Добро пожаловать с балкона

      К чёрту кино.       Маринетт стояла с открытым ртом и не могла перестать думать о том, может ли Ледибаг ходатайствовать о закрытии к бражниковой матери всех кинотеатров в Париже. Ну, как место большого скопления людей, а вместе с тем повышенной опасности и всё такое. Тут же ведь может случиться всё, что угодно! Скосив глаза на Тикки, выглянувшую из сумочки, Маринетт поняла, что в деле уничтожения кинотеатров она ей не помощник.       Но чёрт возьми!..       За что вселенная с ней так поступила? Разве не была она приветлива со всеми, включая Хлою во всех её ипостасях? Разве не старалась она помочь тем, кому нужна помощь? Да, она испортила Хлое диету тем пирожным, но разве за эту шалость должно быть ТАКОЕ наказание?       А ведь она была счастлива буквально десять минут назад. Послышался привычный грохот вперемешку с криками и гомерическим хохотом, и Маринетт уже почти готова была взять всё в свои руки и бежать трансформироваться, как Адриан своим бархатным голосом с нотками тревоги просил её спрятаться понадёжнее и не подвергать себя опасности. А потом он мягко подтолкнул её, стоящую истуканом, в сторону укрытия. И вот именно в тот момент, когда она была вне себя от урагана эмоций, Адриан взял и разрушил её хрупкое душевное равновесие вместе с мечтами о детях и хомячке, оказавшись Котом Нуаром.       Потому что «прятался» он чисто формально, за что, кстати, до этого неоднократно был отчитан-переотчитан. Так, для галочки Адриан добежал до мужского туалета, проорал команду трансформации своему квами, распахивая дверь… А одну зелёную вспышку и несколько мгновений спустя Кот Нуар выскочил обратно и поскакал на битву, на ходу придумывая новые каламбуры.       Даже дверь туалета закрыться не успела, а жизнь Маринетт уже перевернулась с ног на голову. Дважды.       Подавив в себе отчаянный вопль, с которым хотели вырваться наружу все её эмоции, Маринетт попыталась прикинуть план дальнейших действий. Точнее — бездействий, потому что идти на битву плечо к плечу с человеком, которого она любила и который так подло оказался хвостатым обалдуем, она не собиралась.       Не сегодня.       У них и без неё есть два вполне симпатичных хвоста (аж на двух головах!) и один на том месте, которым они обычно думают, так что как-нибудь разберутся.       За размышлениями о том, будет ли Бражнику больно, если Котина откатаклизмит его акуму, Маринетт даже не заметила, как оказалась дома. Она не могла вспомнить, как добралась до пекарни, поздоровалась ли с родителями (и были ли они вообще дома), не обругала ли ступеньки, которые делают всё, чтобы она о них споткнулась.       Полный персик.       Осознание увиденного нахлынуло с новой силой — Маринетт, глядя в потолок стеклянным взглядом, вытянула из-под головы подушку, накрылась ею и заорала.       — Да чего ты, Маринетт?! — воскликнула Тикки, которую на мгновение перекосило от испуга. Она переломила печеньице и гневно посмотрела на крошки в своих лапках.       Ответом послужил лишь ещё один вопль.       Вообще-то Маринетт надеялась, что Тикки поймёт всё сама, и ей не придётся ещё раз повторять всё увиденное — где-то глубоко жила иррациональная уверенность, что пока она не сказала об этом вслух, то всё можно исправить. Но нет, добродушная и проницательная обычно квами зависла аккурат над её головой (Маринетт сквозь подушку чувствовала её требовательный взгляд), а потом подключила тяжёлую артиллерию.       — Ай, Тикки, ты чего? — откинув подушку, взвизгнула Маринетт и потёрла укушенный локоть.       — А ты чего? — парировала та, недовольно сложив лапки и нахмурившись. — Ты не пошла на битву, до тебя всю дорогу было не достучаться, а теперь ты лежишь и орёшь в подушку. Что я должна думать?       Маринетт глубоко вздохнула. Вот сейчас она объяснит всё Тикки, и назад дороги точно не будет.       — Адриан — это Кот Нуар.       …       В голове будто бы раздался взрыв, приправленный ударом пыльным мешком. Нет, двумя мешками как минимум, потому что удар одним — это и близко не такие ощущения. Маринетт выдохнула, всхлипнула, дотянулась до подушки…       — Разве это катастрофа настолько большого масштаба? — протянула Тикки, как только стих очередной вопль.       — Ты что, не понимаешь? — вымученно простонала Маринетт. — Я отшивала Адриана и любила Кота. И наоборот. И так последние полтора года. И он мне врал! Как можно быть такими разными людьми?!       — На минуточку, ты тоже разделяешь себя-Ледибаг и себя-Маринетт.       — Это только из-за того, что в костюме есть стабилизатор, благодаря которому я не путаюсь в собственных ногах, — буркнула Маринетт, переворачиваясь на живот. — В остальном — ну, я могу командовать Хлоей в костюме и без, и, кстати, перед Адрианом я забываю, как дышать, тоже что в костюме, что без.       Тикки цокнула, плавно плюхаясь рядом с Маринетт.       — Это же какой-то кошмар, — прохныкала она.       — То, что ты не явилась на битву? Да, я с этим полностью согласна. Ты не хочешь вообще хоть проверить, как там твои напарники?       Маринетт рыкнула и подавила в себе желание спихнуть Тикки, которая хотела ещё что-то сказать, но юркнула под одеяло, прерванная стуком в напольный люк.       — Доченька, — окликнула Сабина, всунув в комнату Маринетт одну голову, — там к тебе друзья пришли. Спрашивают, как ты себя чувствуешь и почему ушла из кино.       — Скажи им, что я умерла, — проворчала Маринетт, вздрогнув от шлепка Тикки.       — Милая, с таким не шутят! — Сабина покачала головой и строго взглянула на дочь. — Скажу, что тебе нехорошо, а вечером мы с тобой обсудим, что такое страшное тебя беспокоит.       Маринетт кивнула в пустоту уже после того, как хлопнул люк, и услышала, как зашумел включённый компьютер. Потом Тикки застучала лапками по клавишам, а когда Маринетт подняла голову на оклик, на экране красовалась страница Ледиблога с подборкой фотографий только что закончившегося сражения.       Обеспокоенные герои давали интервью ещё более обеспокоенной журналистке на фоне паникующих людей, уверяя, что Ледибаг в порядке и она обязательно восстановит разрушения и очистит акуму. Они ни в коем случае не допустят повторения ситуации с множеством злодеев, а Ледибаг уже в следующем сражении снова будет в строю. Маринетт на несколько мгновений задержала взгляд на каждом из них. Кот Нуар выглядел как побитый бездомный котёнок, Рена, казалось, была смертельно обижена, Квинби — удивлена, что Ледибаг не пришла, когда была возможность встретиться аж с ней!       И только Карапас выглядел так, будто бы всё понимал и в принципе вполне одобрял.       

