V. Твердыня преград

Роланд протягивает руку королеве: — Ударилась? Дженни заторможено качает головой, продолжая пялиться в сторону пещеры. Его руку она игнорирует: — Это все… Роланд опускается рядом, убирая руку: — Это просто твои страхи. То, что ты там видела — не по-настоящему, а просто чересчур реалистичная картинка того, чего ты боишься. Дженни кивает. Ее в один момент накрывают все ощущения сразу: стыд от того, что она не оправдывает надежд остальных, бездонная ноющая боль скорби и острая, отнимающая дыхание — боль предательства. И хоть умом она понимает, что это все не по-настоящему, от перенасыщения эмоциями по щекам начинают катиться слезы, а сама королева — всхлипывать, как маленький ребенок, отворачивая голову в сторону. Роланд ожидал чего-то подобного. Его самого несколько часов не отпускало, теперь ей надо отбыть свое время: — Джен? — рыцарь боязливо разводит руки в стороны, предлагая обнять. Он обещал, что пальцем больше никогда не тронет, поэтому даже в такой ситуации чувствует себя не в праве просто прижать ее к себе. Роланд ожидает, что она снова на него накричит или оттолкнет. Королева Бесстрашная ведь не нуждается в жалости какого-то там рядового рыцаря? К удивлению этого самого рыцаря, королева буквально впечатывается лицом ему в плечо, комкая ладонями рубашку на его спине. Он мягко притягивает ее к себе в ответ: — Это все — неправда, помнишь? — Не в этом д-дело, — срывающимся шепотом отвечает королева ему в плечо. — Меня нарекли… нарекли Бесстрашной. Но б-бесстрашие во мне просыпается только тогда, — Дженни глотает слезы, — тогда, когда Питер рядом. Тогда м-мне его защищать от всего х-хочется. Роланд не сдерживает усмешки. Как же ему знакомо это чувство. Но сейчас — не о нем. — А н-на самом деле, — продолжает исповедь королева, — во м-мне куча страхов. Дженни замолкает. Всхлипывания становятся громче и Роланд просто поглаживает ее по спине, не зная, чем помочь. Сам собой с его губ срывается глупый вопрос: — Хочешь… Хочешь рассказать мне о том, что ты там видела? И Дженни прорывает, словно река весной разламывает оковы льда своим потоком. Она взахлеб рассказывает обо всем, что видела внутри. Первый рассказ едва ли не заставляет Роланда рассмеяться. Благо, голова Дженни по-прежнему лежит у него на плече и она его лица не видит. Отчитывающий Каспиан. Если бы ему вздумалось когда отчитать Роланда, даже на повышенных тонах, он бы просто не смог воспринять это серьезно. Роланд в красках представляет, как попросил бы короля всея королей (а, н-нет, это же не о Каспиане) сделать лицо попроще и может стукнул бы разок под ребра, чтоб спустить с небес на землю. А там бы и поговорили. Но из рассказа Дженни Роланд понимает, что Каспиан в страхе Дженни — всего лишь случайный, собирательный образ. Страх не в Каспиане, а в том, что она — хуже всех остальных. Он не перебивает, просто дает ей рассказать и разделить с ним свои тайны. Ему даже кажется, что Дженни становится намного ближе ему. Второй рассказ кажется сложнее. Роланд сначала плохо понимает, как это — два человека одного возраста могут быть где-то далеко, в другом мире, быть такого разного возраста. Он даже решается тихо задать этот вопрос. Дженни на миг замолкает, а потом просит его представить, что завтра он тоже попадет в загадочный мир под именем Лондон. А вместе с ним, в тот же день, но здесь — лет через тридцать туда попадет Сильви и тогда там, в Лондоне, они с Ро будут одного возраста. Пример сложный, но он более-менее укладывается в его голове. — То есть, все это время, пока ты жила там, до Нарнии, все четверо королей были там с тобой? — И да, и нет, — королева прерывисто втягивает воздух. На момент моего рождения они уже умерли. Погибли, точнее. Рыцарь мрачнеет, понимая ее страх. Подсознательно немного крепче прижимает к себе королеву, осознавая, что в каком-то смысле она не принадлежит Нарнии и ее могли бы еще раз забрать. Но с другой стороны… — Одуванчик, в прошлый раз они ушли в достаточно юном возрасте. А сейчас — у тебя дети. У всех вас. Я не думаю, что Аслан настолько жесток, чтобы лишить их — матери, а нас — любимой королевы. Дженни в удивлении вскидывает брови, на миг забывая об остальном: — Это каких это пор я — любимая королева? Сьюзен ведь… — Любят не только за красоту. Роланд вспоминает разговоры