Между жизнью и смертью

Возвращаясь в Визжащую хижину, Гермиона практически ожидает обнаружить оставленные ею книги непотревоженными. Она отчасти даже надеется на это. Это будет означать, что профессор Снейп исчез, нашел способ освободиться от этого существования в образе призрака. Если кто и сумел бы сделать это, думает она, то профессор Снейп. И тогда она тоже станет свободной, свободной от этого странного чувства ответственности, что преследует ее вот уже несколько лет. Но когда она открывает дверь хижины, у нее перехватывает дыхание, потому что книги уж точно нельзя назвать непотревоженными – как раз наоборот: они определенно потревожены. Они лежат так, как она их оставила, но каждая открыта, а страницы одной из книг перелистываются с невероятной скоростью, управляемые словами, которые шепчет прозрачная фигура, сидящая на корточках возле нее. - Профессор Снейп, - тихо произносит она, и он явно вздрагивает при ее словах; его плечи дергаются, а голова резко поворачивается к ней. Гермиона думает о том, сколько раз он подкрадывался к ним, когда они были учениками, бесшумно появлялся у них за спиной, когда они варили зелья или выходили из темных закутков замка, и старался поймать на нарушении порядка. И как должно быть забавно, что теперь она напугала его; но это не забавно, вовсе нет. - Вам понравились книги? – спрашивает она, не придумав больше ничего подходящего. Ее голос звучит пискляво. Он смотрит на нее какое-то время с приоткрытым ртом. - Да, - говорит он наконец так тихо, что Гермиона едва слышит его. - Я рада, - отвечает она. – Я не знала, что вам понравится, так что просто… Уверена, вы читали некоторые из них прежде, но Лоувелл написал свою книгу после вашей… - Она замолкает, теребя пальцы и чувствуя себя невероятно глупой. - Я заметил, - говорит он, а затем добавляет: - Как давно… если точно, как давно… это было? - Ох, - выдыхает Гермиона. Слова Снейпа звучат с ноткой мольбы и отзываются болью глубоко внутри. – Шесть лет… Почти семь. – Внезапно ее окатывает волной стыда, и она поспешно добавляет: - Мне очень жаль, что я не вернулась раньше, сэр. Я просто… С лица Снейпа исчезло несколько растерянное выражение. - Уверен, что довольно убедительно велел вам не возвращаться, - говорит он. - Да, конечно, однако у меня накопился богатый опыт в неподчинении вам, пока мы были в Хогвартсе, сэр. Мне следовало придерживаться этой привычки чуть дольше. Он хмыкает, и она удивленно смотрит на него. Есть что-то странное в том, как он себя ведет, какая-то неуверенность. Его глаза кажутся ей немного безумными, и это заставляет ее нервничать, но он также, очевидно, доволен происходящим, что настолько невероятно, что Гермиона забывает обо всем на свете. - Так почему же вы здесь? – спрашивает он. – И зачем… это? – добавляет он и жестом указывает на книги на полу. И в самом деле, зачем? - Я… недавно была в Хогвартсе, - говорит Гермиона. Она не знает, куда смотреть; ей сложно сфокусировать взгляд на его лице из-за так близко расположенной страшной раны на шее, на которую она то и дело глядит против воли. Так что она смотрит на его сияющие ноги в ботинках на толстой подошве. – Это было памятное мероприятие. Мраморная плита с именами павших теперь стоит у западной стены двора. Она бросает взгляд на лицо Снейпа. Он замечает это и выгибает бровь, отчего Гермиона едва не начинает плакать; она ненавидела – ненавидела – эту его выгнутую бровь, когда была его ученицей, потому что за этим обычно следовал особенно мерзкий комментарий и явное указание на то, что человек, на которого он смотрел, полный идиот. Но сейчас она ощущает только опустошающее чувство утраты. Она отводит взгляд. - В общем… - выдавливает она. Переходи к делу, Гермиона. – Просто… в Хогвартсе много призраков. - В самом деле? – вопрошает Снейп, и ей не надо даже смотреть на его лицо, чтобы понять, что он ухмыляется. – Я и не заметил. - Нет, я хочу сказать, что теперь там очень много призраков. После битвы… Полагаю, многие были не готовы… умереть. – Она моргает, чтобы избавиться от воспоминания о прозрачном Колине Криви, проплывающем мимо в коридоре и махающем ей рукой. Снейп распахивает глаза чуть больше. - А, - произносит он сдавленным голосом, и в его темных глазах Гермиона замечает что-то – какую-то эмоцию, дающую ей понять, что она не зря пришла сюда, пусть и так поздно. Потому что, несмотря на все свои научные изыскания, она не задумывалась об этом прежде: что происходит с призраками, чьи тела погибли в отдаленных местах? В Хогвартсе, по крайней мере, призраки могли общаться друг с другом и с живыми людьми. Снейп же оказался в западне – по сути, в заключении – в одиночестве на долгие годы; ему не с кем было поговорить и нечего делать. Удивительно, что он не сошел с ума (призраки вообще могут сойти с ума? – заинтересовался ее пытливый ум, и она решительно велела ему заткнуться). - Значит, вы подумали, что мне, возможно… одиноко? – говорит Снейп, произнося последнее слово так, словно оно кажется ему мерзким на вкус. – И решили, что ваша компания для меня более предпочтительна, нежели одиночество? Прежняя неуверенность все еще виднеется в нем: в его глазах, в подергивании пальцев. Это неожиданно придает Гермионе храбрости. - Разве это не так, сэр? – спрашивает она. Снейп, которого она когда-то знала, наказал бы ее за подобный вопрос. Но тот Снейп был живым и жил, пусть и с неохотой, среди других людей; неважно, насколько нелюдимым он всегда казался, никто не может быть полностью нормальным без хоть какого-то общения. Призрак Снейпа, внезапно замечает Гермиона, на самом деле куда прозрачнее, чем когда-то было его тело, - во всех смыслах. На его лице отражаются эмоции, которым там было не место в бытность его учителем. Вслед за краткой внутренней борьбой, сопровождавшейся яростными движениями рта, Снейп говорит: - Возможно. Он буквально выплевывает эти три слога; Гермиона практически ощущает его унижение. - Что ж… хорошо. Потому что я считаю, что остаться в одиночестве на целую вечность – это ужасно, и если я могу хоть как-то помочь, то с радостью сделаю это. Когда он отвечает горьким смехом в ответ, она ощущает и свое собственное унижение. Боже, почему она говорит так жеманно? Она краснеет. Снейп одаривает ее испепеляющим взглядом. - А книги? – спрашивает он. Гермиона пожимает плечами, чувствуя себя все больше не в своей тарелке. - Я подумала… ну, я не могу представить себе, каково это – не иметь возможности… - Она качает головой. – Я подумала, что вам, должно быть, ужасно скучно. Снейп замирает, глядя на нее. Гермиона думает обо всем, что прочитала за последние несколько лет. «Жизнь призрака, если ее так можно назвать, наполнена безысходностью», - эта строчка из книги Сандуски «Оставленные позади» эхом снова и снова повторяется в ее голове. - Мне было бы, - добавляет она. ________________________________________ Ему следует поблагодарить ее. Так поступают люди, когда другие совершают для них добрые дела, но Северус не может заставить себя сказать это. Он говорит: - Скучно – это слишком мягко сказано. Про себя он вопрошает, может ли эта девочка – эта молодая женщина – хотя бы отдаленно представить часы, дни, гребаные годы (очевидно, целых шесть), проведенные без какого-либо занятия, без