Angel Diaries - 3

      Жизнь в Сант-Тринидад продолжила идти своим чередом, несмотря на недавние ужасные события. Сеньора Себастьяно и сеньора Рикардо доставили в закрытом экипаже в Мадрид вместе с подельниками, однако мы так и не узнали, что с ними сталось — они словно исчезли, достигнув столицы, но хозяина замка более не интересовала их судьба, посему справки о них он не наводил.       Взаимоотношения с четой де Корбьера не стали дружескими, как я надеялась. Вернувшись из «Терры Инкогнито», дон Алонзо громко возмущался расточительством сеньора Энрике и его безумном увлечением опасными бестиями, открыто намекая на проблемы рассудка соседа, так что если бы я не слышала их разговор, то продолжила бы верить в давешнюю ссору.       Фредерико отвели старое крыло, где некогда мы все молились. Граф де Толедо порешил, что для воздаяния молитв Господу, здесь слишком сквозит и отвратно пахнет крысами. А вот держать и готовить тут разные травы, мази, порошки, да и изучать останки почивших — прекрасно под сие место подходило. Так что перетащив сюда несколько старых шкафов, бочек, корзин и других различных ёмкостей, наш лекарь постарался обустроиться и заметно пополнить запасы всего необходимого для врачевания.       Бьянка и Луиза не отходили от меня практически ни на шаг, вовлекая в свои занятия, и стараясь проводить со мной каждую свободную минуту. В ночь моего возвращения в замок, Луиза пробралась ко мне в спальню и легла рядом на кровать, заявив, что отныне будет спать со мной, ведь дети должны быть неразлучны с родителями. Я не стала спорить или переубеждать, видя страх на лице девочки и её заплаканные глаза. Я просто обняла её, понимая, что эти чувства искренни по отношению ко мне.       После случившегося я некоторое время была в центре внимания. Однако не смотря на гнусность поступка Лопе и угрозу моей жизни, находились и те, кто не особо сочувствовал мне, считая мои действия, кои и подстегнули слугу на преступление, постыдными и греховными. Отчасти источником этих слухов стала донна Иннес, пришедшая в ужас от моего согласия пойти с незнакомым мужчиной, пусть и предлог того был благовидный — жизнь девочки. Конечно, своё мнение на этот счёт она не высказывала особо громко, но продолжала сеять слухи среди слуг, сумев тем самым склонить на свою сторону часть особо религиозных людей. Казалось, что участие донны Филомены, как и большинства домочадцев, проявленное к моей персоне, её особо раздражало.       Мне, однако же, казалось, что неприятие донны Иннес и Кончиты будет молчаливым, проистекая на расстоянии от меня, но вскоре я поняла, что ошибалась по поводу этого.       На пятый день после происшествия со мной, я решила лечь спать пораньше, так как чувствовала в тот день гнетущую усталость. После вечерней службы, проведённой молодым священником — падре Эметерием, присланным в Сан-Тринидад, я сразу направилась в свою опочивальню.       Погружённая в глубокие думы, я зашла в комнату, застав там Хуаниту, которая попыталась быстро спрятать нечто под старой шалью, брошенной на письменном столе. Хоть пожилая женщина и попыталась проделать это быстро, но сие не укрылось от моего взора. — Что вы делаете? — удивлённо произнесла я.       Служанка резко отскочила от шали, словно ужаленная. — Я… я…       Не вникая в бормотание Хуаниты, я быстро подошла и сдёрнула кусок материи с того, что она спрятала под ним. На столешнице лежала увесистая золотая цепочка с массивным крестом того же металла, усыпанным мелкими бриллиантами. — Откуда это? — ошеломлённо взирала я на Хуаниту. Та внезапно упала передо мной на колени и запричитала: — Ах, сеньора, прошу вас, проявите благодушие и поймите меня — я не хотела этого делать, я отказывалась, но тогда мне сказали, что меня выгонят из замка! Погонят, как старую собаку за плохое услужение! И это меня, после того, как я всю жизнь провела в Сан-Тринидад! Это мой дом, сеньора! Кроме него у меня ничего нет! Я ведь умру от голода одна — у меня нет ни семьи, ни родных… — И кто же приказал тебе это сделать? — спросила я, хотя ответ уже мелькал на горизонте моего сознания. — Донна Иннес, — шёпотом произнесла Хуанита. — Я должна была подложить её украшение вам в комнату, а завтра бы хватились, и во время поисков его нашли бы у вас…       Я вздохнула, закусив от злости губу. Ежели бы это произошло, то меня бы выставили из замка в считанные секунды, и донна Филомена не смогла бы помочь, ведь все стали бы очевидцами ужасного проступка — воровства у приютивших меня христиан.       Я молча взяла крест на цепочке и решительно вышла из спальни. Мой путь лежал в комнаты донны Филомены, и я очень надеялась, что она ещё не отошла ко сну. К счастью, сеньора ещё бодрствовала, и молоденькая служанка проводила меня в спальню графини де Толедо.       Та сидела в глубоком кресле недалеко от потрескивающего камина, облачённая в ночную рубашку и чёрный бархатный халат. Распущенные волосы, чёрные, как воронье крыло, густым и блистающим каскадом рассыпались по плечам из-под скромного белого чепца, венчавшего её голову. Женщина неторопливо листала молитвенник, но заметив меня, оживилась: — Дорогая Диана, вы хотели меня видеть? Полагаю, по некому срочному делу? — с тёплой улыбкой произнесла она.       Поспешно сделав книксен, я подошла поближе — Прошу простить сию вольность и позднее вторжение к вам, но я просто сбита с толку, и, право, не знаю, как поступить. Видите ли, сегодня вечером я нашла в коридоре эту прекрасную вещь, — и я протянула руку, показывая цепочку с распятием. — Сие украшение выглядит красивым, и, без сомнения, дорогим. Но я пока плохо знаю обитателей замка, поэтому не ведаю, кому его надлежит вернуть.       Донна Филомена удивлённо взглянула на цепочку, и взяв её в руки, внимательно рассмотрела. — Это похоже на украшение, которое принадлежит донне Иннес. Но свои драгоценности она хранит в ларце. И довольно странно было его обнаружить в коридоре. — Возможно, что донна Иннес надевала эту драгоценную вещь и она просто упала с неё, — как можно более спокойно предположила я, хотя толщина звеньев цепочки была приличной, а сама она целой и невредимой. — И правда, это вполне объясняет данный факт. Однако же, самое главное, что вы её нашли, и мы вернём сию ценность законной владелице, — согласно кивнула моя собеседница. — Я обрадую сеньору де Лара завтра перед утренней службой, — ровным голосом добавила она.       На следующий день я лицезрела недовольный лик старой донны, которая хмуро рассматривала протянутую ей вещь и с неохотой согласилась, что потеряла сие.       Хуаниту, не смотря на угрозы донны Иннес, не выставили из замка. Сеньора де Эль-Бьерсо горячо высказалась против этого, когда рассерженная сеньора де Лара попыталась указать на немощность служанки и её дурной характер. Сеньоре Каталине пришлось не по нраву, что кто-то пытается влезать в ведение её дел, а именно управление слугами — подобное она могла снести лишь от донна Алонзо и донны Филомены. Посему, предложение изгнать старую женщину из Сант-Тринидад, было подчёркнуто вежливо и вместе с тем категорично отклонено.

