***
Обещание своё я сдержала. После дня пути и ещё одного в ожидании оказалось, что все мои представления ничего не стоили. Не было в окутавшей нас войне ничего, что я бы ожидала. Ни ярости, ни упоения боем, ни азарта, в котором теряешь себя. Не было страха, желания убежать, спрятаться или исчезнуть. Не сошло на меня из-за облаков чувство неправедности, не поверила я посреди похода, что война — зло, которого стоит избегать ценой смерти. Не полюбила я своих врагов — но и не возненавидела. Они просто существовали, как существовала и я. Мне было не до эмоций и чувств, они приходили только в ночные часы, в редкие минуты отдыха. Всё остальное время со мной была тяжесть, мешающая думать над действиями. Эта война вообще многое расставила по местам. Мы сражались насмерть. Те, кто вставали напротив нас просто выполняли приказ, а всё же были безумны. Все они сошли с ума вслед за своими командирами, решившими смести всех со своего пути. Мы сражались на землях бывших лесов, сожжённых до последнего пня, на утоптанных сотнями ног дорогах, на горных склонах и городских площадях. Под солнцем и в ночи, когда только чутьё помогает увернуться от мечей прекрасно видевших во тьме потомков оборотней. Я не угадала ни разу. Я не была готова. Мы дрались не за идеи, не за лидеров — просто за то, чтобы открыть глаза ещё раз. За ещё один день. Дрались жестоко, без пощады, до конца — чтобы жить за тех, кому не повезло, кто уже умер — обратился золой, землёй и плотью, сквозь которую растёт трава. Я заметила, что не помню лиц тех, кого погубила. Мы шли — вперёд и назад, через череду поражений, побед и новых поражений, между лагерями, опорными пунктами и полями битв. Шлейфом за мной тянулась слава создательницы проклятья Танеро. Моей боевой магии, наравне с клинком и луком убивавшей аршарцев. Моя сила хорошо вписалась в концепцию ближнего боя. На войне гасить огонь ни к чему — ненужным оказалось умение тушить моё зелёное пламя — я поджигала невидимую нить, и магия падала на врага. Выжигала, не ведая пощады. Если везло и зелёные искры падали на руки или ноги, спастись ещё было возможно. Если снова повезёт, хватит решимости и скорости, чтобы отрубить конечность и силы, чтобы выжить без неё. Эти чары спасали мою жизнь, но не могли защитить от стучащего в голове чувства собственной незначительности, смертности. Не важно кто ты, тебя одного не хватит, чтобы изменить мир. В противовес свежей памяти о падении, полёте и близком бессмертии, оно было невыносимее всего. Да, Ихи мог не волноваться о моём обещании. Мысли о чём-либо, не касающемся текущего действия просто не помещались в голову. Брату, впрочем, тоже не до того было. Практически любой бой сводил нас с ним вместе. Лицом к лицу с противником, один на один, но — рядом, спина к спине с родной кровью. В короткие часы ночных передышек мы с Ихи оставались вместе. Каждый раз — вдвоём. Одна из старых крепостей, где мы держали рубеж, могла по-настоящему защитить за своими стенами обитателей. Я звала Ихи братом, потому что он был им. Сна не хватало, почти не было и еды. Ничего не было. И нам не говоили, когда всё это закончится. В темноте ночи не за что нам было хвататься, кроме как друг за друга. Пальцы — в обрезанные зелёные пряди. Пальцы — до крови в родные плечи. В живые. Во всё ещё тёплые. Смех со слезами и слова — способ хоть как-то выплеснуть скопившееся напряжение. Мы тогда не искали смысла, просто говорили то, что рвалось с языка наружу. «Ты такой живой, что мне страшно. Не смейся, Ихи, это правда.» «После смерти ничего нет, Тан, я знаю.» «Смерти нет, Ихи.» У нас было одно бесконечное желание, так же, одно на двоих — жить. Ощущать, что вот она, жизнь, здесь, никуда не делась. И ещё, ещё ближе прижиматься, сцепляться, переплетаться. Не отдать. Не потерять. Согреться.***
