***
К концу учебного дня Маринетт начала скучать по обычно непрекращающейся болтовне Альи и стала невольно анализировать своё поведение прошлым вечером. Нет, она была абсолютно уверена, что не сказала Рене Руж ничего обидного. Со всей свойственной ей мягкостью и терпением (спасибо Нуару, его предостаточно) Маринетт говорила, повторяла, объясняла и разжёвывала простые истины. Пусть и заключались они в мольбах оставить Ледибаг***
За десять минут до звонка с последнего урока, ознаменовавшего бы окончание этого тягучего, как патока, дня, завыла тревожная сирена, работая на опережение. Маринетт была готова отдать почти… да ладно, все свои плакаты с Адрианом (большинство всё равно в двух экземплярах) ради того, чтобы если не Бражника поймать, так хоть систему оповещения сломать. Придумали же, будто бы мало воплей с улицы… Адриан тут же вскочил и попросился выйти под предлогом очень важного звонка от отца. Поправив причёску и макияж, Хлоя бросила Сабрине, чтобы та после привезла вещи ей домой, и чинно выплыла из класса, виляя бёдрами. Нино смылся между первыми двумя — Маринетт этого даже не заметила. Пошуршав и недовольно пофыркав, Алья почесала за ухом и заявила, что отправляется снимать битву для блога. Маринетт осталась сидеть на месте, опять прикидываясь фикусом. Ничего-ничего, сами как-нибудь, а она потом…***
— Чудесное исцеление!.. Ледибаг выглядела крайне довольной, остальные — крайне потрёпанными. Битва была трудной, но продуктивной в плане сплочения команды: неявившаяся Ледибаг стала огромным стимулом к обдумыванию плана действий четырьмя своими головами. Сначала едва не случился скандал. Маринетт… не сказать, чтобы сидела на иголках, но за ходом сражения пристально следила через Ледиблог, готовая, если что,***
Маринетт была довольна собой-Ледибаг. Ей казалось, что она вполне дипломатично разрешила конфликтную ситуацию и удовлетворила прошения Рены не ставить её в пару с Квинби на патруль, поставив с Карапасом. Хотя вот уж от кого проблем не было, так от него. Именно о Карапасе думала Ледибаг, спеша домой с патруля и стараясь не думать о том, что за прогулянную битву ей всё-таки было неловко. И каково же было её глубочайшее потрясение-удивление-шок, когда на собственном балконе она увидела зелёного и грустного, словно фикус, напарника. Не справившись с управлением (читай, вспомнив, что неуклюжая), Ледибаг, собравшаяся целенаправленно промахнуться мимо балкона, промахнулась ещё и мимо ограждения и со смачным плюхом впечаталась в стену между окнами пекарни. Стекая вниз, она думала лишь о том, чтобы родители не выглянули на шум — мама и так сетовала, что её доченька похудела, а бледную «еле-еле душа в теле» Ледибаг без ужина точно не выпустят. Собрав себя из лепёшки обратно в героиню, Ледибаг отбежала подальше и пошумела в ближайшем закоулке. Потом проследила, чтобы Карапас отлучился проверить, проникла в свою комнату, словно заправский шпион, и смиренно приготовилась ждать, пока на её уши снова начнут вешать лапшу жалоб, которая, по всей видимости, будет ей вместо ужина. Но ничего не происходило. То есть Маринетт, конечно, слышала шорохи с балкона (скорее всего лишь потому, что прислушивалась), но никаких посягательств на её свободное время Карапас не предпринимал. В конце концов ей стало совестно — всё-таки Нино (аккурат до бума переходного возраста, когда мальчикам положено начать стесняться девочек) был её самым близким другом. С друзьями ведь можно поделиться своими проблемами, спросить совета, правда?.. А герои, как Маринетт уже поняла, приходят на её балкон именно за этим. Поэтому, натянув на лицо выражение самого правдоподобного удивления, она полезла «поливать цветы».***