общения, но с ощущением, что его мозг атрофируется, нет, хуже – разваливается на куски, и все рациональные, умные, относительно хорошие черты его исчезают, подобно пыли, оставляя за собой только темные, уродливые и безумные, о существовании которых он всегда подозревал. А затем эта… эта женщина пришла и оставила книги, и он почувствовал… это было невероятное возбуждение, неистовство, как будто он долго голодал и вдруг оказался в Хогвартсе на пиру. Было трудно – до сих пор трудно – поверить своим глазам. Она потратила время не только на то, чтобы выбрать книги, которые ему могли понравиться, но заколдовала их так, чтобы они открывались по его сказанной вслух просьбе, а страницы переворачивались по его указанию. Она думала о нем; чем бы она ни занималась в течение этих прошедших шести лет, она думала о нем. Это было невозможно осознать. Он опускает взгляд, осматривая ее практичную одежду и туфли на плоской подошве. Волосы собраны в пучок заколкой. Северус не в состоянии ничего выяснить о ней по одному только внешнему виду; она может оказаться кем угодно: учителем, репортером, предпринимательницей. Она даже может быть мастером зельеварения. «И чем же вы занимались все эти годы?» - хочет спросить он, но не делает этого, ощущая себя не в своей тарелке, почти как в молодые годы, когда он еще пытался завязывать с кем-нибудь беседу. Он помнит выражение лиц сокурсников, пожирателей смерти и коллег. «Что, оно разговаривает?» - буквально читалось на их лицах, а затем с приподнятой бровью и пренебрежительным взглядом они словно бы добавляли: «Как думаешь, почему оно разговаривает с нами?». Уголки губ Снейпа опустились; он ненавидел эту часть самого себя. Грейнджер собирает прочитанные им книги. Прядь волос выскальзывает из слабого захвата заколки и падает на лицо; она упирает стопку книг в бедро и второй рукой нетерпеливо смахивает волосы. Что-то блестит на ее пальце, но, прежде чем Северус успевает задать очевидный вопрос, она перехватывает книги так, что теперь прижимает их к себе обеими руками, и неуверенно улыбается ему. - Я принесу еще на следующей неделе, - говорит она, и хотя ее голос звучит ровно, Северус видит вопрос в ее приподнятых бровях. Он чувствует, как его брови недоверчиво сходятся у переносицы. Она полагает, что он может не разрешить ей вернуться. - Это будет… оценено по достоинству, - говорит он. - Может быть, вы хотите что-то конкретное? Не уверена, что сумею найти совсем уж древние книги, у меня много встреч и… семейных дел, но остальное постараюсь достать. Он качает головой, наблюдая за ней. Она здесь, она на самом деле здесь. И она вернется. - Нет, - медленно говорит он. – На ваш вкус. Она кивает и улыбается немного увереннее. - Хорошо, - говорит она. – Тогда… до свидания, сэр. Северус кивает. Он внезапно лишается дара речи, вернее, чувствует, что что бы сейчас ни сказал, это, скорее всего, будет унизительно и закончится чем-то вроде «Не оставляй меня». Он все еще пытается не дать этим словам сорваться с губ, когда она трансгрессирует прочь. ________________________________________ - Это на самом деле довольно интересно, - говорит Гермиона Рону за завтраком на следующей неделе. – Социальная организация русалок отличается от нашей так сильно. Она скорее похожа на социум гоблинов, если ты можешь в это поверить, с сильным матриархальным… Рон ставит кружку с кофе на стол с излишней силой. Он выглядит раздраженным. - Шесть тридцать утра, - говорит он, и даже его голос звучит напряженно. – Ты можешь хоть чуть-чуть потерпеть? Гермиона вспыхивает от ключиц и до макушки. Она обхватывает ладонями свою кружку и опускает на нее взгляд. Она знает, что Рон не особо интересуется деталями ее работы, к тому же по утрам у него обычно плохое настроение, и он вечно ворчит по поводу склонности своего капитана проводить ранние тренировки, но… Что ж. Тогда нестрашно, что она пообещала профессору Снейпу не выдавать тайну его продолжающегося существования; Рон бы со скуки умер, если бы она начала рассказывать о завораживающей «жизни» призраков. - Прости, - шепчет она. Рон выглядит смущенным; обычно он осознает, когда ведет себя, как козел. Он качает головой и засовывает кусок гренки в рот, после чего говорит: - Да все в порядке, любимая. Гермиона морщит нос. - Знаешь, это отвратительно – говорить с набитым ртом, - замечает она и, когда он согласно кивает в ответ, не знает, рассмеяться ей или вздохнуть. ________________________________________ «Пушки» играют в Ирландии в эти выходные, так что дом в ее полном распоряжении. Она убирается в пятницу вечером, бормоча про себя и посылая вонючие после многих часов тренировок и матчей носки Рона в корзину для стирки изо всех углов. Она и сама так себе хозяйка (каждый раз, когда их навещает Молли, они с Роном принимаются за уборку в состоянии, близком к панике, часто обращаясь к маггловским способам, поскольку оба не сильны в соответствующих заклинаниях), но она по крайней мере не раскидывает грязное белье по всему дому. Субботу она проводит за работой над черновиком закона, касающегося кентавров, на который обещал взглянуть ее босс, и за составлением списка книг, которые могли бы понравиться профессору Снейпу. Ее воспоминания о его кабинете в школе содержат не только отвратительные вещи, заспиртованные в банках, но также и ряды пыльных книг, однако она никогда не проводила в его кабинете достаточно много времени, чтобы разглядеть заголовки. Книги, что она выбрала в прошлый раз, принадлежали ее собственной коллекции, и она надеялась, что хотя бы некоторые из них заинтересуют Снейпа; остальные, решила она несколько виновато, он прочтет просто от скуки. Итак. Гермиона стучит кончиком пера по подбородку в задумчивости. Снейп, вероятно, прочел все имеющие отношение к зельеварению книги, которые были опубликованы при его жизни, но она могла бы заглянуть в «Флориш и Блоттс» и проверить, что было опубликовано с момента его смерти. Также, возможно, следует обратить внимание на периодические издания – они выходят куда чаще, нежели книги, и хотя они недостаточно длинные, чтобы надолго занять Снейпа, но, во всяком случае, могут отказаться интересными. И издания по другим темам. Она может принести набор книг, которые были выпущены в последние шесть лет и подробнее расспросить, какие темы интересуют его больше. Может быть, даже художественную литературу… детективы? Они не только развлекут Снейпа, но и дадут его уму поупражняться в решении загадок. Улыбнувшись, Гермиона продолжает составлять на пергаменте аккуратный список. ________________________________________ Гермиона возвращается в хижину во время перерыва на обед на следующей неделе и обнаруживает Снейпа парящим у окна, как будто в ожидании ее. Она неуверенно улыбается ему, доставая новую стопку книг из сумочки и раскладывая их, как и в прошлый раз, по комнате, но ожидаемо он не улыбается в ответ. - Вы закончили читать те книги или оставить какие-то из них? – спрашивает она наконец, не зная, что сказать еще. Снейп медленно кивает. - Я закончил, - говорит он. Его голос хриплый, словно он не разговаривал с их прошлой встречи. - Ладно. – Несколько взмахов палочки, и книги, уменьшившись в размерах, сами прячутся в ее сумку. Она смотрит на Снейпа, теребя