Нашей бессменной спутницей стала усталость, выжигающая мысли и чувства вплоть до рефлексов. Спасибо Крейну за то, что они у нас были. А ещё рядом шёл бесконечный холод, который не могло исцелить ни одно пламя, ни одно вино. Тогда-то, в разгар войны, появилась Инри. Я всё ещё хорошо помню этот момент. Ноющее по привычке тело, обломанные ногти, ссадины, пара разбитых костей и не оставляющий меня металлический привкус на конце языка. Как медная монета во рту. Заминка произошла посреди боя — магия Урсы закончилась, Ихи суматоха унесла достаточно далеко, а моя рука отказалась поднимать меч. Тогда появилась она. Я сразу, с первого взгляда, знала о ней многое. То, что она — Инри, что она — наша сестра, что она вернётся с нами в Крейн. Знала эти тёмные волосы и каменный прищур глаз, цвета которых никогда не разглядеть. Знала заранее, мы ни разу не заговорим, ни разу не дотронемся друг до друга Она, тонкая и стройная, с луком в руках, пришла и спасла мне жизнь. В то короткое мгновение, необходимое, чтобы зажечь защитную черту, она выпустила несколько стрел. Удивительно точно. Она отлично стреляла, но когда время боя проходило, будто замирала, теряя цель. С момента своего появления она всегда была неподалёку, на расстоянии выстрела, прикрывала нас с братом. Она пришла, что защищать. И стало легче. Сейчас я понимаю, что она спасла мою жизнь не один раз. Далеко не один. А возможно, спасла гораздо больше, чем я могла представить. Вспоминать о войне мне всё ещё тошно. Время, к моему счастью, текло быстро и обе стороны конфликта не хотели затяжной войны. Линны проиграли Аршару. Условия мирного договора, впрочем, оказались терпимыми. Свободный проход чужих войск через территорию, снабжение припасами, дань. Могло быть и хуже. А мы наконец-то возвращались домой. Мы с братом оказались чуть старше, когда пришло время войны, мы сами решили, что не останемся в стороне. В наших силах было решить, что пора назад. Каждый нёс с фронта что-то своё: мы с Ихи — кроме личного опыта и новой сестры — захватили с собой чувства, никак не соответствующие поражению. Мы принесли бурлящую кровь, готовность идти вперёд и не спрашивать, откуда появился новый враг. Как бы там ни было, мы вернулись. При виде знакомых, нетронутых стен начинали слезиться глаза. Карри и Шинра — а следом и другие Младшие — обнимали нас, сбивали с ног, не отпускали. Крейн тоже вышел на встречу. Стоял на лестнице, сложив руки на груди, смотрел острым взглядом, от которого по телу расходились холодные мурашки. Наконец улыбнулся. Его присутствие возвращало чистоту разуму. И я поняла вдруг, что вернулись только мы четверо.***
Расслабляться Крейн нам не позволил. То есть, конечно, нам не помешали всласть наобниматься с собратьями, поесть — в честь возвращения устроили настоящий пир — даже выспаться. Но, проснувшись спустя сутки, в ранних утренних сумерках, я обнаружила, что меня ждут. Терпеливо, не собираясь будить или торопить. Ожидание было спокойным и размеренным. Таким, что не подумаешь не только завернуться в плед и поспать ещё несколько часов, но и несколько лишних минут на месте не просидишь. Я быстро, насколько могла, привела себя в порядок и сбежала по винтовой лестнице во двор. Уже снаружи, оглядываясь в поисках братьев, обнаружила, что слова Лидера, пусть и безмолвные, больше не были мне нужны. Хватало настроения, туманной тучей накрывавшего крепость. Своих я нашла быстро. Они устроились вокруг моего любимого дерева. Кто бы, впрочем, сомневался! Братья расселись на земле, лицами к стволу, на широкой ветви расположилась Шинра, рядом с её ногами стоял Урса. А чуть сбоку, я не сразу заметила, тенью, почти сливаясь с корой, застыла Инри. Увидеть сразу всех шестерых я не ожидала. Ну, посмотрим, какое приключение нас ждёт, если даже Урса понадобился. — Ох уж это твоё лицо! — Ихи смешливо качал головой, — Ни одного чувства не скрывает. — В таком случае постараюсь в ближайшее время не злиться, — настроение располагало к шуткам, и глаза Ихи наполнились звонкими искрами. — Это у тебя никак не