«Нам всё разрешено, но в должной упаковке при нашей-то сноровке нет проще ничего! Вот главный наш закон — во всём нужна манера, правильная мера, определённый тон…»
ария «Вечер у княгини Бетси», мюзикл «Анна Каренина», 2016
Женился Алексей Александрович достаточно поздно, будучи немолодым человеком в средних летах. К тому времени Каренин уже успел получить должность губернатора и со свойственным рвением и усердием принялся заниматься благоустройством вверенной ему территории. На нового «хозяина уезда» обратила своё пристальное внимание одна из влиятельных и богатых губернских дам — мадам Облонская. По обычаям светского этикета она пригласила Каренина к себе на приём. Умная, наблюдательная, хитрая она сразу же разглядела в нём перспективного государственного деятеля. В голове мадам моментально сложился замечательный план, как половчее окрутить видного чиновника и свести его со своею племянницей. Её необычайно обаятельной и очень миловидной родственнице всё никак не удавалось надёжно устроиться в жизни. Амбициозную тётку такое положение вещей категорически не устраивало. Ей не хотелось быть смешной и нелепой. Наоборот, тщеславной женщине очень хотелось шумной и красивой свадьбы, хотелось похвастаться пышным торжеством перед знакомыми и подругами, да и Анне уже давным-давно пора было выйти замуж. Облонская не первый год изучала уездных кавалеров, присматривая для племянницы достойную партию, а тут рыбка сама плыла к ней в руки. Грех не воспользоваться. Ну, а любовь? А если повезёт, любовь, может, придёт сама собой. Стерпится — слюбится, как говорится. В великосветском обществе существовала давняя традиция выводить девушек и юношей в свет. В первую очередь их обучали тонкому искусству кокетства и флирта. Завсегдатаи «салонов» хорошо знали, что самый главный обычай светских балов — соблюдение приличий. Важно, чтобы любое действие было подано в правильном виде, принятом в этом узком кругу. Алексей Александрович был далёк от великосветских «кружков» и посещал такие приёмы скорее вынужденно, так как занимал видное положение в обществе. Юность свою он провёл в кропотливой учёбе и упорной работе, поэтому всех тонкостей «закулисного» этикета, принятого в этой среде, попросту не знал и довольно быстро попался на удочку старой барыни. Ничего не подозревающий губернатор с удовольствием принимал знаки внимания от сладко улыбающейся Облонской и заглядывал к ней по вечерам на чаепитие. Стараясь создать видимость комильфо, барыня зазывала на свой приём и других видных представителей уезда, но главной её целью было — заинтересовать Каренина своей подопечной. Она отправляла Анну к гостям наливать чай, старательно инструктируя её, как правильно вести себя, как занять Каренина разговорами и обратить внимание на себя, но Алексей, наконец-то сориентировавшись в непривычной для себя обстановке, завёл интересный разговор с чиновниками из земства и судебной канцелярии. Витиеватых манёвров девушки Алексей Александрович так и не понял и должного внимания не проявил. Облонская-старшая была немного разочарована и раздосадована поведением гостя, но от своей идеи не отступилась и с ещё большим усердием продолжила плести свои «сети» вокруг намеченной «жертвы». В столице было принято наведываться друг к другу с визитами, однако сам Алексей Александрович, окунувшись с головой в служебные дела, ещё не успел обзавестись в Москве знакомствами, поэтому редко куда-нибудь выходил. В инициативности мадам Облонской он не усмотрел ничего странного или предосудительного. У неё в доме собирался весь свет московского бомонда, и ходить к ним было модно. Алексей надеялся поскорее наладить полезные связи с аристократической элитой и утвердиться в их кругу. Дело было не только в петербургских привычках и установлении служебных отношений. Каренину была симпатична обстановка, царившая в доме светской львицы: ненавязчивое ласковое внимание влиятельной барыни, домашний уют, интересные собеседники. Посчитав, что уже достаточно времени уделила формальным любезностям, Облонская перешла в активное наступление. Внимательно наблюдая и слушая разговоры нового знакомого, она успела хорошенько