Зарница

— Нам нужна пятая девочка. Юль, ну, чего ты? Не выручишь отряд? — нависал над ней длинной фигурой их вожатый Антон, в руках у которого ярко-голубым пятном висела косынка. Её-то Антон и вознамеривался Юльке на плечо повесить. Юля спокойно относилась к спорту, ходила в школьную секцию по волейболу, отстаивала честь отряд в пионерболе, почти никогда не отлынивала от ежеутренней лагерной зарядки, но эстафеты она ненавидела всеми фибрами своей души. А «Весёлые старты» на сегодняшний момент занимали почётное первое место в списке ненавистных ей вещей. За спиной Антона маячила Маша с точно такой же голубой повязкой на плече. По одному взгляду на её нахмуренные брови и плотно сжатые губы становилось ясно, что сему факту девочка отнюдь не рада. Зато Лема, стоящая неподалёку, аж светилась своей привычной лучезарностью. — А Лема почему не может? — спросила Юля. Она, конечно же, простила подругу сразу же после той злополучной линейки, но сейчас решила не терять шанса немного подгадить юной свахе. Будет знать, как сводничеством заниматься. — У неё дела эти ваши, женские, — буркнул Антон, незаметно делая ещё один шаг к Юльке и настойчиво протягивая повязку. Юля попятилась от него и сложила руки на груди, готовая обороняться до последнего. Несмотря на то, что Лема присвоила себе единственную стопроцентную отмазку. — Антон, ну я в этих эстафетах совсем плоха. Может, не надо? — она сама не заметила, как начала упрашивать. — Я вас только назад тянуть буду. — Знаешь, что? В спорте главное что? — наседал Антон, чувствуя, что девочка вот-вот сдаст. Он старался улыбаться широко, ободряюще. Широко-то, может, и получалось, даже отлично получалось, но вот со вторым проблемы. Юлю этот широкий оскал, вкупе с круглыми глазами навыкате и лысой черепушкой, скорее пугал. — Что? — жалобно протянула она, делая ещё один шаги упираясь спиной в стену. — Думаешь, победа? — наступал вожатый. — А вот и нет! Главное — участие! Так что поучаствуй, Юль, не будь заразой. Он закончил свою речь почти вплотную к ней, помахивая своим голубым знаменем у самого лица. Юля обреченно вздохнула и сдалась. Она ненавидела эстафеты. Но к большому футбольному полю вместе с отрядом плелась уже с повязкой на плече. Зато Лема, которая всё ещё чувствовала себя слегка виноватой, заплела ей пышные кудри в два толстых колоска, которые смешно подпрыгивали за спиной от каждого шага. От этого стало хоть немножечко радостней, от этого, а ещё от того, что рядом шагала всё такая же хмурая, но всё же чуть повеселевшая Маша. Мучиться вдвоём уже не так обидно. На поле они и ещё четыре команды соперников выстроились затылок в затылок друг другу, мальчики чередовались с девочками. Так что Юлю с Машей разлучил длинный Колян, которого чуть ли не силой заставили участвовать в этом празднике жизни. Лема же отправилась на зрительские места, которые представляли собой чрезвычайно низкие и неудобные скамейки, всё время норовившие упасть в траву. Когда немногочисленные зрители наконец расселись, а команды стройными рядами уже устали ждать старта у грязно-белой линии, которую наспех намалевали краской прямо по земле за пять минут до их прихода, именно в этот момент внезапно на поле воцарилась тишина, которая обозначила скорое начало. Толстый физрук поправил вечно сползающие с него треники, задумчиво почесал редкую рыжую бороду и взял в руки микрофон. Однако и тут всё пошло не так гладко, микрофон издал какой-то странный шипящий звук и перестал выполнять своё прямое предназначение. Но подростки всё рано смогли расслышать громкое и заковыристое матерное ругательство, которое изрёк из себя физрук, прежде чем передать сломавшийся предмет электроники лохматому лагерному диджею. Произошла заминка. Диджей носился с микрофоном и проводами от своего стола к колонкам и обратно. По мнению Юли, в этих его побегушках не было ровным счётом никакого толка. Но её никто не спрашивал, как и двести присутствующих здесь человек, которые были вынуждены жариться на палящем послеобеденном солнце. За те два