получится, — тихий, но такой звонкий, проникающий в кости голос Карри заставил меня вздрогнуть. Я, оказывается, забыла каково это, смотреть в глаза истине. — И хорошо. Тебе сейчас нужно совсем не прятать злость, — Шинра легко спрыгнула вниз. Даже край её платья не задел Урсу, рефлекторно дёрнувшегося в сторону, — Вы вернулись, и это правда замечательно, но вы теперь другие. Самим осваивать новый опыт придётся долго. Карри так и не улыбнулся. Смотрел серьёзно, тяжело, пронзительно. Как и Ши. Глубина подземных вод и светлое небо, выбеленное солнцем. Это они успели так поменяться, или мы? Думаю, попытайся я сейчас дотянуться до их мыслей, ничего бы не вышло. Зато очень хорошо меня понимал Ихи. Ванда и Инри продолжали молчать. Сейчас, рядом друг с другом, их общая неразговорчивость выросла, заполнив всё пространство внутри брата и сестры. При этом оно перестало быть отсутствием контакта. Оно стало всеобъемлющей тишиной, не нуждающейся в привычных формах диалога. Недоступной нам. — Ну, в целом суть проблемы вы уловили, — Урса не пытался скрыть удивление, хоть и передавал чужие, спокойные слова, — Вам надо её решить, чем быстрее, тем лучше. Потому что опыт опытом, а разделяться и терять друг друга вам нельзя. — По крайней мере, не сейчас, — на лице Ихи дёрнулся нерв. — По крайней мере никогда, — кажется, Старший и сам удивился твёрдости своих слов. Затянувшаяся пауза грозила разразиться бурей, а я ничего не могла сделать. Не знала, что пошло не так и что нужно изменить. Не чувствовала. — Ладно, что это я. Пейте и идёмте, Крейн просил вас проводить. Имя Лидера подействовало безотказно. Мы успокоились, приготовились слушать Урсу. Он извлёк из сумки тёмную бутылочку старинного прочного стекла. Я видела такие в Миллене. Материал, требовавший для создания редких добавок, ценили за способность столетиями сохранять свойства эликсиров и ядов — разумеется, не менее редких. Сказать, что именно для нас припас Крейн, я не могла, в рецептах настоек, так уж получилось, я разбиралась посредственно. Старший тем временем распечатал напиток и протянул Карри — тот оказался ближе всех. — Всем по глотку, не меньше, если не хотите повторять, — предупредил он. Напиток быстро пошёл по рукам. Я сделала свой глоток, чувствуя лишь сладость, передала бутылку дальше. Проглотила жидкость. Горло обожгло обволакивающей въедливой горечью. Подарок Лидера оказался гораздо крепче привычного вина, такой градус мы обычно вообще не использовали в пищу, гораздо чаще — для обработки камней после огранки. Однако, желания выспрашивать подробности у меня не появилось. Мы шли за Урсой в лес, по одной из узких тропинок, на которых наши появляются редко. Чем дальше мы заходили, тем сильнее тяжелела моя голова. Волнами меня захлёстывали чувства — а способность их регистрировать растворялась. Краем сознания я заметила, что мы идём по-одному, не как обычно. В следующий момент прояснения обнаружила, что почва под ногами стала мягче, начала слегка пружинить, а по краям тропы поднялись из земли хрупкие стебельки клюквы.***
Из черты болот мы выбрались вшестером. Как всегда растерянный, практически ничего не заметивший Ванда, тут же вернувшийся к своим мыслям. Инри — напряжённая и тонкая, со всё тем же фронтовым луком — тенью за его спиной. Карри, мешающий ужас от не случившегося с неизменным светом глаз. Шинра, бесконечно понимающая, с печальной улыбкой и ладонью на его запястье. Ихи, настороженно изучающий окружение, тут же замечающий любые изменения, с рукой, по привычке тянущейся к поясу, где ещё недавно покоился клинок. Наши с ним пальцы до сих пор цеплялись друг за друга. Я знала, теперь мы можем вернуться домой. Добравшись до поляны с относительно устойчивой почвой, мы не сговариваясь рухнули. По совпадению — ровно в центре. Мы беззвучно смеялись — и лес отвечал таким же, неразличимым для посторонних, мерцанием блуждающих огоньков. Мы приходили в себя. Кровь под кожей и коркой