изучить характер Алексея Александровича. Подметила его исключительную порядочность и честность, а наведя несколько дополнительных справок и окончательно составив своё мнение о нём, быстренько сообразила, каким именно образом можно надавить и окрутить холостого чиновника. Через своего доверенного представителя она убедила Каренина, что своими частыми посещениями их дома он попросту компрометирует незамужнюю девушку перед знакомыми и двором. Поэтому теперь по человеческому и церковному закону, он просто обязан взять её в жёны. Такое заявление со стороны семьи Облонских для Алексея Александровича было большой неожиданностью. Он даже и представить себе не мог, что его вполне невинные визиты каким-то образом могут обернуться против него. Столь скорая свадьба в планы Каренина не входила. В принятии таких важных решений он не привык спешить, поэтому и колебался. К тому же, чиновник всеми силами души был увлечён новой работой и сейчас не был готов полностью отдавать своё время и силы семье. Нужно было тщательно взвесить все доводы «за» и «против», поэтому дать окончательный ответ сразу он никак не мог. Упрямое, напряжённо отрешённое выражение лица губернатора не предвещало ничего хорошего. Чтобы ускорить принятие единственно верного решения для семьи Облонских, посланник барыни решил «дожать» Алексея Александровича более вескими аргументами. После красочного описания ситуации с Анной он разъяснил Каренину, что и ему самому «светят» крупные неприятности в московском обществе, и это наверняка негативно скажется на его карьере. Слушая складную речь визитёра и судорожно пытаясь разобраться с потоком информации, так неожиданно свалившейся на него, Алексей запутывался всё больше и больше. Устало вздохнув, он нервно потёр длинными пальцами переносицу и растерянно заморгал. Ему стало как-то неуютно от того, каким именно образом повернулся этот не слишком приятный разговор, почувствовал, что на него оказывают давление, и это начинало нервировать. Пообещав ещё раз хорошенько подумать над сложившейся ситуацией и позже дать окончательный ответ, Алексей Александрович торопливо выставил настырного ходатая барыни за дверь. Ощущение тревоги не покидало его. «Западня? Чушь! Да быть такого не может! Кому это может быть нужно? Просто надо взять паузу, посмотреть на происходящее со стороны, и, может, тогда найдётся какое-нибудь правильное решение». Слухов и сплетен на новом месте ему совершенно не хотелось. Нет, он не собирался увиливать от ответственности, хотя при своих связях и влиянии мог бы найти способ выйти сухим из воды. Просто хотелось во всём разобраться. Заглянув на кухню, он попросил принести ему в комнату чаю. Дождавшись, когда за слугой захлопнется дверь, Алексей Александрович уселся в кресло и, задумчиво поглядывая на весёлые искорки в камине, принялся осторожно потягивать горячий напиток. Немного успокоившись и привычно разложив инцидент по полочкам, Каренин ещё раз спокойно обдумал слова барыни. Получалось, что частые визиты в дом к незамужней девушке светским обществом воспринималось как сигнал к сватовству. В конце концов, Алексей пришёл к выводу, что, видимо, сам виноват, раз допустил такую ситуацию, а если так, то и отвечать теперь ему. Значит, он просто обязан жениться на Анне. К тому же, Алексей припомнил, что Анна Аркадьевна была в общем-то вполне симпатичной девушкой, и если бы он хоть раз отвлёкся от обсуждения служебных дел, то давно бы сам обратил на неё внимание. Ну, а теперь, раз сама судьба распорядилась именно так, то почему нет? Положение в обществе, должность и жалование позволяли ему сделать такой серьёзный шаг. Другое дело, что свою личную жизнь он уже давно привык отодвигать «на потом», наивно полагая, что всё как-нибудь само собой образуется. Иногда ему казалось, что он и вовсе не приспособлен к семейным узам. Его намного больше тянуло к государственной деятельности. «А может, лучше и не жениться вовсе, чем уделять внимание семье урывками и впопыхах?» — продолжал рассуждать Алексей Александрович. «Ведь это не честно по отношению к родным людям». Хотя, с другой стороны, оставаться в полном одиночестве ему тоже не хотелось. Что же, пусть эти вопросы разрешатся именно так: заботами барыни Облонской. Устав от своих метаний, Каренин решил отпустить ситуацию и согласиться на все выдвинутые условия.***