***

      Тогда мне казалось, что эти дамы — донна Иннес и Кончита, оставили меня на время в покое. Хотя, безусловно, я понимала, что они в любой момент опять могут сотворить некую гнусность. Но даже тогда я не подозревала, что они способны на поступок такой меры жестокости, который выбьет почву у меня из-под ног…       Всё началось довольно мирно с интересной и радостной новости, что сулила сеньору де Толедо разрешение некоторых его проблем.       В тот день мы сидели в комнате рукоделия — это было большое помещение на первом этаже замка, где окна были неостеклёнными, и выходили на заросшую часть сада. Высокие кусты и деревья дарили комнате благословенную тень, что давало блаженные часы отдыха от зноя. Лето в Сан-Тринидад изрядно испытывало местных жителей — погода здесь либо ковала их веру, либо подрывала здоровье и укорачивала жизнь.       Днём изрядно палило солнце и царила противная духота, от которой кружилась голова и темнело в глазах. Ночью становилось резко холодно, и мы кутались в одеяла, натягивали тёплые чулки, и в каждой спальне протапливался камин.       От данной погодной нестабильности мне сделалось плохо, я ощущала сильную усталость и вялость. Отметив сие, Фредерико запретил мне сильно переутомляться. Отчасти поэтому я была отлучена от любой работы, даже рукоделия. Единственное, что мне дозволялось — рисовать, да поддерживать беседы, коими я развлекала донну Филомену, поэтому я сидела за данной работой, изображая на куске пергамента портрет Бьянки, что сосредоточенно возилась с нитками, склонившись над вышиванием.       Рядом Луиза распутывала клубок из кружев. Малышке казалось, что рукоделие — это некие странные, но прекрасные ритуалы, которые творят диковинные узоры на материи.       Все были крайне удивлены, когда в нашей женской компании появился дон Алонзо. Он решительно шагнул в нашу комнату, в сморщенных жилистых руках сжимая лист сложенного пергамента. — Сегодня воистину благословенный день для нашей фамилии, — начал он с неким пафосом в голосе, после того, как все дамы, сделав книксены, поприветствовали его. — Мой близкий друг граф де Кардона написал, что через две недели королевская чета прибудет в Севилью, дабы поклониться мощам святых Хуста и Руфины, ведь слухи о недавно начавшихся чудесах о помощи матерям и их чадам распространились и до Мадрида. Королева надеется, что это позволит их пока единственному наследнику Бальтазару обрести крепкое здоровье. С ними едет весь двор — а это самые знатные семьи Испании. Попасть в список допущенных к королевскому молебну — эта большая честь и многие фамилии стремились попасть в круг сих избранных дворян. Но Хайме-Мануэль не только мой друг, но и должник. Он решил вернуть свой долг, так как он устроитель сего мероприятия, и именно он составлял списки тех, кого допустят лицезреть сие действо. И он вписал нашу фамилию. Это довольно своевременно и кстати, ведь сеньорита Бьянка уже входит в ту пору, когда девице надобно подбирать пару для достойного союза. Ну, а представление её многим семьям даст возможность реализовать сие…       Бьянка, услышав это, насупилась, но к моему удивлению, вслух недовольство не высказала. — На приготовления у нас чуть более недели, посему займитесь этим незамедлительно, — закончил речь граф де Толедо и довольный сими новостями удалился.       В последующие дни, начиная с момента принесения нам сего известия, начались суматошные сборы. Помимо приведения в нормальное состояние экипажей и отбора молодых и выносливых коней, так же занимались составлением списка тех, кто поедет сопровождать графа и графиню де Толедо. Лекарь, донна Иннес и Кончита, как и сеньора Мария, неотъемлемо заняли первые строки, как и сёстры де Эль-Бьерсо.       Я же с Луизой ожидала, что нас оставят в замке, так как мы даже не могли назвать полностью свои настоящие имена — я не помнила, а дитя попросту не знала. Поэтому на моём лице появилось изумление, когда дон Алонзо внёс корректив в список отбывающих, вписав моё имя, исходя из того, что в свите его невестки должны пребывать приятные глазу сопровождающие. А исходя из слезной просьбы Бьянки, Луиза так же отбывала с нами, дабы развлекать в пути свою именитую подругу.       Это означало так же, что возникла крайня необходимость существенно обновить наш гардероб. Сие обновление скорее подразумевало ношеные платья из гардероба донны Филомены для меня, а для Луизы же достали старые наряды Бьянки, которые значительно ушили в виду разницы их фигур.       Но я была рада и этому, ведь теперь, помимо моего многострадального чёрного платья, в котором я должна была находиться в дороге, и штопанных юбок к нему, у меня появились ещё два: чёрное — с красивой золотистой вышивкой на лифе и тёмно-зелёное — с пышным и тонким чёрным кружевом.       Стоит ли упоминать, что решение старого дона было воспринято крайне негативно донной Иннес и Кончитой, посчитавших наше приглашение в поездку проявлением дурного вкуса? Но всё же перечить хозяину замка они не смели, хотя каждый раз всеми силами особо подчёркивали, как безгранично и глубоко мы должны быть ему благодарны… Но мы и впрямь были — наше желание посмотреть иные места и взглянуть хоть одним глазком на столь титулованных особ, было воистину велико.       Вместе с тем дон Алонзо высказал предположение, что ежели я была раньше в Испании или при дворе, то есть шанс, что меня узнают люди, с которыми я могла общаться, и тогда найти моих родных было бы куда проще. Эта мысль по-особенному овладела мною, хотя она так же встревожила Луизу, когда та узнала о ней. Дитя боялась, что её снова оставят. С каждым днём становилась ясно, что девочка всё более привязывалась ко мне, и мою компанию она искала чаще и настойчивее, чем даже общество Бьянки. Мне стоило большого труда успокоить дитя, и я с надеждой верила, что мои родные, если даст Бог, и они найдутся, согласятся приютить одинокую и милую девочку.       Наши дни протекали в суматохе предвкушений и щемяще-томительного ожидания, сопровождаемого подготовкой. Слуги, отобранные для поездки, выглядели счастливыми, с неким высокомерием отмечая свою избранность, и теперь они старались особенно выделиться на фоне остальной замковой черни и местных жителей.