***

      Утром Маринетт была настолько невыспавшаяся, что даже зомби не приняли бы её за свою. Она была огорчена тем, что вечером пришлось врать маме о тяготах безответной любви, и это омрачало вчерашний день даже больше, чем Адриан, оказавшийся Котом Нуаром. Последнее в большей степени вызывало желание надирать уши.       Выходя из дома, Маринетт почему-то решила выглянуть в глазок — не иначе, божьекоровковое чутьё натолкнуло её на эту мысль. И не зря: на пороге пекарни топталась вся её шайка-лейка полным составом, включая Хлою (но та, кажется, притащилась только из-за того, что висела на Адриане). Задержав на всякий случай дыхание, Маринетт развернулась на пятках и сказала родителям, что забыла тетрадку и выйдет потом через задний вход.       Взлетев в комнату, она проигнорировала ворчание Тикки, и уже через несколько мгновений Ледибаг одним точным прыжком пересекла расстояние между крышей пекарни и когда-то взломанном ею же изнутри окном подсобки на последнем этаже коллежа. Маринетт пробралась в ещё пустой класс ровно тогда, когда телефон пиликнул о входящем сообщении.       «Девочка моя, ты не проспишь день с Адрианом?»       Алья Сезар как никто другой умела две вещи: поддержать и невзначай ударить по самому больному. Серьёзно, ей просто с ужасающей точностью удавалось вспомнить Адриана именно в тот момент, когда Маринетт отчаянно желала его забыть.       «Это ты проспишь день со мной», — напечатала она, для достоверности прикрепив к сообщению фотографию пустующего места рядом с собой.       Возглас «Не поверю, пока сама не увижу!» Маринетт услышала ещё с улицы. Будь у неё настроение, она бы обязательно спряталась под парту, заслышав топот Альи, чтобы немножечко пошутить, но сегодня Маринетт состроила максимально недовольное лицо и уткнула его в парту.       — Эй, подруга, что с тобой такое? — Алья вцепилась в неё со всей своей журналистской страстью, едва только плюхнулась на скамью.       — Бессонница, — буркнула Маринетт, не отлипая от прохладной поверхности учебника, на котором лежала. — Зеркало уже сообщило мне, что выгляжу я неважно, поэтому можешь не повторяться.       — Девочка моя, ты ничего не хочешь мне рассказать?       Алья пытливо уставилась на Маринетт, крайне лениво приоткрывшую один глаз. Нет уж, спасибо, она за время балконных посиделок столько наговорилась, что хоть сейчас ей необходимо помолчать.       — Ну, как знаешь, — хмыкнула Алья, сверкнув очками. — Если что, я всегда готова тебя выслушать, — после этих слов Маринетт на мгновение стало стыдно. — …и дать совет.       А, нет, показалось.       

***

      Уроки тянулись, как лакричная патока, если такая вообще существует. Алья опять сцепилась с Хлоей в споре о том, почему же вчера Ледибаг не явилась на битву. Сначала они доказывали друг другу, что виноваты Квинби и Рена Руж (соответственно оппозиционерам), а потом вдруг сошлись на том, что это всё из-за Кота Нуара.       Адриан погрустнел, Маринетт фыркнула, Нино покачал головой. Он, кстати, был единственным, кто её вообще сегодня не трогал; даже Адриан попытался выведать у неё о самочувствии, и в любой другой день (до вчерашнего) Маринетт бы показательно потеряла сознание от счастья, но сегодня она могла лишь прикидываться спящей на каждой перемене. А уроки были такими нудными, что и прикидываться не приходилось.       Было четыре минуты и двадцать семь секунд до конца химии (и учебного дня), когда миз Менделеева стала объявлять пары для лабораторной, которая будет на следующей неделе.       Вопреки своей репутации она была женщиной очень проницательной и в принципе старалась сделать так, чтобы работа в паре для всех была максимально комфортной. А так как для грядущего занятия в паре обязательно должны быть сильные руки, то для большинства из класса ситуация складывалась самым наиприятным образом. В принципе, как предполагала миз Менделеева, всё шло хорошо. Ровно до одного момента.       — Маринетт Дюпен-Чен и Адриан Агрест…       — Миз Менделеева, можно я лучше в паре с Хлоей буду?!       Маринетт, вскочившая со своего места, таращила на учительницу полные мольбы глаза. Раздался хруст карандаша Натаниэля с задней парты, Ким и Аликс замолчали на полуслове, Алья выронила из рук телефон, а Хлоя прочертила линию помадой почти до самого уха.       Когда Адриан обернулся на всполошившуюся Маринетт, ей показалось, что он сейчас заплачет. Впрочем, самому Адриану тоже так казалось, потому что он никак не мог взять в толк, что он сделал одновременно двум близким подругам. Ну ладно ещё Ледибаг, с ней он хотя бы флиртовал глупо, сам признать готов, но Маринетт? Ей если кто и докучал, то, опять же, Кот Нуар. Что же он, Адриан, такого сделал, что она вдруг предпочла ему Хлою?       — Я сожалею, Маринетт, — прокашлявшись, ответила миз Менделеева, — но на лабораторной в группе обязательно должен быть один мальчик.       Маринетт с недовольным фырканьем села на место, игнорируя десяток направленных на неё взглядов. И ведь не пожалуешься никому, даже мама засмеёт.       