тонкие ручки. – Полагаю… я пойду, чтобы вы могли взяться за книги, - говорит она. Что-то меняется в выражении Снейпа, и теперь он смотрит на нее со смесью вызова и отчаяния. Гермиона поджимает губы и раздумывает мгновение, а затем рискует сказать: - Или же… ну, у меня с собой сэндвич… вы не будете… сильно возражать, если я поем здесь? Обед в кафетерии Министерства – это так уныло… Оправдание звучит слабо даже для ее собственных ушей – что может быть унылее обеда в заброшенной хижине с мертвецом? Снейп награждает ее долгим оценивающим взглядом, прежде чем произносит: - Как пожелаете. - Тогда ладно. – Гермиона оглядывается и морщится от состояния, в котором находится комната, а затем осторожно садится на пол спиной к стене и достает сэндвич из сумки. Только уже почти развернув его, она осознает оплошность и переводит на Снейпа полный ужаса взгляд. - Профессор, мне так жаль! Я не подумала… я просто… я уберу его… Снейп, который подплыл к одной из книг и принялся изучать ее, склонив голову набок так, что рана на шее стала видна полностью, смотрит на нее с приподнятыми бровями. - Прошу прощения? - Мой… мой сэндвич, - говорит Гермиона. Глупая. Как можно быть такой глупой? Как она могла проглядеть нечто столь фундаментальное после всех своих исследований… Брови Снейпа приподнимаются еще выше. - Ваш сэндвич, - повторяет он. - Да, - говорит Гермиона, но теперь она начинает сомневаться. Разве это не бесчувственно – есть перед привидениями? – Простите, это было очень грубо с моей стороны… Несколько мгновений у нее уходит, чтобы понять, что на лице Снейпа появилось изумленное выражение. - Грубо с вашей стороны есть, - произносит он. «Я не стану сгорать от стыда за попытку быть доброй», - решительно думает Гермиона. Она говорит: - Сэр Николас всегда обижался, когда мы говорили о еде при нем. - Сэр Николас идиот, - отвечает Снейп. Рот Гермионы перекашивается. - О. Губы Снейпа растягиваются в самую слабую из виденных ею улыбку, и он снова сосредотачивает внимание на книге. Она откусывает кусок и медленно жует, наблюдая за ним. Он не читает на самом деле, понимает она через несколько минут – лишь просматривает пару строк, после чего его взгляд блуждает по комнате, останавливаясь на всем подряд, кроме, судя по всему, нее. Так что, когда он заговаривает, обращаясь к трещине в окне, она вздрагивает. - Итак. Значит, вы работаете в Министерстве, мисс Грейнджер? – Затем он выразительно смотрит на ее левую руку и презрительно усмехается. – Или я должен называть вас миссис Уизли? - Мисс Грейнджер, - отвечает Гермиона, немного обескураженная. Вдруг, хотя он и не просил ее об объяснении, она добавляет: - Мои родители… потерялись после войны. Я не желала… Я хотела, чтобы им легко было найти меня, если они вернутся, так что сохранила свое имя. Снейп смотрит на нее. - Потерялись?.. Гермиона ерзает и отводит взгляд. - Я изменила им память и отправила в Австралию после шестого курса. Перед тем, как мы с Роном и Гарри ушли в подполье. А когда все закончилось… - Она не станет плакать, не станет. Прошло больше шести лет. Она не станет плакать. - Когда все закончилось, - повторяет она спустя несколько секунд, - я побывала в Австралии в надежде найти их. Я не была уверена… Думаю, я могла бы восстановить их память, но я боялась… - Она дергает плечом и смотрит на Снейпа из-под челки. Он ловит ее взгляд, и между его нахмуренных бровей пролегает глубокая складка. – В любом случае, это было неважно. Я не смогла их отыскать. Я понятия не имела, где они или даже живы ли они. - Ясно. – Ему неуютно, но он не пытается предложить ей ложные утешения, за что Гермиона ему благодарна. Во всяком случае, благодарна, пока он не добавляет: - Вы же знаете, что шансы на то, что их память вернется сама собой, ничтожны. Она поджимает губы. - Прекрасно знаю, - говорит она. – Большое спасибо. ________________________________________ Почти всю следующую неделю Северус вне себя от опасений, что Грейнджер не вернется. Он с горечью думает, что снова умудрился отпугнуть единственного человека, желающего помочь ему. Он ощущает, как несуществующие более внутренности сводит от отчаяния, и зажмуривается, чтобы не видеть образ молодой и такой милой Лили, раненой его словами. С момента своей смерти он с изматывающей частотой думает о Лили, словно это ее привидение преследует его, но эти мысли ни в какое сравнение не идут с яркими образами, сопровождавшими его, пока он был жив. Вызываемая ими боль теперь скорее ноющая, а не обжигающая. Но сейчас, сейчас он словно бы проживает заново худшие моменты своей жизни. Доброта Грейнджер столь же необъяснима, как и дружба Лили, и он с огромной вероятностью потерял и ее. Он снова одинок, и снова это его гребаная вина. ________________________________________ Северус пребывает в состоянии, наиболее приближенном ко сну в своей нынешней бесплотной форме – такая себе безразличная кататония. Он горизонтально парит над матрасом в спальне наверху, глядя в потолок, где пятна сырости расплываются перед его несфокусированным взглядом. Зов, раздающийся снизу, выводит его из этого ступора. - Профессор? Профессор Снейп? Вы здесь? Это она. Северус моргает, чтобы вернуть резкость зрения, и опускается через матрас, через пол еще до того, как успевает сформулировать хоть единую мысль. Грейнджер напугало его неожиданное появление, но она быстро берет себя в руки. - Я принесла еще книг, - говорит она, не встречаясь с ним взглядом. – Я взяла некоторые из них в библиотеке… Вам понравились детективы? Северус качает головой. - А… очень понравились, - рискует ответить он, потому что предполагает, что они ему понравятся, когда он наконец их прочтет. Будучи уверенным в том, что Грейнджер не вернется, он очень мало читал на этой неделе, стараясь растянуть удовольствие от чтения, так как полагал, что никогда больше не получит других книг. Он не говорит ей этого. - Хорошо, - произносит она, - потому что я принесла еще. Она выпрямляется и прячет руки в карманы, выглядя смущенной. Северус ощущает нелепый укол ужаса. - Спасибо, - выдавливает он, а затем, пока не растерял храбрости (как же он жалок, жалок!), продолжает: - Вы так и не сказали мне, кем работаете в Министерстве. ________________________________________ Неожиданный вопрос Снейпа задан так поспешно, что создается впечатление, будто он ныряет в омут с головой, а его лицо – с выражением сомнения и страха – свидетельствует о том, что он не знает, чего теперь ожидать. Выражение интереса к тому, что касается жизни другого человека, является лишь признаком вежливости, но Снейп ведет себя так, словно это что-то пугающее. Гермиона вдруг понимает, что, когда дело касается простого человеческого общения, Снейп безнадежен. Уходит мгновение на то, чтобы к ней вернулся дар речи. - Э… ну, я работаю в самых низах отдела по регулированию и контролю магических существ, - говорит она, а затем добавляет: - Это, конечно же, ужасное название. Она умолкает, давая ему возможность ответить. Он продолжает молчать, так что она набирает полную грудь воздуха, чувствуя себя так, словно представляет доклад на суд абсолютно незаинтересованной публики. - «Регулирование и контроль», ради всего святого. Это просто варварство. Это такие же разумные существа, как и