болотной грязи стучала быстро, непривычно, а дыхание растягивалось по знакомому успокаивающему ритму. Через какое-то время нас нашёл Урса. Он смотрел нечитаемым взглядом, и в отражении зрачков я видела древнего жителя леса, со множеством рук и глаз. Старший приблизился, по кругу обойдя нашу стоянку. Глазами братьев и сестёр я без искажения видела, как меняется выражение его лица, как он пытается определить, где в нашей куче чьи конечности. — Не расскажите, что с вами было? — Он сел напротив, в траву, не боясь запачкать плащ. — Нет, — вышло слаженно, на шесть негромких голосов. Он понимающе кивнул. Я пыталась вспомнить, почему ещё не так давно меня выводило из себя его общество. Смотрела на лицо, прикрытые глаза, застывшую в неестественной неподвижности позу — и не видела. Сейчас он казался другим. Далёким, непонятным и печальным. Сознание всё ещё не могло точно отследить поток времени. Мы сидели, а потом встали, собираясь в крепость. Шли, на этот раз не расцепляя рук, странной изогнутой фигурой. В общем у нас, в потемнении разума, никак не желала складываться полная картина случившегося на болотах. Я помнила, что в какой-то момент тяжесть в голове сменилась режущей болью и начала вытекать. Мы увязли в трясине, кто по колено, кто по пояс, и не могли шевельнуться, не могли сбежать, заменив боль внутри болью от сбитых ног и ссадин. Она вытекала — своя у каждого, застревала в трясине, не могла снова дотянуться до нас. Потом, кажется, были слёзы. Крейн встретил нас на середине пути, жестом отпустил Урсу. Мы остались наедине. Лидер — и существо, слепленное из шести Линнов, не осознающее, не понимающее всего что было — и что могло быть. Но живое. Решительно и бесповоротно воскресшее, не распавшееся на ничего не значащих по-отдельности людей. Он смотрел на нас, Лидер, вовремя заметивший происходящее. Любовался результатами работы, в одном движении и с одним вопросом склонявшими головы. Крейн провёл рукой перед нами, лёгкие пальцы сдёрнули остатки морока с памяти. Мне показалось, край его губ нервно дёрнулся. Впрочем, сила Лидера своё дело сделала — мы вспомнили всё друг о друге. О ранах. Карри, оставшийся за главного для Ванды и Шинры, видевший отчётливо, как наяву, мир в котором мы могли не вернуться. Или вернуться другими, чужими, погибшими. Почти исчезнувший Карри. Шинра, оставшаяся без тех, кому могла довериться, без тех, кто привык защищать. В ситуации, когда ей самой пришлось стать опорой для Карри, оставив всё остальное. И видеть, как день ото дня синева в его глазах становится всё острее. Ихи, увидевший войну в первый раз. Ослепший от жестокости и научившийся убивать без сожалений. Его душила слава отличного бойца. Его мутило от неразрешимого выбора между долгом и правдой. Он запутался в чувствах, пришедших среди бойни и отчаялся найти решение. Ванда, оказавшийся в изоляции. Без возможности творить по велению сердца. Подчинённый жёсткому графику и нормам военного времени. Запертый в крепости — и в теле — чтобы наблюдать, как рушится всё, что он создавал. Не имеющий права рассказать кому-нибудь. Потерянный и забытый. Инри, сестра, найденная в пылу сражения. Не совсем живая Инри, знающая только одну цель — защищать. Легко убивающая врагов, давно не чувствующая раскаяния — и вообще не чувствующая. Потерявшая цель и смысл, знающая только верность своим, слегка понимающая Ксилию и её цели. Инри, не знающая, как жить дальше. — Идите умойтесь, — Крейн отвернулся, махнув рукой в сторону озера. Я и не заметила, когда мы успели добраться до этого места. Голова, переполненная свежей памятью, вынесенной из тени сознания на свет — замеченной и обработанной слезами — легко, без сопротивления погрузилась в ледяную воду. Горящие глаза щипало. А осколки, напоминавшие о боли, ушли на дно. Внутри меня мигом стало пусто и звонко. Я, не думая, сделала несколько шагов, падая в воду и погружаясь на дно. Озёра Линнов часто таят омуты. Братья и сёстры — я знала — поступили так же. Вода убаюкивала, укачивала течением, гладила плавниками рыб и озёрными травами. Мы падали вниз. Не боялись понять, что случилось с каждым, зная, что это лишь начало. Чем выше, тем труднее дышать, так всегда. Мы падали на дно и нам было легко. Выбрались мы вместе. Мокрые, замёрзшие, избавившиеся от грязи похода. Спокойные. Обновлённые. Мы вспомнили, о чём узнали в день падения с Пустоты. Мы родились, чтобы летать. И мы будем жить вечно.***