После свадьбы Алексей Александрович пребывал в состоянии некоторой растерянности. Дали о себе знать плоды сурового воспитания дяди-опекуна — закоренелого холостяка и трудоголика. Начав жить семейной жизнью, Алексей вдруг обнаружил, что он и понятия не имеет, как теперь подступиться к молодой жене. Привыкнув во всём равняться на неоспоримый авторитет покойного дяди, Каренин невольно копировал его стиль поведения не только на службе, но и в повседневной жизни. Принцип «чем меньше женщину мы любим, тем больше нравимся мы ей» он также позаимствовал у него. В его общении с Анной нет-нет да проскальзывали высокомерно насмешливые нотки. Постепенно, привыкнув к своему новому статусу, Алексей Александрович всё-таки смог отыскать в себе тёплые чувства и искренне полюбить Анну. Он постарался отдать ей всю силу своих эмоций, на которые был способен, но таких же ответных чувств от жены так и не дождался. Алексей Александрович от природы был человеком очень добрым, но немного рассеянным и оттого многим казался чудаковатым. Целиком уйдя в свой внутренний мир, в свои мысли и проблемы, он мог подолгу ничего не замечать вокруг — привычка, выработанная годами одиночества. В такие минуты он был похож на холодную несуразную мраморную статую, которой восхищаешься издалека, но подойти ближе боязно. Такое странное поведение мужа в первое время озадачивало Анну, но поскольку на все её расспросы Каренин или отмалчивался, или давал неясные ответы, она вскоре оставила свои попытки к сближению. Каким-то образом, Каренин ухитрялся не замечать или просто делал вид, что не замечает изменений в своей личной жизни. Даже женившись, он, по сути, так и продолжал жить привычками холостяка. Единственное исключение — в его доме появились новые жильцы — жена, а потом сын. Как-то раз он всё-таки решил попробовать сблизиться с родными и выразить свою любовь и нежность открыто, но, испугавшись кажущейся нелепости своих попыток, вновь замкнулся. Не найдя никакой поддержки у жены, он прекратил свои бесплодные попытки измениться. Если это никому не нужно, то зачем же ему тогда мучиться? Ломать себя? Его-то, собственно, и так всё устраивало. Со временем Каренин опять вернулся к своим привычным, иронично насмешливым подколкам. Разумеется, ему собственный стиль общения с близкими представлялся как-то иначе, а вот жену его вечные насмешки утомляли. Вся его жизнь — это метание между чувственными порывами души и сердца и рамок, навязываемых ему обществом согласно положению в нём. Над ним довлел извечный страх пересудов и насмешек, который мешал ему расслабиться и быть просто человеком, а не государственным деятелем. Быть просто человеком — та маленькая слабость, которую он, увы, никак не мог себе позволить. За глаза общественность прозвала Алексея Александровича «ходячим мундиром». Его несколько высокопарная манера держаться на приёмах казалось смешной. Например, княгиня Мягкая считала, что Каренин глупый и надменный. Остальных присутствующих попросту тяготила скованность и напряженность, исходящая от статной фигуры чиновника. Все представители бомонда были единодушны лишь в одном — его присутствие на балах навевало на всех холодную скуку. Впрочем, неприязнь эта была взаимной. Алексей не любил повышенного к себе внимания, блеск, шум, суету, поэтому старательно прятался от всего этого за привычной «маской» отчуждения. Каренин считал большим везением, если среди этой кутерьмы удавалось отвлечься дружеской беседой с кем-нибудь из знакомых или коллег. В их кругу он чувствовал себя не таким чужим и одиноким.***
