Королева. Последнее восхождение Луны

Юстэсу кажется, что это — осколок большой звезды, яркой и серебряной. Ему приходится напрячь глаза, чтобы разглядеть, что у звезды есть руки, ноги, голова, и вообще — это не звезда, а Элизабет. Вред выпускает удивленный выдох, и понимает, что потратил заветный воздух в легких. Впрочем, юноша не трусит — он начинает плыть к Элизабет, надеясь, что девушка еще жива. Их с Элиз отношения нельзя было назвать хорошими, но смерти девушке он не желал никогда. Юстэс чувствовал, что чем больше меняется он сам, тем лучше становятся его отношения и с другими, и ему вовсе не хотелось, чтобы с Элиз что-то случилось. Первые мгновения он даже боится прикоснуться к Колдунье, но потом решительно подхватывает Элиз за руку, и та внезапно распахивает сияющие сиреневые глаза. Элизабет делает резкий вдох, и начинается захлебываться, но в итоге все заканчивается настолько хорошо, насколько вообще возможно — они выплывают живыми, и хотя легкие горят огнем, а глаза слезятся, но в конце концов они живые. Как и все рядом с ними. Гейл и Ринс плывут к лодкам, где находятся женщина из повозки — жена и мать. Вообще, их окружают много лодок, и во всех — радостные люди, некоторые даже плакала от переизбытка эмоций. Все эти чувства настолько захватывают, что Элизабет тоже начинает смеяться, и ее смех подхватывает Юстэс. — Кажется, все хорошо? — спрашивает мальчик, и Элизабет кивает. — Юстэс! Элиз! — кричит им Люси с палубы, и названные оборачиваются. Рядом с ними внезапно в воду плюхается Рипичип. Элизабет чувствует сладкий привкус во рту. Она опускает взгляд: вода настолько прозрачная, что она видела свои ноги под водой. Волны мягко укачивали ее. Девушка посмотрела вдаль, и взгляд ее посерьезнел. Вдоль всего горизонта, с севера на юг, тянулось что-то белое. Если бы они находились севернее, Элизабет решила решил, что это льды. Но в этих местах льдов быть не может. Если это был остров, то весьма странный, ибо он не возвышался над водой. Когда они подошли совсем близко, Дриниан развернул корабль правым бортом к течению и велел грести на юг, чтобы пройти хоть немного вдоль загадочной гряды. Течение, которое несло их на восток, не шире сорока футов, а слева от него, и справа море спокойно, как пруд. Матросы были довольны, они уже подумывали о том, что обратный путь к острову Раманду против течения будет нелёгким. Но таинственная белизна оставалась непонятной. — Страна Аслана совсем близко, — произнес Каспиан с корабля. — Да, почти добрались, — говорит Эдмунд, и в его голосе удивительным образом сочетается удивление и вместе с тем — констатация факта, будто он знал, что все будет так. — Ладно, Юстэс, Элиз, Рипичип, поднимайтесь на борт, — отдал приказ Король Каспиан. — Поплывем и узнаем, что там. Когда Элизабет поднялась обратно на борт полуразрушенного корабля, ее взгляд встретился со взглядом Эдмунда. Они смотрели друг на друга от силы секунд пять, а потом девушка отвела взгляд и притяжение между ними не пропало, но больше не поддерживалось взглядом. Эдмунд тяжело вздохнул. Они были в самом конце пути, и только сейчас он вспомнил слова Каспиана по-настоящему. До этого он считал желание Элизабет остаться в Нарнии навсегда лишь капризом, способом повлиять на него, что, конечно, не могло быть правдой — Элиз словами никогда не раскидывалась. Да и конец путешествия не представлялся таким явным, а теперь… Теперь Каспиан был прав: они могли расстаться навсегда. *** — Ты видела Джадис? — воскликнула Люси, когда она, Элизабет, Эдмунд, Юстэс, Каспиан и Рипичип плыли на лодке. От моря осталась лишь тонкая синяя кайма в западной части горизонта. Со всех сторон их окружали белоснежные, чуть тронутые золотом цветы, и только прямо за кормой бежала дорожка чистой воды, блестевшей, словно тёмно-зелёное стекло. Так и казалось, что ты у полюса; и, если бы зрение у всех не окрепло, они не выдержали бы блеска на белоснежных лепестках — особенно ранним утром, когда вставало огромное солнце. Даже вечером от этой белизны было светлее, чем обычно. Казалось, цветам не будет конца. Пахли они дивно, и Люси не могла потом описать этот запах — нежный, но не