дня, что прошли с той самой злополучной линейки, на которой Юлька выяснила, что выросла круглой идиоткой, западающей на несуразных вожатых, она успела принять решение совершенно точно, окончательно и бесповоротно выкинуть Дениса из головы. А ещё успела привыкнуть выискивать его глазами на каждом мероприятии. Первое со вторым никак не сочеталось, но ей было пятнадцать, а потому можно ей простить небольшие логические несостыковки в поведении. Этим она сейчас и занималась, выглядыванием, хоть и знала, что вряд ли отыщет его среди присутствующих. «Весёлые старты» для старших отрядов проводились в последнюю очередь, после полдника, младшие и средние отстрелялись ещё до обеда. А ещё за эти два дня Юля выяснила, что, оказывается, все вокруг неё знали вожатого Дениса, одна она, дура набитая дальше своего носа ничего не видела. Оказывается, вожатый Денис был одним из тех вожатых, которые не выгоняли старшаков из курилок, а даже курили с ними вместе и водили дружбу. Оказывается, вожатый Денис был, как выразился Никита, сидя как-то в столовой, «отличным парнем». Юля сидела в этот момент вместе ним за одним столом, и ей почему-то захотелось воткнуть своему товарищу вилку в глаз причём, не дав возможности выбрать альтернативу. «Отличный парень» нашёлся около тучной фигуры главного физрука. Тот как раз прокашлялся и начал вступительную речь, вещая без микрофона. Именно из этой речи покрасневшего от потуг физрука Юля и узнала, что «отличный парень» вожатый Денис будет одним из сегодняшних судей. В этот момент ей показалось, что помереть от солнечного удара не такая уж плохая идея. Юля ненавидела эстафеты. Она пропустила весь остаток вступительной речи, выбирая самые изящные способы самоубийства прямо посреди большого футбольного поля в окружении толпы подростков, даже не заметив, как дали старт, благо предсмертный стон Коли вернул её в реальность. Справлялась их команда весьма средненько, они спотыкались, переругивались и безбожно тупили, только их бессменный капитан светился энтузиазмом на пару с вожатым. Антон подбадривал отряд, как мог, бежал рядом с каждым, давая советы и орал что-то на ухо. Странные были у него представления о поддержки, по мнению Юли. Он его не слушала, у неё были задачи посерьезнее. Всеми силами девчонка старалась не смотреть в сторону судей, не помереть раньше времени от жары и смущения, а ещё попытаться не навернуться на глазах у всего честного народа. Правильное выполнение условий эстафет в этом списке не затесалось. Под конец мероприятия их опережал первый и четвёртый отряды, но по сравнению с черепашьим третьим у них всё было отлично, основную же конкуренцию составлял пятый. Так что третье место могли вполне себе урвать. Когда до конца сего спортивного торжества оставалось всего ничего, произошла очередная заминка: вожатая третьего отряда решила, что её отряд несправедливо засуживают, и отправилась скандалить в сторону судей. Воспользовавшись внезапным перерывом, Юля уселась прямо в пыль утоптанного поля, не в силах доковылять до скамеек. Земля вдруг показалась очень мягкой, тёплой и в целом комфортной, Юля даже задумалась о том, чтобы лечь, свернуться в комочек и больше никогда не вставать. Лема же, добрая душа, притащила заранее приготовленные запасы воды, которые их команда теперь активно поглощала. Сама же девушка обмахивала изрядно вспотевшую Машу каким-то лопухом и приговаривала: — Ну, ничего, ничего, чуть-чуть осталось. Помнишь, как мы год назад в дождь бегали? По колено в грязи? Вот тогда тяжело было. А сейчас-то чего? Ну, жарко немного. Маша посмотрела на неё испепеляющим взглядом, но промолчала, предпочтя вместо этого присосаться к дошедшей до неё бутылке с водой. Рядом с ней, казалось бы, вечно неунывающий Никита надиктовывал флегматичному Гене завещание. Последний лишь тихонько ухмылялся: сам-то избежал сего мучения. Колян же повалился рядом с Юлей и громко застонал: — Моё нежное тело не приспособлено к таким нагрузкам. Нет, нет, не для этого меня маменька рожала. — Курить меньше надо и на