Не твоя смерть

Слабые всполохи пламени озаряли каменные стены пещеры. Я сидела у самой кромки воды, скрестив ноги и наблюдая за причудливыми отражениями на ее зеркальной глади. Я всегда считала это место самым чудесным из даров природы, что мне, земляному червю, когда-либо удавалось увидеть. Подземное пламя вырывалось из небольших расщелин в каменном полу пещеры, никогда не угасая и не прекращая свой танец. Близкое расположение этой пещеры к поверхности позволяло свету луны (ведь я обычно бывала там по ночам) пробиваться через небольшие отверстия в потолке. Тонкие лучики серебристого света сплетались с изменчивым светом подземных огней, создавая в этом месте непередаваемую атмосферу: теплую, возвышенную, завораживающую. Сколько бы ни прошло лет с тех пор, как мы с Даралией впервые пришли сюда, глаз мой никогда не уставал от этой прекрасной картины. Я взяла в руку небольшой камешек, лежащий у моих ног. Он был холодным и острым, но очень приятно ложился в ладонь. Я невольно улыбнулась, вспомнив, как Дара складывала здесь небольшие башенки из камней, у самой кромки воды. В какой-то из книг она вычитала легенду, что если сложить такую в месте, где бьет подземный огонь, то твое желание непременно сбудется. Она строила их десятками. Я словила себя на мысли о том, что улыбаюсь и тут же погасила эту улыбку на своем лице. Это стало привычкой. После того, что произошло четыре года назад, мое лицо больше не было способно выражать эмоции так, как это было ранее. Паутина шрамов, исполосовавшая некогда симпатичное личико девочки-тифлинга, превратила меня в кривое отражение прежней Орианны. Я провела в лечебнице Рилса несколько месяцев. Это был долгий и болезненный путь восстановления, раны заживали медленно, порой воспалялись и кровоточили. Мне было тяжело двигаться, я не могла даже взять в руки кружку, не говоря уже о том чтобы сесть. Я не могла нормально есть, поэтому Хэйл кормила меня омерзительными жидкими кашами, с ложки, как малое дитя. Я быстро уставала, раны трескались и болели. Ни мать, ни отец больше не приходили меня увидеть. Единственным моим посетителем за три месяца стал Гарус, тот самый Гарус, что привел меня на эшафот. Он явился через несколько дней после того, как я пришла в себя и холодным тоном зачитал мне указ Круга о том, что я, получив свое наказание, более не являюсь виновной. Что Haz ждет, когда я смогу вернуться к своему обучению и что, ввиду «сложившихся обстоятельств», моя Инициация отложена на неопределенный срок. Затем он просто повернулся и вышел, не дав мне и шанса спросить что-либо. Первое время я, привыкшая к движению и постоянным тренировкам, сходила с ума, лежа в своей больничной койке. Однако же, этого времени с лихвой хватило, чтобы обдумать сложившуюся ситуацию и понять, что мне делать дальше. Я знала, что те, кто получает наказание в полном объеме, более не считаются виновными по нашим законам. Однако же, на практике, я была «девочкой, которая хотела сбежать» и я понимала, что снова провернуть нечто подобное в ближайшее время мне не удастся, особенно в моем состоянии. Поначалу мысли мои скакали от одной цели к другой. Я то хотела мстить этим идиотам, перерезать глотку каждому, кто стоял и смотрел как меня превращают в изуродованный кусок мяса, то готова была пытаться бежать и искать Даралию, сама не зная где и как. Я думала о Даэтлине и о том что он сделал. Я ненавидела его так сильно, как только вообще могла. А затем на меня накатывала волна апатии и ощущения тщетности любых моих попыток что-то изменить. Тем не менее, через какое-то время мне удалось успокоиться и обуздать свои эмоции. Моим единственным шансом когда-либо снова увидеть Даралию было лишь сотрудничество. Я должна была усыпить их бдительность, заставить их поверить, что Асмодей имеет надо мной власть. Так я могла достать информацию, так я могла найти возможность бежать. Но в первую очередь, мне нужно было самой прийти в себя. Я была разрушена, разбита, внутри и снаружи. И мне нужно было время. Когда Рилс снимал повязки с моего лица, он не давал мне взглянуть на себя. Только через два месяца я впервые смогла в полной мере оценить, во что меня превратили мои сородичи. К тому времени я, хоть и с трудом, но уже могла подниматься с постели самостоятельно и порой совершала небольшие прогулки по своей комнате. Но в этот раз я хотела узнать что-то у Рилса и, поднявшись, направилась в его кабинет. Его не было внутри, как и Хэйл. На столе громоздились какие-то банки и склянки, наполненные сушеными травами, мазями и жидкостями непонятного мне назначения. Там приятно пахло и в камине горел огонь. Значит, они должны были скоро вернутся.