мы, но в ходу эта идея «магия – это сила», которая даже не имеет никакого смысла, знаете ли, поскольку они тоже обладают магией – из самого названия понятно! Думаю, с этого и надо начать. В конце концов, если люди услышат, что я работаю в отделе равенства всех магических существ, это даст совсем другое впечатление, если только работа отдела… - Всех магических существ? Вопрос застает ее врасплох посреди предложения, и слова застревают у Гермионы в горле. Она издает какой-то нечленораздельный звук и спрашивает: - Простите, сэр? - Вы не можете всерьез предлагать равенство всех магических существ в волшебном сообществе, - говорит Снейп. Гермиона смотрит на него. - Вообще-то… я серьезно. Он изучает свои призрачные ногти. - Флоббер-черви? Она чувствует, как по шее разливается румянец. - Тогда магические существа, обладающие самосознанием. Эта чертова бровь. - Дементоры? – А затем, прежде чем она успевает сформулировать ответ, он добавляет: - Вы напрасно тратите время, работая в Министерстве. Там вы найдете только бюрократию и коррупцию. Нет никакого смысла обсуждать это далее. Что ж. ________________________________________ После этого Грейнджер навещает хижину минимум раз в неделю, обычно во время своего перерыва на обед, хотя пару раз она появляется вечером или в выходной, объясняя в ответ на вопросительный взгляд Северуса, что у Рона поздняя тренировка или же он отбыл в другой город на матч. Очевидно, мистер Уизли так и не повзрослел с тех пор, как Северус видел его в последний раз, и до сих пор верит, что, перекидывая квофлы, приносит пользу обществу наилучшим образом. С другой стороны, думает Снейп уничижительно, он, вероятно, прав. Иногда они просто сидят молча, если не считать периодически повторяемого Грейнджер заклинания Согревания – в хижине, если судить по ее дрожи, холодно и сыро – до тех пор, пока она раздраженно не заявляет, что они просто обязаны о чем-то говорить, что это просто странно – сидеть вот так вот в полной тишине, пока Северус парит над ней, поджав губы. Иногда же, как сегодня, она просто начинает говорить, едва переступив порог хижины, и, кажется, просто не может остановиться. Северус предполагает, что она соскучилась по разговорам так же, как и он, и хотя эта мысль его тревожит, он предпочитает такие дни, когда ему требуется только отвечать на ее вопросы, а не мучиться в попытках сказать что-то самому, тем дням, что наполнены неподвижной тишиной. Сегодня она спрашивает, ощущают ли привидения течение времени так же, как и люди; чувствуют ли они себя теми же людьми, которыми были при жизни; как далеко от хижины может отойти Снейп? - Мне надо кое-что изучить, - говорит она, поднимаясь на ноги и отряхивая пыль с брюк. Она уходит, выглядя задумчивой и что-то бормоча о длительности чистящих чар. ________________________________________ Гермиона возвращается в хижину на следующей неделе, вооружившись потрепанной книгой миссис Уизли, содержащей заклинания по домоводству. Эту отрасль магии Гермиона всегда презирала, но, направляя палочку на покрытый пятнами крови пол и видя, как ржавого цвета разводы исчезают с него, ощущает стыд за свой снобизм. Это весьма полезная работа, думает она, оглядываясь вокруг, - поддерживать чистоту в доме. Помогает собраться с мыслями. С момента ее прибытия Снейп не сказал ни слова, кроме недоверчивого: «Какого черта вы задумали?», когда она прошла мимо него в дверь, сбросила плащ, закатила рукава и принялась уничтожать собравшуюся в углах паутину яростными и приносящими удовлетворение взмахами палочки. Теперь он спускается из угла, из которого, прищурившись, наблюдал за ее работой, и оглядывает стены, очищенные от грязи, снова выглядящие новыми обои, вычищенный и отполированный пол, занавески, чистые и снова висящие на окнах с починенными рамами. В комнате стало гораздо светлее – солнечный свет, отражаясь от снега снаружи, струится через щели в досках и чистые стекла. Комната кажется почти приятной. - Лучше, сэр? – спрашивает Гермиона. Она чувствует себя необъяснимо взволнованной, словно бы протягивает ему зелье, которое – она знает – сварено безукоризненно, но к которому он все равно придерется. Спустя мгновение Снейп отвечает: - Возможно. – А затем поспешно добавляет: - Гораздо лучше. Она не может ничего сделать с широкой улыбкой, расплывающейся на ее лице, но ей удается сохранить голос бесстрастным, когда она произносит: - Пожалуйста, сэр. ________________________________________ Северус оставляет попытки считать проходящие дни. Пусть сейчас ему проще это делать – визиты Грейнджер придают некое подобие структуры его бесцельному существованию – однако он обнаруживает, что в долгосрочной перспективе его больше не волнует время. Ему достаточно знать, что, если она входит в двери, то минуло по крайней мере несколько дней, и еще несколько пройдет, прежде чем она появится снова. ________________________________________ А затем происходит кое-что, что заставляет его снова взяться за подсчет. Грейнджер не приходит, насколько он может судить, почти четыре недели подряд. У Северуса не осталось больше книг, чтобы занять себя чтением (последние принесенные ею книги лежат, покрытые пылью, на полу), и его мысли мечутся между страхом, что с ней что-то случилось, и ужасом перед ничем не заполненными днями, неделями и годами, простирающимися перед ним в бесконечность. Его беспомощность постыдна и унизительна, но этого и следовало ожидать. Каким идиотом он был, не заметив развившуюся у него зависимость. Когда она наконец возвращается, то выглядит бледной и слишком худой, со впавшими щеками; она двигается с осторожностью, аккуратно и с необычной медлительностью выбирая себе путь по покрытой росой траве. Северус наблюдает за ней из окна; его несуществующее сердце начинает биться в пустоте, когда-то им занимаемой. Он твердо намерен не дать ей понять, как сильно его напугало ее отсутствие. - С вами все в порядке? – спрашивает он, как только она входит в хижину. Она поворачивается к нему и прищуривается. Северус вдруг понимает, что ей непросто увидеть его в солнечном свете, проходящем через него насквозь. Он удаляется от окна. - Я… да, - говорит она. – Спасибо, что спросили. Он не отступает от темы, хотя чувство самосохранения велит ему заткнуться, заткнуться, ради любви Мерлина… - Вы не ранены? – Ее движение вверх по склону холма было слишком осторожным, совсем не похожим на ее обычные нетерпеливые шаги. - Нет, - отвечает она и замолкает, выглядя смущенной. – Я была… больна, если так можно выразиться. Мне жаль, что я не могла сообщить вам – я думала, вы не захотели бы, чтоб я рассказала кому-то, что вы здесь, а совы, разумеется, не доставляют письма призракам. Северус закрывает глаза, затем снова открывает их. - Я… рад, что ваша болезнь прошла. - Во всяком случае, на данный момент, - бормочет она и затем вздыхает. – Лучше уж сразу вам рассказать – вы и сами скоро узнаете, раз уж вы просто мертвы, а не слепы. – Она расправляет узкие плечи. – Я… я беременна. У меня была ужасная тошнота по утрам… я даже на работу не могла ходить. - Вы не можете быть беременной, - возражает Северус. – Вы слишком молоды. Он сожалеет о сказанном в ту же секунду, что слова срываются с его губ: они не имеют значения, не говоря уже