дурманящий, свежий, прохладный запах, проникающий в самую глубину души, и такой бодрящий, что хотелось взбежать на гору или помериться силами со слоном. — Да, — решительно подтвердила Элизабет. — Я с ней говорила, казалось, много часов. Но это была не та Джадис, которую знаем мы все, — Элиз тяжело вздохнула, и погладила крышку Алетиометра. — Она рассказала мне все. Как она была еще принцессой, как сестра и любимый человек предали ее, как моя тетка выкрала меня, как не хотела Джадис зло творить. Джадис вырвала свое сердце, потому что не хотела чувствовать боль — все, что она любила у нее забрали, все, кого любила она — предали ее. Та Джадис, которая захватила Нарнию и вправду не заслуживает какие-то добрые чувства. Но то, как Джадис стала такой — это да, это заслуживает сожаления. Повисла пауза. Люси сжала руку Элизабет своей, а темнокурая посмотрела на нее как-то странно. Потом вопросительно изогнула бровь, а Люси покраснела. Три парня в лодке недоуменно глянули на девушек, но понятый лишь двум девушкам диалог так и остался между ними. — Так что произошло с твоей родной матерью? — спросил Юстэс. Эдмунд недовольно посмотрел на него, но не стал останавливать девушку — ему стало интересно. То, что Юстэс в целом ничего не знал о том, кем была Джадис, что она делала, к чему стремилась, придавало его вопросы невинный окрас, он не пытался задеть Элизабет, и, кажется, искренне проникся ее историей. Каспиан, который знал, но не видел, на вопрос не отреагировал, или пытался сделать вид, что ему все равно. Но вот Эдмунд и Люси знали, кто такая Джадис, какой она вред принесла всей Нарнии, знали, что она — жестокая Белая Колдунья. Но еще они знали Элизабет, и даже если Эд все еще находился в смешанных чувствах, он не мог, да и не хотел отрицать того, что Элизабет всегда заботилась о них. Даже о Питере и Сьюзен, которые были старше и часто хотели казаться сильнее и мудрее, чем они есть. Но в моменты слабости Элиз всегда была рядом, никогда ничего не требуя взамен. Единственный раз, когда ей самой нужна была помощь — те ее детские года, когда она, с разумом взрослой женщины, вновь оказалась в теле десятилетней девочки. Тогда Эдмунд смог прийти ей на помощь, помочь ей быть собой, а сейчас… Неужели они отвернулись друг от друга из-за такой ерунды? Люси внезапно вспомнила слова, которые Элизабет впервые сказала в глаза своей матери, тогда еще принятую за тетку. − Ты трусиха! Поэтому ты считаешь себя Королевой? Потому что тебя назначили палачом? Ты прикрываешься законом, потому что знаешь, что сразись ты с нами в честной битве — проиграешь! Ты же так всегда делаешь, да? Порабощаешь слабых, тех, кто не может тебе сопротивляться. Пытаешься присвоить то, что тебе не принадлежит. Ни Нарния, ни Чарн не должны были принадлежать тебе, никто не ждал тебя. Ты, Джадис, словно собака напала из норы. Хватило бы тебе смелости прийти сюда, будь здесь Аслан? Элизабет напала на нее, не физически, а словесно. Она защищала их, Эдмунда — Королева Чарующая их любила. Любила, возможно, больше жизни, но только Эдмунд был ее жизнью. Без него никто не представлял Элизабет, а без нее никто не представлял Эдмунда. — Тот, кто был моим отцом, — сказала Элизабет. — Бросил Джадис, когда узнал, что помимо того, что она — великанша, она еще и джинша. Ее родители никогда не примут ребенка, в котором есть кровь человека — то есть меня. А потом, когда ее старшая сестра взошла на трон, Джадис решила, что будет бороться за него, чтобы обеспечить мне и себе королевское будущее. Они с сестрой договорились, что не будут использовать магию, но её сестра нарушила соглашение, хотя и понимала, что её способности слабее, чем у Джадис. И перед самой своей смертью она сыграла на единственном, что любила Джадис. На мне. — Она выкрала тебя, выставив все так, будто спасает тебя. И я вырвала сердце из своей груди, чтобы не чувствовать скорби по единственному, что я любила больше чем власть. Последним словом, которое сказала сестра Джадис, стало: «Победа». Затем Джадис произнесла Разрушающее слово и всё живое в мире Чарна обратилось в прах, кроме самой королевы. В сознании Элизабет, Джадис-Белая-Колдунья не