— Уже лучше, — Крейн привычно улыбался, — Теперь и о делах поговорить можно. Мы возвращались в крепость неспешно, слушая Лидера и делая выводы. Оказалось, проигранная война не только не была самоцелью Аршара — об этом они заявили открыто, потребовав проход через наши земли — она вообще не закончилась. Перетекла в тайную, скрытую. Все города поверхности в спешном порядке эвакуировали под землю, освободившиеся места заполнили Старшими общин, специализирующихся на боевой магии. Уже началась подготовка помех для чужих армий, а некоторое время спустя, когда основные силы захватчиков увязнут в следующем конфликте, нас ждало восстание. Поэтому никто кроме нас и не вернулся. Крейн умел быть хорошим учителем, другие общины тоже опыт имели немалый — почти никто из наших Старших не погиб. Бывших наших Старших. Никто из них — кроме Урсы — не пришёл назад. Они решили остаться с Линнами. — Видимо, забирать их в зрелом возрасте было не лучшей идеей, — Крейн задумчиво крутил в пальцах травинку, — Слишком они много успели впитать. На счёт вас двоих я сомневался, — он смотрел на меня и Ихи, — Однако рад, что вы остались. К тому же, привели новую подружку. Занятно. Ещё несколько полян, и мы вышли к дому. Вошли в ворота Старшими, поскольку, по словам Лидера, семеро это лучше, чем ничего, а всю работу он в одиночку делать не намерен. К ночи Карри занялся составлением списков и распорядков — этой самой работы Старших неожиданно оказалось довольно много — остальные устроились рядом, пытаясь перебросить друг на друга самые нелюбимые задания. Даже Ванда заговорил. Я оставила право выбора дел для себя Шинре, напомнила, что Урса тоже Старший — а так как его здесь нет, то и помешать скинуть на него самые неприятные дела некому, и сбежала, отговорившись духотой общего зала. Очень уж мне хотелось побыть одной. Открытые галереи верхних этажей продувались всеми ветрами и пропитывались свежестью. Я сидела в проёме окна, вдыхая аромат ранней осени. Камни за спиной грели лучше плаща. Звёзд сегодня видно не было, небо заволокли тонкие перистые облака, подсвеченные лунами, засмотревшись на создаваемые светилами пляски теней, я не сразу поняла, что одна из них действует самостоятельно. Ещё через несколько секунд тень села напротив, перекинув через подоконник зелёный край форменной одежды. Урса всё ещё казался мне невероятно печальным. Неожиданно оказалось, что против его общества я ничего не имею. — Снова здравствуй, — он говорил тихо, без надрыва, звучащего днём. Я кивнула. — Я с вопросом, не возражаешь? — Его переполняли непонятные мне тоска и нежность. Я не возражала, и он продолжил. — Танри, скажи, тебе не одиноко? — я удивилась. — С чего ты так решил? Я практически никогда не остаюсь одна. Скорее наоборот, часы в одиночестве для меня редкость. — Ты про своих, — он запнулся и изменился в лице, теперь оно сочилось нервным непониманием, — Братьев и сестёр? — Про кого же ещё? Почему ты удивляешься? — Странное выражение пропало с его лица, как будто и не было. Он покачал головой. — Я ждал, когда ты вернёшься. Мы были на войне вместе, но это другое, если понимаешь, — вкрадчивые слова и вопросы, как это не похоже было на знакомого мне Урсу. — Мне нужен друг, — он снова улыбнулся, а я почувствовала недомолвку, — Я понял во время Пустоты, когда мы падали и летели, что это должна быть ты, — вот теперь ложь исчезла. На кой я тебе сдалась, Урса, что ты хочешь? — Мне нужно твоё