о том, что полностью абсурдны. Грейнджер смеется. - Я больше не ученица, профессор, - говорит она. – Уже много лет. Если бы привидения могли краснеть, Северус бы покрылся румянцем с ног до головы. - Верно, - говорит он смущенно. Он разглядывает ее. Она должно быть на несколько лет старше Лили, когда та вышла замуж за Джеймса Поттера и родила его ребенка. - В самом деле, - произносит он и прочищает горло. – В этом случае, полагаю, уместными будут поздравления. Он только надеется, что его голос не звучит для нее столь же сомнительно, как для него. ________________________________________ Чем дальше, тем сложнее Гермионе становится навещать Снейпа из-за беременности, ведь трансгрессия считается небезопасной для женщин в ее положении. Рон теперь более внимателен к тому, где она находится, и его беспокойство одновременно трогательно и раздражающе, словно беременность сделала ее в его глазах абсолютно беспомощной. Она навещает Снейпа воскресными утрами, когда Рон еще спит после того, как переборщил с алкоголем накануне, празднуя победу в матче или заливая горе из-за поражения с членами своей команды. Она оставляет Рону записку о том, что пошла погулять или по делам, собирает книги для Снейпа в свою расшитую бисером сумочку и с помощью летучего пороха переносится в «Кабанью голову», после чего с все большими медлительностью и трудом поднимается к Визжащей хижине. Кажется, она постоянно чувствует себя уставшей, и это явно отражается в зеркале, которого она теперь по возможности избегает. С первым триместром, к счастью, закончилась и утренняя тошнота, но ее работа (а она решительно настроена не давать своему начальнику повода полагать, что беременность или материнство каким-то образом отразятся на преданности Гермионы работе), попытки хоть как-то следить за порядком в доме (старания Рона не в счет), общение с Гарри и Джинни, а также остальными Уизли, кувырки и толчки ребенка и не дающий ей спать по ночам горький страх… Что ж, она на самом деле уставшая. Постоянно. Она подумывала перестать навещать Снейпа, но эта мысль привела ее в отчаяние. Она и понятия не имеет, чем он занимается, когда ее нет, помимо чтения книг, которые она для него оставляет. Когда он был ее учителем, она никогда не думала о нем как о человеке с чувствами, но теперь его одиночество очевидно. К тому же, она – как и все волшебное сообщество Британии – знает о Лили Поттер благодаря попыткам Гарри сделать из Снейпа героя. Знает, что он способен на дружбу, страдания и любовь. К тому же, как ни странно, она станет скучать по Снейпу без этих визитов. Она точно знает это, потому что с удивлением обнаружила, что скучает по нему, в течение тех нескольких недель, проведенных в постели с заранее приготовленным тазиком поблизости. ________________________________________ В последнее воскресенье перед Рождеством Гермиона прижимает к себе подарок Снейпу и с помощью летучего пороха перемещается в Хогсмид. Идет снег, и мягкие снежинки касаются ее щек; опустившись на землю, однако, они тают, что делает дорожку к хижине немного скользкой. Гермиона идет очень осторожно, а для того, чтобы отворить переднюю дверь, ей приходится прижать подарок к животу. Как обычно в последнее время, Снейп ждет ее, сложив руки за спиной. Он направляется к ней, когда видит, что она несет, и протягивает руки, словно намереваясь забрать у нее вещь. В следующее мгновение он осознает свою оплошность, и что-то, похожее на ненависть к самому себе, отражается на его лице. Гермионе больше всего на свете хочется протянуть руку и разгладить это выражение. - С Рождеством! – говорит она с наигранной веселостью, а затем приседает и кладет сверток на пол. - Уже Рождество? – переспрашивает Снейп и добавляет: - Это для… - Он качает головой с такой силой, словно пытается избавиться от непрошеной мысли. - Вас, - заканчивает за него Гермиона. Выражение на лице Снейпа можно было бы назвать забавным – рот приоткрыт, глаза выпучены – если бы не его очевидное оцепенение. - Я… - говорит он и издает какой-то сдавленный звук. Он не добавляет больше ничего. - О, - говорит она, глядя на него несколько мгновений; глаза щиплет. Затем она снова произносит чересчур веселым голосом: - Что ж, позвольте мне его распаковать! Она завернула подарок прошлым вечером в ту же оберточную бумагу, что и для Рона, Гарри и всей семьи Уизли, чувствуя себя при этом глупо, потому что понимала: Снейп не сумеет развернуть его самостоятельно. Но ей все равно хотелось внести элемент неожиданности. С помощью палочки она разрезает магический скотч и аккуратно снимает обертку. ________________________________________ Это граммофон, магическая модель. - Смотрите, - говорит Грейнджер со своим обычным энтузиазмом, пока Северус парит рядом, глядя на происходящее. – Я принесла и пластинки… - Она достает их из своей сумочки и увеличивает до натурального размера взмахом палочки. - Я не рискнула уменьшать граммофон: он выглядит таким хрупким, - объясняет она, складывая пластинки одна на другую. Их очень много: и маггловские, и волшебные. Северус узнает Моцарта и «Битлз», а также «Непрощенных» – волшебную группу, которая была популярна в школьные годы Северуса. Грейнджер производит какое-то сложное движение палочкой, и пластинки взлетают в воздух и зависают над граммофоном. - Следующая пластинка, - говорит она, и нижняя из стопки опускается на место. Она продолжает знакомить Северуса с командами для запуска записи, переворачивания пластинки и возвращения ее в стопку на самый верх с тем, чтобы можно было прослушать следующую. - Я знаю, что для заклинаний обычно используют латинские слова, но у меня просто не было времени, чтобы подготовить качественный перевод, - говорит она извиняющимся тоном. Сидя на корточках над граммофоном, она смотрит вверх на Северуса, и эта ее поза делает очевидным округлившийся живот. Смущенный, Северус отводит взгляд. - Все в порядке? – спрашивает она, и прозвучавшая в ее голосе уязвимость заставляет его, сбитого с толку и потрясенного, снова посмотреть на нее. – Как и с книгами, я не была уверена в ваших вкусах, так что просто собрала по чуть-чуть… ну, не всего, но многого. - Мне нравится… многое, - говорит он и прежде, чем успевает отругать себя за глупые слова, она улыбается – широко и радостно, стирая все его мысли. ________________________________________ Однажды она не в силах ничего с этим поделать. На часах еще только восемь, а у нее уже болит спина и ребенок давит на легкие. Прошлой ночью ей не удалось поспать из-за раздражающих схваток Брэкстона-Хикса. «Стресс, - сказал целитель, когда Гермиона пожаловалась на них. – Избегайте стресса и пейте побольше воды». Она поглощает воду литрами, но что касается второго совета, здесь не все так просто. Она говорит: - Я боюсь, что стану плохой матерью. Снейп окидывает ее долгим оценивающим взглядом и ничего не отвечает, что Гермиона расценивает как приглашение продолжать, даже несмотря на то, что он вовсе не имел в виду ничего такого. - Я часто ухожу в работу с головой. Я эгоистична – Рон вечно жалуется на это, и я знаю, что в чем-то он прав, но он хотя бы взрослый и может… Но ребенок… Ребенок не сумеет понять, что, если я забыла приготовить обед, это потому что я зачиталась, а не потому что мне