Алексей Александрович вовсе не был наивным глупцом и, конечно, быстро догадался, что любви к нему Анна не испытывает. Он на это особо и не рассчитывал, не требовал от жены невозможного. Понимал, что у них была колоссальная разница в возрасте, мировоззрениях… но всё равно было очень горько и обидно. Старательно скрывая свои мучительные переживания от супруги, Алексей всё же свыкся с ситуацией и принял её. Он искренне верил, что самое главное — это его любовь к Анне, а ему будет достаточно и уважения. Тогда так жили многие, и это считалось нормальным. Наверное, любовь всё-таки существует, не может быть, что это всего лишь уловка авторов-романистов. В его личном понимании любовь — это жертвенность, которая проявляется в заботе и самоотречении. Нет, он вовсе не был бесчувственной и злой машиной, как однажды назвала его в пылу семейной ссоры Анна. Просто считал, что любовь должна проявляться в поступках и старательно претворял этот принцип в жизнь. Каренин полностью доверял жене, и она обладала полной свободой действий, никогда не была ограничена в средствах, но это её не радовало. Анне Аркадьевне не хватало ярких эмоций и настоящей любви. В противоположность мужу Анна была очень эффектной, открытой и жизнерадостной женщиной. В высшем свете на неё многие обращали внимание, и она несколько раз жаловалась Алексею Александровичу на нескромное внимание со стороны его коллег, но он отнёсся к этому заявлению с ироничной снисходительностью. Лёгкий флирт считался хорошим тоном в великосветской среде, своеобразной манерой общения. После рождения сына отношения между супругами несколько изменились и они чуть отдалились друг от друга. Анна наконец-то всю свою нерастраченную любовь и нежность отдала маленькому Серёже. Алексей особо не вмешивался в процесс воспитания мальчика. Где-то в глубине души он конечно же любил его, как наследника, как продолжение себя, но сторонился Серёжи, не зная, с какой же стороны к нему подойти. В любой непонятной ситуации он привык прятаться за спасительной маской сарказма и относился к сыну также холодно, насмешливо и сухо, как когда-то в своё время относились к нему самому. Серёжа уважал, но откровенно побаивался отца. Мальчик больше был привязан к матери и даже недолгая разлука с ней была для него очень болезненной.***
«Он вам не близок, он вам не нужен, но видит Бог, как я ему нужна…»
ария «Письмо к Карениной», мюзикл «Анна Каренина», 2016
Чтобы легче пережить уход жены, Каренин все свои силы направил в работу. После двух неудачных проектов, отношение к его деятельности на службе стало резко негативным. Да и к нему самому теперь относились с явным пренебрежением и насмешкой, но Алексей Александрович вновь проигнорировал тревожные звоночки. Он снова и снова пытался предложить вышестоящему начальству новые проекты, но от него лишь с раздражением отмахивались. Терпению недругов пришёл конец. После получения ордена «Александра Невского» Каренина вежливо попросили утихомириться и перекрыли возможность продвижения по службе. В карьере он достиг своего предела. Тогда Алексей решил, что теперь будет больше времени уделять сыну. К вопросу воспитания он отнесся очень серьёзно: закупил литературу, как следует её изучил, но вот с реализацией полученных знаний на практике начались проблемы. У него никак не получалось разбавить сухую педагогическую теорию любовью. Серёжа не шёл на контакт и откровенно побаивался отца. Уединяясь в своей комнатке, мальчик частенько грустил и даже плакал. Алексей замечал, что Серёжа очень подавлен, и его это беспокоило, но, как помочь сыну, не знал. К тому же, Каренин никак не мог разобраться в водовороте собственных чувств. Мальчик был для него живым напоминанием об Анне: те же жесты, взгляд, улыбка, интонации, но Алексей Александрович понимал, что ребёнок не виноват в преступлениях матери, и пытался быть терпимее и ласковее с ним, но получалось это не всегда. Он очень хотел перестать думать об Анне, но не мог. Алексей знал, что со временем ему удалось бы простить её, но жена не хотела ни исправляться, ни возвращаться к нему. Оказалось, что не срываться на Серёже было очень сложно. Для Каренина это был каждодневный подвиг преодоления себя. Ему приходилось прятаться от сына за спасительными дверями домашнего кабинета, когда разум снова затмевали эмоции обиды и гнева. Иногда Алексей ловил себя на неподобающе страстном желании мелко отомстить сыну и выместить на нём всю свою горечь и боль. Раздражение и злость на жену продолжали кипеть в его сердце, сводили с ума и сжирали изнутри. Из последних сил он продолжал держать себя в руках, повторяя про себя одну лишь фразу, что его маленький сын ни в чём не виноват.***