прощение, — он снова взял паузу, подбирая слова, — За войну, за всё, что было до. И за всё, что происходит теперь. — Оно твоё, — его брови дёрнулись вверх, — Моё прощение. Если ты за ним пришёл. А ведь не за ним. Я не удержалась, дотянувшись ветвью стихиалей до Урсы. — Я хотел бы, чтобы такие дни, как сегодня, такие минуты, как сейчас, не кончались, — говорил он вслух. «Я хочу, чтобы ты осталась, » — говорил взгляд. Ощущения Леших не врали, и я слышала два голоса. — Закрой глаза, — он попросил, и я закрыла. Сосредоточилась на том, что говорила кровь стихий. Смотрела, как он беззвучно произносит слова. «Речь не о прощении, » — он поднялся, подошёл ближе. «Просто всё сводится к одному…» — Урса наклонился, осторожно поцеловав меня в лоб. Я вздрогнула от холода чужих губ. — Спасибо, Тан. За участие. «… к любви». Он ушёл, оставив меня наедине с полуночным ветром. Я знала, больше он не заговорит со мной об этом. Он и сегодня не заговорил. Я ведь не должна была узнать, не узнала бы без вмешательства наследства, о котором Урса не знал. Тоска и нежность. Откуда в нём столько этих чувств?***
В сентябре зарядили дожди. Почти десять дней мы не покидали крепость — разве что умыться и собрать воду для Ванды. Хорошо ещё, что места здесь стало больше. За прошедший год община наконец-то закончила восстановление своего дома, да и комнаты бывших Старших освободились. На нас шестерых теперь приходилось три помещения. Квадратный закуток с бойницей сразу забрал себе Ванда, спорить никто не стал, а когда туда же перебралась Инри, даже некоторое равновесие установилось. На месте осталась и наша старая комната с вороной-Инри на окне — именно здесь сейчас сидели мы с Ихи. И появилась ещё одна такая же — через две стены и коридор. Брат усмехался, наклонив голову к плечу. Смотрел на меня немигающим взглядом, с немым вопросом, как и я чувствуя, что происходит с нашим младшим братом и его сестрой в последней из наших комнат. Карри и Шинра, надо же. Я не удивлена, что они вместе, странно, что они вместе так. Всегда думала, что им не интересна физическая близость. — Им одиноко, как было нам? Они ищут исцеления? — Голос выше обычного, с надрывом. — Нет, — дождь за окном перестуком отвлекает, скрывает детали, но не даёт ошибиться, — Совсем не так. Им хорошо вместе, они делятся друг с другом тем, что имеют, и создают новое. Им интересно. И есть, чему учиться. — А мы — просто выживали? — Острый взгляд, та же радужка, цвета налившихся осенью листьев. Сжатые до бледности губы. — Да. Тогда — выживали. Это не значит, что наша связь другого качества или просто другая. Тогда у нас не было сил, ресурсов на что-либо иное, — вспоминать о войне не хочется. Но она — не перья. На войне всё было серьёзно, было — с нами. — Тогда… — выдыхает, — Что, в таком случае происходит сейчас? — Сам не знаешь? — улыбка выходит случайно и совсем уж неожиданно — тёплой, без примеси грусти, — Сейчас у нас то же, что у них. Формат, разве что, несколько отличается. — На данный момент, — Ихи усмехается и я вижу костры на дне его глаз. — На данный момент, — киваю. У самого окна, среди вороха одеял, всегда тепло и спокойно. Из леса тянуло влагой. Совсем не хотелось задувать свечу. Такого спокойствия, как в тот вечер, я больше не ощущала. Мне не хотелось размышлять. Даже шутить о том, что Ванде и Инри теперь тоже придётся присоединяться к семейной традиции. Я слушала природу, сердцебиение Ихи и шорохи за стенами. А потом…***
