***
У врат Хельмовой пади столпились почти все выжившие: под командованием короля Теодена и Эомера рохиррим отправлялись назад в Эдорас. Не спешили лишь эльфы Лориэна, а так же трое из Братства: Арагорн, Тауриэль и Леголас. Все они сидели на коленях вокруг тела своего командира, Халдира. В его груди один из орков проделал дыру, и у великого эльфа уже не было шансов выжить, а в момент, когда находящиеся рядом Арагорн и Тауриэль с леденящими душу воплями кинулись к падающему командиру, тот уже испустил дух. Эльфы вокруг тела Халдира пели. Пели во славу Намо, чтобы тот помог его душе найти своё пристанище в чертогах Мандоса. Пели они долго. Слезы текли по щекам многих из них. Почти для каждого он был не просто командиром, а лучшим наставником, поддерживавшим всегда и везде, для многих — другом. Глаза Халдира были прикрыты, а на лице была гримаса полная боли. Он был весь в крови: лицо, руки, одежда. А ранее белоснежные волосы превратились в красно-коричневые сосульки. Арагорн склонил голову к земле, отчего мокрые чёрные волосы скрыли его лицо от чужих глаз. Он держал Халдира за холодную, измазанную в засохшей крови руку.***
— Ликуй, народ Рохана! — король Теоден стоял у врат, за которыми виднелись крыши Медусельда. — Над нашими землями пролилась наша кровь, но враг пролил больше. Сегодня и отныне, мужчины, женщины, дети, старики — все до единого, внимайте мне! Рохиррим едины, и никто и никогда не сможет сломить наш дух. Они могут пытать нас, убивать, истреблять весь наш род, но никому не убить нас. Они изувечат наши тела, но не смогут и притронутся к нашу духу. И никогда люди не падут на колени, не будут просить пощады! Мы будем биться, биться до последнего вздоха! И сегодня мы празднуем день, когда первая битва этой войны была выиграна. Выиграна благодаря мужеству и пролитой крови наших отцов, братьев, сыновей. Так помянем же их на этом пиру! Ликуй, народ Рохана! Люди свистели, кричали, плакали, радовались. До сих пор мало кому верилось, что они возвращаются домой. Люди толпой ринулись в город за своим королем.***
В чертогах Медусельда было тихо, но каждый знал, что тишина эта долго не продлиться. По залу разнесся громогласный голос Теодена, и все присутствующие встали: — Сегодня мы поминаем тех, кто пролил кровь защищая нашу страну. Слава павшим воинам! — Слава! — хором закричали люди, высоко вздымая кружки с элем над головой, последовав примеру короля. Настал последний момент тишины: залпом выпивая эль все предвкушали пир. Спустя какое-то время залы Медусельда оглушила веселая музыка, песни не очень трезвых рохиррим, смех, топот, и звук льющегося пива. В залах было тепло и уютно, в каминах горел огонь, а изнутри согревал эль. Тауриэль тихо сидела в углу, попивая из кружки вино, щедро предоставленное всем эльфам самим Теоденом. Вино в Рохане — редкость, поэтому придирчивая в этом плане Тауриэль старалась не обращать внимания на недостаточную выдержку и прочие минусы напитка. Конечно, воспитываясь при дворе у Трандуила волей-неволей станешь разбираться в вине. Она оглядела зал. Разносилось веселое пение Мерри и Пиппина, что танцевали, топая босыми хоббичьими ногами по столу. С самого утра у хоббитов праздник: в Изенгарде нашлись два бочонка их любимого табака, потом они наконец встретились с Братством, а теперь пир с неограниченным элем и публикой, что бесконечно способна слушать резвые ширские песни. С другой стороны послышались какие-то крики и одобрительное посвистывание. Когда люди слегка расступились, Тауриэль издалека заметила Гимли и Леголаса, пьющих эль, как видимо, соревнуясь. Вокруг обоих стояла целая гора пустых кружек, а Гимли после каждой новой слегка осипшим голосом приговаривал: — Что бы какой-то остроухий меня обыграл? Не бывать этому! Эллет невольно рассмеялась. Но чуть позже её взгляд упал на Арагорна, что в отличие ото всех не веселился, а наоборот был хмурым и напряженным. Когда дунадан проходил мимо стола, за которым расположилась эльфийка, она окликнула его. Арагорн присел рядом с Тауриэль. Легким движением руки она придвинула к нему бутылку того самого вина. — Не Дориатское, но все же. — Благодарю, — Арагорн плеснул бордовой жидкости в свою кружку и отведал напиток. — Что с тобой? Все ли хорошо? Чувствую, тебя что-то тревожит… — Мы выиграли битву, но не войну. Мы разгромили войска Изенгарда, но в Мордоре орков целые легионы. Если все народы Средиземья не соберутся вместе против общего врага, мы все падем, один за другим. — Я знаю. Но сомневаюсь, что это терзает тебя сейчас. Все дело в ней? В дочери владыки Элронда? — Эльфы… — покачал головой Арагорн. — Откуда вы все знаете? — Значит я права. Что с ней случилось? — Арвен уплывает на запад. Она будет в безопасности в Валиноре, но я не могу отпустить Её, не могу представить, что больше никогда Её не увижу… — его рука крепко сжала серебристый кулон на шее. — Если она уплывет в Валинор, есть шанс, что вы встретитесь в чертогах Мандоса… — пыталась утешить его Тауриэль. — Шанс есть, но он столь мал… — Не твоё ли имя на квенья — «Надежда»? — Ранее было моё. Но теперь я не вижу света во мраке. Раньше Вечерняя звезда освещала мне путь, но сейчас… — Estel. (прим. автора «Надежда» — в переводе с эльфийского, и второе имя Арагорна) — прошептала эллет, и допив последний глоток вина, ушла в неизвестном направлении.***