меж рыцарей. Да, они, конечно — благородны, жертвенны и все такое. Но не всегда ведь нужно держать спину ровно и подбородок — вверх. Они обсуждали королев и не раз. Рыцарь-рыцарем, а мужское начало никуда не денешь. И Роланд много мнений слышал. Сьюзен всегда была популярна среди мечтаний защитников Нарнии. Но были многие, кого своей легкостью и нежностью привлекала королева Лира. Когда смотришь на нее, ее улыбку и тонкие черты — так и хочется взять в руку меч и закрыть собой от всего недоброго в этом мире. Разговоры о Люси, когда та подросла, Роланду было крайне трудно воспринимать. Он успел сблизиться с ней, как с другом, когда та была совсем юной и мысль о том, что на нее смотрят другие, как на объект любви и поклонения, сначала трудно укладывался в его голове. Потом он как-то смог принять этот факт и сам признал, что красотой своей сестре королева Люси едва-ли уступает. Может, он просто знал, что сердце ее всегда было занято? А теперь — Дженни. Королева, которая и в роскошных платьях по балконам расхаживает, и откровенный бардак в самом неподходящем месте и вот совсем не в то время устроить любит. Пятая правительница тоже не редко становилась объектом вечерних обсуждений и своими чертовыми выходками она смогла влюбить отнюдь не одного Роланда. Роланд клялся, что она никогда не узнает, однако же… Ей нужна разрядка. И раз уж она ему так откровенно раскрывает все потайные уголки собственной души… — Может, ты конечно думаешь, что все любят только Сьюзен, но отрою тебе секрет, о чем, конечно, потом пожалею. Дженни шмыгает носом и впервые отрывается от его хорошо промокшего от ее слез плеча, поднимая взгляд вверх: — Секрет? Роланд глубоко вдыхает: — Ты понятия не имеешь, сколько раз я дрался с другими рыцарями за тебя. Дженни хмурится: — В смысле? Роланд усмехается: — В первый раз с неким рыцарем, утверждавшим, что он видел тебя ночью в садах в одном нижнем платье. Он рассказывал о красоте твоих ножек и плеч, которые ты скрываешь под платьями. Ну я и подрался с ним, чтобы он не смел очернять твое имя такой клеветой. Дженни задумывается и немного краснеет. Это был, наверное второй или третий год ее правления. Они поспорили с гостившим тогда Тристаном и Люси, что у нее хватит смелости искупаться ночью в садовом пруду да так, чтобы Питер даже ее исчезновения не заметил. Питер-то, кстати, не заметил, чего нельзя сказать о часовых, прибежавших на звук плеска воды, когда она долго медлила, не решаясь зайти в холодную воду, а чертовому орландцу надоело ждать и он ее просто столкнул . Дженни кривится от воспоминаний: — Ро… Это было очень давно, но я действительно однажды убегала из сада ночью в одном нижнем платье… На лице рыцаря не появилось ни намека на удивления: — Зная тебя, я не сомневался в правдивости его слов. Да и повод был подставной. На самом деле, — признается рыцарь, — я побил его из ревности. А потом было еще много других поводов. Дженни замолкает, углубляясь в свои мысли. Ревность… В голову приходит образ Аравис. И Дженни рассказывает Роланду о ней тоже. Здесь Роланд очень хорошо знает те чувства, которые она пережила в своем страхе, потому что он пережил их на самом деле. Впервые — когда в замке объявили о помолвке. Он задыхался, находясь на открытом воздухе. И было больно так, что он разбил костяшки пальцев и все ладони о каменную стену, пытаясь этой болью перекрыть ту, что внутри. А во время свадебного дня он сбежал как только все формальности были завершены и началось празднование. Но еще сложнее было, когда он узнал, что королева покинула Нарнию. Поэтому, когда она вернулась обратно, он постепенно привык, научился жить с тем, что она не его и ему никогда принадлежать не будет. Но и научился радоваться тому, что может ее видеть и что она все же здесь. В конце рассказа Дженни больше не плачет, но почему-то отстраняется от него. Роланд отпускает, медленно поднимаясь на ноги и во второй раз протягивает ей руку, чтобы помочь встать на ноги. Роланд ждал, что ее отпустит, хотя бы немного. Но его королева как-то совсем отрешенно смотрит на него в ответ. — Одуванчик, вставай, нам ведь нужно дальше? — Ро? — Джен игнорирует его вопрос. — Да? — А я ведь не справилась со своим страхом, как Каспиан, Эдмунд или ты? Ты вытолкнул меня к свету силой. Я единственная, кто не прошел испытания?