***

      Мы выехали из Сант-Тринидад когда было ещё темно, так как лошади более подвижны в прохладе, хоть и приходилось ехать несколько медленнее, осторожно объезжая ямы и рытвины. Всего было семь экипажей. В них, помимо графа и графини де Толедо и их сопровождающих, находились слуги, вещи и провизия.       Целый день нас трясло на колдобинах так, что читать или рисовать было попросту невозможно. В экипаже было душно, но когда мы отдёргивали шторки от окон, стараясь вдохнуть свежего воздуха, то вовнутрь сразу же залетали клубы пыли и песка, а иногда и мелкие камушки с комьями земли.       Мы старались развлечь себя беседой, но дон Алонзо вскоре приказал нам замолчать заявив, что в пути он предпочитает спать, а не слушать гомон женских голосов.       В течении всего дня мы всего пару раз останавливались возле мест, где змеилась узкой лентой скрытая в кустарниках речушка или же били родники, дабы напоить лошадей и самим освежиться. Перекус был скорый и лёгкий — только лепёшки и пара кусочков сыра с яблоками, а запивали мы сидром из фляг. Поглощалось всё быстро, без молитв, но оно и понятно — дон Алонзо напутствовал кучера гнать на постоялый двор, дабы не ночевать в поле. — Ещё не хватало напороться в ночи на разбойников или ушлых цыган, — бурчал старый граф.       Все прекрасно понимали, что его опасения не были беспочвенны — в этих местах экипажи часто подвергались грабежу. Хоть нас и сопровождали здоровые парни из деревушки возле Сан-Тринидад, но я всё-таки сомневалась, что они могли умело пользоваться необходимым оружием, которое до этого было с трудом отдраено от многолетней ржавчины.       Постоялый двор «Ноев ковчег» показался, когда довольно сильно стемнело и все мы с опаской прислушивались к звукам вокруг, страшась услышать свист и крики лихих бандитов. К большому, почерневшему с годами деревянному дому с облупленной вывеской на скрипучей цепи, мы подъехали уставшие и утомлённые жаром дневного светила.       Наши тела болели от долго сидения и тряски по каменистым тропам, платья прилипали к потной коже. Даже смоченные хладной водой платочки, которыми мы украдкой вытирали лица (а когда дон Алонзо покидал на остановках карету, то и шею с декольте), не спасали от сильного зноя, что буквально напитал нашу бренную плоть.       Желание выпить прохладной воды, поесть, и побыстрее распустить шнуровку корсета, казалось, чётко читалось на лицах всех присутствующих в экипаже дам. В тот момент мы не обращали внимания на то, что появившийся впереди постоялый двор был запустелым и унылым строением — нам и оно казалось дивным оазисом…       Толстый хозяин с засаленным передником важно стоял возле дверей. Увидев наши экипажи, он покачал головой, а потом, словно делая большое одолжение дону Алонзо и всем нам, назвал цену за постой. Она оказалась довольно высокой. Граф нахмурился, но посмотрев на еле стоящих на ногах Бьянку и донну Филомену, молча вложил горстку монет в потную ладонь хозяина постоялого двора.       Нам с Луизой отвели крохотную комнатушку, более похожую на кладовку. Здесь не было камина, а узкая кровать буквально втиснута. На лавку возле стены брошен тюфяк. Здесь так же находились одинокий табурет и кособокий стол, видимо, грубо и наскоро сколоченный. На нём стоял кувшин с глубокими царапинами, наполненный колодезной водой. К нему прилагался небольшой тазик для умывания.       Большая часть слуг расположилась на конюшне и в старом пустом амбаре возле постоялого двора. С господами в гостевой дом были допущены только три служанки. Среди них была и исполнительная Хуанита.       После происшествия с украшением она всячески пыталась избегать донну Иннес, но если в замке это было более или менее возможно, то теперь ей это стало даваться с трудом. Она, не менее уставшая, чем я, принесла нам с Луизой скромный ужин, ибо есть внизу среди крестьян и непонятного люда было унижением для любого аристократа по мнению дона Алонзо.       — Ох, и худое это место. Все комнатки маленькие, плохо прибраны, а еду, что подали нам, мы обычно свиньям отправляем, — бормотала она, помогая мне снять ставшее уже ненавистным чёрное бархатное платье, протёртое на локтях.       Из экипажа я взяла некоторые свои вещи: ночную полотняную рубашку, длинный дорожный плащ, подаренный мне Фредерико, и сшитую из кусочков чёрного бархата сумочку, в коей находились дамские мелочи, которые могли бы пригодиться мне в дороге — пара лент, чистый платок, нюхательные соли, гребешок.       Переодевшись, мы с Луизой, чувствовавшей себя крайне вяло и обессиленно от поездки, приступили к ужину. Скорее всего, вкушать пищу внизу я бы и сама не захотела, вспомнив несколько неряшливо одетых мужчин, которые пожирали нас с Кончитой и донной Филоменой глазами. И, наверное, только наличие слуг рядом уберегло нашу честь на тот момент.       Вздохнув, я посмотрела на старый поднос, весь усеянный жирными пятнами. Лепёшки нам достались жесткие и из серой, подобно пыли, муки. Сыр, принесенный нам, был таким твёрдым, что еле резался ножом, крошась, а сидр был до противного кислым — мне даже думалось, что его разбавили водой. Вместо десерта нам вовсе предложили яблоки. Но измученные жарой и дорогой, мы были рады и этому.       