изменилась. Джадис высокомерна, жестока и властолюбива. Можно даже сказать, что жажда власти — это единственное, что движет ею. Ради неё Джадис готова абсолютно на всё — и на столетия ожидания, и на уничтожение всего живого, как это случилось в Чарне. Она хитра, умна и готова идти к своей цели разными путями. Когда нужно, Колдунья может запугивать, обманывать, соблазнять и даже умолять. Она прожила много лет и убеждена, что на пути к победе все методы хороши. Однако именно безграничная вера в своё могущество и подводит Джадис. Её самонадеянность и гордыня приводят к тому, что она убивает Аслана, будучи абсолютно уверенной в том, что знает всё о древней магии Нарнии. Но вот Джадис-принцесса-Чарна действительно была достойна сожаления и даже любви. Ей раз за разом разбивали сердце любимые люди, те, в кого она безоговорочно верила. Она вырвала свое сердце спрятала его, дабы больше никто не смог бы сделать ей больно, и после этого не видела никого вокруг, кроме самой себя. Она лишилась таких чувств, как сострадание или совесть. Всех окружающих её людей или существ она рассматривает либо как слуг, либо как инструменты для своих планов, либо как противников, которых надо уничтожить. Её замок в Нарнии, заполненный каменными фигурами, а не живыми существами, очень чётко показывает её безграничное одиночество. Но Джадис не страдает от этого. Для неё подобная жизнь кажется вполне естественной. Слова Элиз о том, что они не знали, как Джадис стала такой, заиграли новыми огнями. Теперь, только в память о том, какой матерью Джадис могла бы быть, юная Колдунья никогда не встанет на путь своей родительницы. Она перетерпит горе с силой, сохранив в сердце тот образ Джадис, который еще не был испачкан тьмой. С лодки, окружённой кувшинками, корабль казался уютным и высоким, как дом. И хотя Люси всплакнула, печалилась она меньше, чем можно было ожидать. Свет, тишина, благоухание Серебристого Моря, даже само одиночество слишком радовали её. Грести не приходилось, течение само несло их прямо на восток. Впереди, между лодкой и небом, появилась зеленовато-серая мерцающая стена. Потом взошло солнце, и стена стала радужной; тогда они поняли, что это — высокая волна, непрестанно проходящая через одно и то же место, словно на краю водопада. Волна была футов в тридцать высотой, и течение несло к ней лодку. Вскоре все увидели что-то не только за волной, но и за самим солнцем. Если бы глаза их не укрепила вода Последнего Моря, они не смогли бы смотреть на солнце в упор, а так — смотрели и ясно различали позади горы, такие высокие, что вершины терялись где-то в небе. Правда, никто не мог потом припомнить никакого неба — должно быть, горы стояли не в нашем мире, ибо у нас гора даже в четыре, нет, даже в двадцать раз меньше, покрыта снегом и льдом. А эти, как высоко ни взгляни, поросли тёмно-зелёным лесом, сквозь который прокладывали путь сверкающие водопады. Вдруг с востока подул ветерок, сбил верхушку волны и осыпал брызгами гладь перед лодкой. Дул он не больше мгновения, но принес благоухание и музыку, которые Короли и Королевы, Юстэс с Рипичипом запомнили на всю жизнь. Эдмунд и Юстэс никогда не говорили об этом, Люси могла лишь сказать: «Чуть сердце не разорвалось…» Никто не сомневался, что видит страну Аслана за краем света. И тут лодка с треском села на мель. Да, здесь было слишком мелко даже для неё. Стена воды стояла по-прежнему, но за ней только синело чистое небо. Все в абсолютной тишине выбрались из лодки и пошли вброд не к стене, а на юг (стена была от них слева). Они и сами не знали, зачем туда идут, их словно что-то вело. Вместо ожидаемых гор, которые миражом виднелись за стоящей волной, раскинулся пляж с белым теплым песком.  — Здравствуйте, дети, — внезапно молвил голос позади них, и все развернулись — перед ними, сверкая гривой, стоял сам Аслан. — Добро пожаловать. Вы славно потрудились. Вы долго шли, теперь ваш путь окончен. Элизабет уже и забыла, как по-настоящему звучит голос Аслана. Такой голос нельзя было сохранить в воспоминаниях таким, какой он есть — услышав снова, ты понимаешь, что звучит он намного и намного красивее, мелодичнее и сильнее. Все мышцы расслабились, теплое чувство разлилось по всему телу Колдуньи, как бывало после усталого дня, когда ты только-только ложишься отдохнуть. — Аслан, это твоя страна? — спросила Люси. — Нет, моя страна дальше, — ответил Лев, и качнул головой за волну. — Мой отец в твоей стране? — спросил Каспиан. — Это ты узнаешь только там, сын мой, — отвечал ему Аслан, обращая к Королю спокойные, мудрые янтарные глаза. — Но если ты отправишься туда, то не вернешься. Все удивленно ахнули, а на лице Каспиана отразилось смятение — он не мог представить себе, что для встречи с отцом ему придется отречься от всего, что он имел за пределами Страны Аслана. Он подвел бы свою команду, свой народ. Король направился к волне, и никто не посмел его остановить. Каспиан зашел в воду по щиколотки и протянул руку, коснувшись плотной завесы воды. Он стоял так несколько минут, пока не убрал руку, и не повернулся к остальным — лицо его побледнело, в глазах стояли слёзы. — Ты идешь? — спросил Эдмунд громко. — Обрадуется ли отец, узнав, что я бросил то, ради чего он умер? — спросил Каспиан, и покачал головой. — Я думал о том, что потерял, а не о том, что получил. Я получил страну, народ, — тут его взгляд обратился к Аслану, который, как всегда, был лишь сторонним наблюдателем и смотрел на детей все с той же спокойностью и мудростью. Элизабет думала, что Великий Лев уже знает, какое решение примет каждый из них. Каспиан торжественно произнес. — Клянусь стать лучшим королем. — Ты уже стал, — спокойно оповестил Аслан, а сам посмотрел на Эдмунда, Элиз, Люси и Юстэса. — Дети? — Кажется, нам и вправду пора домой, — сказала Эдмунд. — Так оно так, — кивнула Аслан, и тут его глаза посмотрели в упор в глаза Элизабет. — Но вопрос в том, кто именно из вас вернется домой? — Тогда тут нечего решать, — сказала Элизабет. Все обратили свой взгляд на нее, но темнокурая опустила голову. — Я от своих слов не отказываюсь и, если ты позволишь, я бы хотела остаться в Нарнии, или отправиться в твою страну. — До моей страны еще надо дойти, — сказала Аслан. — Сейчас я не скажу, долог путь или короток, знайте лишь, что он пересекает реку. Но не бойтесь, я умею строить мосты. Если же ты захочешь остаться в Нарнии, то вместе с Каспианом можешь вернуться на корабль. — Что? — воскликнула Люси. — Нет, Элиз нет! Не надо! Как ты можешь оставить нас? — Люси, — устало выдохнула Элиз. Это решение далось ей нелегко, да и она была вообще не уверена, что Аслан позволит ей остаться. Но Великий лев дал ей право выбирать, и к этому девушка была не готова; впервые Колдунья хотела, чтобы кто-то принял решение на за нее. Чтобы кто-то сказал решительно «Нет» или приказал ей, сказав «Уходи».— Пойдем поговорим. Она с Люси отошла на приличное расстояние, и только там Элизабет заговорила. В голосе ее звенели слезы. — Я не могу, Лу, — тихо и решительно произнесла девушка. — Не теперь, когда между мной и Эдмундом все кончено. — Ах, ужасные, ужасные слова! — воскликнула Королева Отважная. — Не произноси их! Ты вернешься с нами домой и все будет хорошо! — А если нет? Ты не понимаешь Лу, без вас… мне там нет места. Куда я пойду? В дом вашего дядюшки? Зная, что я — дочь женщины, которую все считают самой жестокой на свете? Что у меня никого нет? — У тебя будем мы! — горячо возразила Люси. — Я, Питер, Сьюзен, Рабадаш, твоя семья! — Которую я получила обманом?! — горько усмехнулась Элизабет. — Когда-нибудь, воспоминания о Нарнии потухнут, и вы забудете кто я такая, а я не смогу этого вынести. Да и тут я буду куда полезнее. — Это эгоистично! — с упреком произнесла Люси. Она сама плакала, только либо не замечала этого, либо ей было все равно. — Да, возможно… — тут Элизабет внезапно протянула руки, и крепко-крепко обняла свою малышку Пэванси. Люси уткнулась ей в плечо, и вцепилась в рубашку на спине девушки, не веря, что им приходится расставаться. — Не плачь, не плачь, Люси, Королева Отважная. — Я буду скучать! — всхлипывала Люси. — Не представляешь, как сильно! — Я тоже… я тоже Когда они вернулись, Люси уже не рыдала, но слезы катились из ее глаз. Элизабет засунула руки за пояс, и старалась выглядеть беззаботной, насколько это было