Письмо от Анны, которое ему принесла вездесущая Лидия Ивановна, окончательно добило Каренина. Его нервы и так были взвинчены до предела, а требования жены, в общем-то понятные, стали для него последней каплей. Больше не было сил сдерживаться, и Алексей Александрович сорвался прямо при графине. Слишком долго контролировал себя, чтобы не нагрубить сыну, прислуге, просителям, а теперь ещё и Лидии. А графиня, словно не замечая его нестабильного состояния, продолжала раздражать своим любопытством. Положа руку на сердце, в этот день ему вообще не очень-то и хотелось её принимать. Алексей Александрович, в принципе, ценил дружеские отношения с графиней, был ей очень признателен, ведь она единственная не отвернулась и поддержала его в трудную минуту. Ссориться с ней Каренин не хотел, но сейчас все женщины, просто как женщины, были страшны и противны ему. Хотелось побыть одному и ни с кем не разговаривать. Тем более, настойчивые ухаживания Лидии Ивановны уже начинали его тяготить. Эти приёмы были слишком хорошо знакомы ему по прошлому опыту. В этот раз выпроводить Лидию без скандала не удалось бы, и Каренин распорядился её впустить. — Алексей Александрович! Ну, наконец-то, мы с вами встретились! Так давно не удавалось пообщаться просто так, один на один, — Лидия Ивановна предвкушающе заулыбалась, — а у меня есть новости по вашему… деликатному делу! Представляете, эта ужасная женщина написала вам письмо! Держите! — Хм… от Анны? Зачем… вы его взяли? Передавать информацию через третьи руки это неправильно, — Каренин неторопливо подошёл к Лидии Ивановне, вежливо поцеловал ей руку и, указывая на кресло возле камина, предложил сесть, — лучше бы Анна отправила письмо непосредственно мне. — Она побоялась бы писать вам напрямую! — взволнованно защебетала графиня. — Как можно! Ведь теперь она такая низкая женщина, которая так виновата перед вами, — глаза графини заблестели от удовольствия, — друг мой! Вы должны прочитать письмо и дать ей ответ! — любопытная Лидия пыталась заглянуть в текст через плечо Алексея. Настырность графини уже начинала его тяготить. Алексей понял, что она попросту хочет вызнать содержание письма и посплетничать. Видимо, порядочность не позволила ей прочитать его втихую, а чисто женское любопытство не давало теперь покоя. — Спасибо за письмо, графиня! — как можно сдержаннее ответил он и, резко отвернувшись, подошёл к столу, пряча письмо в руке. — Ошибаетесь, Лидия Ивановна, теперь я никому. Ничего. Не должен. Хватит с меня… — ему надоело быть растерянным и ведомым. Некстати вспомнилась история с тёткой Анны. Как ловко та сманипулировала им, и вот, ситуация повторяется. Это ещё больше разозлило Каренина. «Ну, всё! Больше я этого не допущу!» — развернув письмо, он принялся бегло читать его. — Алексей Александрович, что там?! О чём она пишет? — Лидия продолжала кружить вокруг Каренина. — Прочитайте, прочитайте! И вам станет легче. Я могу дать дельный совет! Помогу составить ответ! — Не поверите, графиня, она пишет текст… — Каренин с трудом подавил нервный смешок — буковками! Удивительно, да? — обернувшись, он покачнулся с пяток на носки и, саркастически ухмыльнувшись, неожиданно расхохотался. — Совет… значит, я по-вашему глуп? Смешон? Да? Что вы от меня хотите? Ч-что вы все от меня хотите? А?! Письмо? За-зачитать вам письмо?! Да?! — истерично взвизгнул Алексей Александрович. — Почему вас это интересует? А? К чему это вам? Любопытно? Манипулировать мною вздумали? Легче мне от этого станет? Серьёзно? Так в этом уверены? Я… я в жалости не нуждаюсь! Я лишь об одном прошу… я прошу о соблюдении приличий! — Каренина накрыло волной неконтролируемых эмоций. Он и так слишком долго избегал разрушающих чувств, а неуемные и бестактные расспросы графини слишком больно резанули по сердцу, задели за живое — и, и п-потрудитесь, пожалуйста, запомнить, Лидия Ивановна, что моя жена — не ужасная женщина, — от внезапной вспышки гнева лицо Каренина покрылось пятнами, подрагивающие тонкие губы сердито сжались в одну