Я увидела, как девочка быстро расправилась со своей порцией, и по взгляду, брошенному пару раз на мои лепёшки, было ясно, что она не смогла утолить свой голод. Посему я отдала ей часть своей еды, решив, что пережду ночь на неполный желудок.       Тюфяк, оставленный в каморке, был сплошь в бурых пятнах и от него омерзительно пахло испражнениями. Использовать его для своего сна или же заставить спать на нём Луизу, я не смогла — мы решили делить узкую кровать. Поверх простыни с разводами, я постелила плащ лекаря, который источал ароматы трав и казался самым чистым «пятном», в этой захудалой комнатушке.       Я уже погасила предоставленный нам огарок свечи, приютившийся на покосившимся столике, и возблагодарила Небеса, что сейчас лето, и мы не околеем без камина, как вдруг в дверь деликатно постучали.       На пороге стояла одна из трёх служанок, что делили с нами комнатки, на постоялом дворе. Эту девицу я знала плохо — она недавно появилась в замке, но была расторопной и исполнительной, хотя несколько раз сеньора де Эль-Бьерсо выговаривала ей за «витание в облаках». — Сеньора Диана, меня послала донна Филомена. Она просила передать, что желает с вами поговорить, это что-то насчёт девочки, — быстро пролепетала она.       Слова служанки удивили меня. Я посмотрела на мирно спящую Луизу, что лежала завернувшись в один конец моего плаща. Накинув на ночную рубашку халат, я сунула ноги в свои старые туфельки.       Служанка отчего-то повела меня вниз, где стояли обеденные столы для постояльцев и лавки, да горел огромный, чёрный от копоти очаг. Далее девица повела меня по узкому и тёмному коридору с низеньким потолком. Вскоре мы оказались возле неказистой тёмной двери, которую она толкнула, и пропустила меня вперёд, в комнату, наполненную ночным мраком.       Ничего не понимая, я зашла туда, и в это момент дверь за моей спиной, захлопнулась, а ключ пару раз щёлкнул в замке. — Что происходит?! Что вы творите?! — вскричала я, дёргая ржавую железную щеколду. — Сеньора, я всё сделала, как вы просили, — голосом исполненным подобострастия перед кем-то, произнесла служанка, сделав книксен. Слабый огонёк свечи, что она держала в руках, помог мне разглядеть её фигуру сквозь замочную скважину. — Твоё рвение отрадно, дитя моё, и радует глаз. Господь возблагодарит тебя за твою помощь и заслонит от гнева дона Алонзо. Иди и ничего не бойся, ибо благое дело для всех для нас делаешь, — произнёс высокомерно-ровный голос, который я не чаяла здесь услышать. — Донна Иннес, что происходит?! Почему меня заперли в этой комнате? — крикнула я, припав к старому дереву двери и пару раз дёрнула её за ручку — Что ж, я скажу, что происходит — мы избавляемся от скверны. До вас наш дом был исполнен христианской благодатью. До вас в нём царил дух смирения и почитания догм Всевышнего. Но вы, ворвавшись в нашу жизнь, никак посредством происков искусителя, превратили наш уклад в череду сумбурных и отвратных происшествий. Легкомыслием, а по мне так — более злым умыслом, вы внесли в добрые, но неокрепшие души зёрна сомнений, страха и соблазна, повергая их в пучину адских испытаний. Сеньорита Бьянка чиста душой, хотя пока и не отличается особой мудростью. Но вы повергаете её в свои тёмные омуты искушений! Я не допущу, чтоб сие дитя превратилось, как и вы, в служительницу постыдного культа соблазнов, разврата и греховности.       Я вздрогнула всем телом. Её слова были похожи на речь безумца Лопе. — Послушайте, я ни в чём не виновата! Вы слишком несправедливы ко мне. И всё же, откройте дверь! — я подергала ручку пару раз.       На мои всхлипывания донна промолчала, а мгновением позже я услышала её тяжелые шаги и поняла, что она вместе со служанкой уже поднимается по лестнице.       Взор вскоре привык к полумраку, и размазывая слёзы по щекам, я решила оглядеть комнату в которой оказалась. Высоко в потолке было небольшое оконце, куда могла пролезть разве что кошка. Оттуда падал скупой лунный свет, который выхватывал из изначальной темноты очертания случайных предметов. Комнатка была скромна в размерах, но вся — сверху донизу — забита хламом. Так я смогла разглядеть развалившиеся корзины и поломанные табуреты, тюки с ветошью и, видимо, старой одеждой, пару треснутых кувшинов, и несколько тёмных тряпок, висевших на противоположной стене.       Я повернулась к двери, и подёргав её, решила позвать кого-нибудь на помощь. Возможно, хозяин таверны или прислуга услышат мои крики о помощи, и смогут открыть. Увы, но я недолго смогла кричать, призывая освободить меня, так как вскоре на постоялый двор ввалилась пьяная и шумная компания.       Их громкие, пьяные голоса распевающие непристойные и нестройные песни, заставили меня замолчать. На минуту я представила, что эти громкие и грубые люди могут меня услышать. И более того — открыть дверь. Тогда они обнаружат заплаканную и слабую молодую женщину, облачённую всего лишь в коротковатую ночную рубашку, несвежие чулки и в тонкий халат. Я вздрогнула всем телом, представив, что со мной могут сделать. Посему быстро отошла от двери. — Хозяин! Тащи выпивки, да побольше! Иначе это вертел окажется у тебя в… — начал раскатистый хрипловатый бас. — Слушаюсь, сеньор, один момент, — заискивающий голос хозяина гостевого дома был наполнен нотками страха. — И девок, тащите сюда девок! — заорал другой пьяный голос. — Сеньоры, вы бы потише, другие мои постояльцы уже легли, а это господа знатные и их сопровождает большое количество вооруженных слуг, — произнёс, заикаясь от предчувствия беды, трактирщик. — Слуг много, говоришь? — Очень — все даже не поместились у меня. Благо, мой дом стоял практически пустой. — Что за кислятину тут подают, Джулио? Это же моча, а не вино! — Не знаю, как насчёт господ, а я предлагаю расположиться в том дворике — там и стол стоит большой, да не душно. А за неуважения которое оказал нам этот пройдоха, мы заберём у него всю снедь бесплатно, — предложил один из буянов. — А это вино похоже на муть из лужи, так что избавимся от него! — вторил весело и пьяно другой голос.       