все равно. – Она прижимает ладони к животу. – И даже если Рон и притворяется, что совершенно не умеет готовить, он может сделать себе сэндвич, если проголодается, а ребенок – нет. – Она поднимает одну руку и кладет ее себе на грудь, стараясь унять панически колотящееся сердце. Снейп молчит так долго, что Гермиона начинает подозревать, что он покинул помещение. Она не может посмотреть на него, не может встретить его саркастичный взгляд, который, несомненно, ожидает ее. Затем он говорит: - То, что вы в курсе этого… возможного недостатка, свидетельствует о вашей способности справиться с ним. – Он поднимает руку и неуклюже держит ее в воздухе несколько секунд, а затем снова опускает. – В школе вы были прилежны до отвращения. Примените эту прилежность к задаче материнства, и, не сомневаюсь, ваши страхи окажутся беспочвенными. Гермиона с трудом поднимается с пола и делает шаг к нему, прежде чем вспоминает, что нельзя обнять привидение. ________________________________________ Они обсуждали тот факт, что Гермиона, скорее всего, не сможет какое-то время приходить в хижину после рождения ребенка. Это был довольно странный, сюрреалистичный разговор; Снейп выглядел несчастным, но неудивленным, а Гермиона старалась подавить чувство вины, оставляя ему столько книг, сколько влезло на пол хижины аккуратными рядами. - Удачи, - сказал он неловко и непривычно ласково, прежде чем она спустилась с холма в деревню. Она волнуется за него каждый день, оставшийся до родов, поскольку ей нечем заняться, кроме размышлений и записей времени ее раздражающе нерегулярных схваток. Но затем ошеломляющие эмоции после родов заставляют ее позабыть обо всем, кроме Розы – сладкой, выматывающей и полностью зависящей от нее Розы. ________________________________________ Северус заставляет работать граммофон практически непрерывно, наслаждаясь звуками в иначе тихой хижине. Иногда же, когда его мысли становятся слишком громкими, он резко отдает команду повысить звук до такого уровня, что напор музыки вытесняет из головы все остальное. В последнее время он много размышляет, стараясь читать меньше на случай, если Грейнджер будет отсутствовать дольше, чем они предполагали. Северусу не слишком часто представлялись случаи думать о рождении детей в прошлом, но он в теории знает, что сам процесс и последующее восстановление для некоторых женщин могут оказаться очень тяжелыми. Он старается не думать о том, что она, возможно, и вовсе не вернется – по своему ли решению или из-за того, что, как он понимает, роды порой заканчиваются ужасно. Он также старается не думать о том, что случится с ним, если Грейнджер не вернется. Нет, не если – когда, потому что умрет ли она сегодня, завтра или через сто лет, это, несомненно, произойдет, и он останется один. Северус никогда не стремился к бессмертию – он даже считал эту одержимость Темного лорда нелепой – и его тревожат мысли о том, что он достиг его, сам того не желая. Паника грозит поглотить его, так что он велит музыке играть еще громче. Первый визит учеников Хогвартса во время посещения Хогсмида становится приятным отвлечением. Дети швыряют снежки в окна, отчего снежная каша скользит по стеклам, и подначивают друг друга подойти ближе. Чувствуя склонность к безрассудству, Северус развлекается, издавая замогильные завывания, когда один из учеников оказывается достаточно смелым, чтобы коснуться дверной ручки. ________________________________________ Она возвращается, когда снег начинает таять. Северус слышит хлопок трансгрессии сквозь мягкие мотивы «Канона в ре мажоре» Иоганна Пахельбеля – произведения, которое он игнорировал при жизни за чрезмерную популярность, но к которому обращается все чаще после смерти, потому что оно напоминает ему на том физическом уровне, на который он вообще способен, о ритме человеческого сердцебиения. На мгновение он думает, что это вернулись ученики, но затем дверь открывается, и на пороге появляется она в бесформенной мантии и плаще, прикрывающем плечи, а в перевязи на груди виднеется кто-то очень маленький. - Привет, - говорит она, слегка улыбаясь. - Привет, - отвечает Северус, а затем спрашивает: - Это?.. Губы Грейнджер слегка подрагивают – возможно, в ответ на очевидность вопроса – но она делает шаг вперед, поворачивается так, чтобы Северус мог увидеть маленькое круглое личико с шапкой пушистых рыжеватых волос. - Ее зовут Роза, - не дожидаясь вопроса, говорит Грейнджер. Она слегка покачивается. – Разве она не прекрасна? – вопрошает она, а затем тихо смеется, бросая на Северуса смущенный взгляд, и снова смотрит вниз. – Простите. Раньше я сама ненавидела, когда новоиспеченные родители задавали этот вопрос, потому что новорожденных детей редко можно так охарактеризовать. Северус не может искренне сказать, что младенец, спящий с одним крошечным кулачком, прижатым к его – ее – подбородку, очень привлекателен, но на мгновение он лишает его дыхания, образно выражаясь. ________________________________________ Гермионе всегда легко удавалось жонглировать многими задачами разом, но она обнаруживает, что материнство – это нечто совсем иное. Розой нельзя жонглировать; Роза протестует против того, чтобы о ней заботились по удобному расписанию. Но Гермиона осознает, что Снейп был прав: ее страхи о материнстве не воплотились в реальность по большей части из-за того, что она и не представляла себе, насколько Роза займет ее мысли. Миссис Уизли заверила ее, что по мере взросления дочери и обретения ею независимости интенсивность ее материнских эмоций уменьшится («Хотя, конечно же, они никогда до конца не пропадут, дорогуша, будь в этом уверена. Мысли о ней никогда по-настоящему не покинут твой разум»). Теперь ей несколько сложнее навещать Снейпа, потому что она вернулась на работу. Она проводит обеденные перерывы в Норе, кормя Розу и позволяя миссис Уизли кормить ее саму питательной пищей, поскольку к концу дня она слишком измотана, чтобы пытаться готовить ужин, а результаты попыток Рона, хотя и позволяют утолить чувство голода, редко полезны. Кроме того, Рон теперь старается больше времени проводить дома, позволяя себе лишь пинту с приятелями в пабе после матча, чтобы быть в состоянии встать рано утром на следующий день. Гермиона одновременно тронута его привязанностью к Розе (как бы она ни раздражалась на него, она тает каждый раз, когда находит его качающим дочь, поющим ей волшебные колыбельные, которые миссис Уизли наверняка когда-то пела ему), и возмущена тем, что теперь может лишь раз в неделю после работы ненадолго трансгрессировать к Визжащей хижине. Раздражение, постоянно сопровождающее ее, делает ее беспокойной и резкой, отчего она впоследствии чувствует себя виноватой, потому что что это за жена, которая желает, чтобы ее муж проводил больше времени вдали от семьи? Она проводит в хижине не более пяти-десяти минут, успевая только оставить Снейпу новые книги и пластинки и перекинуться с ним несколькими словами (в основном она что-то болтает, а он отвечает односложно). Она больше не спрашивает, как он провел неделю, потому что однажды Снейп потерял терпение и рявкнул: «Ничего у меня не происходит, Грейнджер!» тоном одновременно смущенным и полным жалости к себе. Иногда ее раздражает и Снейп. Раздражает своей