линию. Сделав два шага вперед, он прищурился и, холодно вглядываясь в лицо Лидии, хрипло просвистел срывающимся голосом: — Никогда не думали, что, не уважая её, вы проявляете неуважение и ко мне? — покачав головой, он разочарованно протянул: — А всегда говорили, что якобы хорошо относитесь ко мне? То, что она совершила… это касается только нас двоих… надеюсь, это понятно? Скандал между мужем и женой — это наше личное дело. Если наша дружба… вам ещё дорога, прошу вас больше не поднимать эту тему! — замолчав, он попытался успокоиться и взять себя в руки. — Простите, простите мне мою грубость, Лидия Ивановна, — Каренин вздохнул и попытался смягчить внезапно прорвавшуюся наружу истерику. — С моей стороны это было недостойное поведение, но я устал… не могу больше! Я ни с кем не намерен обсуждать свои личные дела. Понимаете? Никогда! Даже с вами! — коротко сжав ей пальцы, он торопливо отвернулся. — Прощайте! — Я поняла, Алексей Александрович, — обиженно протянула графиня, — я всё прекрасно поняла! Что же, не смею вас утомлять! Надеюсь, когда вы остынете, то по-другому воспримите наш сегодняшний разговор. Думаю, вы потом оцените мои душевные порывы. Я вас прощаю и по-прежнему предлагаю принять любую мою помощь. Христианский долг велит мне поступить именно так. До свидания. — Да-да, графиня, — закатив глаза, тихо пробормотал Каренин. — Вы всё же сходите со мной на сеанс к ясновидящему, ландо? — Не знаю, как получится, графиня. Если живы будем… мне сегодня ещё с сыном уроками позаниматься надо… вы меня извините, Лидия Ивановна, я сегодня не могу продолжить нашу беседу и поэтому попрошу вас покинуть мой кабинет. До встречи! Ещё раз прошу извинить… «Она меня, видимо, за совсем полоумного держит… шарлатана какого-то предлагает. Хорошо же я себя в свете поставил, выгодно!» — губы Алексея вновь скривила сардоническая ухмылка. Закрыв за гостьей дверь, он опять развернул письмо и принялся судорожно перечитывать аккуратно написанные строки: «он меня любит, вам он лишь послушен, а мне открыта вся его душа… он вам не близок, он вам не нужен, но видит Бог, как я ему нужна!» — нервно расстегнув ворот сюртука, Алексей Александрович подошёл к креслу и, словно в трансе, пробормотал прочитанные строчки ещё раз вслух: — Он вам… не близок, он вам не нужен… — посмотрев на оторвавшуюся пуговицу, рассерженно швырнул её на пол, — но видит Бог, как я ему нужна… — взъерошив волосы, Алексей неожиданно всхлипнул. «Отдать сына… Боже!» — внезапно его ноги предательски подкосились, и он тяжело осел в кресло. Мысли лихорадочно заметались в голове: «Она права, я даже сына ненавижу, я сына видеть не могу из-за неё! А может пусть… возьмет себе его? Жалеть не буду я нимало! И в жизни больше ничего о ней тогда бы мне не напоминало?» — в висках нещадно заломило, словно раскалённой иглой прижгло нервные окончания.— «Боже мой, о чём я только думаю? Какой ей сын? Она с собой-то не справляется! Что там Серёжа у неё увидит? Метания матери между ним и любовником? А если она так и не сделает выбор? А если сделает, но не тот? А если сын им вдруг помешает? Ну, нет, этого никак нельзя допускать…. пусть мне с Сережей очень тяжело, но в такую обстановку я его не отпущу! Он и мой сын тоже. Всё! Решено!» — сердце обожгло острой болью. — «Я оскорблен, я уничтожен, я унижен, невыносимо состояние моё! Ну, допустим… это так! Только ребёнок ни в чём не виноват. Похож… слишком похож на неё. Надо найти к нему подход, надо…» — на этом мысли Каренина внезапно оборвались. Резко вскочив с кресла, он судорожно вздохнул и, слегка пошатнувшись, повалился на стол. В ушах раздался какой-то неприятный гул, звон, писк. Сердце отчаянно заколотилось, словно пытаясь вырваться на волю, дыхание сбилось от усиливающейся боли. Ноги стали ватными, непослушными, словно чужими. Крепко зажмурившись, Алексей Александрович судорожно смял в пальцах клочок письма и, ещё раз хрипло вздохнув, грузно съехал на пол и привалился к креслу. Сознание погрузилось в кромешную тьму. Падая, он потянул за собою скатерть, опрокидывая на себя бумаги, книги и перья. Робкие шаги замерли возле кабинета, и в дверь кто-то еле слышно постучал.