Нино, в общем-то, и сам не знал, чего это он притащился к Маринетт. Наверное, ему не хватало простого общения с кем-то, кто не поёт дифирамбы героям при каждом удобном случае. А ещё Маринетт ведь была его близкой подругой, и кому, как не ей, он мог бы излить душу? Впрочем, навязываться он не собирался и сидел тише воды, ниже травы; выберется на балкон — повезло, значит, нет — ну, в другой раз. Поэтому когда макушка подруги появилась в открывшемся люке, Нино пришлось брать себя во все четыре черепашьи лапы, чтобы не броситься на радостях её обнимать. — Ого, Карапас! — воскликнула Маринетт. — Как неожиданно! Что привело тебя ко мне? — Да я… — Нино очень смутился её реакции. Неужели Маринетт тоже поддалась волне всеобщего обожания героев? — Я с патруля возвращался и увидел, что у тебя цветок опасно стоит, — он почесал голову поверх капюшона. — Зашёл вот поправить. Маринетт благодарно улыбнулась и принялась за поливку. Они молчали некоторое время, но не неловко, а спокойно и умиротворённо — как раньше, когда Нино давал Маринетт послушать свои первые миксы. — Чаю, Карапас? Маринетт не то чтобы не собиралась предложить ему чай, но всё-таки хотела просто спросить, что ему тут нужно. Где тумблер, который сбился с функции «сказать прямо» на «предложить чай»? Ей срочно нужно исправить ситуацию, а то вечно она хочет как лучше, а получится как всегда. — Если только тебе не сложно, — миролюбиво отозвался герой. — С двумя ложками сахара. — Я зн… значит, могу принести что-то для твоего квами, — Маринетт то ли кивнула, то ли откинула голову, сама не поняв этого движения. Видимо, именно так слова «становятся поперёк горла». — Нет, спасибо, у меня есть с собой, если что, — Карапас улыбнулся. — Мой квами довольно привередливый, он очень любит пак-чой. Спрашивать, что это за пак, Маринетт не стала — молча исчезла в люке, ругая себя за теплящуюся надежду на то, что у Нино появятся срочные дела.***
Признаться честно, ей было досадно, что Нино «сдался» так быстро. Маринетт была уверена, что сегодня вновь притащит свой хвост Рена и будет страдать, что её поставили в пару с — вы подумайте! — собственным парнем, которого она не может разглядеть под зелёным капюшоном. Но нет. И даже несмотря на то, что чай был абсолютно обычный (к стыду Маринетт, она не стала запариваться и взяла пакетированный), язык у Нинопаса развязался почти мгновенно. — Я чувствую себя лишним в команде, — пожаловался он, а Маринетт едва не взвыла. Ледибаг с ним на три патруля подряд ходила, в каком месте он лишний-то? — Ко мне хорошо относятся только Кот Нуар и Ледибаг, — «Нет, ну надо же, всего-то ровно половина команды к тебе хорошо относится!», — а вот Рена и Квинби на дух не переносят. Маринетт громко отхлебнула чай, кутаясь в плед. Нашёл, из-за чего переживать! Хлоя на дух не переносит всех, кроме Сабрины, а Алья просто слишком верна своему парню! — Она кусается! — добавил Карапас, выставив вперёд руку. — Квинби?! — почти проорала Маринетт, разглядывая его предплечье, где отчётливо виднелись следы зубов. — Да нет же, Рена, — обиженно буркнул тот. — Рена кусается. И её зубы даже вон, на костюме остаются. Ещё днём цапнула, бедный Вайзз до сих пор оправиться не может… Маринетт, нахмурившись, твёрдо пообещала себе (и балкону) отчитать Алью за неподобающее поведение Рены Руж. Кусается! Ишь, что удумала! Да она её лисий зад на накидку для мамы пустит! — А Квинби ругается, — продолжал тем временем Карапас. — То я не так делаю, то не эдак, смотрю не туда, щит бросаю неправильно, герой из меня никудышный и так далее, и тому подобное. Вот сейчас Маринетт стало за Нино действительно обидно. К двум предыдущим клятвам балкону добавилась третья — ещё раз Квинби обидит её самого любимого напарника, и её жало окажется там, где оно должно у пчёлки быть. — А вчера она вообще послала меня! — совсем обиженно воскликнул Карапас. — Далеко… Маринетт хмыкнула. Неужто местом назначения, согласно посылу, оказался её балкон?***
Утром, когда она почти собралась соврать (кошмар какой!) маме, что ей плохо и на учёбу идти нет сил, Сабина, забравшаяся будить её, покачала головой и сама предложила денёчек отлежаться дома. Упираться и «для успокоения совести» пытаться убедить маму, что она в порядке, Маринетт не стала. Вдруг поверит. Всё шло чудесным, абсолютно восхитительным чередом — акума не напала, а значит ей не нужно идти к своим