беспомощностью, когда это было последним, в чем его можно было заподозрить при жизни. Ее выматывают эти попытки впихнуть его в свою жизнь, и без того трещащую по швам из-за работы, Розы, Рона, редкого сна, и она порой желает, чтобы он не зависел от нее в такой степени. Но затем она снова чувствует себя ужасно и мучается от чувства вины, потому что… что еще ему остается? Что еще остается ей? Она не может оставить его там в одиночестве, не может. Почти каждую ночь Гермиона засыпает с мыслью, что рано или поздно станет легче. Должно стать. ________________________________________ Однажды утром Грейнджер навещает его, неожиданно появляясь за окном, в которое Северус глядит невидящим взором. Появившись из воздуха, она спотыкается, как будто пьяна или очень устала, качает головой, выглядя при этом раздраженной, а затем отрывисто стучит и заходит. Северус озадаченно наблюдает за тем, как она, топая ногами, заходит в комнату и садится на пол спиной к стене. В руках она держит термос с какой-то дымящейся жидкостью и, отпивая из него, закрывает глаза. - Какой сегодня день? – в конце концов спрашивает он, и Гермиона смотрит на него. - Суббота, - отвечает она, после чего снова закрывает глаза и делает еще глоток из термоса. – Рон на матче под Эдинбургом. Я оставила Розу в доме Гарри и Джинни ненадолго; по мне так у них и без того забот хватает, но поскольку они сами предложили и… - Она умолкает. Северус склоняет голову набок и спрашивает: - И чем же так заняты Поттеры? Она вздыхает. - Ну, разумеется, Джеймсом, - отвечает она, и Северус с трудом удерживается от того, чтобы с отвращением фыркнуть при упоминании о названном безо всякой фантазии сыне Поттера. – И Джинни снова беременна, и Гарри в последнее время совсем загоняли в отделе мракоборцев. – Еще один глоток. – Но, кажется, все это нисколько их не утомляет. Они с радостью взяли к себе Розу, - заканчивает Грейнджер со взявшейся ниоткуда горечью, и Северуc вопросительно приподнимает брови. Грейнджер видит это и корчит гримасу. - Ладно, ладно, я утомлена до предела, - говорит она. - А я и не заметил. - Ха-ха. Она снова делает глоток, и ресницы на опустившихся веках прикрывают круги под глазами. Следующую затем тишину нельзя назвать неуютной, хотя это и не характерно для нее, и Северус раздумывает над тем, что ему следует сказать. Она даже не принесла новых книг – в конце концов, она была здесь всего два дня назад, и уже на протяжении… долгого времени она не посещала его дважды за одну неделю. Он находит странным, что она пришла именно сюда, пребывая в таком настроении и даже не под предлогом доставки новых книг. - Как думаете, почему вы до сих пор здесь? – неожиданно спрашивает она, не открывая глаз. Северус замирает, глядя на нее. - Что-что? - Простите, - говорит она. – Уверена, что спрашивать об этом грубо, и вы не обязаны отвечать (очевидно), но меня мучает этот вопрос с тех пор, как я впервые увидела вас, и я не могу… не могу найти ответа. – Она открывает глаза, но смотрит на ноги Северуса, а не на его лицо. – Все мои исследования наталкивают на мысль о незаконченном деле, и я подумала, что, может, Гарри… Но вы знаете теперь, что Гарри жив, что вы преуспели, но вы до сих пор здесь… - заканчивает она, пожимая плечами – жест извиняющийся, но ее глаза глядят внимательно и ясно. На мгновение Снейп поражен тем, что ее вопрос не оскорбил его. Но он чувствует, что на самом деле она не желает, чтобы он исчезал. Ее интерес вызван жадностью к знаниям, а также, он смущенно подозревает, толикой искреннего беспокойства за него. - У меня нет ответа, - говорит он спустя мгновение. – Этот вопрос и меня очень занимает. - Гарри сказал… Гарри сказал, что у него был выбор. Когда он умер. Вернуться или… двигаться дальше, - нервно произносит Грейнджер, как и каждый редкий раз, когда имя Гарри всплывает в их разговоре. Северус запрокидывает голову и смотрит в потолок. - Да, что ж. Как и многое другое, связанное с мистером Поттером, его смерть была… особенной, - замечает он, а затем, ощутив, как искривились губы, снова смотрит на Гермиону. – У меня не было выбора между жизнью и смертью,- говорит он. Она краснеет. - Простите, я… - Однако, - прерывает ее Северус, - уверен, у меня был выбор «двигаться дальше», как вы выразились, или вернуться в той форме, в которой я пребываю сейчас. – Он поджал губы, пытаясь решить, как объяснить ей то, что, спустя несколько лет обдумывания, он и сам только начинает понимать. – Это было… неосознанное решение, видите ли, и оно было принято мгновенно. Не было времени взвешивать все за и против. Едва-едва, словно полузабытый сон, он помнит, как приближался к чему-то, вернее сказать, мчался к этому нечто с немыслимой скоростью – не к пресловутому белому свету, в который верят магглы, но к чему-то, что он не мог охватить чувствами, чему-то обширному, теплому и ужасающему. И он отпрянул от этого, борясь за свободу, пока не пришел в себя в хижине, глядя вниз на свое пустое тело и чувствуя тошноту, несмотря на отсутствие физической причины для этого. Грейнджер молчит, глядя на него. Ее лицо неподвижно, но пальцы сжаты. - Я много об этом думал, - говорит Северус. Ему отчаянно хочется глубоко вдохнуть, но он лишь закрывает глаза на мгновение, а затем продолжает: - Полагаю, не стоит надеяться, что Поттер не рассказал вам о моей… истории с его матерью? - Э… да, - признается Грейнджер. – Не стоит, то есть. – Она выглядит загнанной в угол – Северусу кажется так всего какую-то минуту, но этого достаточно, чтобы заинтересоваться тем, чего она не договаривает. - Ясно. Что ж. Я и не сомневался. – «Ничего другого от этого эгоистичного выскочки и не ожидал». – В этом случае, полагаю, вы можете представить, почему я не… горел желанием повстречаться с Лили снова – ведь в то время я думал, что только что послал ее сына на верную смерть. – Он рад, что не запнулся на имени Лили, и оно сорвалось с его губ точно так же, как и все остальные. - Ясно, - говорит Грейнджер, нахмурившись. – Но… ну, то есть сейчас-то вы знаете, что Гарри жив. С ним все в порядке, даже более чем в порядке. Так что… - Я. Не. Знаю. Ясно? – цедит Северус сквозь зубы, сожалея, что не может как следует сжать их. Он проносится по воздуху туда-сюда – лучшая замена вышагиванию из угла в угол. – Вы и правда считаете, что если бы нашел способ выбраться из этого… этого… ада, я бы им не воспользовался? – Он разворачивается и зависает над ней, стараясь не обращать внимания на пугающее осознание того, что даже сейчас, зная о судьбе Поттера, не имеет ни малейшего желания встречаться с Лили – ни малейшего желания встречаться вообще с кем-либо, потому что среди мертвых нет ни одного человека, с кем бы его связывали узы дружбы. – Почему вы спрашиваете об этом сейчас? После… спустя столько времени? На мгновение она выглядит уязвленной. - Я видела, как вы погибли, - наконец говорит она, и ее голос кажется хрупким, словно древний пергамент. Северус смотрит на нее, на то, как ее волосы вьются из-за влажности, на ее бесформенную мантию и мешки под глазами, и не знает, что ответить на это. Так что он просто говорит: - Я знаю. Она выдерживает его взгляд, стоя так неподвижно, будто бы от любого движения рассыпалась бы на кусочки. Когда она заговаривает, ее