возможным. — Ну, передавайте привет Питеру, Сьюзен и Рабадашу, — произнесла Колдунья, и в голову побледневшего Эдмунда как никогда явно ударило одно слов: прощаются. — Будете еще у профессора Керка и ему привет. Лу, — она посмотрела на девушку. — Не плачь больше, — потом ее глаза скользнули по Юстэсу, и сверкнули озорным огоньком. — Юстэс Вред, я горжусь тобой. Эдмунд Пэванси, —девушка тяжело вздохнула и впервые посмотрела прямо на Эдмунда. Без уверток, без предлогов — просто направила на него свой взгляд, смотря прямо ему в глаза, смотря на человека, которого она любила и будет любить всю вечность. Слов для него нашлось не так уж и много. — Прощай. И Эдмунда как будто хорошенько ударили по голове чем-то тяжелым, и он понял, что делает Элизабет: она прощается. Не только с с Люси и Юстэсом, а с ним тоже — человеком, который любил ее больше все на свете. И все это казалось неправильным: он внезапно представил свою жизнь без нее. Без ее шуток, смеха, упрямого характера, тихого сопения по ночам, без серебряного кольца на своем пальце. Все думали, что Элизабет Беллатриса Грейс не существовала без Эдмунда Пэванси, но на самом деле и он бы не смог существовать без нее. Аслан грустно улыбнулся. — Ну что же, раз так… — Нет! Сердце зашлось в припадке. Все обернулись на крик Эдмунда: его глаза широко распахнулись, дышал он тяжело. Элизабет взглянула на него, будто впервые увидела, а юноша внезапно сделала два больших шага в ее сторону. Холодные ладони легли на горячие, мгновенно вспыхнувшие щеки, нежный поцелуй буквально оглушил Колдунью, ноги подкосились, и Элиз буквально повисла в руках юноши, цепляясь за его плечи. Эдмунда, впрочем, такая ноша вполне устраивала: он убрал одну руку с щеки Элиз и положил на талию, прижав ближе к себе. Когда Эдмунд отстранился, Элиз слабо подрагивала в его руках, глаза ее слезились. Эдмунд с досадой понял, что она неправильно расценила его жест. Пэванси подцепил ее подбородок рукой, не разрывая объятий, и заставил посмотреть на себя —его глаза манили, затягивали вглубь себя, падая в их омут, ты забываешь, что представляешь из себя. С корабля они сходили почти чужими людьми, а сейчас стояли возлюбленными, которые жизни не смыслят друг без друга. — Я идиот, — произнёс Эдмунд, стараясь вложить в голос максимум извинения, чтобы Элизабет это уловила. Сейчас ему хотелось только этого, и то, что за ними наблюдают их друзья, среди которых сам Аслан, было уже не важно. Важно — только она, любимая и родная. Он все-таки чуть не опоздал! — Тогда я тоже, — внезапно сквозь слезы улыбнулась Элизабет, переплетая пальцы его руки со своими и нежно сжимая. — Когда ты мне все рассказала, я испугался. Не того, что ты дочь Джадис, а того, что это что-то меняет для тебя. Я так боялся потерять тебя, что не смог сказать тебе, что мне все равно и этого ничего не меняет. Испугался настолько, что оттолкнула сам. Дочь ты Джадис или племянница — я тебя люблю, и только это имеет для меня значения. Я тебя люблю! Люблю! И я не готов потерять тебя и, наверное, никогда не буду готов. Поэтому, если ты готова простить такого упрямого барана как я… — Эдмунд опустился на колено перед ней, продолжая крепко держать Элизабет за руку. С ее лица не сходила широкая улыбка, а она все еще плакала, только теперь это было совсем по-другому. — Элизабет Беллатриса Грейс, согласна ли ты выйти за меня, Эдмунда Пэванси, замуж? Она хотела сказать: «Это глупый вопрос»; хотела ответить «Ты уже знаешь ответ»; хотела закричать «Черт, Эд, конечно да!». Но в итоге она говорит и голос ее срывается из-за слез. — Да. Это всегда было да. Эдмунд выпрямился, подхватив девушку на руки и прижал к себе. Элизабет обняла его за шею, пока Эд ласково чмокнул в губы, легкими и быстрыми поцелуями покрыл нос, скулы, лоб. Внезапно на безымянных пальцах правых рук у них одновременно засияли тонкие серебряные обручи —их обручальные кольца, которые с ними были так долго, как живут их чувства. —Именем Великого Западного леса, — внезапно прорычал Аслан. — И именем Новорожденной Луны, что раз в столетие восходит над Западным лесом, в честь которых вас короновали, я объявляю этот брак свершенным и вечным!