зарядку каждый день выходить, а не тогда, когда твоя левая пятка захочет, — комментировал его стенания Антон. Он чувствовал, что просто обязан вернуть команде волю к победе. Бедный Антон не знал, что нельзя вернуть то, чего никогда не было. — Если поднажмём, второе место у нас в кармане! В этот момент их суперактивный капитан с ярко алыми щеками подбежал к ним и привычно залебезил: — Правильно. А ну-ка, поднажмём, пацаны! Постройся! Юля посмотрела на его какое-то почти детское личико со светящимися голубыми глазками и решила, что придушит его ночью подушкой. Спорт всегда будил в ней какую-то скрытую агрессию. Всё же, Юля ненавидела эстафеты. Перерыв закончился так же быстро, как и начался: разъярённую вожатую успокоили и отправили восвояси. Никита даже не успел додиктовать завещание, а до Юли так и не дошла ни одна бутылка с водой. Остатки боевого духа в команде поддерживал лишь тот факт, что до конца данного спортивного мероприятия оставалось каких-то две эстафеты. Следующее их мучение заключалось в том, чтобы встать как бы на четвереньки только животу кверху, положить на этот самый живот мяч, и такой вот каракатицей доковылять до ярко оранжевого конуса, там уж встать и с мячом в руках добежать до команды, дабы передать его следующему. Форменное извращение. Когда очередь дошла до Юли, она спокойно приняла мяч из рук запыхавшегося Коли, так же совершенно спокойно приняла нужную позицию и поползла. Как ей казалось, вполне бодренько. Почти не слыша крики болельщиков и стараясь полностью сосредоточиться на своей весьма неустойчивой ноше, она преодолевала метр за метром, пока ею не была совершена фатальная ошибка. Решив, что справляется она вполне недурственно, девушка обратила своё внимание на соперников, и (о, ужас!) все они опережали её. В этот самый момент она прибавила ходу, неудачно качнув бёдрами. Это и привело к неизбежному: мяч не стерпел такого надругательства и покатился с её живота. Дальнейшие события происходили явно в каком-то совершенно ином измерении, где время текло каким-то другим, незнакомым Юльке способом. Потому что всё происходило одновременно медленно, как в кино, когда на экране разворачиваются какие-то невероятно эпичные события, и в тоже время быстро, будто сорвавшись с цепи. Сначала она, словно в замедленной съёмке, наблюдала за тем, как этот сине-жёлтый паршивец катится прочь, в кусты, продолжая стоять, раскорячившись посреди дистанции. «Чёрт, чёрт, чёрт» — пронеслось в голове, а потом все мысли в миг из этой головушки исчезли, оставляя за собой звенящую пустоту стыда. Красная как рак, не слыша ничего вокруг, Юлька медленно встала, оглядываясь по сторонам. Все звуки окончательно куда-то исчезли, все крики, свистки судей, голос Антона — всё пропало. А она стояла и молча наблюдала, как мяч катиться всё дальше и дальше, пока тот не исчез где-то в зелени. Как вдруг в эту звенящую тишину не прорвался недовольный возглас Серёжи-капитана: — Ну, всё, теперь-то точно проебём. И вместе с этим возгласом одной огромной лавиной на Юлю обрушились все остальные звуки, вновь вокруг неё зажила толпа, заговорили люди. И было это так громко, что чуть не оглушило. С этой же секунду время сорвалось вперёд, дальше всё происходило на каких-то сверхъестественных скоростях. — Юлёк, не стой, Юлёк! Беги за мячом, я не могу — правила, — донёсся взволнованный голос Антона. И Юля побежала. Смотрела прямо, чётко в траву, ведь главное не оборачиваться, как в том мифе. Греческом, кажется? И чего она его вспомнила? Но не оборачиваться. Когда мяч в руках оказался, она чутьём поняла, что за время её похождений, все команды почти закончили эстафету. Теперь точно они будут в самом хвосте, а всё из-за неё. Не оборачиваться, не смотреть. Обернулась. Только не на команду. Нет. На судей глянула. Те на неё даже не смотрели, были заняты другими участниками, которые хотя бы не сошли с дистанции. Кроме одного. Денис же стоял, ухмылялся и поглядывал на неё, а потом улыбнулся широко-широко прямо ей, точно ей, через всё поле. «Не грусти, Юля». И