губы еле двигаются. - Мне жаль, - произносит она. Очень медленно Северус качает головой. - Не ваша вина. ________________________________________ - Калдифф снова отверг мой законопроект касательно пикси, - заявляет Гермиона, как только Рон возвращается домой после тренировки. Она помешивает соус для спагетти в горшке, держа Розу на руках; свитки пергамента с упомянутым проектом раскиданы по столу. – Я не знаю, что делать. Он отказывается даже читать его, а я потратила несколько недель на исследования и брожение по лесам в попытках найти хоть одну чертову пикси, чтобы взять у нее интервью… - Могла бы дождаться, пока я переступлю порог, любимая, прежде чем набрасываться на меня с этим, знаешь ли, - говорит Рон. Он останавливается поцеловать Розу в щеку. - Да, прости, прости. – Гермиона слишком энергично мешает соус, так что он разбрызгивается по поверхности плиты. – Просто это такое разочарование – Дэвис и Макдугал постоянно получают одобрение своих дурацких идей, но на то, что является результатом тщательного исследования, у него нет времени… - Она замолкает, заметив выражение из вежливости подавляемого раздражения на лице Рона. – Прости, - говорит она снова. – Как прошел твой день? ________________________________________ Она берет с собой свой законопроект в следующий визит к Снейпу вместе с найденным в магазине подержанных вещей и заключенным в рамку листком, вырванным из старой книги, с рисунками растений, используемых для приготовления зелий и произрастающих на севере Англии. Рамка дешевая и щербатая, но сам листок в очень хорошем состоянии; рисунки также выполнены качественно, и каждый отчетливо подписан. Она вешает рамку возле лестницы, где достаточно света из окна. - Я подумала, что надо немного украсить дом, - говорит она, когда уголки губ Снейпа немного подрагивают, пока он изучает иллюстрации. - В самом деле. Это очень… точное изображение. Гермиона улыбается. - Я тоже так подумала. Неосознанно она опускает взгляд на кипу пергамента в руках, и Снейп вопросительно выгибает бровь. - А это что? - Ох, - отвечает она, вдруг чувствуя себя не в своей тарелке. – Это документ, который я подготовила для работы. Мой начальник не хочет даже взглянуть – говорит, что он слишком многословен и запутан. – Ее пальцы сжимаются на пергаменте. – Он просто идиот. Во всяком случае, ленивый. - Как и большинство людей, - нейтральным тоном заявляет Снейп. – Хотя я припоминаю, что ваши эссе всегда были немного более… развернуты, нежели того требовало задание. Я бы даже сказал, далеко выходили за его рамки. Он снова выгибает бровь, а губы кривятся в подобие ухмылки. Гермиона чувствует, что краснеет. Она практически позабыла учителя Снейпа и то, как презирала его за мелочность и пренебрежение к ее дополнительным вопросам и усилиям, что она вкладывала в выполнение домашней работы. Напоминание оказалось неприятным. - Что такого плохого в углублении в тему? – вопрошает она куда более резким тоном, нежели намеревалась. Снейп мрачно смеется. - Станьте учителем и поймете. – В ответ на ее раздраженный взгляд, он поясняет: - Проверка эссе занимает много времени, даже если ученики придерживаются требуемой длины. Это все вдобавок, разумеется, к непосредственному ведению уроков, патрулированию коридоров, накладыванию наказаний и составлению учебных планов. – Он скрещивает руки на груди. – Меня в ужас приводили ваши эссе, Грейнджер. На них уходило как минимум в три раза больше времени, чем на работы ваших одноклассников. Слезы унижения наворачиваются у нее на глазах. - Прекрасно. Что ж. Это… Да. – Она качает головой. – Я просто… Я с головой погружалась в заданную тему, и мне все казалось важным. – Она вздергивает подбородок. – Детали важны. Они добавляют нюансов и… и… баланса, если можно так выразиться. Как может Волшебный совет принимать решение об уничтожении среды обитания пикси, не понимая причин, заставляющих пикси жить в этих специфических условиях? - И, несомненно, не зная истории каждой разновидности пикси от Корнуолла и до острова Скай, - сухо замечает Снейп. – Грейнджер… не то чтобы детали неважны. Но нужно знать меру. – Он молчит какое-то время, а затем говорит: - Если у вас есть время и желание, я бы мог дать вам советы с точки зрения уставшего до чертиков проверяющего. – С сардонической ухмылкой он разводит руками и добавляет: - Мне как раз нечем заняться. ________________________________________ Когда однажды днем Грейнджер врывается в хижину с триумфальной улыбкой на лице, Северус ничего не может с собой поделать: он улыбается в ответ, хоть и совершенно сбит с толку. А когда она заявляет, что начальник согласился представить ее законопроект на рассмотрение Волшебному совету в следующее заседание, его улыбка становится шире, а в пустой груди расцветает чувство, похожее на удовлетворение. ________________________________________ Это вовсе не измена. Эта мысль все чаще навещает Гермиону в последнее время. Она приходит ей в голову в самые неподходящие моменты: когда она встречается с представителем от гоблинов на работе; когда они с Молли пьют чай на кухне в Норе и наблюдают за тем, как Роза играет на полу со старыми куклами Джини; когда Рон, разбуженный ее бесконечным ерзаньем, успокаивает ее, обняв тяжелой рукой и поглаживая по боку в неловкой со сна ласке. Его плотное тело рядом с ней дает Гермионе некую опору. В присутствии же в ее жизни Снейпа нет ничего плотного, ничего физического. Так что нет, это не измена. Но чувство вины все равно преследует ее. Это просто глупо; обычно ей удается оправдать свой обман, напоминая себе об обещании никому не рассказывать о Снейпе. Рон же далеко не всегда умеет держать язык за зубами, особенно после нескольких пинт, пропущенных с его приятелями по команде, некоторые из которых также учились у Снейпа. Так что у нее просто нет выбора, кроме как молчать. Как правило, она просто не упоминает, где была в перерыве на обед – зачем бы это знать Рону при обычных обстоятельствах? – но время от времени ей приходится привирать, намекая на исследования, и вот тогда это все кажется ей… неправильным. Странным. Необходимым, но странным. ________________________________________ Время течет бурным потоком, и однажды Грейнджер с радостью сообщает ему, что Поттер назвал своего новорожденного сына в честь Северуса, который не преминул громогласно высказать все, что он думает о глупости «Спасителя». Тот, в чью честь также назвали несчастного ребенка, c самодовольным видом молча наблюдает со своей половой доски. - Идиот назвал сына в честь двух сумасшедших, - с отвращением заявляет Северус. - Вы не сумасшедший, - возражает Грейнджер. - Разве? Я достаточно уверенно двигался к этому. – Пауза. – До… вас. Ей нечего ответить на это скудное заявление, хотя кончик ее левого уха, видимый через пряди волос, становится розовым. Ее второй ребенок рождается через несколько лет после первого, и Снейп снова вынужден выносить ее отсутствие после того, как мальчик появляется на свет. Она приносит его с собой, как и дочь когда-то, и Северус с каким-то странным собственническим чувством замечает, что ребенок, в отличие от сестры, ни в чем не похож на клан Уизли. Его голова покрыта шапкой темных кудрей, а его рот в точности такой, как у его матери.