Вскоре раздались звуки разбиваемых кувшинов, да причитания хозяина. Пьяные мужчины, видимо, вскоре покинули дом, так как проклятья вперемешку с рыганием и звуками разлетающихся глиняных черепков о стену, умолкли. Но я обрадовалась рано, так как вскоре эти же грубые, отвратные голоса и сбивчивые шаги раздались рядом с окном моей нечаянной темницы. Вскоре к их возгласам присоединился женский — такой же развязный.       Осторожно забравшись на старый покосившийся табурет, я смогла оказаться на уровне оконца, и через него я увидела, что сидели они во дворе точно рядом с моей стенкой. Большая часть мужчин были одеты как ремесленники или просто зажиточные крестьяне. Они сидели на лавках, громко выкрикивая что-то, горланя песни, отпуская сальные шутки, рыгая и просто крича нечто нечленораздельное, притягивая к себе на колени полногрудых, толстоватых девиц в тёмных платьях служанок. Те развязно смеялись и запросто позволяли пьяным мужланам мять их груди и как тем вздумается, задирать юбки.       Я побыстрее спрыгнула с табурета, и как можно дальше отошла во тьму комнаты — дёргать дверь и звать на помощь было опасно. Пристроившись на перекошенной лавке в углу, я, всхлипывая, стала шептать молитву, надеясь, что завтра меня хватятся, и донне Иннес придётся открыть, где я провела ночь и почему. Так же я надеялась позвать на помощь наших слуг, когда они по утру спустятся вниз. Вздрагивая от пьяных и непристойных песен в ночи, я незаметно для себя уснула.

***

      Снова липкая паутина ночной химеры была искусно наброшена на меня…       Перед моими глазами предстала странная картина: я увидела худую девочку-подростка в облачении монахини. Она стояла на коленях и отдраивала каменные плиты в келье от пятен грязи и плесени старым поредевшим скребком. Очевидно, девушке было холодно, так как она тряслась мелкой дрожью, но продолжала упорно мыть полы. — Тебе не стоит игнорировать нужды твоего тела, — раздался звонкий голосок позади неё.       Из плохо освещённого угла кельи показалась точно такая же девушка, только на ней было красивое тёплое платье тёмно-зелёного бархата. — Знаешь ли, я не хочу, чтоб ты сгорела от лихорадки, — говорившая грациозно поправила выбившийся белокурый локон из причёски. — Я же об этом мечтаю, — пробурчала девушка в одеянии монахини. — А вот зря. Мы можем с лёгкостью разрешить все твои проблемы. Тебе не придётся больше питаться этой бурдой, что зовётся похлёбкой и ходить как нищенка, да ещё и сносить издевательства и осуждение других сестёр. — Ты забыла добавить, что здесь я по твоей вине. Это же ты убила несчастного малыша Мориса! Чем он перед тобой провинился? — взвизгнула юная сестра, отбрасывая тряпку в сторону. — Я?! — девица в платье утрированно сделала удивлённое лицо. — Нет. Это ты придушила младенца. Можешь у слуг спросить, — после она внезапно противно захихикала. — Разве не ты всё время жаловалась на свою мачеху? На то, что отец обожает больше новорождённого сына? Что тебя он не замечает? Как видишь — заметил. И наследника более нет. — Я… я… думала, что ты сможешь его расположить ко мне, или я уеду к другой родне, которая бы меня любила! Но не так! Совсем не так! Я такого не просила! — девушка заплакала, закрыв лицо руками. — Хватит ныть. Считай монастырь временным перевалочным пунктом. Я уже придумала, как нам исчезнуть отсюда, да ещё и разживёмся немного деньжатами, — голос добротно одетой девицы звучал уже намного грубее. — И что же ты придумала? — слабо проговорила монахиня, всхлипывая. — Нам в этом поможет отец Андре. Ты разве не замечаешь, как он на тебя смотрит каждый раз, когда вы приходите на причастие? — Что?! Нет, он же ведь священник! Ты же не хочешь… — юная монахиня с ужасом смотрела на своего двойника. — Хочу и могу. И всё у меня получится. Он слишком молод, а его кровь всё ещё горяча, желание к женщине не утихло, так что мы с лёгкостью разожжём этот тлеющий костерок, — усмехнувшись, заявила её собеседница. — Нет… Нет, нет! Прошу… — причитала юная сестра.       В этот момент послышались шаги в коридоре. — Сестра Бернадетта, с кем это ты тут разговариваешь? — в дверях остановилась полная старая монахиня. — Ни с кем, сестра Катрин, я просто произносила молитву, — всхлипнула юная монахиня. — Произноси потише, ибо громкая речь призывает Искусителя. И не забудь: как здесь закончишь, отправишься на кухню — сестра Габриэлла ожидает, что ты почистишь котлы, — сурово произнесла сестра.       Чем закончился разговор, досмотреть мне так и не дали. Кто-то словно выдернул меня за шиворот из этого места. Я проснулась от взрыва громкого пьяного смеха. Однако поняв, что пока ещё ночь, я снова закрыла глаза и погрузилась в тревожный сон, видения которого я не запомнила.