вдруг посреди пыльного, высушенного до трещин футбольного поля Юля почувствовала еле уловимый, но узнаваемый свежий запах яблок и предзакатного леса и улыбнулась в ответ. А Денис кивнул и махнул головой в сторону дистанции. Давай, мол, не тормози. «Чёрт с ним, я вообще идти не хотела. Проебём — так хоть красиво» — решила Юля, выпрямилась, подбородок повыше задрала, медленно и торжественно дошла до поля, присела, аккуратненько мяч на живот возложила и поковыляла. Теперь уж точно не уронит. Чего уж тут? Ковыляла уже одна, все закончили. Но ей как-то было уже плевать. Какое-то врождённое упрямство вытеснило изнутри всякое стеснение. Она сейчас костьми легла бы, но эстафету закончила. — Юля, давай! Юля! Юля! — заорала в тишине Лема, подскочив с места. Юля этого видеть не могла, но слышала. И сейчас бы точно не стала злиться. Наоборот бы, расцеловала в обе щёки эту дурёху с глазами-пуговицами. Лемины крики тут же подхватил Гена. Тоже тот ещё засранец, но хороший же. Хоть и не хотел Юльку целовать. От поддержки друзей улыбка на лице Юли стала ещё шире, а решимость зацементировалась внутри, не давая сдаться. Вскоре уже весь второй отряд, как оголтелый, орал её имя, перекрикивая всех остальных болельщиков. Кричали ребята так громко, что скоро вообще стало слышно только её имя. Но всё же Юля смогла расслышать, когда ползла мимо судей, как старший физрук тихо пробормотал: — Давай, малая, ещё чуть-чуть осталось. Юля не помнила, как она закончила эту треклятую эстафету и как бежала следующую. Всё это время в голове раздавалось только собственное имя, а перед глазами сияла широкая улыбка «отличного парня» вожатого Дениса. Следующее мучение оказалось последним, их команда стояла на солнцепёке, измученная, и ждала оглашения результатов. Позади Юли стояла Лема и крепко обнимала её за плечи, а та меж тем снова рыскала глазами в поисках Дениса. И, как всегда, нашла его. Он вновь стоял у толстого физрука и что-то нашёптывал ему в ухо, даже не глянул её сторону. Стало вдруг как-то совершенно по-детски обидно. Почему он не смотрит? Она же, вон, какая молодец. А он не смотрит. Дурак. Они заняли почётное четвёртое место, всё же обогнав черепаший третий отряд с истеричной вожатой. Затем началось индивидуальное награждение. Номинации было три: самый ловкий, самый быстрый и лучший капитан. Самой быстрой стала девочка из первого, а вот остальные две номинации получил их Серёжа, за что помимо грамот ещё и заслужил поцелуй в щёку от Лемы. Щёки его после этого запылали ещё жарче, хотя казалось бы. Под конец награждения физрук прокашлялся во внезапно заработавший микрофон, чем чуть не оглушил всех присутствующих, задумчиво почесал рыжую бороду и начал вещать: — В этом году, вернее… смене. Судебная коллегия общим решением решила, то есть, ну вы поняли, ввести новую номинацию. Как вы знаете, в спорте главное далеко не победа, куда важнее это железная воля, внутренняя дисциплина и воля к победе. Не сдаваться, несмотря ни на что, как говорится. «Нет, нет, нет, только не это», — успело пронестись в голове Юли как раз перед тем, как тот продолжил: — Поэтому в новой номинации «Боец» побеждает Попова Юлия из второго отряда! «Твою-то мать», — подумала Юля. *** Всего через четверть часа Юля уже сидела на бревне и обмахивалась своей грамотой, стараясь не вспоминать те позорные мгновения, когда она под пристальным взглядом пяти отрядов шагала за ней через всё поле. После соревнования их компашка, прихватив с собой Серёгу, зашкерилась недалеко от поля, дабы покурить. Место тут было славное. Небольшой кустарник скрывал ребят от мимо проходящих людей, а высокие сосны расступались, образовывая некую полянку, усыпанную ковром из мягких иголок. Здесь было хорошо, тихо и главное — свежо. Ребята подустали и почти не разговаривали, вяло затягиваясь сигаретами. Машка и вовсе задремала на плече у Никиты. — Когда там ужин? Жрать хочу — помираю, — вяло поинтересовался Коля. — Ещё часа полтора, — отозвался Гена, который единственный из них не курил, но упорно посещал