсудить интересующие человека темы, чем пышный бал. Все заняты весельем, всегда есть возможность найти тихий угол и поговорить. Но правда Ваша, пора возвращаться.       Осознав, что меня сейчас застанут подслушивающей, я быстро шмыгнула за рядом стоящую колонну. Женщины прошли мимо меня, ничего не заметив в темноте. Когда дверь за ними закрылась, я медленно опустилась на пол, ноги отказывались держать меня. Я пыталась осознать все, что услышала. Господи, что делать? За что? Где и когда я перешла ей дорогу? Зачем вообще уехала так далеко от дома? Мне срочно надо вернуться в свои покои, мне нужны тишина и уединение. Потому что, если я ничего не придумаю, тишина и уединение станут моими вечными спутниками.       И я поднялась, расправила платье и направилась обратно в бальную залу. Я сразу заметила короля.       — Ваше Величество, праздник просто потрясающий. Давно я так не веселилась. Но мне нехорошо. Позвольте, я покину вас? — Я знала, что, если женщина жалуется на самочувствие, задавать ей лишних вопросов не принято. Я оказалась права. Король сразу же отпустил меня, пожелав скорейшего выздоровления.       Оказавшись в своих покоях, я без сил упала на постель. В комнатах никого не было, Луиса не ждала моего возвращения так рано. В голове стучал только один вопрос: «Что делать?» Написать в Испанию? Даже если письмо не перехватят, оно будет идти недели две, а у меня столько не было. Изабелла права, отец не позволит мне покинуть монастырь. Где-нибудь спрятаться? Конечно, я великолепно спрячусь в почти незнакомом замке, и меня не найдет никто из постоянно живущих здесь людей... Самое страшное во всей этой ситуации это то, что у меня нет здесь доверенных лиц. Никого, кроме Луисы, которая прислуживала мне почти с самого детства, и которой я безоговорочно доверяла. Но что могла сделать моя служанка? Посочувствовать мне? Отец всегда говорил, что у человека должны быть люди, которым он может доверять. И чем больше у монарха таких людей, тем крепче его власть. Боже, как он был прав!       Оставалось одно: я должна бежать. Если я пропаду, отец узнает об этом, никто не сможет скрывать от него вечно. И он приедет, я точно знала. Я как-нибудь узнаю, что он здесь, и только тогда вернусь обратно и все ему расскажу. Может быть, он поверит мне. Даже если нет, примет мою выходку за шалость, скорей всего побранится, но самое главное он будет со мной! Увезет меня домой, где уже никто не тронет меня. И впредь я буду осторожнее. Но сколько пройдет времени? Пока до него дойдет новость о моем исчезновении, ведь скрывать ее будут до последнего, пока он будет здесь. Это займет не один месяц. Где мне прятаться все это время? Вот теперь, кажется, мне нужна Луиса. И я позвонила в звоночек, вызывая к себе служанку.       — Госпожа…       — Луиса, у меня совсем мало времени. Я должна бежать из дворца. И сделать это нужно сегодня, пока все отвлечены балом, иначе другой возможности может не представиться.       — Госпожа, Вы здоровы? Мне кажется, Вам надо отдохнуть…       — Да нет же! Ты не понимаешь. Слушай, я все расскажу тебе, но обещай, что ты не выдашь меня.       — Как Вы можете сомневаться во мне? Я Вас с пеленок знаю, — впервые я видела свою служанку такой возмущенной.       — Я и не сомневаюсь в тебе, — неожиданно улыбнулась я. И все выложила ей, не упустив ни одной детали, кажется. Луиса помолчала, затем сказала:       — До сих пор в голове не укладывается. Вас и в монастырь! Но куда вы хотите бежать?       — Для этого я тебя и вызвала. Что думаешь?       — Куда не отправитесь, Вас всюду найдут, госпожа. Король всех своих людей на ноги поднимет.       — Ну, а есть в Париже место, где не будут меня искать? Думай, милая, думай, пожалуйста! — просила я служанку.       — Как не быть. Есть, конечно. Но это трудно, очень трудно.       — Да говори же! — не вытерпела я.       — Никто и никогда не будет искать благородную маркизу в толпе простонародья. Даже если будут, не найдут.       — Простонародья, говоришь… Слиться с толпой… Быстро же ты сообразила, я бы в жизни до такого не додумалась! — Гонимая страхом, я не думала о сложностях этой затеи или о том, выживу ли я на улице. Мною владела одна мысль: скрыться. — Но Луиса, я ведь испанка. Я сильно отличаюсь от французов. Что же делать?       — А Вы слышали про цыган?       — Слышала, конечно. Не предлагаешь же ты мне…?       — Именно. Цыганское племя своих людей в беде не бросает. Дай Бог, они примут Вас за свою. А тогда уж сам король не сможет найти Вас. А цыган в Париже хватает, сама видела.       — Ну и хитра же ты. Только слушай, Луиса, отцу писать нельзя. Письмо могут перехватить и все узнать. Обещай мне, что пока он не вернется, ты будешь делать вид, что ничего не знаешь. Обещай! А как только будет он здесь, так все ему и объясни.       — Это и так понятно. Не осмелилась бы я в Испанию написать.       — Хорошо. Не пойду же я в таком виде. Нужен наряд.       — Не беда, госпожа. Сейчас принесу Вам платье, — и с этими словами она удалилась. Вскоре, однако, вернулась, неся с собою сверток.       — Возьмите, госпожа. Примерьте.       В свертке оказалось простое синее платье, белая нижняя рубашка и косынка. Платье село на меня идеально, разве что было чуть коротковато. Но Луиса сказала, что не беда. Оглядев себя в зеркале, я вынесла вердикт:       — Я в таком виде никуда не пойду. Это ужасно.       — Я Вам еще главного не сказала. Цыгане ходят босиком.       — Ну уж нет. Доставай мои самые простые башмачки. Сейчас же! И я еще возьму с собой это, — и я потянулась к любимому золоченому поясу. Он был не драгоценен, но мне особенно нравился.       — Да Вы что! Зачем Вам это?       — На память, — просто ответила я, надевая пояс и переобуваясь, — еще нужно что-нибудь сделать с волосами. Бальная прическа никак не вяжется с этим нарядом. Заплети-ка мне косы, просто и удобно. Как в детстве.       — Как пожелаете, госпожа.       Вскоре я была полностью готова. Мне было и не узнать. Теперь из зеркала на меня смотрела простая девчушка с двумя косичками в синем коротковатом платье с так неподходящим ему золоченым поясом.       — Прекрасно. Я царственна как грязный мешок, — кисло произнесла я, в последний раз оглядывая себя. — Осталось только покинуть Лувр. Неси мне мой плащ.       Собственно, проблем не возникло. По парку уже прогуливались пары, коим наскучил бальный зал, так что мне со служанкой было несложно неторопливой походкой пройти к выходу из парка и покинуть Лувр. Даже если бы кто и остановил меня, я же здесь не пленница! А в лицо меня знали если не все, то многие. Плащ же надежно скрывал мой новый образ уличной девчонки.       Когда нам пришла пора расставаться, Луиса придержала меня за руку.       — Я забыла важную вещь, госпожа. Цыгане — язычники, снимите крест.       Я инстинктивно прикрыла его рукой. Я не была особо верующим человеком, но, тем не менее, получила свою долю религиозного воспитания, так что со своим золотым усыпанным изумрудами крестиком была расстаться не готова.       — Госпожа, поверьте, я сохраню его для Вас. И буду за Вас молиться каждый день, так что Вы будете защищены.       Неохотно я сняла с шеи крест и отдала его Луисе, — Береги его.       — Возьмите, — вдруг она протянула мне какой-то предмет. Это простой был маленький кинжал, — пусть он охраняет Вас. Прощайте, госпожа. — И она перекрестила меня напоследок.       Не зная, что сказать, я кивнула, спрятала кинжал и пошла в неизвестность. Мечтала посмотреть Париж, что ж вот и сбылось… Надо быть осторожнее со своими желаниями.