***

      Попытка отделаться от взволнованных друзей провалилась, и вся шайка-лейка отправилась провожать Маринетт домой. Конечно, ведь путь через дорогу по пешеходному переходу такой долгий и тернистый…       — Доченька, не забудь, что я говорила про завтра, — напомнила Сабина, едва стих нестройный хор приветствий.       — Ах, да, конечно, — протянула Маринетт, выдавив улыбку. — Приходите завтра, я вас пендалем угощу, мама будет по бабушкиному рецепту готовить.       Глядя на вытянувшиеся лица дочкиных друзей, Сабина не сдержала смеха.       — Маринетт! — воскликнула она, хихикая. — Ты опять ошиблась. Завтра я буду готовить чешский суп панадель, — пояснила Сабина. — Джина сейчас в Чехии, прислала недавно рецепт.       Маринетт лишь коварно подумала, что всё она правильно сказала, да.       

***

      Дни шли, панна-кота, персики, паштет и пак-чой чередовались, не имея последовательности, хотя Маринетт в этом сильно сомневалась: ведь не пересеклись же ни разу! И, может, от неё бы они ещё скрывали, что знают о визитах друг друга, то перед Ледибаг точно бы кто-нибудь из них спалился. А между прочим, только Карапас всегда вежливо интересовался, не занята ли она и может ли выпить с ним чашечку чая.       Но всё равно терпения с каждой выпитой чашечкой становилось всё меньше и меньше.       А ещё безумно раздражало то, что «герои» ни капельки не прислушивались к советам Маринетт относительно Ледибаг. Нет, ладно, может, как раз на капельку и прислушивались, но это явно было не тем, чего Маринетт ожидала от сеансов балконотерапии. Ни грамма уважения к трате чужого времени! Вот зачем, спрашивается, донимать её просьбой дать совет, которому потом следует разве что Карапас? Причём, кажется, он следовал одновременно всем советам, включая те, которые Маринетт давала вообще не ему.       Интересно, как бы они все отреагировали, если бы узнали, что ухитряются одновременно доводить и одноклассницу, и героиню Парижа?       Стоило Маринетт подумать эту мысль, как в голове возник коварный план прислушаться к совету Кота. Он ведь всегда говорил, что будет лучше, если они снимут маски… Именно сейчас Маринетт как никогда соглашалась с ним, назначая по очереди каждому из подшефных героев встречу на балконе в субботу якобы посмотреть фильм. О, скандал, интригу и расследование она им точно обеспечит.       Маринетт коварно улыбнулась, когда Квинби, пришедшая последней, в четверг, на приглашение в субботу согласно кивнула.       

***

      Каждый из героев с нетерпением ждал эту субботу. Они не говорили о своих планах друг другу, наспех сочиняя какие-то размытые отговорки (да и предложение как обычно собраться на башне казалось чистой формальностью в эту конкретную субботу). Заметая следы, огибая центральные улицы и витиевато петляя в переулках, распрощавшиеся друзья с удивлением встретились в одной конечной точке.       Никто из них не решался спросить у остальных, что они забыли на балконе Маринетт Дюпен-Чен.       Собственно, так и стояли истуканами, пока к ним, чеканя каждый шаг о ступеньки, не вышла во всей своей злющей красе хозяйка этого самого балкона.       — Н-ну, — уперев руки в бока, протянула Маринетт. — Чего уставились? Здесь же всё, как вы любите: панна-кота, персики, паштет и пак-чой, — она обвела озадаченных героев испепеляющим взглядом. — И коронное блюдо вашего приготовления — Ледибаг в собственном соку! Тикки, — крикнула Маринетт, — трансформируй меня!