***

      Проснулась я, когда было достаточно светло. Вначале я непонимающим взглядом обвела комнату, силясь вспомнить, как я здесь очутилась. Когда воспоминание о вчерашнем происшествии вернулось ко мне, я бросилась к двери, и снова подёргала пару раз ручку — но она оставалась недвижимой и запертой.       Затем, снова встав на табурет возле окна, я выглянула наружу. На улице всё ещё спали мужланы, учинившие вчерашнюю попойку. Они лежали на земле под старыми лавками и даже на почерневшем от грязи и времени столе, с которого капали остатки выпивки. Правда, кто-то отчаянно пытался встать, но после пары попыток, валился в пыль.       Утро помогло мне лучше исследовать помещение. Я заметила, что в стене напротив образовалась большая щель — вчера ночью я её не увидела. Подойдя поближе, я рассмотрела, что тряпки висели на двери, которая вела во внутренний двор. Отодвинув их в сторону, я рассмотрела щеколду похуже — она была старой и сильной шаталась.       Я собрала все свои силы, и принялась её дергать. Спустя минут десять, щеколда поддалась, и рассохшаяся дверь чуть приоткрылась. Однако я не спешила выходить, и быстро прикрыла её. Я не могла переступить через себя, и выйти в короткой ночной рубашке и тонком халате во двор. Да и потом, в таком виде я была уязвима.       В Сант-Тринидад я часто слышала рассказы о женщинах, которые становились жертвами обстоятельств и похотливых грубых мужчин. Посему я бросилась рассматривать тюки, которые были свалены здесь. В них оказалась старая и не совсем чистая одежда. К тому же мужская.       Возможно, только отчаяние заставило меня так поступить, и выбрать более-менее подходящие вещи сего незамысловатого гардероба. Тут нашлись пыльные штаны, блуза заляпанная бурыми пятнами, порванный местами колет. Содрогаясь от омерзения, я натянула всё это, правда, на свои чулки и ночную рубашку. Так же нашлись старые, изношенные до дыр сапоги, куда я, вытряхнув из них пауков, сунула ноги. В одной из корзин я нашла растянутый коричневый берет, под который я убрала свои волосы, а одна из тряпок висевших на стене, оказалась плащом — его я также набросила на себя. Халат и мои туфли я убрала под полы моего «нового» отвратительного одеяния. Именно в таком неряшливом виде я выскользнула во внутренний двор. Благо, кроме стайки гусей, что бродили возле вонючей лужи, мне никто не встретился.       Я обошла гостиничный двор. Мой путь лежал через конюшню, где вчера расположилась большая часть слуг и наши экипажи. Но то, что я увидела, заставило кровь мою застыть в жилах, а меня саму замереть на месте — конюшни были пусты. Экипажи, наши вещи, прислуга — исчезли. Только незнакомый мне старик подметал пол от сора. — Где экипажи? — спросила я дрогнувшим голосом, прозвучавшим довольно глухо. — Так уехали, когда ещё темно было. Тоже мне знатные господа — поскупились на лишнюю монетку за такой хороший уход за их лошадьми, — старик сплюнул. — Да и еду заказывали дешёвую, что пастухи. Благо, что Гильермо сегодня с дружками гулял, хоть какой-то харч мне перепал, — пробурчал он, и продолжил заниматься своим делом, даже не посмотрев в мою сторону.       На негнущихся ногах я медленно подошла к гостиничному дому — все мои страхи сбылись, став пугающей явью. Я оказалась в незнакомом месте, без денег, сопровождающих, и даже без возможности попасть в комнату, где остались мои вещи.       Зайдя вовнутрь гостиничного дома, я увидела, что возле очага никого нет, хотя главный обеденный стол и лавки несли на себе следы разгрома в виде луж засохшего пойла и горы черепков разбитой посуды.       Интересно, заперта ли моя комната? Может, я смогу добраться до своих вещей, переодеться и использовать пару монет, которые были в моей сумочке? Но те деньги могли дать мне возможность только продержаться пару дней на скудном пайке, и, возможно, переночевать ночь здесь. Но не вернуться в замок графа де Толедо.       Я посмотрела на своё кольцо, что мерцало в полутьме гостиничного двора. Неужели мне придётся снести его ювелиру и расстаться с последней ниточкой, что ведёт к моей прежней жизни? — Что вам угодно, сеньор? — раздался сердитый голос и ко мне, ковыляя, подошёл хозяин гостиничного дома.       Он с презрением посмотрел на мою грязную одежду. — Ежели хотите снять комнату или поесть, то деньги вперёд. Если нет, то подите прочь — здесь не паперть и я не подаю, — сердито довершил он свою речь.       Сбитая с толку, я не знала что и сказать. Поведать правду? Но этот человек вызывал у меня сильное неприятие, и неизвестно, что он решит сделать тогда в отношении меня. — Вот, значит, как у вас встречают слуг с деньгами, которые решили для своих господ присмотреть кров на ночь? — раздался насмешливый голос с порога и мы с трактирщиком резко развернулись.       Возле двери стоял незнакомец — мужчина невысокого роста, худощавый с загорелым и обветренным лицом. У него были резкие черты лица. Особо выделялись острый подбородок и прямой римский профиль. Глаза у него были серые и с некой хитрецой, а губы тонкие и сейчас растянуты в ухмылке. По седине его волос мышиного цвета, которые доходили ему до плеч, было видно что он не молод. — Альбертино, что ж ты не отдал сеньору эти деньги? — мужчина кивнул мне, и взяв со стола пустую чашку, всучил её в руки хозяину гостевого дома, который стоял молча с широко распахнутыми и немигающими глазами. — Я щедр сегодня, — произнёс, улыбаясь, незнакомец. — О, Святая Мария! Сеньор, это ж сколько золота! — воскликнул вдруг трактирщик и бухнулся перед новоприбывшим на колени. — Премного благодарен! Это ж целое состояние! — повторял он, зачарованно глядя в пустую чашку, где мелькали остатки кислого вина. — Какую комнату желаете? — Позвольте мне выбрать, — сказал незнакомец, не отводя взгляд с явно помешавшегося трактирщика. — Прошу вас, сеньор, окажите мне честь, — хозяин гостиничного дома протянул ему связку ключей, со своего пояса и низко поклонился. — Альбертино, следуй за мной, — приказал мне странный человек спокойным голосом, в котором звучали нотки веселья.       