Потом случилось то, чего мы никак не ожидали. Когда все уже уверились, что наступило перемирие, расслабились, подложило подлянку забытое пророчество. У Крейна возникли дела в подземельях. Планирующие заговор главы общин вспомнили о силе соседей, хотя всё остальное время нос воротили от отступников. Он ушёл, оставив нас одних, всего на несколько десятков дней. За это время успело разгореться и погаснуть, подавленное силой сереброглазого генерала-волка, восстание. Ванда и Инри задержались в Страже, выполняя какие-то секретные поручения Лидера, а мы с Ихи и Карри отправились к границам окружающего общину леса — укреплять защиту и прятать свою землю от чужих глаз. Урса с Шинрой остались в крепости, самом, как мы думали, безопасном месте. Кто мог предположить, что мимо нас с братьями — и мимо нашего дома — быстрым маршем пройдёт отряд Линнов из разрушенного пограничного города? Они не были врагами. Крепость открылась им, Шинра — добрая душа — накормила и выслушала. Кто знал, что заденет её история отчаявшихся незнакомцев? Наша сестра легко отвела глаза Урсе. Он не отпустил бы её, ради меня не отпустил, я знаю. Она ушла с небольшим отрядом, взяв один лишь клинок, отправилась в безнадёжный бросок под стены чужой столицы. За кровью чужого короля. Она не ушла на войну, но сорвалась сейчас. Лопнули швы на старых, незнакомых нам ранах, и Ши не выдержала. Она никогда не умела терпеть, если голос внутри звал вперёд, лучшее её качество. Лучшее, что было в сестре, обернулось морской ведьмой, заброшенной судьбой в каменные пустыни Аршара. Моё письмо спасло тебя, Ваджи. Но не отменило смерти. Освободившееся место заняла Шинра. Мы в расчёте с тобой — за всё, что было — в расчёте. Её глаза, синие-синие, как ледяной лазурит, покрылись инеем, чтобы спустя несколько минут растаять в костре зелёного огня. То, что называют проклятьем Танеро, моим проклятьем, не могло достать до чародейки, погубившей мою сестру, мы могли бы догнать её — и ничего бы не изменилось. Не правильнее ли тогда считать проклятием смерть, пришедшую не в своё время? Мы опоздали всего на несколько минут. Шинра, наша Шинра, дорогая сестра Карри, ушла. Из наших жизней — навсегда. Назад ехали в молчании. Ихи сразу отправился в крепость, его лошадь тяжело фыркала, но он не останавливался. Ему нужно снять чары с Урсы. Нужно рассказать Ванде и Инри — вернуть их из Стража. Нужно встретить Крейна. Нужно сделать бесчисленное количество бессмысленных мелочей. Карри остановился раньше, свернул на лесную поляну недалеко от дома. Я осталась с ним. Ничего не говорила, не пыталась даже. Всего лишь оставалась неподалёку. Я называла Карри братом, потому что он был им, не важно, что встретились мы далеко не детьми. Карри, я и Ихи - части единого целого. Мы лежали в сочной густой траве — даже странно для этого времени года — смотрели на ночное небо. Я не видела слёз Карри, не слышала плача, не чувствовала даже, как падают на одежду солёные капли. Я не могла знать, но знала — и тут ни при чём талант провидца. Он был моим братом. Младшим братом. Он плакал, глядя на поздне-осенний звездопад. «Тебе больше не будет больно и плохо. Обещаю.» Я не говорила вслух, но он понимал. Так же, как узнавала о его состоянии я. Разговор без разговора, диалог без слов, прозрение без интуиции. Знание. Просто знание. Когда он заснул, я, как лоскутным одеялом, укутала его невидимым прозрачно-зелёным крылом птицы, которой не являюсь. Не сейчас, но всегда. Поэтому мои крылья баюкают брата, а в глаза виднеются отблески настоящего, открытого второму брату. Испуганные, полные боли глаза Урсы. Он шептал что-то Ихи, и я читала по губам. Он говорил, что Шинра нашла что-то. То, чего никак не могла достичь на протяжении всех этих лет, нашла способ исполнить главную мечту — стать собой. Сестра говорила о крови и наследстве рас, говорила о людях. Урса не понимал, почему сестра решилась на свой последний шаг — и почему околдовала его, старавшегося удержать от ошибки. «Надеюсь, ей хорошо сейчас, и она пляшет среди небес, как и мечтала» Видение оборвалось. Два лица, Ванды и Лидера, переливались перед моими глазами. Они одновременно произносили слова, и я заметила, как в одну сторону ветер сдувает их волосы. Золотое и чёрное. — Кто сказал, что смерть твоей сестры несвоевременна? Ничего не бывает просто так, Танри. Шинра была сильна. Возможно, так было угодно судьбе. Или ей самой.