Пир окончен. Скоро первые лучи солнца разгонят тьму окутавшую бескрайние степи Рохана. Люди медленно разбредаются по домам после бессонной ночи, но всё же, вне замка почти невозможно встретить ни одну живую душу. Тауриэль, сбежавшая от шума и суеты праздника, созерцала начинавшее алеть небо со смотровой башни. Усевшись на парапете и свесив ноги вниз, она глядела вдаль. Столько мыслей крутилось в голове, столько всего нужно было осознать, обдумать… Смерть Халдира, поцелуй с Леголасом, слова Галадриэль, потеря последнего, что напоминало ей о Кили, его камня… Прошёл первый час, а может и второй уж минул, но эллет очнулась уже когда звёзд на небе не было, солнце стало виднеться на горизонте и утро полноценно вступило в свои права. Сзади послышались тихие шорохи и Тауриэль быстро оглянулась, машинально прикладывая руку к поясу с кинжалом. Это был Леголас. Она уже не удивляется, столько раз они встречались наедине во время закатов и рассветов, каждая встреча сопровождается необыкновенным разговором. Ирония судьбы… — Не стоит ли нам поговорить? — спросил он, присаживаясь на парапет рядом, и так же свешивая ноги. — Не думаю, — хмуро ответила Тауриэль. Какое-то непродолжительное время они просидели вслушиваясь в шёпот ветра, но мягкий голос Леголаса вновь разогнал тишину: — Я лишь хотел просить прощения за ту встречу в оружейне. — Многое мы в этой жизни вместе повидали, многое натворили и за многие поступки мы должны просить друг у друга прощения. Но в том, что произошло в крепости нет твоей вины. И могла ли там быть чья-то вина? — Так значит перед битвой мы не встречались в оружейне, и ничего там не было? — странно улыбнулся принц. — Пусть будет так. А потом, сливаясь с голосом ветра, запели их голоса. И пели они вдвоём эльфийские песни, что не передаются переводу. И сидели они на стене, созерцая рассвет, и пели, пели о чём-то светлом, чувственном, не поддающемся какому-либо описанию на нашем наречии. Лишь эльфийские слова могут выразить это. Под конец очередной песни, заключающей, Тауриэль положила голову на плечо Леголасу. От него приятно пахло терпким вином и элем. По его слегка затуманенному взгляду можно было сказать, что он немного выпил, но не будь Тауриэль свидетельницей того, как мирквудский принц спорит с Гимли «кто кого перепьет», никогда бы не поверила, что он выпил с дюжину кружек эля. Но всё же, запах алкоголя не отталкивал, а даже немного манил. Тауриэль тяжело вздохнула. — Ты помнишь нашу первую встречу? — спросила эллет. — Я мало что помню с детских лет, но все воспоминания столь тёплые и родные сердцу… — Конечно помню. Отец в тот день вызвал меня к себе в тронный зал и когда я прибыл, увидел стоящую у трона маленькую девочку, не более полутора сотен лет, с длинной рыжей косой, заплаканными глазами и идеальной осанкой. Владыка сказал, что отныне ты его воспитанница, и будешь обучаться боевым искусствам у меня. Я был столь потрясён. А потом, на первой же тренировке ты от меня сбежала в лес и вернулась совсем затемно, в изодранном платье, вся исцарапанная ветками. На следующей тренировке всё повторилось. И на следующей тоже… — Леголас рассмеялся. — Я помню, что почему-то боялась тебя. Ты мне не нравился. Глаза наверное слишком голубые. — Тауриэль не поднимая голову с мужского плеча засмеялась. — Сейчас хоть ты в лес не сбегаешь, когда я тебе что-то говорю, и на том спасибо! Вот помню как волновался за тебя. Ничего не изменилось. Только ты чуть-чуть подросла. А упрямости не убавилось! Тауриэль, засмущавшись, прикрыла лицо рукой, а принц всё не унимался: — Когда несколько тренировок подряд ты от меня сбегала и чуть позже, уже когда обучаться ты начала в пределах Лихолесья, и не у лесных оленей, а у меня, я всё же был уверен, что путного из тебя ничего не выйдет, и вырастешь ты лишь изнеженной дворцовой девой. Но кто же знал, что из таких маленьких непослушных проказниц вырастают столь прекрасные эллет? Щёки Тауриэль совсем раскраснелись от смущения.