Над камином я увидела висящее на стене металлическое зеркало в витиеватой оправе. Поборовшись с искушением несколько мгновений я сдалась и медленно подошла поближе. Повязки все еще скрывали большую часть моего лица, хоть глаза и рот были открыты. Я знала, что Рилс рассердится, если я сниму их сама, но я хотела наконец увидеть, как я выгляжу после случившегося. Я думала, что готова. Результат превзошел все мои ожидания. Когда последняя полоска ткани упала к моим ногам и я подняла взгляд, то из зеркала на меня смотрел некто совсем другой. Ее лицо осунулось и сильно похудело, она выглядела изможденной и уставшей, а через все лицо пролегла сеть едва затянувшихся рубцов. Один из них вертикально пересекал левый глаз, словно бы чудом не лишив ее зрения. Другой отчетливо прочертил правую щеку. Третий тонкой нитью тянулся через все лицо, взврезав переносицу. Четвертый задел губу. Пятый прочертил линию от уха до шеи. Множество более мелких шрамов покрывали лицо и шею. Я понимала, что мои брови поползли вверх от удивления, но отражение не показало мне то выражение лица, что я привыкла видеть. Оно искривилось и распалось, отразив лишь уродливую маску и я в ужасе отшатнулась, налетев на стул и чуть не упав. Я подняла руки и кончики пальцев нащупали еще чувствительные рубцы на коже. Это была правда, зеркало меня не обманывало. Я так и стояла там, осторожно касаясь кончиками пальцев своего нового обличья, замерев, почти не дыша и устремив взгляд в потрескивающий в камине огонь. Там, среди языков пламени сгорало все то, что я знала до этого. Мир рассыпался вокруг меня и снова складывался из мелких осколков, но общая картина уже была не такой как прежде — словно какие-то мелкие части поменяли местами. Уловить разницу было невозможно, даже зоркому глазу ее не заметить, но, тем не менее, все стало иным. Через несколько минут вернулся Рилс, неся в руках какую-то кипу книг и свитков. Он открыл дверь плечом и замер на пороге, уставившись на меня.  — Тебе повезло, что ты не лишилась глаза, — тихо сказал он. — Тот, кто наносил удары, явно знал свое дело. Я подумала о том, что даже не видела лица своего палача. Судя по словам Рилса, я должна была быть ему благодарна. От этой мысли злость вспыхнула во мне, как промасленная щепка.  — Повезло? Ты называешь это везением? — я резко повернулась к нему. — Может мне еще пойти спасибо им сказать? Посмотри, что они сделали со мной! Они забрали у меня все: свободу, Дару, мое лицо, — поток слов лился из меня, словно какая-то чаша внутри переполнилась до краев, а Рилс лишь спокойно смотрел на меня и слушал. — Мы почти сбежали! Нам почти удалось! Если бы не этот ублюдок, settza, провались он в Бездну, мы бы были уже далеко отсюда. Мы могли бы быть счастливыми, мы могли бы быть свободными. У нас была мечта, Рилс… Мы хотели жить нормальной жизнью, не причиняя никому вреда, разве это так много? Почему мы родились такими? Почему должны всю жизнь нести бремя этого наследия на своих плечах? — мой голос срывался на крик.  — Мне очень жаль, Орианна, — спокойно и твердо произнес Рилс, опуская, кипу книг на ближайший стул у двери. — Но это твоя реальность и тебе придется с ней смириться. Еще ярче. Огонь обжег мое горло и лицо мое исказилось в гримасе боли и злобы. Я видела, как лицо лекаря дрогнуло на мгновение. Рука моя нащупала стоящую на столе склянку и я со всей силы запустила ею в Рилса. Движение отдалось резкой болью в спине и я промахнулась. Склянка разбилась о стену рядом с ним и какая-то смесь сушеных трав облачком рассыпалась в воздухе.  — Rez atz erodreiz, — выкрикнула я проклятие ему в лицо. Огонь в камине вспыхнул алым, окрасив комнату в цвета закатного солнца. Я в ярости смела со стола все, что попалось мне под руку. Еще несколько склянок разбились об пол, кипы бумаги разлетелись по кабинету, несколько из них попали в камин и сразу же загорелись. Звон бьющегося стекла мелодично рассыпался по комнате и что-то внутри меня отозвалось на этот звук таким родным и знакомым металлическим звоном. Я вцепилась в край стола и опустилась на колени, а из груди моей вырвался крик столь отчаянный, на который я только была способна. И затем воцарилась тишина, прерываемая лишь слабым потрескиванием огня в камине, что медленно терял алый оттенок и вновь становился тепло-золотым. Рилс еще немного постоял в дверях, словно решил убедится, что я закончила свое представление и затем подошел ко мне. Осколки стекла хрустели под подошвами его ботинок. Он присел на корточки рядом со мной и осторожно взял меня за запястье, отрывая мою руку от стола и разворачивая меня к себе.  — Посмотри на меня, девочка, — сказал он. Я нехотя подняла на него взгляд. Мне уже было не по себе от всего того, что я ему высказала. Вдруг он доложит об этом отцу? Или в Круг? Вдруг они решат, что если меня посещают такие мысли, то наказание было недостаточно суровым? Рилс, похоже, заметил испуг в моих глазах и мягко улыбнулся мне:  — Послушай внимательно, то что я тебе скажу, но не злись и постарайся меня услышать, — он понизил голос практически до шепота. — У вас не было ни шанса. Вы ничего не знаете о мире за пределами Хелгабала. Люди ненавидят таких как вы, везде, от Дамары до Калимшана, от Моря Падающих Звезд до Моря Мечей. Вы бы не выжили там, где каждый второй хочет поднять вас на вилы. У вас нет ни денег, ни умения их заработать, — он с силой сжал мое запястье и я зашипела от боли, но не отвела взгляд. Рилс продолжал, — Если ты хочешь еще хоть раз ее увидеть, то будь умнее. Будь хитрее. В тебе есть огонь, девочка. Не дай им его погасить. Затем он отпустил мою руку и поднялся, как ни в чем не бывало:  — Возвращайся в свою комнату. Ну и бардак же ты здесь устроила, — он растерянно оглядел усыпанный бумагами и осколками пол. Я разжала ладонь и покрутила в пальцах острый камешек. Я часто задумывалась о том, что Рилс, пожалуй, был лучшим из людей, которых я когда-либо знала. Мне было любопытно, почему он вообще работал на Ашмодай. «Хотя, не все мы здесь по своей воле,» — мысленно усмехнулась я и подняла взгляд на тонкие струйки серебряного света, бьющие из моего каменного небосвода. Однажды утром Рилс зашел ко мне, когда я делала утреннюю разминку. Прошло три месяца с моего наказания и я уже могла достаточно свободно двигаться, хоть спина моя, по словам моего лекаря, все еще напоминала «кусок рубленного мяса». Я остановилась и взглянула на Рилса. Тот едва мне улыбнулся, но его улыбка быстро погасла:  — Только что пришло сообщение из Haz. Они ждут тебя назад сегодня. По моей спине пробежал холодок. За эти несколько месяцев я привыкла к уютной комнатушке на задворках дома Рилса. По утрам через непрозрачные окна сюда пробивался рассеянный солнечный свет. Здесь было тихо и уединенно. Здесь я собирала себя по частям. Я знала, что в один день мне придется покинуть это место, но, пожалуй, я не могла быть полностью к этому готова.  — Когда?  — В полдень. Я кивнула. Рилс еще постоял несколько мгновений, будто собираясь еще что-то сказать, но затем просто молча вышел, затворив за собой дверь. А я стояла среди залитой мягким золотым светом комнаты и мысленно делала последние стежки на своем перекроенном вдоль и поперек сознании. Я знала, что мне делать дальше. За эти три месяца я, во многом благодаря словам Рилса, пересмотрела свои убеждения. Я поднялась на ноги. Огонь плясал вокруг меня, заставляя мою тень причудливо изгибаться и принимать совершенно невообразимые формы. Я замахнулась и бросила камень в самую середину подземного озера. На прощание Рилс сказал мне лишь одно:  — Будь осторожна впредь, девочка. И помни — береги огонь.