каждый перекур. Тот ещё пассивный курильщик. — - А жрать-то реально охота, — Никита говорил тихо, чтобы не потревожить Машу, но она уже заинтересованно приоткрыла один глаз. — Может, в бар? Я угощаю, — внезапно расщедрился их капитан. Баром называли магазинчик на территории, в котором продавались различные плюшки и сладости, одобренные для продажи в детском лагере, ещё там подавали чай/кофе, а в соседней комнате располагался бильярд, за небольшую денежку старшие отряды имели право поиграть часик другой. С баром же магазин роднило только некоторое подобие барной стойки и пара столиков. От такого предложения было грех отказываться, ребята взбодрились и засобирались к выходу из их закутка. Одна только Юля не спешила вставать, ей было банально лень двигать своими чреслами, которые ломило от усталости. — Жена моя, а ты чего не с нами? — опомнился Коля у самого выхода на дорогу. С того случая за игрой в «Правду или действие» он только так её и величал, а она ему подыгрывала. — Я догоню, ненаглядный мой. — О, Ден! Курить? — Серёжа столкнулся на выходе с их недавним судьёй. Каким-то странным образом все вокруг Юли знали о вожатом Денисе. Все, даже краснощёкий Серёжа. Одна она, дура несчастная, ни о чём не подозревала. — Нет, вас, балбесов, разгонять, — сострил в ответ Денис. Ребята, хохоча, один за другим скрылись. Денис же встал напротив Юли, закурил с хитрым прищуром. Та поёжилась, чувствуя, как по телу мимолётно прошла волна уколов тысячи маленьких иголочек, как бывает, когда отсидишь ногу или отлежишь руку. Стало вдруг очень сложно дышать, сидеть и вообще существовать. — Боец, — протянул он, затягиваясь. Румянец у Юльки был всегда яркий, но сейчас он с какой-то особенной силой обжёг щёки. — Это всё ты? Да? — Чего я? Ничего я, — он попятился с сигаретой, зажатой между пальцев, поднимая руки ладонями к девчонке. — Не ври. Это всё ты, засранец, — Юля вскочила, в один шаг оказалась впритык к парню, как-то совсем позабыв, что перед ней вовсе не её ровесник. — Я бы попросил без оскорблений. Виктор Витальевич принял полностью самостоятельное решение, я просто намекнул, что введение новой номинации… -Намекнул, значит? Говна кусок, — не дала она ему договорить, а он только смотрел на неё, улыбался, так широко, что казалось, будто улыбка сейчас ещё немного растянется да и треснет на лице. Юля же заметила, что, несмотря на все её возмущения, она тоже улыбалась. Вот дура-то. Может, потому, что дурой была, она не сильно толкнула Дениса в плечо. Нечего тут стоять и улыбаться, тоже мне. — Эй! Без рукоприкладства. Я вообще-то вожатый! — Ах, вожатый… Юлька ударила раскрытой ладонью, потом ещё и ещё. Он же только ржал как конь, подставляя под удары спину и плечи. Невыносимый. Вот, как объяснить ему, что-то, что он вожатый, и было основной проблемой? За это и получал, собственно. А ещё за то, что Юля от каждой его улыбки удар сердца, кажется, пропускала, а оно потом, будто в отместку, нагоняя, начинало биться так сильно, что девочка дышать забывала. Вот за это всё и получал, паршивец. Грамота белым листом взмыла в воздух и плавно опустилась на ковер из иголок у них под ногами. Теперь несчастного «хорошего парня» колошматили уже двумя руками. — Так. Женщина, хорош. Больно вообще-то, — он развернулся к ней передом, бросив сигарету под ноги. Затем расставил широко руки и обхватил девушку вокруг плеч, прижимая её руки к туловищу. Для этого манёвра ему пришлось нелепо присесть, всё же Юля ростом не отличалась. И они оказались лицом к лицу. Очутившись в ловушке из плотно сцепленных рук, Юля дёрнулась один раз, но безрезультатно, держал он крепко. Крепко-то, крепко, но парень был худой, жилистый. Захотела бы, легко выскользнула. Только она не хотела. Вот оно как, когда вроде бы отбиваешься, но не хочешь, чтобы тебя отпускали. — Пусти, — Юля ещё раз трепыхнулась приличия ради. — А бить меня будешь? — Обязательно. — Значит, не пущу. Юля не знала, что на это возразить. Мысли в очередной раз за сегодня пропали из головы, оставив там место только