Я, отчего-то не смея перечить, поплелась в след за ним. К удивлению, моё тело чётко исполнило сей приказ. Даже показалось, что разум более не управляет им. — Вы в этой комнате остановились, ведь так? — спросил он меня, подходя к комнатушке, занимаемой нами с Луизой ранее.       Я молча кивнула. Мысль о том, что можно солгать ему, даже не пришла на ум. Точнее, отвергалась, как самое большое зло. Мужчина проворно открыл дверь ключом, безошибочно обнаруженном в связке. — Откуда вы знаете? — прошептала я, глядя на него. — Сеньора, я знаю практически всё, — кивнул он мне, улыбнувшись.       Я зашла в каморку, надеясь облачиться в своё единственное платье и тут же обомлела: на полу возле жесткой кровати лежала Луиза. Девочка была без сознания. Я бросилась к ней: — О Боже! Луиза, Луиза очнись! — Сеньора, положите ребёнка на кровать и отойдите, — решительно произнёс мой спутник, и я быстро повиновалась. Он же взял небольшую флягу, что висела у него на поясе, и приоткрыв рот девочки, влил жидкость: — Это всё из-за жары. В комнате душно, к тому же дитя явно сильно переживала, — он вытащил чистый платок из-за рукава, и смочив его жидкостью из фляги, обтёр Луизе лицо и шею.       Девочка приоткрыла глаза. Она с удивлением и страхом посмотрела на мужчину, но тут же улыбка появилась у неё на лице, когда увидела меня. — Ах, матушка! Я знала, что вы меня не бросите, знала! — прошептала она, протягивая ко мне руки. — Конечно не брошу, — я обняла девочку, прижав к себе. — Но кто и почему так поступил с тобой — запер здесь? — хотя подспудно догадывалась о том, кто сие проделал. — Это сделала сеньорита Кончита. Она явилась сюда, после того, как вы ушли, и сказала, что вы переночуете в другом месте, а я здесь останусь до утра. Одна… Хотя я плакала и просила взять меня с собой — мне было страшно, — поведала расстроенная девочка. — Она стала что-то искать и перетряхнула вашу сумочку, осмотрела платье. Ушла она расстроенная, и заперла меня. Сказала, чтоб я вела себя тихо и она утром придёт за мной. Но утро наступило, я слышала, как слуги уже ходят по двору, но никто не пришёл. Я кричала и дёргала дверь, но никто не открыл её. Я решила, что меня бросили, забыли, и теперь я умру в этой комнате, — после этих слов Луиза снова начала всхлипывать. — Какая жестокая девушка, эта Кончита, — с осуждением в голосе сказал мужчина. — Но, сеньора, позвольте узнать ваше имя, дабы более уверенно вести далее беседу. — Меня зовут сеньора Диана и я из замка Сант-Тринидад, — ответила я, стараясь избегать неудобное мне упоминание фамилии. — Хм, насколько я помню, те земли принадлежат роду де Толедо. Вы также относитесь к этому семейству? — Я… я… — я запнулась, стараясь придумать правдоподобную и достойную для данного момента ложь, но тут вмешалась Луиза. — Моя матушка ничего не помнит — она упала со скалы и сильно ударилась головой. Так рассказывал сеньор Фредерико, а он умеет лечить многие болезни. — Вот как. Довольно интересно, — и узкие губы мужчины мгновенно растянулись в загадочной улыбке. — Но позвольте представиться — моё имя Алоиз де Ре. И, можно сказать, я тоже лекарь и путешественник. Сейчас спешно направляюсь в Париж, во Францию. Но, прежде, чем продолжить наше общение, я думаю, что вам стоит переодеться и подкрепиться вместе с девочкой, — кивнул он мне и тактично вышел из комнаты. — Матушка, а зачем вы надели такую одежду? Она же некрасивая и дурно пахнет, — Луиза наморщила свой вздёрнутый носик. — Донна Иннес заперла меня в комнате, где было полно старых вещей и ночью там было довольно прохладно. А ведь я была в одной только рубахе и тонком халате, посему я в это и облачилась, — устало ответила я.       Как можно быстрее я скинула вонючую старую одежду, схватив свой чистый платок, что лежал возле выпотрошенной сумочки, на столе. Я намочила его водой из кувшина и стала обтирать свою шею, плечи, грудь и бёдра стараясь избавиться от отвратного запаха сего одеяния.       Моё платье обнаружилось лежащим на пыльном полу под столом, и мне пришлось долго повозиться, чтобы отряхнуть покрывший его слой пыли и сора. Я попыталась одеться самостоятельно, но затянуть корсет самой мне не удавалось, а Луиза попросту не могла мне в этом помочь. Думая, что же делать, я была удивлена деликатному стуку в дверь, и на пороге предстала высокая девица с загорелым лицом. — Сеньора, меня зовут Мануэлла и сеньор де Ре прислал меня, дабы я вам помогла одеться, — подобострастно произнесла она, и тут же стала быстро завязывать мои юбки и довольно проворно управилась со шнуровкой. Девушка даже помогла расчесать мне локоны и уложить их в простую причёску, используя старые заколки из моей сумочки. — Опять Амрито плохо прибрался в комнате. Откуда это старьё, интересно? — нахмурилась она, увидев сброшенную старую мужскую одежду в углу комнаты.       Что-то бурча про дармоедов, которые не могут выполнить и самый простой приказ, Мануэлла вскоре унесла эти обноски.       Заглянувший к нам сеньор де Ре заявил, что эту ночь мы проведём в более комфортных условиях: — Вы выглядите сильно уставшими, да и грешно оставаться в этом чулане, ежели есть места получше, — резонно заметил он.       Я насторожилась, услышав его предложение, но была вымотана и страх в совокупности с подозрительностью, отступил — тело ныло и просило сна в более удобном месте.       Собрав свои небольшие пожитки мы прошли с сеньором де Ре в просторную и чистую комнату. На кровати лежала перина и мягкие подушки. Тут был туалетный столик с зеркалом, а на круглом столе посередине спальни находился поднос с принесённой едой. — Нам всем стоит подкрепиться, — улыбнувшись, заметил мой собеседник.       