какому-то комку смешанных эмоций и чувств. Они стояли там в каком-то подобии объятий под широкими кронами сосен, укрытые кустарниками от посторонних глаз, пока Юля осознавала тот факт, что оказалась прижатой всем телом к «отличному парню» вожатому Денису. А потом обнаружила, что лицо его вот, совсем близко, в сантиметрах каких-то. Так близко, что можно рассмотреть шрамик от ветрянки под глазом, щетину на вытянутых щеках или легкую испарину пота на висках. Смотреть на него было невыносимо, хотелось взгляд куда-то отвести, спрятать или самой спрятаться. Вот, хотя бы за тем бревном. Она бы даже зажмурилась, но это значило проиграть. Кому проиграть? Во что проиграть? Да чёрт его знал, а она лично понятия не имела, просто проигрывать не привыкла, вот и уставилась куда-то чуть правее чужого уха в столб дерева, словно бы это не сосна, а невидаль какая за его спиной выросла. — Значит, жена, да? Денис же без зазрения совести её разглядывал, она это всем телом чувствовала. От того так горячо становилось, будто по венам горячий вязкий мёд вдруг потёк вместо привычной жидкой крови. — Жена, да. Тебе-то какое дело? — Интересно получается. Юля взгляд от дерева отлепила, глянула быстро из-под ресниц, а потом сразу же обратно. Интересно ему. Наглец. Незаметно для себя она вдруг обмякла, дрогнула и расслабилась. Бить больше никого не хотелось и вырываться тоже. Только бы постоять так ещё чуть-чуть. Но внезапно он её отпустил. Кольцо из рук пропало, будто его и не было никогда. Сделалось как-то зябко и неуютно. И вновь он стал её выше, дыхание своё в волосы ей запустил, где оно запуталось, спряталось в кудряшках и думать не давало. — У тебя косички растрепались, — Денис руку протянул, кудряшку за ухо заправил, а Юля всё ещё толком не дышала, но продолжала с прежним интересом разглядывала сосну. — Боец, — повторил он, задержав пальцы у неё в волосах. Надо было бы что-то сказать, но в голову ничего не лезло, совсем ничего. И как другие девчонки с этим справляются? Вот Лема бы точно молчать не стала, нашла бы, что ему сказать. Дрогнув ресницами она, наконец, отвела глаза от оранжевого ствола, голову подняла и робко взглянула, готовая сразу же взгляд отвести. Только он зацепился за улыбку. Улыбка была хитрая, но красивая, тёплая, захотелось улыбнуться в ответ, что Юля и сделала. — Юль, ты идёшь или нет? –откуда-то из кустов раздался оклик Коли. Юле же показалось, что её и вовсе из другого мира зовут. А Денис резко руку убрал, отошёл на шаг назад, по сторонам оглядываясь, будто их могли застукать на чём-то действительно неприличном. — Муж зовёт? Она спохватилась, встрепенулась и, не глядя на Дениса, перепуганным зайцем убежала, стараясь не оглядываться, как тогда, на поле. *** До конца дня Юля себя корила, что вела себя как дура, представляя раз за разом, что надо было сказать, как себя повести. Но зато обманывать себя перестала, признав, что этот несуразный Денис плотно в её голове застрял, можно сказать, что поселился, обжился и корни пустил. А Денис постоял пару минут под соснами рядом с покинутой грамотой. Он подумал о чём-то своём, привычно проклиная практику в детском лагере, но уже по совершенно новой причине. Кстати, грамоту эту Юля обнаружила парой часов спустя у себя на кровати, когда её соседки начали наводить марафет к дискотеке. Она подняла её, покрутила в руках. Как он кровать-то угадал? А потом оглянулась на своих подруг: Лема чёрным карандашом подводила глаза, стоя впритык к единственному в палате зеркалу, а за её спиной крутилась Маша, сооружая на голове модный нынче начёс. Юля молча подошла к тумбочке, на которой кто-то из них оставил пузатый флакон туши, взяла его в руки вместо листка бумаги и задумчиво спросила: — Лем, а переплетёшь мне колоски? А то они растрепались. — Да, да, Юль, сейчас закончу. Подожди, милая, — она даже не обернулась, всё внимание было приковано к чёрной линии, которая упорно шла не так, как надобно. А вот Маша краем глаза тушь в руках подруги приметила, ухмыльнулась себе под нос, но промолчала.