Вскоре мы вкушали жареного гуся, вкусные горячие лепёшки, фрукты, тушённую свинину, булочки с маслом и жаренные яйца. Для меня было принесено вино, а для девочки сидр. Но я так же предпочла последний. — Я думаю, что после всего что вы пережили, вам нет смысла возвращаться к этим людям, — начал сеньор де Ре, когда я принялась за жаркое. — Но донна Филомена и сеньор Фредерико хорошо ко мне относятся. Да и Луиза сильно дружна с юной сеньоритой Бьянкой, воспитанницей графини де Толедо, — с сомнением в голосе произнесла я, не желая признавать очевидную правоту слов моего собеседника. — Сударыня, возможно, что сия донна и правда не выказывает вам своего недовольства. Но она не смогла вас защитить от происков этих дам. А как правило, такие целеустремлённые люди редко останавливаются — они будут упорно идти к своей цели, пока однажды вы не окажитесь в беде, откуда вам не будет выхода, — резонно заметил сеньор де Ре, пододвинув к себе блюдо с лепёшками, и взяв одну, откусил от неё приличный кусок. — Да, и к чему вам прозябать в том месте? Насколько я помню, сей замок не просто стар — он древний. Да и место с отвратным климатом — там всё время холодно. Разве вы, при вашей хрупкой природе, там долго протянете? К тому же, мне помнится, что данный род, несмотря на титулованность, давно потерял опору в материальном плане — это нищие аристократы, и об этом, наверно, известно всем в Испании. Поверьте, они не могут вам особо помочь. — Я не знаю, — пробормотала я, осознавая, что этот человек говорит вполне логичные и от того сильно пугающие меня вещи. — Я знаю. Если не происки этих женщин, так погода сведёт вас в могилу. И что вам делать на чужбине? Вы ведь не испанка. — Я не могу сказать с точностью, где я жила, откуда идёт мой род, — неуверенно начала я. — Полноте, вы даже внешне не похожи на дам этой страны. А ваш испанский хоть и хорош, но сильный французский акцент ощущается. Так говорят, например, жители Прованса. Поэтому, учитывая, что ваши близкие и родные, скорее всего, могут проживать явно не в этой стране, я предлагаю вам отправиться со мной в столицу Франции. Это большая вероятность того, что именно там вас смогут опознать, либо вы сможете вспомнить нечто о своей жизни до падения.       Я удивлённо посмотрела на него, а затем в голову закралась ужаснувшая меня мысль: уж не хочет ли этот человек сотворить со мной нечто дурное? В Сант-Тринидад я слышала много разных слухов о том, как девушек без сопровождающих похищали и продавили в дома, где над ними глумились пьяные господа. После оного насилия бедные жертвы часто накладывали на себя руки. Очевидно, узрев страх на моём лице, сидящий напротив меня мужчина улыбнулся. — Вам не стоит меня бояться. Я не охочусь на одиноких странниц ради удовлетворения своей похоти. Просто у меня в Париже дела. Я прикупил там дом, в самом центре столицы, да за разумную цену. Правда, он обветшал, но его вполне можно привести в надлежащий вид. Мне потребуется помощница — разумная дама. Судя потому, как вы вышли из сложной ситуации — вы находчивы, а судя по благородным чертам лица и тому, что всё-таки графиня вас приблизила, я выскажу предположение, что вы не мещанка. Да и простолюдинкам не будут дарить такие кольца, — он указал на украшение, которое поблескивало у меня на пальце. — Из чего я делаю вывод, что читать, писать и считать вы, скорее всего, умеете.       В подтверждении сего я кивнула головой. — Вот и славно. Мне же не хочется нанимать в столице особо много слуг. Там вся прислуга хитра и жадна. Туда приедет часть людей, которых преданный мне человек нанял в нескольких провинциях. Ну, и к тому же, чего греха таить? Я искренне надеюсь, что ваши родные, найдя вас, выкажут мне благодарность, скажем, в золотых монетах. Это будет очень мило и разумно с их стороны. — Если я откажусь? — тихо спросила я. — Тогда я просто уйду, оставив вас без денег, без поддержки и без своего внимания. Я не думаю, что у вас с собой много средств. Даже, если вы продадите это чудесное кольцо, а я могу точно сказать, что при виде женщины в горе, её, как правило, обманывают даже в этой религиозной стране, то этих денег вам хватит, дабы продержатся несколько месяцев. А потом, если за горсть монет вас не убьют, или не надругаются, то вы, прибыв в замок, найдёте там довольно холодное отношение, и будете влачить существование, живя на подачки спесивого и старого хозяина замка.       Я задумалась. В его словах, без сомнения, была истина. Но и отъезд с ним вселял страх. — А в Париже у нас будет сладкое, десерты? — спросила вдруг Луиза. — Конечно, очаровательное дитя! У вас, живя под моей защитой, будет прекрасный кров и стол. Никто не посмеет вас обидеть, — на лице сеньора де Ре зазмеилась кривая улыбка. — Нам это подходит, — серьёзно произнесла девочка.       Видя мои сомнения, де Ре подошёл к своему небольшому сундуку, который был так же принесён в комнатку, и достал оттуда лист пергамента и принадлежности для письма. — Чтобы окончательно заверить вас в своей честности, вы можете написать письмо графине де Толедо, указав, что отправились во Францию вместе с четой знакомых вам людей, которые вас опознали. Это маленькая ложь, дабы она особо не тревожилась за ваше доброе имя. И впишите адрес в Париже, где будете находиться — это даст им возможность навестить вас, если они захотят сие сделать. Я оставлю это письмо у трактирщика. Ежели они вернутся сюда, дабы узнать вашу судьбу, они его получат.       Слова этого человека показались мне довольно разумными. На тот момент написать письмо мне показалось верным. Его речи звучали убедительно и внезапно во мне проснулось сильное желание покинуть эту пыльную и жаркую страну. Желание обрести родных так же никуда не ушло. Я уверенно взяла перо и быстро составила письмо, вписав туда адрес, который указал мой новый знакомый, после чего Алоиз отнёс его вниз хозяину гостиничного дома. — Матушка, наверное во Франции красиво, — попыталась Луиза поднять мне настроение. — Наверное, — слабо улыбнулась я ей, понимая, что теперь уже я разрубила ту нить, что связывала меня с мрачным замком и старинным родом, с людьми, которые проявили ко мне доброту и жалость, но и, в тоже время, бросили меня в пучину жизненных неурядиц. — Я буду скучать по сеньорите Бьянке, — тихо проговорила девочка. — Я тоже. Но думаю, что мы сможем с ними переписываться, — погладила я Луизу по голове.       Девочка, подумав, кивнула: — Но я уверена, что сеньорита Бьянка поймёт, почему мы уехали. Она и донна Филомена всегда желали, чтобы вы смогли найти свою семью, — просто подытожила она.       Кивнув, я молча принялась за еду, понимая, что сейчас моя судьба в руках малознакомого постороннего мужчины, и я несусь в неизвестность, которая может таить как решение моих проблем, так и мою погибель…